––––– Причал ––––– Просто ––––– Ритмы ––––– Мостки ––––– Брызги ––––– Аврал


Рита Бальмина
Узбек
Рассkа3kа

In vino veritas?..

– Правда, он похож на ходжу Насреддина?
– А ты что, видела этого ходжу? – Ник порылся в пепельнице, достал бычок подлиннее и начал долго чиркать несговорчивыми американскими спичками. На его небритой, усатой, опухшей от пьянства роже зрело недовольство. Наконец удалось – и он с жадностью затянулся раз, другой. Но тут Светка ловко вынула окурок из его трясущейся десницы и сама присосалась.
– Ну вот, всегда так...
– Колька, не брюзжи – ты же добрый бурлак.
– А ты и рада попользоваться моей добротой...
– Заткнись, я за квартиру плачу, а ты не просыхаешь второй месяц. Сходи уже поработай, хватит надираться с Узбеком. Надоело его морду узкопленочную регулярно видеть.
– А когда он жратву из гросера приносит – уплетаешь и помалкиваешь. Ах! Шара подкатила... Знаешь, как он намедни прокололся? Он же как ворует: за одну баночку расплачивается, а остальное в своих глубоких карманах так уносит. А тут у него кошелек провалился на дно, ну, и пришлось за все заплатить. Едва наскреб... Даже оставил что-то, кажется.
Ник небрежно смахнул с импровизированного стола, а точнее, с заваленного объедками стула наглого зеленоватого чертенка, усевшегося на пустую банку "Саппоро" и норовившего плюнуть оттуда в пепельницу, и продолжал:
– Мне кажется, эти афганцы давно знают, что он вор, но жалеют его. Он платит частично, а цены ведь всегда рассчитаны так, чтобы покрыть воровство...
– Это ты мне, бухгалтеру, вешаешь про цены... А он так и живет на "бодварке"?
– А куда он денется? Ты ж его не приютишь. Повезло мне с тобой, Светка, в Америке.
– Зато мне АМЕРзко тут очень – и спиваются все. Думала приеду, упаду на хвост какому-нибудь миллионщику завалящему... ну, в смысле, солидному, а вместо этого тебя – урода себе на шею посадила. Я ж тебе в матери гожусь. Не стыдно тебе?
– Ты же у меня красавица – сфальшивил Ник.
– Да, особенно сейчас с фингалом.
– А нечего было встревать, когда мужики спорят. Двое в драку – третий в сраку.
– Иди ты на...
– Узбек же в меня целился, а ты под руку подвернулась.
– Я тебя защищала, котенок. – Светка оседлала развалившегося на матрасе Ника и стала его целовать в пивной живот, который у косматого двадцативосьмилетнего великана был, как у солидного сорокалетнего мужика. Светка же в свои сорок шесть выглядела очень молодо, потому, что маленькая болонка до старости щенок. Она и была на болонку похожа: короткие рыжие кучеряшки, визгливый голосок, вздернутый носик-пуговка, красные глазки навыкате... Три года нелегальной эмиграции. С Ником по пьяной лавочке переспала, а потом втянулась. Так и пашет теперь за двоих. Вот только что напахать может худосочная кляча-нелегалка? Если бы Узбек не подкармливал зимой своим воровством, совсем худо было бы. А Николай конкретно спивался. Просто на глазах. На Украине у него была семья. Случайными заработками он обеспечивал жене и дочери нормальное существование в Лубнах, а сам катился ко всем чертям, которые окончательно обнаглели, лазили по Светкиной кровати, дергали спящего Колюню за нос среди ночи. Терпел: в приймах жить не подарок, но на работу ходить все тяжелее и невозможнее.
– Узбек должен был в два прийти. Жрать охота уже. Где его черти носят? – Ник сказал и нервно покосился на руины тумбочки, из ящика которой выглянула наглая косорогая харя и, высунув язык, принялась ловить тараканов и грызть их, как семечки. Ника стало подташнивать от отвращения, но Светка продолжала развратничать, неугомонная. Оставалось терпеть и голод и чертей с тараканами, и оральное изнасилование, которое, кажется, скоро иссякнет и сойдет на нет само по себе, от полной бесперспективности. Наконец-то раздался характерный узбекский стук в темный бейсмент на Шестом Брайтоне, в котором кроме двуспального матраса, кривоногого стула, заменяющего стол и обшарпанной покосившейся тумбочки ничего не было. И все это было завалено пустыми бутылками от вина и водки, еще более пустыми банками от пива, объедками, тарой. Нику все время казалось, что черти гадят прямо в комнате. Он то и дело наступал на продукты их жизнедеятельности. Светка оторвалась от самой почитаемой ею части тела Ника, вытерла губы и пошла открывать. Ввалился Узбек в большой и широкой куртке, как бы с чужого плеча.
– Чего так долго? Мы тут чуть с голодухи не передохли. Нищая страна все-таки эта Америка вместе с ее Нью-Йорком!
– Так я, того, в сабвее заплутал. Мне сказали, что с этой станции неразборчивой надо на трейне "Ф" добираться. Я стою, значит. Долго так стою, жду, значит. А идут какие-то другие. Ну потом спросил, а мне и говорят, что тут только "Ф" и ходит...
– Так чего не садился? – Светка деловито доставала харчи из-под подкладки узбецкой куртки и компоновала на стуле.
– А я такой "Ф" ждал, русской. – Узбек поднялся во весь свой невысокий рост и подбоченился, как для исполнения частушек или казачка, и очень похоже изобразил означенную букву, причем щеки раздул тоже "Ф"-образно. Ник увидел краем глаза, что чертенок в тумбочном ящике тоже заржал вместе со всеми и плюнул в Узбека останками рыжего таракана. Началась пьянка, постепенно шумнея. Узбек в сто первый раз радостно рассказывал про свой трехэтажный дом в Самарканде, из-за которого он и поехал на заработки.

– Очень много денег должен! Очень! Там трудно было заработать.
– А здесь легко? – Ник с опаской посмотрел на тумбочку.
– Если так, как ты, вкалывать, Колюня, везде можно с голоду подохнуть, даже у нас в Иркутске, – съязвила Светка и хлебнула водки прямо из бутылки.
– Э-э-э, ты совсем озверела, – запротестовал Ник, но в это время мелкий нахальный чертяйло подкрался к бутылке, охватил ее лапами, и попытался сдвинуть с места. Ник вырвал бутылку у черта, заодно и Светке помешал еще раз из горлышка хлебнуть.
– А мне сегодня сумасшедшая белка дорогу перешла, – вздохнул Узбек, – медлительная, как бы обкуренная. Я даже остановился, чтобы ей дорогу уступить.
– Это была белка Ника! – Светка попыталась обнять своего бурлака, но он обиженно оттолкнул ее сморщенные жилистые ручонки.
– Нет, правда. Ты же сам говорил, что уже чертей видишь...
– Да, нет, ну, белка, как белка, но, мне показалось, что это не к добру.
– Ладно, чего дрейфишь, не кошка же, не черная же... – Светка снова попыталась отхлебнуть из горлышка, но Коля опять успел проследить за порядком.
– А мне как-то весь день тревожно было. В гросере подумал, что сегодня точно поймают. Я этой белке чертовой чуть на хвост не наступил. А почему водки и пива так мало взяли?
– Так деньги кончились. Со мной Сарка только в пятницу расплатится. Она вообще-то добрая, не то, что эта змея Рэйшел, у которой я раньше убиралась – вот сука, следила за мной, еще и не доплачивала. А у Сарки лучше, хоть и шестеро дебилов мал мала меньше...
– Ник, а почему ты не ищешь работу? Эдак скоро вместе со мной под мост на "бодварк" перекочуешь. Сел на шею бабе и ножки свесил... У нас на востоке таких мужиков презирают... Мы ж договорились: я хавку приношу, а вы пойлом обеспечиваете – Узбек выпил залпом целый стакан. Ник увидел на левом плече узбека белку с рожками и сам не понял как, очень уж быстро все произошло, запустил в нее пустой бутылкой и попал в голову ходжи. Тот схватил Ника за грудки и они немного поборолись в обнимку под визгливый вой Светки, забившейся в угол. Каким образом длинный хлебный нож оказался в трясущейся руке Ника, никто уже никогда не вспомнит, но удар пришелся в живот. Коля отпрыгнул и упал на матрац. Чертята, удобно отдыхавшие на грязном покрывале, бросились врассыпную. Узбек покачнулся, но так и остался стоять на коленях, разглядывая, как по его грязно-желтой рубашке вокруг черной рукоятки ножа расползается кровавое пятно.

Все публикации Риты Бальминой на "Яхте"
Отозваться в Бортжурнале
Высказаться Аврально