DV Глава IV: Zwei Kameraden (Истребление мудаков. Landing). По средам Прайс не ездил в университет. Он либо с утра пропадал в обсерватории, либо сидел дома перед компьютером, или, что того лучше, перед листком бумаги. Сидеть с листком бумаги и карандашом Прайс любил несравненно больше, т.к. делал это обычно на полу. Компьютер символизировал для него обязанности, а листки, под которые подкладывался какой-нибудь увесистый том, типа родительской "Саги о Форсайтах", означали творческую свободу, вдохновение, обманную необязательность действий. ...Фридрих Готтендорф не особо рассчитывал застать Прайса дома, но, раз уж путь его лежал сегодня за город, решил заехать на Вудбридж-стрит и сманить приятеля в гости. Готтендорф сегодня был зван на matinee к некой графине и обещал ей привезти кого-нибудь интересного. А что может быть интереснее для американской графини, чем живой астроном, да еще свободный по средам? Готтендорф заглушил мотор своего синего Шеви перед домом Прайса, весело оглядел тихую дружелюбную улочку, где по причине ожидавшегося в конце месяца Хэлоуина на порогах уже потихоньку аппетитно загорались рыжиной вырезанные тыквы, а вязы готовились бесстыдно выставить на обозрение редких прохожих разбухшие артритные сочленения голых ветвей. Фридрих выключил в машине cd-плэйер, из которого неслась рок-обработка вагнеровских валькирий, небрежно хлопнул дверцей и, все еще слегка подтрубливая мотив губами, привольно расправил мощные плечи, уперев свои радостные голубые глаза горнолыжного инструктора в непорочное небо. Прайс, его старый дружок, конечно, слегка бука, весь в себе и непрост, но… Тех друзей, что с пеленок, не выбирают точно так же, как и родителей. Фридрих тряхнул белокурым чубом и уверенно толкнул дверь в дом. Дверь была заперта. Прайс открыл почти сразу. Несмотря на утро и свободный день, он был почти полностью одет, а концы не завязанного галстука-бабочки пижонски покоились на жемчужной груди его сорочки. Фридрих застыл на пороге. – Парень, ты в себе? – выговорил он, в изумлении хватаясь за косяк. – Я, наверно, никогда не привыкну к твоим профессорским заскокам. – Привет, Гот, – отозвался Прайс, осветившись своей странной полусмущенной улыбкой. – Помоги с галстуком, а?.. Белокурая бестия Фридрих Готтендорф имел, ввиду длины своего имени и английской любви к сокращениям, целых два прозвища – "Фред" и "Гот", но, если честно, второе грело сердце Фридриха больше. Он даже иногда так подписывал свои статьи в "Эврисити стар". – Проф, погляди на себя! Ты отвратителен! – загремел Фридрих, лениво отбиваясь от радостных пятнадцати килограммов прыгающей собачьей плоти в лице (вернее, в морде) Бисмарка и проходя в дом. – Во всей обитаемой вселенной никто уже не завязывает бабочки в одиннадцать часов утра в среду! Ты что – в ней пойдешь газон стричь?! Фридрих радостно загрохотал над своей шуткой, не давая себе труда заметить полное отсутствие реакции со стороны Прайса. Прайс вернулся к зеркалу и продолжил борьбу с галстуком. – Кофе в банке, сахар в сахарнице, хлеб,.. джем,.. – бормотал он в спину уже исчезающему на кухне другу. Кухня отозвалась разнообразными звуками, символизировавшими ненависть гостя к процессу помола кофе, мстительное скармливание Бисмарку человеческой еды и борьбу с тостером. Они еще немного поперекрикивались на предмет того, что Фридриху как раз-то и было положено любить настоящий человеческий кофе, что Прайса, напротив, когда-нибудь погубит склонность к усложнению простого, что недаром старушка Бекки Гаэтано не хочет встречаться с "профом" чаще одного раза в две недели, что ни одна приличная особа Эврисити никогда не сядет в синий Готов Шеви, если он не приобретет хоть чуточку солидности, соответствующей его возрасту и не перестанет нагло сверкать глазами и зубами… Тут бабочка поддалась, и Прайс с облегчением помахал в воздухе взмокшими от напряжения ладонями. Фридрих вышел из кухни, совершенно великолепный, надо признать, в своем дорогом тонком бежевом свитере с исландским узором поперек плеч и светло-кремовых слаксах, держа в одной руке чашку с кофе (кружек в Прайсовом доме не было), а другой пытаясь дать другу откусить тост, на котором небрежной джомолунгмой прозрачно светился апельсиновый джем. Прайс внутренне умилился своей любви к старому другу, но виду не подал и тост кусать не стал. – Н-ну, – сказал он, глубоко засовывая руки в карманы и хмурясь, – чего тебе от меня надо, тевтон-агрессор? Я собираюсь ехать в Метрополитен на выставку Фаюмского портрета. Фридрих синхронно замахал чашкой и тостом, и Прайс от греха подальше замолк, отодвинув от него свою крахмальную грудь. – Ну? – повторил он, кожей ощущая, что Фаюмского портрета ему сегодня не видать. – Слушай, проф. А чего это ты вдруг сегодня дверь закрыл?.. – внезапно вспомнил Фридрих.  I   II   III         V   VI   VII   VIII   IX   X   XI  Оглавление "И.М." Отозваться в Бортжурнале Высказаться Аврально