ПростоРитмыХиханькиГеоМосткиБрызгиБангкокАвралЛингва ФранкаЧтенияДневники — "Яхта 'Лопе де Вега'"

DV aka Ведьма:

В ЧИСТЫЙ ПОHЕДЕЛЬНИК


(Наглая фантазия по мотивам рассказов Ивана Бунина "Митина любовь",
"Чистый понедельник" и романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита")

A farewell to *****


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:

  • МИТИНА ЛЮБОВЬ

    • Митя
    • Катя
    • Директор
    • Мать Кати
    • Протасов

  • ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

    • Он (Александр)
    • Она (Маргарита)
    • Алый Пьеро
    • Дворник/Половой

  • БАЛ У САТАНЫ. ПОРА!

    • Воланд
    • Коровьев
    • Бегемот
    • Азазелло
    • Гелла
    • Понтий Пилат
    • Фрида
    • Марго

"И отъезд Мити был решен".
И. Бунин: "Митина любовь".
"Я хочу попрощаться с городом – прокричал мастер".
"Туда, туда. По этой дороге, мастер, по этой... Прощайте! Мне пора."
М. Булгаков: "Мастер и Маргарита".

INTRODUCTION

(Выходят Воланд, Коровьев, Бегемот, Гелла, Азазелло. Становятся галочкой, во главе которой Воланд: фрак, полумаска, плащ. Коровьев: клетчатый пиджак, жокейская кепочка, etc. sound: NAU:"Князь тишины". "Дивертисмент" – INTRO. Воланд и СВИТА гипнотизируют зал.)

Воланд:
Кресло мне.
Бегемот:
Да, мессир. (выкатывается офисное кресло на колесиках).
Воланд:
Скажи мне, любезный Фагот, как, по-твоему, ведь московское народонаселение значительно изменилось?
Коровьев:
Точно так, мессир.
Воланд:
Ты прав. Горожане сильно изменились,.. внешне, я говорю, как и сам город, впрочем. О костюмах нечего уж и говорить, но появились эти... как их... автомобили... метро...
Азазелло:
Пчелиная почта...
Бегемот:
Это называется "сотовые телефоны", Азазелло.
(ГОЛОС из-за кулис:"Иностранный артист выражает свое восхищение Москвой, выросшей в техническом отношении, а также и москвичами.")
Воланд:
Разве я выразил восхищение?
Коровьев:
Никак нет, мессир, вы никакого восхищения не выражали.
Воланд:
Так что же говорит этот голос?
Гелла:
А он попросту соврал!
Бегемот:
Поздравляю вас, гражданин, соврамши! (вверх, в воздух)
Воланд:
Но меня, конечно, не столько интересуют эти "Мерседесы", телефоны и прочая...
Азазелло (кобура с пистолетом, куриная кость):
Аппаратура!
Воланд:
Совершенно верно, благодарю... сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?
Коровьев:
Да, это важнейший вопрос, сударь.
Воланд:
Однако мы заговорились, дорогой Фагот, а публика начинает скучать. Покажи нам для начала что-нибудь простенькое.
Коровьев:
Что прикажете, мессир?
Воланд:
Предположим, из предпоследнего визита. Из той истории про Митю (встает, тяжело смотрит на Коровьева, тот отступает) и Катю. (С противоположной стороны входит Катя). Я не помню, чем закончилась тогда эта история.
Бегемот:
А это надо спросить у Азазелло. Он большой дока в спецэффектах.
(Азазелло достает пистолет, направляет его на Коровьева)
Гелла:
Мессир, эту историю рассказал вам один талантливый литератор.
Воланд:
Как бишь его?..
Коровьев:
Иван Бунин, мессир.
Воланд:
И что мы даровали ему?
Гелла:
Вы даровали ему (Свита вместе): ПОКОЙ.
Воланд:
Покой. Подожди, Азазелло. Я хочу вспомнить этот сюжет. (Азазелло убирает пистолет) Назад, Митя, туда, где нет еще "пчелиной почты" и Храм (указывает на задник) не только не восстановлен, но и не разрушен. (Митя с Катей уходят). НАЗАД! (Свита отступает). Марго ко мне! (Входит Маргарита).
Марго:
Вы звали меня, мессир?
Воланд:
Королева готова к балу?..
Бегемот:
...Однако позволю себе почтительнейше напомнить, что в этом городе сейчас зима, мэтр.
Воланд:
Любезный мой Бегемот, ты, кажется, забыл, что для нас это самое несложное из всего.
Азазелло:
Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит найти уголочек для майского полнолуния...
Гелла:
... где-нибудь между 28-м и 29-м февраля...
Воланд:
...Так готова ли к балу королева?
Марго:
Все всегда готовы ко всему в вашей свите, мессир.
Азазелло:
Умница Маргарита.
Воланд:
У нас скоро будет пополнение, королева.
Марго:
Я готова встретить их, мессир!
Бегемот:
Свистнуть надо, мессир, свистнуть!
(Sound: Коровьев свистит + "Ария со свистом" Арриго Бойто, "Мефистофель". Воланд со свитой растворяются).

"МИТИНА ЛЮБОВЬ"
(Sound: "И отъезд Мити был решен. В Москве его последний счастливый день был девятого марта. Так по крайней мере казалось ему". Morricone: "Sicilian clan").

Протасов:

(об руку с Матерью Кати): "Они с Катей шли в двенадцатом часу утра вверх по Тверскому бульвару".
Марго:
(под руку с Ним): "Зима внезапно уступила весне, на солнце было почти жарко".
Гелла:
(под руку с Азазелло): "Как будто правда прилетели жаворонки и принесли с собой тепло, радость".
Александр:
"Все было мокро, все таяло, с домов капали капели, дворники скалывали лед с тротуаров, сбрасывали липкий снег с крыш, всюду было многолюдно, оживленно."
Мать Кати:
"Вдали с благостной задумчивостью высился Пушкин, сиял Страстной монастырь."
Бегемот:
"Но лучше всего было то,.."
Азазелло:
что Катя, в этот день особенно хорошенькая,..
Протасов:
вся дышала простосердечием и близостью,..
Марго:
часто с детской доверчивостью брала Митю под руку...
Гелла:
и снизу заглядывала в лицо ему,..
Александр:
шагавшему так широко, что она едва поспевала за ним".
Катя (Шаль, муфта, беретка. Выходит вместе с Митей):
...Ну, слушай же, слушай. Это – то, что я, наверное, буду читать на своих выпускных экзаменах!.. "Девушка пела в церковном хоре..."
Митя:
Снова эта театральная школа! Твой директор только понапрасну кружит тебе голову похвалами. Очень интересно: в этот Великий пост он занимается с тобой еще и отдельно. Хочет блеснуть тобою на экзаменах?
Катя:
А я все равно даже ради тебя не откажусь от искусства. Может быть, я и гадкая, как ты часто говоришь...
Мать:
Кати (Гелле): ... хотя Митя никогда не говорил ей этого...
Катя:
...может, я испорченная, но бери меня такую, какая я есть...
Митя:
...Договорились! Беру! Сейчас же, прямо здесь, около Пушкина! Только ничего больше не говори! (кружит ее в объятиях, смеется).
Катя:
Боже мой, Митя, ну, не будем ссориться, перестань ты меня ревновать хоть нынче, в такой чудный день!
Митя:
Кто ревнует? Я ревную? Мечтательница!..
Катя:
...Как ты не понимаешь, что ты для меня – все-таки лучше всех, единственный?.. (манерно): "Меж нами дремлющая тайна, душа душе дала кольцо..." (протягивает Мите открытую ладонь).
Митя:
(закрывает Катину ладонь, возвращает ей): Мне нравится это "все-таки"! (Обиделся, отошел, Катя взяла под руку, со второго раза помирились).
Мать:
: Понимаете, друг мой, Катя нередко проявляла себя то в одном, то в другом более взрослой, чем Митя, нередко выказывая свое превосходство над ним, и он...
Гелла:
Я догадываюсь. Он воспринимал это болезненно, как признак ее тайной порочной опытности. В общем-то правильно воспринимал...
Митя:
(смеется): Бога ради, Катя! И эту-то манерность, этот "внезапно" понижаемый голос, деланную обольстительность, с которой ты заглядываешь мне в глаза, и эту вечную задумчивость российских барышень, модную со времен Татьяны Лариной, вы в своей студии Художественного театра называете "системой"?
Катя:
Смеешься?
Митя:
Когда смешно – что ж мне, плакать прикажешь?
Катя:
Как ты забавно, с какой-то милой мальчишеской неловкостью растягиваешь рот, когда смеешься. (Митя отступает. Катя оборачивается, проверяя произведенный эффект). Не обижайся, за эту-то улыбку я и люблю тебя. Да вот еще за твои византийские глаза... Митя, сними очки. Пожалуйста... (Тянется к Митиным очкам).
Митя:
(отворачивается): Что до мальчишества, что в этом отношении мы, кажется, недалеко ушли друг от друга. А на византийца я похож так же, как ты... на китайскую императрицу Цы Си. Вы там все просто помешались на этих Византиях и Возрождениях... Очки же не для того, чтобы... (Поворачивается к Кате, она снимает с него очки, "looks him deep in the eyes"). Катя! Вот это, действительно, ребячество! Отдай же! (Катя вздыхает, отворачивается, отдает очки, Митя надевает их) ...Вообще, не понимаю я твоей матери!
Мать:
А кто из них и когда понимал матерей, особенно, чужих?
Катя:
Что ж, ты бы на ее месте меня в терем запер?
Митя:
Ну, в терем, не в терем, а просто на порог бы не пускал всю эту "артистическую богему", всех этих будущих знаменитостей из студий и театральных школ...
Гелла:
Ну, еще бы! Она сама ведь говорила ему, что этот, как его?..
Мать:
Буковецкий!
Гелла:
Да! Он звал ее ужинать в Стрельну, а вот еще какой-то другой...
Мать:
Егоров, наверное.
Гелла:
Вот именно. Так вообще предлагал лепить Катю голую,..
Митя:
...В виде какой-то умирающей морской волны, и ты, конечно, страшно польщена такой честью! (Делают две волны: первая – нормальная, вторая – "умирающая").
Катя
(подходя к матери): Вы, Митя, вообще рассуждаете о женщинах по Домострою. И из вас выйдет совершенный Отелло. Вот уж никогда бы не влюбилась в вас и не пошла за вас замуж!
Митя:
Милая Катя, женщина, которая обо всех видах человеческих отношений судит в категориях "влюбиться" и, тем более, "пойти замуж", на этом самом Домострое и воспитана, и только и мечтает, что в терем, если не сказать в гарем...
Катя:
Деспот и мещанин!
Митя:
Джульетта из Нижнего Новгорода!
Катя:
Да как вы смеете!..
Митя:
Правду говорить легко и приятно.
Мать:
Дети, дети... А я вот не представляю любви без ревности. Кто не ревнует, тот, по-моему, не любит.
Катя:
Нет, мама, ревность – это неуважение к тому, кого любишь. Значит меня не любят, если мне не верят.
Митя:
Катя!..
Мать:
А вы что скажете, уважаемая Гелла?
Гелла (встает, становится между Митей и Катей):
Один мой хороший знакомый... консультант... говорит, что ревность и есть любовь. Он читал мне это наизусть из какой-то книги. Там это было очень хорошо доказано и даже с примерами из Библии, где сам бог называется...
Митя:
...ревнителем...
Катя:
...и мстителем.
Воланд:
Я хочу видеть этих детей в своей свите.
Гелла:
Мессир, вам стоит это только приказать.
(Митя уводит ГЕЛЛУ. Катя уходит в другую сторону)
Мать:
: Что же до Митиной любви, то она теперь почти всецело выражалась только в ревности. (уходит)

ЭКЗАМЕН.

(Дивертисмент – русский танец с подсолнухами под "Конфетки-бараночки", переходящий в оргиастическую пляску типа ночи на Ивана Купалу. Боярские платки снимаются, под ними сарафаны трех цветов на голые плечи, как обычно; юноша в картузе – Марго).

Митя:

И ради вот этого-то "искусства" она не хочет быть все время со мной? Да это какое-то массовое безумие! И кто еще этот вульгарный молодчик в картузе?!
(Марго подходит вплотную к Мите, сдергивает картуз, встряхивает волосами)
Марго:
А этого тебе пока не надо знать,.. красавчик. Время твое не подошло. (Гладит его по щеке) Дай-ка я тебя поцелую.
Митя:
(Отталкивает Марго в ужасе): Ведьма! (Марго хохочет) Катя! Катя, не заигрывайся! Не зря актеров раньше хоронили за оградой! Катя, не играй в ведьму, это... Это – серьезно, Катя.
Гелла:
Не слушайте его, барышня. Вы-то играете в ведьму, а он – в любовь. От этих игр всегда страдают в первую очередь женщины.
Катя:
"Девушка пела в церковном хоре..."
Директор:
Катя, поменьше читки. Не играй, а переживай.
Катя:
"Девушка пела в церковном хоре..."
Директор:
Детка, это Блок, а не какой-нибудь... Полонский.
Катя:
"О всех усталых в чужом краю..."
Директор:
Ты, девочка, должна гореть жарким румянцем, когда это читаешь, смущением пылать. И пусть голосок твой иногда срывается, а дыхания не хватает. Именно это и трогательно. О-ча-ро-ва-тель-но!
Катя:
"Девушка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю..."
Митя:
(с другого края сцены): Нет, это нестерпимо. И ужаснее всего эта смесь ангельской чистоты и порочности, которая в ней, в этом ее белом платье!..
Директор:
Так и надо. Все ведь было продумано.
Гелла:
"Полумонахиня – полублудница..." За это ты ее и любишь, Митя. Поэтому и сходишь с ума.
Катя:
Все это было, было, было,
Свершился дней круговорот.
Какая ложь, какая сила
Тебя, прошедшее, вернет?
В час утра, чистый и хрустальный,
У стен Московского Кремля
Восторг души первоначальный
Вернет ли мне моя земля? Все:
БРАВО! (Митя закрывает лицо руками).
Гелла:
Держи, девочка. Это цветок папоротника. Первый приз. (Подает ей алый цветок).
Марго:
Присоединяйся к нам. (sound: Join us!) Ты можешь. Ты заслужила. Ты достойна! (Кружат ее вместе с Геллой)
Директор:
Поздравляю, Катя. Экзамен сдан. Я горжусь тобой. (Целует ее. Митя дергается. Директор уходит).
Катя:
(В спину директору): Благодарю вас, господин директор.
(Мите): Какой ты глупый! Разве ты не чувствовал, что я и читала-то так хорошо только для тебя одного! (Все, кроме Свиты застывают).
Бегемот:
Не нравится мне этот директор.
Азазелло:
Он такой же директор, как я архиерей.
Бегемот:
Ты не похож на архиерея, Азазелло.
Гелла:
Симпатичнейший Азазелло! Этот директор – сволочь, склочник, приспособленец и подхалим. Бедный Митя!
Митя:
Эта пошлая певучесть, фальшь и глупость в каждом звуке, эти восклицания с дурацкой томной страстностью и неизвестно, кому адресованной мольбой – это хорошо? Да я не знал, куда глаза девать от стыда за тебя! (Morricone. "Metello").
Катя:
Не понимаю, за что ты любишь меня, если, по-твоему, все так дурно во мне! И чего ты, наконец, хочешь от меня?
Митя:
(берет ее за плечи, заглядывает в лицо): Чего хочу? Всего, Катя, всего.
Катя:
Ты любишь только мое тело, а не душу!
(Друзья мои, эта пошлость написана Буниным, а не DV, простите уж – классика... Катя садится. Митя устраивается у нее в ногах, играет с ее шалью).
Митя:
Катя, это опять чьи-то чужие, театральные слова. Вот и косу свою ты остригла... "Стиль модерн"! Может, ты еще и папиросы станешь курить? Я мог раньше играть с твоими волосами, а сейчас... (бросает в раздражении конец шали, встает). Ты что, хочешь отрезать меня так же, как отрезала косу?..
Катя:
Митя, ты иногда бываешь высокопарнее, чем все мои богемные знакомые вместе взятые.
Митя:
И Блок... Мне, пожалуй, даже нравится этот твой Блок. А вот Пушкина ты помнишь ли: "Но притворитесь! Этот взгляд Все может выразить так чудно. (Поворачивает ее лицо за подбородок к себе). Ах, обмануть меня нетрудно: Я сам – обманываться рад"... Да я бы Дьяволу душу продал, чтобы это проклятое "искусство" не отбирало ее у меня!
Гелла:
ТЫ СКАЗАЛ!
Марго:
А вот теперь, действительно, – ПОРА!
Митя:
(себе и зрителям): Катя. Я решил дать себе отдых и уехать.
Мать:
: Он видел, что совершенно замучил и себя, и Катю.
Гелла:
И мука эта была нестерпимее от того, что никаких причин для нее не было.
Митя:
О боги, боги, за что вы наказываете меня?.. Яду мне.
Мать:
: И отъезд Мити был решен.
Митя:
(Кате): Катя. Я решил дать себе отдых и уехать.
Катя:
"Обманываться рад"? "Обманываться рад"... "Дать отдых и уехать". Да, уезжай, уезжай, я больше не в силах! Нам надо временно расстаться, выяснить наши отношения. Ты стал так худ, что мама убеждена, что у тебя чахотка. Я больше не могу. (Опускает голову, отходит к заднику. Митя за ней).
Гелла:
И отъезд Мити был решен, мессир.
Мать:
Кати: И он собирался, делал приготовления к отъезду, ходил по Москве в том странном опьянении, которое бывает,..
Гелла:
когда человек еще бодро держится на ногах, но уже болен какой-то тяжелой болезнью.
Катя:
(Митя выводит ее за руку на авансцену): Митя, пойдем напоследок, послушаем Шаляпина? Знаешь, он поет эту вещь Полонского... "Прощай, радость, жизнь моя, Знаю, едешь без меня,..." (sound: Шаляпин: "Прощай, радость...")
Митя:
Хорошо, Катя. Пойдем. Хотя, почему "прощай" – мы же договорились встретиться летом в Крыму, где уже ничто не будет мешать и все осуществится.
Катя:
Что осуществится? И почему только в Крыму? Да ведь и до лета еще дожить надо. (Все уходят).

  • КАБАРЕ "ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ"
  • Алый Пьеро:

    : Дорогие дамы и господа! Мы приветствуем вас в кабаре "Летучая мышь"! Для всех присутствующих – модная ариетка Александра Вертинского "Желтый Ангел". (Поет "Желтого ангела".+ Цыганский танец под "Две гитары". Митя во фраке и Катя в вечернем платье входят в Кабаре на Тверской).
    Катя:
    Ты говорил, что ненавидишь все эти кабаре, всяких "Летучих мышей", богемные сборища... Зачем мы здесь, Митя?
    Митя:
    Так ведь стемнело, Катя. Фаворитам луны уже пора слетаться, тихо шурша перепончатыми крыльями. (Показывает полет летучей мыши у нее за спиной). А мы – мы с тобой пришли ужинать, слушать Алого Пьеро и – в промежутках танцевать. В Москве принято есть со знанием дела, Катя. (Сажает Катю за столик).
    Бегемот:
    Расстегаев! Налимьей ухи! Блинов с икрой!..
    Он:
    (входя с НЕй под руку): И "Танго со Смертью!" (sound: танго. Обе пары танцуют. В танце меняются партнершами. Дотанцовывают, дам аккуратно возвращают к столикам, после Митя и Александр сходятся на середине сцены).
    Митя:
    Не имея чести быть представленным...
    Он:
    Бросьте, голубчик, о чести. За такие взгляды, какие вы кидали на мою даму, в приличном обществе просто бьют канделябром.
    Митя:
    Выбирайте выражения, милостивый государь! И почаще смотритесь в зеркало, когда сами кидаете взгляды на чужих спутниц!
    Она:
    Александр! Что происходит?..
    Он:
    Все в порядке, Марго. Мы с этим господином, кажется,.. подружимся.
    Катя:
    Митя! Ведь это наш последний вечер!
    Митя:
    О чем ты, Катя? Мы ведь уже подружились с этим кабальеро. Осталось только... набить ему морду!
    Азазелло:
    (Мите): Отлично, Фагот! До Москвы-реки рукой подать! Там на льду и потешите свои русские души кулачною дракой!
    Бегемот:
    Эх, не перевелись еще в этом безумном городе удалые купцы Калашниковы! Свистнуть надо, свистнуть! (sound: Арриго Бойто: "Ария со свистом". Митя и Александр – рукопашная под "Mission impossible". Александр дважды опрокидывает Митю. На третий раз Митя роняет Александра. Рукопожатие. Обнимаются).
    Он:
    Дорогой ты мой! Подраться из-за ничего, из-за взгляда глупого, вот это по-русски! Вот это по-нашему! Эх, отвел душу, ну, спасибо, друг! Понимаешь, чем все это с Ней должно кончиться, я не знаю и стараюсь не думать – бесполезно, так же, как и говорить об этом.
    Митя:
    Я знаю. Я все понял, увидев ее. Пошли назад. Дамы ждут. (Уходят, обнявшись)

    "ЧИСТЫЙ ПОHЕДЕЛЬНИК"

    (Sound: "Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов..." + "Элегия" Массне – Шаляпин).

    Катя:

    ... и разгоралась вечерняя,
    Бегемот:
    освобождающая от дневных дел московская жизнь:
    Азазелло:
    гуще и бодрей неслись извозчичьи санки,..
    Мать Кати:
    тяжелей гремели переполненные, ныряющие трамваи, –
    Протасов:
    в сумраке уже видно было, как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды –
    Митя:
    оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие прохожие...
    Гелла:
    Каждый вечер мчал его в этот час на рысаке кучер – от Красных ворот к храму Христа Спасителя.
    Он:
    (Все, кроме Мити уходят): Она жила напротив; каждый вечер я возил ее обедать в "Прагу", в "Эрмитаж", в "Метрополь", после обеда в театры, на концерты, а там к "Яру", в "Стрельну"...
    Митя:
    (на авансцене, рядом с Ними): Чем все это должно кончиться, Он не знал и старался не думать: было бесполезно – так же, как говорить с Ней об этом. Странная любовь! (Разводит руками, уходит).
    Он:
    А отчего мы вчера вдруг ушли с концерта Шаляпина?
    Она
    (берет книгу): Не в меру разудал был. И потом желтоволосую Русь я вообще не люблю. "Прощай, радость, жизнь моя..." О таких вещах не петь надо, а молчать.
    Он:
    Все-то вам не нравится!
    Она:
    Вы ужасно болтливы и непоседливы. Дайте мне дочитать главу, помолчите немного.
    Он:
    (Заглядывает на обложку ЕЕ книги): Не могу я молчать! Не представляете вы себе всю силу моей любви к вам! Не любите вы меня! (Отбирает у НЕЕ книгу, шваркает об стол).
    Она:
    Представляю. А что до моей любви, то вы хорошо знаете, что, кроме отца и вас, у меня никого нет на свете. Во всяком случае, вы у меня первый и последний. Вам этого мало? Но довольно об этом.
    Он:
    Нет, это выше моих сил! И зачем, почему надо так жестоко мучить меня и себя! Все-таки это не любовь, не любовь... (Отходит к заднику).
    Она:
    Может быть. Кто же знает, что такое любовь? (Садится).
    Он:
    (встает на колено): Я. Я знаю! И буду ждать, когда и вы узнаете, что такое любовь, счастье! (Застывают).
    Гелла (выходит):
    "Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету". Лев Толстой!
    Воланд
    (Выходит): Напомните, что мы даровали ему.
    Свита:
    Мы даровали ему ПОКОЙ.
    Он:
    Все время все та же мука и все то же счастье... Ну что ж – все-таки счастье, великое счастье!
    ("Total Eclipse of My Heart" + Sound: "Так прошел январь, февраль, пришла и прошла масленица. В прощеное воскресенье она приказала приехать к ней в пятом часу вечера...")
    Она:
    Завтра уже чистый понедельник... Хотите поехать в Новодевичий монастырь? Затем отправимся есть последние блины к Егорову... Там есть еще Марфо-Мариинская обитель...
    Он:
    Опять в обитель?
    Она:
    Нет, это я так... Хорошо, поедем лучше на "капустник" Художественного театра.
    Он:
    Но вы же говорили, что не знаете ничего пошлее этих "капустников"!
    Она:
    И теперь не знаю. И все-таки хочу поехать. (выходят)

    КАПУСТНИК МХАТа

    (Танец монахинь с галстуками под Morricone "Moses Theme". Входят Он во фраке и Она в вечернем платье).

    Она:

    Отлично! Внизу дикие мужики и богородица троеручица, а тут блины с шампанским.
    Он:
    Три руки! Ведь это Индия! И тут же монашки, раздевающиеся догола. Эх, Москва!
    Она:
    Да, и Индия тоже. Вы – барин, вы не можете понимать так, как я всю эту Москву. Ох, уйду я в монастырь, в какой-нибудь самый глухой, вологодский, вятский!
    Бегемот:
    Господа, что прикажете? Блинов-с? К блинам что вам будет угодно? Домашнего травничку? Икорки, семушки? К ушице у нас херес на редкость хорош есть, а к наважке...
    Митя:
    А осетрина-то у тебя, голубчик, испорченная!
    Бегемот:
    Осетрину прислали второй свежести.
    Митя:
    Голубчик, а ведь это вздор!
    Бегемот:
    Чего вздор?
    Митя:
    (накидывает клетчатый пиджак): Вторая свежесть – вот что вздор! Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя! А если осетрина второй свежести, то это означает, что она – тухлая!
    Она:
    Я же говорила: первый и последний!
    Он:
    Да что это за гаерство вы тут развели, портите нам с дамой аппетит!
    Коровьев
    (подходит к столику): Пируете! А если вот этот несчастный, который тут всех постоянно обслуживает, скажем, истомлен голодом и жаждой! А ты тут в парадном костюме, от лососины весь распух? Весь набит валютой, а нашему-то, нашему-то простому московскому половому каково!
    Гелла:
    Бедный человек целый день починяет примуса; он проголодался... а откуда же ему взять валюту?
    Бегемот:
    Да, не при валюте мы сегодня. И примус на кухне сгорел. Свистнуть надо, Фагот, свистнуть.
    Он:
    И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно... О боги, боги мои, яду мне, яду!..
    Коровьев (Отмашка Бегемотy):
    Бегемот! Яду!!
    Бегемот:
    Ваша цикута! (Подает бокал Ему).
    Он (Коровьеву):
    Господи, Митя, что с вами? Что тут происходит?
    Бегемот:
    Плохо ему. Ой, плохо!.. (Садится на пол, хватается за голову, раскачивается, завывает).
    Он
    (Мите): Давай опять подеремся с тобой, друг. Авось полегчает!
    Митя:
    Полегчать-то полегчает, да только не поможет. (Ей): Правда, Марго?
    Марго:
    Не знаю, голубчик. Если на шпагах, то – как знать? Раньше помогало... (Входит похмельный Азазелло-Качалов)
    Бегемот:
    Господа, господа, это же Качалов. А Качалова-то что-то закачало...
    Коровьев:
    Азазелло! Работай!
    Азазелло:
    (подходит к Марго, чокается с ней): Царь-девица, Шамаханская царица, твое здоровье! (целует ей руку, с театральной ненавистью смотрит на Него). А это что еще за красавец? Ненавижу.
    Коровьев:
    Гадкий, гнусный, соблазнительный, свинский скандал!
    Бегемот:
    Маэстро! Урежьте марш!
    Азазелло:
    Дозвольте пригласить на полечку Транблан?..
    Она:
    Дозволяю! (Полька. Дотанцевав, Азазелло сажает Марго на колени Александру)
    Он:
    (относит ее на ее стул): Вы, Марго, сами, как Москва – то вас на Рогожское кладбище в часовню тянет, то полечку Транблан отплясываете с пьяным Качаловым...
    Бегемот:
    С Качаловым? Да это же Азазелло!
    Она:
    Вот если бы я была певица и пела на эстраде, я бы отвечала на аплодисменты приветливой улыбкой и легкими поклонами вправо и влево, вверх и в партер, а сама бы незаметно, но заботливо отстраняла ногой шлейф, чтобы не наступить на него...
    Коровьев:
    Умница, Маргарита. Королева. Алмазная донна. (Марго посылает Коровьеву воздушный поцелуй).
    Она:
    Все, домой, на набережную. Едем ко мне. Отпустите кучера, Александр. (Он вышел, вошел. Sound: бой курантов). Сегодня вы остаетесь у меня... (Отворачиваясь) Вот все говорил, что я мало о нем думаю... (Поворачиваясь к Нeму): Нет, я думала... думала! ("Total eclipse of My Heart",.. a то придется Ему по Бунину отдаваться прямо на сцене, а никто (почти) ведь этого не хочет, а если даже и хочет, то – не допустит, ALAS!)
    Он:
    Ну, теперь, дорогая моя Марго, я тебя никому, никогда и ни за что не отдам. (Подходит к ней сзади, обнимает за талию. Она осторожно высвобождается. О-оо, как все запущено!..)
    Она:
    Нынче вечером я уезжаю в Тверь. Надолго ли, один бог знает... Я все напишу, как только приеду. Все напишу о будущем. Прости, оставь меня теперь, я очень устала... (Уходит. Sound: "Он осторожно оделся, робко поцеловал ее в волосы и на цыпочках вышел на улицу, уже светлеющую бледным светом. Шел пешком по молодому липкому снегу. Дошел до Иверской, стал в толпе старух и нищих на растоптанный снег на колени,.." Он делает глубокую петлю по сцене, становится на колени).
    Он:
    Мой ум не служит мне больше. Яду мне, яду!
    Бегемот (Дворник) (с метлой):
    Ох, не убивайся, не убивайся так! Грех. Грех!.. Фагот, ну что ты будешь с этим делать?
    Коровьев (в рясе и капюшоне):
    Друг мой, для тебя письмо: (Подает Ему письмо. Sound: голос Марго: "В Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг... Пусть бог даст сил не отвечать мне – бесполезно длить и увеличивать нашу муку...") Она ошиблась. Эти силы дает другой... Хочешь еще раз увидеть ее?
    Он:
    Митя, что за сатана ты в человеческом облике? Она же потеряна для меня, для всех!
    Коровьев:
    И я уже не Митя, и сатана – это не я. (...Ну, да, да,"Нет, мама – это я". Уже смеюсь) И потеряна Она – не для всех! (На заднем плане проходят монахини со свечами).
    Бегемот:
    На Ордынку! В Марфо-Мариинскую обитель!
    Он:
    "И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня..." (Она подходит к Нeму сзади).
    Да я Дьяволу бы душу отдал, чтобы увидеть ее такой, как раньше!
    Гелла (вторая монахиня, разоблачаясь): Еще один! ТЫ СКАЗАЛ!
    (Он выходит)
    Бегемот:
    Что она могла видеть в темноте, как могла почувствовать его присутствие?
    Коровьев:
    Он повернулся и тихо вышел из ворот. Исправить в жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть. Все кончено, не будем больше загружать телеграф.
    Бегемот:
    Ну, это вряд ли. Ведь прямо за воротами его ожидал – БАЛ!!! БАЛ! Вы (зрителям) приглашены на бал!
    (SUPER sound: Фанфары. Прокофьев ).

    Второе действие



    Отозваться в Бортжурнале
    Высказаться Аврально
    1














    2














    3














    4














    5














    6














    7














    8














    9














    10














    11














    12














    13














    14














    15














    16














    17














    18














    19














    20














    21














    22














    23














    24














    28














    29














    30














    34














    35














    36














    40














    41














    42














    46














    47














    48