The Tide is Coming, Professor Severus Snape's Seminar, Scene 5-14 | Приближается Прилив – Семинар профессора Северуса Снейпа: Сцена 5-14.

Role-Playing Game "Professor Severus Snape's Seminar"
Ролевая игра "Семинар профессора Снейпа"

(Played in the Globe
Играется в Глобусе)

Scene 5-14: The Tide is Coming
Сцена 5-14: Приближается Прилив

Scene:

Gstaad

Swiss Alps

January 7, 1998

Сидя на террасе одного из chalets, разбирает внушительную стопку корреспонденции. Время от времени снегири порхают над его столиком, сбрасывая и подбирая письма.

Несмотря на то что терраса набита людьми в лыжных костюмах, которые непрерывно разговаривают, садятся, встают, перемещаются, принимают красивые позы и откидывают назад волосы, за его столиком никого нет.

Откладывает в сторону последний листок пергамента, ждет некоторое время. Ни одного снегиря больше не появляется.

Встает и направляется к выходу.

Frederic Delacour

Стоит внизу лестницы, ведущей на возвышение к группе сhalets, и обозревает окрестности. Заскучав, достает из кармана колоду карт и бездумно начинает тасовать ее. Снимает верхнюю карту и видит, что это старая и потрепанная карта "трефовый король", явно принадлежащая к другой колоде. Усмехается и смотрит, как она снова приобретает вид карты "Маг" из египетской колоды Таро.

Пускает карты веером в воздух, они превращаются в стайку снегирей и разлетаются по всему городку.

Поднимает голову и видит спускающегося по лестнице Фредерика.

S.S.

Останавливается, оглядывается.

Замечает S.S., спускается быстрее, подходит, стягивает зубами с руки кожаную рукавицу на меху.

Д'брй день.

Протягивает S.S. руку, другой рукой вынимает рукавицу изо рта.

Вы тоже одеты не по здешней моде. Вы знаете, я, конечно, понимаю, что они меня не видят, но почему-то иногда появляется ощущение, что мое одеяние настолько не гармонирует с ожидаемым этой толпой, что все же регистрируется где-то в подсознании.

Вы хотите есть?

Frederic Delacour

Улыбается, пожимает руку Фредерику.

Было бы даже бесполезно обсуждать наше следование этой моде, Фредерик. Я не знаю, каким мучениям духа и плоти надо было бы меня подвергнуть, чтобы заставить надеть на себя что-нибудь в этой гамме...

Содрогается.

Да еще и с фосфоресцирующими вставками.

Подозрительно:

Если вас возможно принудить к чему-нибудь подобному, давайте снова рассоримся.

А пока – добрый день и вам.

Поднимает воротник и тоже натягивает перчатки.

Холодно. Пойдемте куда-нибудь в тепло. Если вы голодны, то можно будет заодно съесть кусок альпийского теленка. Если нет, то просто чего-нибудь выпить. Там и про подсознание побеседуем.

S.S.

Да, зима холодная. Еще к тому же середина недели, иначе тут было бы и вовсе не протолкнуться. На маглские выходные мне приходится спускаться с гор.

Если вы не очень спешите, проводите меня в здешнее отделение банка. Там, кстати, готовят превосходный горячий шоколад.

Frederic Delacour

Направляется вперед, и через некоторое время они углубляются в сплетение улочек городка.

Нет, пока не спешу. Напротив, специально нашел вас, чтобы спросить, как идут дела. Да и в банк мне не помешало бы, чтобы не заниматься денежными делами в дороге.

Заодно и посмотрим, не предложат ли они солидным клиентам что-нибудь поинтереснее горячего шоколада, от которого даже воротник начнет серебриться не алмазной пылью, а сахарной пудрой.

S.S.

Улыбается.

Я рад видеть вас. Я в самом деле рад вас видеть и слышать.

Сворачивает в боковой проулок, который резко поднимается вверх и заканчивается огромным отвалом снега на склоне горы.

А швейцарское магическое гостеприимство здесь, кажется, не зависит от солидности. Даже напротив, перед школьниками, забежавшими взять несколько монеток на сладости во время поездки в Монтрё, они ведут себя еще более безукоризненно.

Останавливается перед сугробом, вынимает из кармана зимнего пальто связку ключей, перебирает их, ища нужный.

Frederic Delacour

Сосредоточенно смотрит в какую-то ямку в снежном сугробе. Рассеянно:

Да-да... школьники. Правильно. За ними ведь будущее. Их еще можно обольстить, не то что нас. Мы уже выбрали свои банки и не бросим их в беде, как любимых женщин. Будем терпеть их капризы и неверность. Подписывать им счета и только затаенно вздыхать, получая ежемесячные справки о расходах.

Магические банки стабильнее всех наших с вами квадратных камней и равновесий, Фредерик. Если мы, конечно, не устроим какой-нибудь неожиданный дебош.

Посмотрев на ключи в руках Фредерика:

Но мы не устроим. Не то время на дворе.

S.S.

Время?

Протягивает вперед руку с ключом, но сугроб сам по себе распухает и проглатывает его и S.S.; они оказываются в небольшой уютной комнате с горящим камином, напротив которого находится сложное серебристое устройство с выемками, ручками и выступами, бесшумно выпускающее колечки разноцветного пара. Дверь, ведущая из комнаты дальше, закрыта.

Время. Среда. До обеда – нерабочий день. Шоколада нам пока никто не предложит.

Снимает рукавицы и пальто, которые подбирает подбежавшая вешалка, и садится; навстречу ему из пола встает удобное кресло.

Да, мы изо всех сил стараемся действовать в тех рамках, которые сами себе назначили. Если бы только тем, с кем мы работаем, удалось объяснить, что эти рамки существуют независимо от их желания...

Frederic Delacour

Снимает пальто и кидает его вешалке, не давая ей подбежать. Падает куда-то вниз, где его подхватывает второе кресло, а перед ними с Фредериком вырастает, проклюнувшись из пола, круглый столик, который раскладывает ящики-лепестки, предлагающие набор писчих принадлежностей, бланков и прочей банковской чепухи.

На одном из красочных буклетов изображен сверкающий самоцветами сугроб, на вершине которого олень выбивает копытом еще некоторое количество драгоценных камней. Радужным полукругом над рогами оленя написано вычурным шрифтом: "Regenbogenende Bank – ваш надежный проводник в мир обеспеченности!"

Осуждающе качает головой:

Вместо всей этой пыли в глаза, лучше бы поставили автомат с кофе.

Достает из внутреннего кармана пиджака гнутую фляжку, ставит ее на стол, выжидательно на нее смотрит, и она разделяется на две совершенно одинаковых серебряных фляжки с коньяком.

Посуда для питья либо отменяется, либо за вами, Фредерик.

Откидывается на спинку кресла, кладет ногу на ногу.

О том и речь. Мы должны понять, хотим ли мы им что-либо объяснять. Хотят ли они, чтобы им что-нибудь объяснили. Расскажите, как дела. Они уже начали вам досаждать? По моим сведениям, принятая нами всеми тактика совпадает. Лишать магии, лишать памяти о магии. Это безопасно для них, это приятно для нас. Но это... очень...

на время замолкает и прикладывается к своей фляжке.

Так вот. Это очень малоэффективно. И медленно.

S.S.

В комнате появляется семья из четырех человек, в теплых плащах и тирольских шляпах с перьями. Маленькая девочка подбегает к сложному аппарату и вкладывает в одну из выемок вынутый из кармана перстень с печаткой. Сверху вниз пробегает небольшая радуга, конец которой втягивается в один из ящичков. Девочка открывает его, вынимает оттуда деньги, забирает перстень и с радостным криком "Пирожные!" утягивает мать за собой. Ее отец и брат следуют за ними.

Дело не совсем в том, что медленно. Некоторые даже приходят к нам сами с просьбой их... вылечить, что ли. Мы открыли практику того, что они называют психоанализом, в Базеле. Очень уважаемую. Они считают, что этот кабинет открыт чуть ли не с начала века.

Принимает флягу и тоже делает глоток. Осматривает ее.

Для этого моей организации, такой, какая она есть, даже достаточно.

Вы понимаете, что меня беспокоят те, которые не приходят, чудес на людях не творят, вообще – не высовываются.

Frederic Delacour

Понимающе кивает головой.

Понимаю, Фредерик, понимаю. Меня поневоле беспокоят всякие. И народившиеся у них боевики... впрочем, похоже, они не будут гоняться за каждым отдельным магом с целью уничтожения... и те, кто приходят, и те, кто не приходят, а плетут свои сети.

Вот последних нам надо бы, конечно, особенно аккуратно отделить от остальных.

Внимательно приглядывается к девочке, пытаясь вспомнить, где она учится, затем вспоминает, что идут зимние каникулы, и теряет интерес к семейству в тирольских шляпах.

Что же касается Новых в целом, то они, подобно процессии слепцов, идут к обрыву. Наша задача решить – подтолкнуть их туда или поймать при падении в удобный гамак.

...Хорст не пытался к вам подъехать с предложениями помощи в СБС?

S.S.

Боевики?

Это нехорошо. Ах, как нехорошо. Я так надеялся, что можно будет обойтись без силовых методов, всех этих Unspeakables, Reversal Squads...

От Крюмменау ничего не слышно уже месяца два, если не больше. Я не знаю, что он плетет. Вы думаете, он опасен?

Сотрудничество мне предлагали, насколько я понимаю, представители... Не совсем понятно, кого и чего, вполне возможно, что и связанные с ним. Они часто меняют вывески и переезжают, чем дальше, тем в более богато обставленные кабинеты.

Стена, которая кажется с другой стороны сугробом, снова мерцает серебряным, как будто кто-то вошел, но в комнате никто не появляется.

Огорченно:

Нет, боевики – это никуда не годится.

Машина приходит в действие. Около нее в воздухе появляется голова Gregory, который только что откинул капюшон накидки-невидимки. Он любезно раскланивается с Фредериком и S.S. и снова поворачивается к аппарату.

Frederic Delacour

Поднимает бровь и молчит, следя за перемещениями Gregory.

Фредерику:

Вы знакомы с этим господином? Потому что экстраполировать его поклон на себя мне довольно сложно.

Не спуская глаз с Gregory, продолжает:

Ну конечно, Фредерик. Впрочем, похоже, что у их оперативников одна цель, и эта цель сидит перед вами. В таком случае это нестрашно. Да это и вообще нестрашно, вы бы убедились сами, если бы столкнулись. Они слишком растеряны, а командуют ими все те же... все так же...

Отрицательно качает головой, поймав вопросительный взгляд клерка, и показывает жестом "Позже".

Хорст не столько опасен, сколько докучлив. По крайней мере, партизаны – от него.

Решительно:

Придется принимать меры. Правда, через некоторое время.

...Вы прочли мое объявление?

S.S.

О, объявление... Да, разумеется, прочел. Поэтому я почти не удивился, увидев вас сегодня. Вы его нашли?

Поднимает взгляд на Gregory, который вынимает из ящичка небольшой кусок пергамента и относит его клерку. Тот некоторое время считает что-то, выписывая в воздухе светящиеся цифры, и выдает ему несколько пачек банкнот. Gregory принимает их, засовывает под накидку и снова набрасывает на голову капюшон. Стена выпускает его.

Да, это как раз их новый начальник. При нем обстановка кабинета, говорят, приобрела поистине широкий размах. Они нанимают маглов и платят им этими... франками? Так что ваше замечание о пропасти к ним относится в полной мере. И в то же время это позволяет им сейчас действовать, не опасаясь прямого вмешательства с нашей стороны.

Frederic Delacour

Проводив Gregory рассеянным взглядом:

Обстановка, говорите?

Непонятно улыбается:

Не могу в это поверить. Отказываюсь. Я отказываюсь верить в то, что первое, что начинают делать люди, получив возможности, – это просто вульгарно улучшать условия жизни и работы.

Мне хочется, знаете, в таком случае... отнять магию у тех, у кого и так есть стабильный кусок хлеба, и передать ее тем, кто действительно нуждается в помощи.

Вздыхает:

Но похоже, этим придется заняться в следующей жизни. А пока – прополка, подсечное земледелие...

..Нашел? Врага? Да ну что вы. Зачем его искать? Он есть.

Передает Фредерику несколько писем:

Это с Острова. Вам и мне. Надеюсь, пригодится в работе.

S.S.

Вы все же не должны заниматься этим самым земледелием. Это не ваша работа. В конце концов, их не так много, чтобы мы пятеро не могли их сдерживать. Пока идет подготовка... к жатве.

Просматривает письма.

Господин министр... Я, помнится, довольно решительно разговаривал с ним тогда, на ваш счет... О! Синьор ди Ардженто. Интересно, выпрыгнет ли на меня бутылка вина, когда я его открою...

Благодарю. Благодарю. Я обязательно отвечу.

Frederic Delacour

Ожидает чего-то от письма Коррадо ди Ардженто, но от пергамента только исходит тонкий и теплый запах розового вина и свежего инжира.

Удовлетворенно:

Почтенный флорентиец сдержался. И это правильно. Пока праздновать особо нечего.

А я не гоняюсь за ними, Фредерик. Просто по ходу приходится иногда... Когда уж очень явно спотыкаешься.

Более того, мне бы хотелось предложить вам кое-какую идею к проработке, а самому съездить тем временем еще в одну командировку.

Только скажите мне пару слов о себе, если вы не против. Или почитайте письма, а я схожу в свой vault, возьму немного денег на жизнь.

Дождавшись кивка от Фредерика, который углубляется в письма, встает и идет вслед за клерком в недра банка. Перед дверью с лаконичной табличкой "S.T." достает из кармана и вручает клерку золотую монету, на которой отчеканен профиль человека в отороченом мехом головном уборе с богатым украшением надо лбом.

Клерк вставляет монету ребром в еле заметную щель в двери, раздается отчетливый щелчок, и на табличке "S.T." появляется пустое пергаментное поле.

Клерк отдает S.S. монету и вручает ему чернильную ручку, указывая на пустое поле.

S.S. раздраженно расписывается.

Табличка некоторое время думает, потом подпись загорается с одного конца, выгорает полностью, табличка принимает первоначальный вид, а дверь открывается.

Клерк бесстрастно отходит в сторону. S.S. входит в хранилище и подходит к сейфу, достает из него тяжелый кожаный кошелек, в котором что-то туго позвякивает, а с другой полки берет небольшую синюю пирамидку и возвращается в лобби, где остался Фредерик.

Через некоторое время неизвестно откуда взявшаяся румяная швейцарка в кружевном передничке приносит им две чашечки с горячим кофе.
Пользуясь занятостью Фредерика, подходит к аппарату в холле и последовательно скармливает ему все свои галеоны, написав на специальном табло висящей рядом на цепочке миниатюрной палочкой ряд слов и добавив несколько иероглифов.

Аппарат играет радостную песенку, из него высовывается механическая рука, и S.S. берет из нее связку монет с квадратными отверстиями, перехваченную бандеролькой стопку купюр и маглскую кредитную карточку.

Расписывается у стойки клерка в каких-то бланках и возвращается за столик к Фредерику.

S.S.

Поднимает голову.

А... Вы уже?

С интересом оглядывает связку. Складывает письма.

Везде почти такая же ситуация. Возможно, мне придется съездить ненадолго в Италию. Северную, тут совсем недалеко.

А О'Рейли зовет пить темное. Это, кажется, о пиве?

Frederic Delacour

Легкомысленно:

Да, обеспечил свои операции финансовой поддержкой на ближайшее время. Вообще, я считаю, что успешные алхимики не должны пользоваться банками. Это даже как-то унизительно. В этом есть что-то столь же неестественное, как в истязаниях плоти в форме утренней зарядки. Ну ладно. Самодисциплина – ключ к светлому черному властелинству.

Темное – это пиво, Фредерик, и если О'Рейли зовет его пить, надо воспользоваться приглашением. Путь к сердцу старика О' лежит через Guinness, и я бы не советовал вам пренебрегать этим путем.

Кажется, думая о чем-то совершенно постороннем:

В Италию съездить всегда полезно. Я предупрежу Атанасиуса, пусть усыплет ваш путь розовыми лепестками.

S.S.

Обязательно.

Встает.

Я очень давно не был дома, Северус.

Ни в одном из домов, где меня... ждут, я давно не был.

Вынув из кармана перстень, пускает его по воздуху клерку. Тот, деловито поймав его, погружается в расчеты.

А у маглов только что было Рождество.

Frederic Delacour

Тоже поднимается:

Если вам хочется, то надо съездить домой, Фредерик. Недавно с одним книжником мы как раз говорили о том, что дорога к дому бывает довольно извилистой. Но если очень хочется, и очень ждут – равновесие потерпит.

Немного отворачиается и смотрит на календарь на стене. На нем зеленеет какая-то поляна над крутым обрывом, в который бьются волны.

Ваши дочери в порядке, насколько мне известно. Так навестите их по очереди и отметьте с ними и Рождество, и Новый год.

S.S.

Да, я слышал, что Габи...

Сквозь стену влетает снегирь, делает круг, сбрасывает на него несколько писем, перехваченных плетеной тесьмой, и вылетает.

Открывая и разворачивая на ходу письма, идет к стойке.

Да нет же...

Бросает письмо, раскрывает следующее.

Да что они там...

Еще одно письмо.

Негромко:

Сниму я его, и не посмотрю ни на заслуги, ни на происхождение...

Не глядя на клерка, принимает галеоны и перстень, прячет их, ставит закорючку в форме. Крепнущим голосом:

...отправлю обратно и посажу смотрителем музея!

Оборачивается к S.S.

Вот и пришло время спускаться с гор.

Frederic Delacour

Внимательно смотрит на Фредерика, когда тот этого не видит, под конец его жонглирования письмами манит пальцем все, что надо забрать с собой, раскладывает по карманам.

Коротко:

Пойдемте, Фредерик. Пора так пора. Вы уж особо не лютуйте с подчиненными. А то, знаете, обольстительные люди в делающей их невидимыми одежде найдут ходы к колеблющимся. И будет ваш смотритель музея за вами приглядывать и перехватывать ваших воробьев и синиц...

Оглянувшись, не смотрит ли клерк, незаметно щелкает пальцами и заставляет входной сугроб превратиться в крутящуюся дверь.

Тащит за собой Фредерика и уже на улице смотрит, как дверь продолжает вертеться, впуская в банк холодный воздух.

Фредерику:

Нечего им расслабляться. Они бы еще под землю забрались.

S.S.

Вдохнув морозного воздуха, зажмуривается, поднимает воротник, натягивает свои рукавицы. С удовольствием провожает глазами последние лучи заходящего за гору солнца.

Я стараюсь. Но когда кто-то обещает маглам удвоение капитала в три месяца – это же очевидно, что франки там печатают. А я получаю об этом уведомление, причем сразу в трех экземплярах, только после того, как появляются заметки в газетах.

Мелкая работа. Кропотливая. Как вышивание.

Расскажите, в чем была ваша идея.

Frederic Delacour

Берет немного снега, лепит снежок и запускает его в воздух. Снежок пропадает из виду.

Трясет замерзшими руками, греет их друг об друга, натягивает перчатки.

Удовлетворенно:

Хорошо. Они не просто бредут к обрыву, они к нему катят на автомобилях марки Lamborghini. Сначала деньги, потом подкуп. Потом выборы. Отлично. Магическое человечество повторяет свою историю как фарс.

Поднимает обе руки ладонями кверху, над одной возникает греческая маска комедии, над другой – трагедии. Комедия бесшумно смеется, трагедия столь же бесшумно роняет слезы.

Лепит из масок еще один снежок и роняет его на землю.

Мне кажется, что наших Новых друзей надо изучать. Как все интересное. Поэтому моя идея – созвать конгресс. Такой...

недолго подумав:

...замаскированный. Скажем, по парапсихологии. Или по UFO и контактам. Или более пристойно – по источниковедению алхимии и астрологии. Это позволит им лучше замаскироваться. Ну... а дальше наше дело в этом конгрессе поучаствовать.

S.S.

Конгресс?

Европа, кажется, немного старовата для такого. С другой стороны, если поехать в какую-нибудь дикую степь, скажем, к русским, – наоборот, не примут всерьез.

Подумав немного.

Чудесно. Собрать всех в одну большую кучу. Как селедок в бочке.

Может быть, в Америку?

Frederic Delacour

Закладывает руки за спину, идет вперед, глядя себе под ноги:

Uh-huh, вот именно. В одну мелкоячеистую сеть. И именно в Америке. В Новой Англии. Поближе к Крюмменау, чтобы ему не было страшно.

Встряхнувшись:

Так вы сейчас в Италию, Фредерик? Или...

S.S.

А, так он перебрался через пруд. Да, этого и надо было ожидать.

Италию придется отложить на время. И Ирландию тоже. Не горит, а тлеет, как торфяное болото. Не страшно. Все равно зальем.

Я к вашим услугам. Мы занимаемся одним и тем же делом.

Frederic Delacour

Смотрит с непонятным выражением лица на подъемник, доставляющий лыжников на вершину спуска.

Хорст? Да, так мы с ним договорились. Тогда давайте закрутим этот волчок, Фредерик. Конечно, если у нас все получится, мы лишим себя удовольствия работать с ними медленно и со вкусом, проводя и такие, и сякие, и эдакие опыты. Но с другой стороны, немагических маглов тоже надо пожалеть. Ведь эти Новые иначе съедят все их окорока, выпьют всю их газировку и купят все их средства массовой информации.

Так что – роем для мамонта яму и накидываем сверху ветки.

Договорились?

S.S.

Я думаю, что да. Спешить не нужно, но и особенно медлить непозволительно. Мне это занятие доставляет удовольствие только потому, что я вообще известный сухарь и книжный червь, который считает, что диссертация о сравнительном анализе латинского произношения конца XII века – увлекательное чтение.

Тоже смотрит на подъемник. По склону, снизу вверх, зажигаются мощные прожекторы; снег искрится и переливается.

Никогда не понимал этого занятия. Забираться наверх только для того, чтобы скатиться вниз. И пойти пить глинтвейн.

Frederic Delacour

Ускоряет шаг, ненадолго оборачивается и прощально машет рукой:

Тогда я вас здесь оставлю, Фредерик. Мне захотелось подняться и скатиться. Пойду сооружу себе по дороге что-нибудь нефосфоресцирующее и добуду пару гнутых досок для скатывания.

Почти растворяясь в темноте:

Почитайте, кстати, последний труд Antoine Ottavi, он написал очередную чушь о парадигме nibulu – cavallu – caballu – caballum. Я считаю, его надо отправить преподавать латынь в Западный Судан.

Откуда-то из темноты:

Недели-другой нам хватит, правда?..

S.S.

04:09:32

Недели-другой. Да, вполне.

Направляется вниз, в деревню, освещенную фонарями, где неясно шумят голоса отдыхающих и над гостиницами и ресторанами поднимаются большие клубы пара. Ветра практически нет. Вполголоса:

А может быть, все дело в том, что спускаться гораздо сложнее. Вернее, не спускаться, а думать о том, что придется это делать. Иногда до такой степени, что не хочется и восходить... Но с другой стороны, оставаться на вершине не только невозможно, но и не нужно, потому что всегда есть более высокая... Ведь она же всегда есть...

Заворачивает за угол.

Frederic Delacour

Scene:

Tokyo, Japan,

Shinjuku

January, 8, 1998

Закрывает окошко почтовой программы, подзывает молодого японца и расплачивается с ним за работу в Интернете и кофе.

В потемневшем мониторе смотрит на отражение мальчика, который с досадой заканчивает играть в Heretic, в пятый раз сорвавшись в какую-то виртуальную пропасть, потом сидит некоторое время, бесцельно глядя в монитор, подбегает к стойке администратора, отдает деньги за игру и за молочный коктейль и выходит из интернет-кафе Inter Bureau.

Встает со своего места и идет за мальчиком.

Незаметно следует за мальчиком, с удовлетворением наблюдая за его свободными перемещениями, отмечая, что его видят только те, к кому ребенок подходит сам. Мальчик поднимает воротник теплой курточки на меху, заматывает горло шарфом, засовывает руки в карманы и идет, периодически задирая голову и глядя на высоченные здания, на светящиеся рекламы магазинов и отелей, иногда останавливаясь, чтобы разобрать надписи. Это задерживает его надолго. Проходя мимо Shinjuku Post Office, ребенок заходит, покупает там открытку, присаживается у входа на корточки и что-то пишет на открытке. Не дописав, рвет ее на клочки и кидает в урну, после чего идет дальше, по-видимому, направляясь к Keio Plaza Hotel, где он, судя по всему, живет.

Не дойдя до отеля, ребенок недолго раздумывает и резко сворачивает в сторону Shinjuku Station, убыстряя шаг.

S.S. что-то шепчет вслед ребенку, которого окутывает невидимая пелена чуть более теплого воздуха. Мальчик расстегивает куртку и слегка замедляется, решив, что он слишком спешит. Небо над Токио темнеет, но ребенка это нисколько не смущает. Он останавливается возле лотка с мороженым, покупает шоколадный рожок и идет дальше к вокзалу.

S.S. перемещается на ту же сторону улицы, что и ребенок, и держится уже довольно близко от него в густой уличной толпе.

Ребенок продолжает довольно ловко лавировать в толпе, хотя все-таки заметно, что этот город ему непривычен. Возле одного из баров мальчик не замечает вываливающегося оттуда подвыпившего японца, и тот сталкивается с ним так, что ребенок чуть не теряет равновесие.

S.S. немедленно подлетает к японцу, но не успевает ничего сделать, т.к. мальчик разворачивается к японцу и говорит ему слово "Sober", отчего японец немедленно трезвеет, кланяется ребенку в пояс и уходит в противоположную сторону улицы.

Гэбриел заходит на станцию, покупает билет и ждет поезда.

S.S. располагается уже практически за его спиной, но ребенок этого не чувствует.

S.S.

Молодой японец на велосипеде, балансирующий на правой руке стопку деревянных коробочек, с криками "Shinjuku-ben!" маневрирует между пассажирами и чуть не налетает на Гэбриела, повернутого к нему спиной. В последний момент стоящий рядом человек в самурайском костюме, с косичкой и двумя мечами, молча, легким движением направляет его переднее колесо чуть в сторону. Разносчик bento¹ проезжает мимо. Самурай принимает прежнее сосредоточенное выражение.

на платформе Синдзюку-эки²

Гэбриел дожидается поезда, но видит, что он немедленно забивается уезжающими с работы японцами. Он ждет следующего, история повторяется.

Все это время S.S. не сводит глаз не только с ребенка, но и с толпы, и, наконец, отмечает, что один из японцев в толпе точно также пропускает один поезд за другим и тоже поглядывает по сторонам. S.S. перемещается чуть ближе к человеку, стараясь находиться между ним и ребенком.

Пропустив еще два поезда, Гэбриел в досаде кидает билет на землю, тот оборачивается бумажным журавликом и летит к выходу. Гэбриел следует за ним. Подозрительный японец следует за Гэбриелом.

S.S. тихо подходит к подозрительному японцу, разворачивает его к себе, упирает ему в грудь указательный палец и говорит несколько слов по-японски, опуская японцу в карман какую-то записку. Затем разворачивает его от себя и подталкивает прочь. Японец дергается. S.S. дотрагивается до какого-то места на его позвоночнике, японец замирает. Потом делает аккуратный шаг вперед и, не оглядываясь, скрывается из виду.

S.S. нагоняет Гэбриела, который уже вышел из вокзала и направляется в переулки, останавливаясь возле каждого лотка с книгами, рисунками, поделками и гравюрами. Он долго возится с разными нэцкэ³, затем приобретает себе какую-то смешную фигурку с мешком за плечами⁴ и перемещается к лотку продавца графических листов.

S.S. cледует за ним, но у лотка продавца задерживается чуть дольше, хотя Гэбриел движется дальше вперед.

S.S.

Очень коротко поднимает глаза на подошедшего S.S. и снова опускает их. Не говоря ни слова, экономными движениями закрывает и перемещает несколько папок на лотке, открывает другие, так, что перед S.S. вместо обычных куртизанок и самураев оказываются совсем другие оттиски.

Kambei Katayama⁵

На секунду снова отворачивается к Гэбриелу и щелкает пальцами. Перед ребенком появляется старый китаец в синем полотняном костюме с усталой обезьянкой на поводке. Китаец не обращает на Гэбриела никакого внимания, но Гэбриел останавливает его и начинает расспрашивать его о чем-то. Ясно, что это будет долгий разговор.

S.S. снова поворачивается к продавцу графики, достает из кармана свернутый трубочкой графический лист, отдает ему и, дождавшись одобрительного цокания языком, тянется к папке с листами пейзажей.

Перебирает рисунки сначала рассеянно, а потом почти лихорадочно.

Гэбриел тем временем присаживается и гладит обезьянку по голове, вручая ей неизвестно откуда взявшийся банан.

S.S.

Дожидается, пока S.S. переберет все листы в папке. Тихо говорит что-то. Указывает на незаметную папку, из которой высовывается уголок одного листа пожелтевшей бумаги, и раскрывает ее.

Kambei Katayama

00:54:54

Снова оглянувшись на Гэбриела, который поднимается и, кажется, заканчивает свой разговор с владельцем обезьяны, берется за папку и бережно, но быстро просматривает листы в ней.

Натыкается на графический лист, на котором не указано имя автора, нет на нем ни печати, ни надписи.

На нем изображено следующее.

Быстро выяснив цену, расплачивается и уже хочет идти за Гэбриелом, но видит край еще одного графического листа и замирает.

S.S.

Торопливо вытягивает лист, другой рукой делая приглашающий жест.

Раскладывает лист поверх лотка, поднимает руку и показывает три пальца.

Kambei Katayama

Расправляет оба листа рядом и сравнивает изображения. Затем приходит в себя и смотрит в сторону, где был Гэбриел. Видит, что тот простился с китайцем и неторопливо идет дальше.

Решает, что может отвлечься на рисунки, расплачивается за второй и просит торговца показать третий.

S.S.

Кивает, поворачивается спиной, приседает, расправляет полы верхней одежды и, заслонив таким образом свои товары "под прилавком", некоторое время копается в них. Поднимается, в руках у него ничего нет. Перегибается через лоток к S.S.

За третью столько, сколько за две.

Kambei Katayama

Быстро улыбается, достает деньги, кладет на прилавок и протягивает руку за листом, одновременно снова глядя туда, где был Гэбриел.

Ребенок пропал из виду.

Кидается вперед по улице, оставив на прилавке две первые гравюры. Затем одним прыжком возвращается, сметает свои покупки и пробормотав что-то на непонятном языке, спешит вперед, прощупывая взглядом каждого встречного и совершенно забыв об оставленном третьем рисунке.

Гэбриела не видно, а улица переходит в район, лишенный вывесок и светящихся реклам. Света на ней почти нет.

Осознав, что случилось что-то непредвиденное, останавливается и пытается сосредоточиться. Четко проговаривает что-то, отчего улица пустеет, и на ней нет уже ни одного человека.

Выходит на середину проезжей части, поднимает голову вверх и медленно поворачивается вокруг своей оси, продолжая что-то шептать. Останавливается и проходит несколько шагов вперед. Через некоторое время видит, что навстречу ему на большой скорости несется старый белый Nissan, за рулем которого сидит молодая сосредоточенная женщина с прямыми волосами до плеч, а на пассажирском сиденьи видит плотно пристегнутого Гэбриела с расширенными от ужаса глазами.

Японка хладнокровно ведет машину прямо на S.S., видно, что Гэбриел что-то кричит.

S.S. закладывает руки за спину и ловит взгляд японки.

Тихо:

Поймал вгляд – сигнал к атаке.

Машина визжит тормозами и останавливается в нескольких сантиметрах от S.S.

Открывает переднюю дверь, отстегивает и вытаскивает из машины Гэбриела, крепко берет его за руку, обходит машину, вытаскивает с водительского сиденья японку, что-то говорит ей, берет ее за рукав и отводит на тротуар.

Шепчет Ниссану "Move", тот заводится и скрывается из виду.

Оставляет японку на тротуаре и скрывается с Гэбриелом в темноте.

S.S.

Flashback

Hiuchi Yama⁶

Nikko, Tochigi

Japan

August 1, 1980

01:31:49

Выходит на поляну из густого подлеска. Поднимает голову, принюхивается. Обходит поляну по краю, останавливается у низкого куста с несколькими красными ягодами. Устраивается в тени рядом с ним, подвернув хвост. Опускает голову и прикрывает глаза.

Лиса

Появляется из ниоткуда на перилах красного моста через реку, сидит на нем некоторое время, глядя в воду на свое отражение, слетает к воде, хватает несколько капель, задевает поверхность левым крылом, потом с видимым усилием поднимается в небо и оглядывает окрестность с высоты птичьего полета. По-видимому, облюбовав одну из наиболее заросших гор, направляется туда и начинает снижаться, но в какой-то момент резко теряет высоту, пытается удержаться в воздухе; одно крыло у него отказывает, и он летит вниз на поляну, куда и приземляется. Лежит недвижно.

Ворон

Поднимает голову. Смотрит на ворона.

Поднимается, потягивается, поворачивается к нему спиной, срывает зубами с куста ягоду и съедает ее.

Поворачивается обратно.

В два прыжка оказывается около ворона, прижимает лапой его поврежденное крыло к земле. Наклонив голову, раскрывает пасть.

Лиса

Приходит в себя, дергается, безуспешно, дергается еще раз, затем, хорошенько клюнув Лису в лапу, которой она держит его крыло, оборачивается человеком в довольно измятой одежде. Рукав на левой руке у него разорван и пропитан кровью, зато правой рукой он крепко хватает Лису за горло и начинает ее душить.

S.Snape

Царапает руку когтями, с лап сбегает шерсть.

Вытягивается в длину и оказывается лежащей на земле рядом с человеком женщиной в оранжевой юката⁷, подпоясанной оби в форме cho cho musubi⁸, с узлом на спине.

Запускает зубы в мякоть его правой руки чуть выше кисти, и в то же время обнимает его свободной рукой за шею.

Higaki no Go

Не обращая внимания на впившиеся в него зубы оборотня, перекатывается так, что оказывается сверху Лисы и продолжает держать ее за горло одной рукой, впрочем, уже не пытаясь ее задушить.

Тихо:

Очень удобный узел, Лиса. Давай выберем что-нибудь одно: либо кусаться, либо обнимать друг друга.

S.Snape

Хочешь развязать его, Karasu⁹? Ты справишься одной рукой?

Тянется головой, несильно захватывает зубами шею человека около плеча и отпускает.

Я не хочу ограничивать себя выбором.

Higaki no Go

Разжимает пальцы и легко проводит по шее Лисы правой рукой, ведет ее вниз вдоль полы ее кимоно, немного отстраняется, думает, потом высвобождается из объятий Лисы и садится рядом с ней.

Разглядывает Лису, одновременно поправляя на себе одежду и восстанавливая свой левый рукав.

Нет, Кицунэ. Не хочу пока. Тем более что узел у тебя под спиной так велик, что сулит большие удобства при дальнейшем знакомстве.

S.Snape

Продолжает лежать некоторое время на спине. Потом перекатывается набок, лицом к человеку, приподнимается на локте.

Я вижу, что ты не голоден.

Поднимается, садится на пятки. Складывает руки на коленях.

Подносит к губам свою левую руку, слизывает капли крови.

Прикрывает ненадолго глаза.

А мне хочется пить.

Higaki no Go

С недоверием качает головой, глядя на Лису.

Извини, Кицунэ, я не готов сейчас поить тебя своей кровью, да и не знаю пока, что из этого может выйти. Лучше бы ты не рисковала.

И разговаривать мне не хочется. Давай, ты пойдешь дальше по своим лисьим делам, а я посижу немного на этой полянке и подумаю о жизни.

Не поднимаясь с травы, отодвигается от Лисы, прислоняется спиной к дереву и тоже закрывает глаза.

S.Snape

Глубоко вздохнув, встает.

Я не буду сегодня больше лисой. Меня ждут другие дела.

Наступает вечер, Karasu. Я приду сюда завтра перед рассветом.

Вытягивает из пояса чистый белый платок.

Это поможет остановиться крови, хотя и не поможет зажить руке.

Платок, вспорхнув, ложится на траву рядом с S.Snape.

Higaki no Go

Молча поднимается и углубляется в заросли, окружающие поляну, оставив платок лежать у дерева.

S.Snape

Scene

Hiuchi Yama

Nikko, Tochigi

Japan

August 2, 1980

early morning

Выходит на поляну.

Аккуратно отряхивается, замирает, подняв одну лапу. Подбегает к старому засохшему дереву на краю прогалины, принюхивается к чему-то у его корней.

Вспышка молнии освещает лес, сразу же вслед за ней гремит гром.

Не обращая внимания на начинающийся дождь, принимается ходить взад и вперед, делая буквально по два шага в каждом направлении и ловко поворачиваясь, как бы перетекая всем телом.

Останавливается, снова засовывает нос в нору у основания дерева.

Лиса

Одновременно с новым ударом грома, пикирует откуда-то с неба на Лису, впивается ей в загривок когтями, а когда она отскакивает от дерева, бьет ее крыльями по глазами, отпускает, затем нападает снова, ослепляя и путая.

Через некоторое время особенно сильно налетает на Лису, и она отлетает под сень сосны, почти теряя равновесие.

Ворон

Припадает на передние лапы и ощеривается, но не двигается, разбрасывая хвостом размокшие сосновые иглы.

Лиса

Сбрасывает Лисе на глаза простой белый платок, который окутывает ее голову и снова пикирует на нее, обхватывая крыльями и одновременно с Лисой трансформируясь в человека.

Отбрасывает платок и закрывает Лисе глаза рукой, тихо говоря ей на ухо:

Среди акаций

Не дожидался тебя

Не вздрагивал при шорохе каждом

Падают вновь лепестки

Белых цветов.

Что-то в этом роде, да, Лиса?

S.Snape

Я тоже не ждала тебя, Karasu.

Higaki no Go

Находит узел оби на спине Лисы и снимает руку с ее глаз.

Язвительно:

Ты не ждешь, Лиса. Ты сначала пытаешься съесть, а на следующее утро приходишь проверить, нет ли кого-нибудь еще, кому можно было бы перегрызть горло.

Это что – твоя гора?

S.Snape

Нет, это я принадлежу ей.

Откуда ты, демон? Из-за моря? И где твоя гора?

Higaki no Go

Легко толкает Лису назад, она прислоняется к стволу дерева; дождь почти не падает на них.

Разглядывает набеленное лицо женщины, ее сложную прическу и блестящие в ней три рыжих волоска.

Принадлежишь горе? А гора-то теперь моя, вот эта самая. У вас в вашей игрушечной стране умеют делать логические выводы?

Про море я тебе расскажу после.

S.Snape

Выставив руку вперед, взмахивает рукавом. На ее поясе появляется sai¹⁰ с коротким мечом.

Ты боролся с кем-то, кто оказался сильнее тебя, оттого крыло твое изранено. Я – tengu¹¹ этой горы. Береги свое второе крыло, Karasu.

Higaki no Go

Криво улыбается, смотрит прямо в глаза женщине, что-то говоря на непонятном ей языке, протягивает руку и вынимает ее меч.

Местные божества мне не указ, tengu. Твоя магия слишком задумчивая. Пока ты будешь изящно взмахивать рукавами, я три раза снесу тебе голову твоим же мечом.

Почтительно кладет малый меч на воздух, и он отплывает на противоположный конец поляны.

И не сомневайся, этот, о ком ты говоришь, такой один. Второе крыло всегда будет в порядке.

Вынимает шпильку из прически Лисы и разглядывает ее, не забывая на всякий случай посматривать на женщину.

У тебя есть имя?

S.Snape

У меня есть много имен. Чем дольше ты пробудешь здесь, тем больше ты узнаешь.

Здесь, в лесу, я Кицунэ.

Higaki no Go

Разглядывает богатое кимоно на женщине:

А не в лесу, Кицунэ? Судя по ткани yuki-tsumugi¹², из которой сделан твой наряд, у тебя нет необходимости ежедневно готовить самой себе рисовые колобки.

Тянется, чтобы воткнуть шпильку обратно в прическу Лисе, но, передумав, вынимает из ее волос вторую.

Я пробуду здесь недолго, и хотел бы научиться не только списку твоих имен.

S.Snape

Восходя к вершине, нельзя спешить, Ворон. Ведь ты же не хочешь сбиться с дыхания на середине пути?

Вынимает еще одну шпильку.

Но меня ты изучаешь хорошо, и так же неторопливо ты сможешь изучать мои умения.

Higaki no Go

Слегка привлекает к себе женщину одной рукой, второй аккуратно освобождая ее волосы от всего того, что составляет ее прическу.

Разглядывает ее лицо и ту часть шеи, которую открывает кимоно.

Задумчиво:

А я думал, что это сказки. Про белила, которые наносят на себя японские женщины до самого пояса. Зачем тебе белила, Лиса? Давай, я буду изучать тебя, а не то, что на тебе.

Немного теснит женщину, заставляя ее отодвинуться от дерева, и на нее начинает падать дождь.

Информативно:

С дыхания я не сбиваюсь почти никогда. И пульс у меня как... как у вашего великого полководца Тоётоми Хидэёси.

S.Snape

Белое тело и черные волосы.

Поднимает лицо вверх.

Зачем я нужна тебе, если это для тебя не красиво?

Найди кого-нибудь еще, Karasu, найди кого-то, кто в один цвет.

Higaki no Go

Смазывает немного красной краски с губ Кицунэ и ослабляет другой рукой ее пояс.

Сговорчиво:

Обязательно найду, Лиса. Только не сейчас. Сейчас я буду тебя раскрашивать по своему вкусу, а ты выслушай еще один стишок.

Противимся

Желаниям моим,

О рыжая лисица,

Видно, и мне предстоит

Взойти на вершину Набари.

Что-то в этом роде, м-мм?

S.Snape

Scene

Futarasan-Jinja

Nikko

August 10, 1980

Из пяти видов Дхармакайи, первый – это Дхармакайя Абсолюта...

Перечисляя, рисует в воздухе светящиеся иероглифы.

второй – Дхармакайя Природы, третий – Дхармакайя Заслуги, четвертый – Дхармакайя Бесчисленных Проявлений, и пятый.

Взмахнув рукой, заставляет четыре иероглифа слиться и исчезнуть.

Дхармакайя Пустоты.

Прикрывает глаза.

Медитируйте теперь в этом порядке, но не задерживайтесь долго на каждой сущности. Они должны сливаться, перетекать и уничтожать себя, открывая смысл – что нет ничего, что нуждалось бы в постижении.

Tadamine sensei

Сосредоточенно пишет кистью на своем листке бумаги столбец за столбцом какой-то текст, затем осознает, что учитель закончил объяснение и, кинув быстрый взгляд по сторонам, видит, что три других ученика, сидящих на циновке, погрузились в медитацию.

Опускает голову и упирается взглядом в один из иероглифов на своем листке. Через полминуты пропадает из виду.

S.Snape

Через некоторое время открывает глаза и хлопает в ладоши.

Ученики один за другим встают и, поклонившись, покидают комнату.

Поднимает руку; бумага, оставленная S.Snape, поднимается, как опавший лист на ветру, и перепархивает в подставленную ладонь.

Сосредоточенно читает, несколько раз поднося палец с длинным холеным ногтем к написанным знакам, как будто собирается проткнуть бумагу, но каждый раз задерживает движение и не касается ее.

Tadamine sensei

Снова делается видимым в помещении, наклоняет голову и направляется к выходу, решив не отвлекать учителя от чтения своих записей.

Еле слышно бормочет:

This hosshin dharmakaya thing is realized through transcendental prajna. Which is Wisdom. Where could I possibly find Wisdom these days?..¹³

S.Snape

01:20:39

Вы же записали эту сутру.

Goat-drawn carriages, deer-drawn carriages,

And carriages drawn by great oxen.

Now outside the door

Come out all of you.¹⁴

Мудрость находится в пустоте, а пустота находится внутри всего, а все находится внутри "я". Осталось только заменить последний иероглиф.

Tadamine sensei

Разворачивается на пороге, останавливается.

Вежливо:

All of me.

Да, Тадаминэ-сэнсэй. Но мне кажется, что это я знал всегда.

Пора мне усесться на место возничего в колеснице Дхармы.

S.Snape

Я вижу это. Я вижу, что в вас есть это знание. А значит, нет больше ничего, что вы могли бы взять у меня. Ваше путешествие не лежит больше снаружи, оно должно продолжаться вне знания, и вам нужен другой учитель.

Со смешком.

Или же йидам¹⁵.

Tadamine sensei

Наклоняет голову немного вбок.

Путешествие вне знания? Не могу до такой степени впустить пустоту в свою и без того довольно пустую голову, Учитель.

А до йидама я еще, видимо, не дорос. К таким, как я, они не являются.

Почтительно:

Есть ли на Архипелаге учителя, знающие больше вашего? Я навел справки, говорят, что нет.

S.Snape

Разумеется, они есть, и разумеется, именно о них и говорят, что их нет.

Встает.

Отдохните. Я отведу вас к нему завтра.

Tadamine sensei

"Отдохните". Надо запомнить. Именно это слово стану говорить людям, на вопросы которых мне не захочется отвечать. И еще слово "завтра".

Снова наклоняет голову:

Да, Тадаминэ-сэнсэй. У меня осталось еще некоторое количество завтр.

Делает вторую попытку выйти.

S.Snape

Опустившись на одно колено, раздвигает снаружи от комнаты сёдзи. Не поднимается с пола и не поднимает глаз.

Higaki no Go

Подходит к двери.

Сегодня мои труды закончены, Хигаки-сан. Проведите время с вашим учеником, а не с вашим учителем.

Tadamine sensei

Встает, поклонившись.

Поворачивается и начинает подниматься по тропинке в гору, к дому, в окне которого горит свет.

Higaki no Go

Незаметно качает головой, наблюдая за разговором Тадаминэ и Хигаки, снова растворяется в воздухе и через секунду оказывается в домике на вершине горы Набари.

S.Snape

Подходит к двери дома.

Вступив на порог, кланяется.

Я ожидала увидеть вас на вершине.

Я нашла для вас имя, kouhai.

Higaki no Go

Делает приглашающий жест внутрь.

Благодарю, Хигаки-сэнсэй, за ваши ожидания, которые неожиданны даже для меня.

Протягивает руку и помогает Хигаки-но Го переступить порог.

Мне очень приятно слышать, что вы нашли мне еще одно имя. Потому что называться именем демона можно совсем недолго. Есть большая вероятность им стать.

S.Snape

02:38:26

Я рада, что смогла удивить вас. Чем больше вы меня узнаете, тем меньше я смогу на это рассчитывать.

Входит в комнату.

Вы правильно говорите об именах, и поэтому вы не должны так легко относиться к ним, особенно к своим. И не должны позволять людям называть себя так, как им хочется. Можно это только тем из них, кто понимает, что делать этого нельзя.

Higaki no Go

Смотрит на Хигаки, говоря обычным тоном:

Я только и делаю, что удивляюсь здесь, Хигаки-сан. И если я этого не показываю, то это по привычке, а не потому, что что-то понимаю.

Единственное, в чем вы ошибаетесь, это в том, что я позволяю людям в отношении себя хотя бы что-либо, чего мне не хотелось бы им позволять. Один-единственный раз это произошло, и вот смотрите, где я оказался. На горе Набари.

Мне было велено отдыхать, поэтому вы можете научить меня сегодня еще чему-нибудь полезному, Хигаки-сэнсэй.

S.Snape

Отдыхать?

Подходит к стене, снимает с нее длинный меч.

В самом деле. Я сейчас поставлю кипятиться воду...

Заправляет sai за пояс.

...нарву лепестков хризантемы...

Снимает sageo с рукояти.

...зажгу ароматные курения...

Садится на пятки, берет кончик шнурка губами и быстро подвязывает рукава верхней одежды.

...и задерну занавеси на окнах.

Кладет руку на tsuka своего меча.¹⁶

Higaki no Go

Следит за приготовлениями Хигаки, скрестив руки на груди.

Немного насмешливо:

Пожалуй, вы действительно еще не учили меня варить компот из хризантем, Хигаки-сэмпай.

Воистину, тайна его изготовления должна храниться за опущенными шторами.

S.Snape

Вынимает меч и продолжает движение, одновременно поднимаясь на одно колено. Конец лезвия скользит вверх по невидимой линии слева от S.Snape и останавливается, когда ее вытянутая рука показывает вверх.

Левый рукав одежды S.Snape падает на пол.

Поворачивает руку к себе, отставляет ее в сторону.

Это последнее движение называется chiburi.

Садится, вкладывает меч в sai.

У вас будет, что положить себе сегодня в изголовье.¹⁷

Higaki no Go

Не торопясь, манит свой левый рукав пальцем и возвращает его на место. Тянется правой рукой за спину и достает неизвестно как оказавшийся там облегченный меч цуруги¹⁸ – прямой и обоюдоострый.

Проворачивает его в руке, глядя куда-то между бровей Хигаки:

В изголовье моем, Хигаки-сэнсэй, будет лежать сегодня что-нибудь другое.

Например, вот это.

разрезает шнур, которым подвязаны рукава кимоно Хигаки (они падают до земли), и подносит острие меча сначала к ее оби, а потом к шее.

Вежливо:

Что вам больше дорого? Шелк или кожа?

S.Snape

Немного отклонившись, дотрагивается пальцем до острия меча.

Я не хочу ограничивать себя выбором.

Отводит меч ладонью и встает. Делает шаг вперед.

Higaki no Go

Тихо:

Вот так-то лучше...

Приближается к Хигаки, не выпуская меча, тянется через плечо ей за спину и разрезает ее оби сзади.

Все же вы в первую очередь женщина, Хигаки-сэнсэй, а во вторую Лиса. Поэтому в изголовье давайте сегодня положим красивый бантик.

Тем более что я все равно не сплю.

Берет руку Хигаки и разглядывает ее пальцы:

А дотрагиваться до меча голыми руками нельзя. Можно порезаться.

S.Snape

Для этого и есть руки.

Выпускает меч, который придерживала левой рукой. Он падает с глухим стуком.

Я постелю сегодня свои рукава. Я хотела бы знать, чего вы сможете достигнуть на этом уроке.

Шепотом:

Kyokuten.

Higaki no Go

Антракт

Scene

The house on Nabari Mountain

August 11, 1980

SunriseS

Сидит за столом, старательно любуясь на рассвет, и покрывает лист бумаги, колонка за колонкой, какими-то иероглифическими записями.

Потом спохватывается, оглядывается куда-то за спину, вскакивает, подходит к окну и пытается понять, сколько времени. Осознав, что его не так уж и мало, снова садится за стол и, тщательно приведя себя в соответствующее настроение, пишет тридцать один иероглиф в пять столбцов. Отодвигает лист от себя, поворачивает голову то в одну сторону, то в другую, шепотом проверяет звучание. Еще раз критически оценивает каллиграфию и недовольно морщится.

Подпирает голову рукой и смотрит в окно, думая о чем-то постороннем.

Бормочет:

Есть вещи, которым научиться нельзя.

Подумав:

И не хочется.

S.Snape

Кимоно, висевшее на раздвижной ширме, утягивается вниз.

Поднявшись на ложе, садится на колени и сдвигает ширму в сторону. Кланяется. Подобрав с татами несколько сосновых иголок, которые ветер занес в окно, превращает их в булавки и подкалывает волосы. Проводит руками по своей прическе; один из волосков падает. Подобрав его, осторожно вытягивает его в пальцах в тонкий черный шнурок и подпоясывает им кимоно.

Встает, подходит к двери, поднимает mizusashi¹⁹, стоявший на остывших углях, и выходит из дома.

Слышно, как она поет, направляясь к ручью.

Higaki no Go

Провожает Хигаки взглядом и некоторое время раздумывает, не отправиться ли в экспедицию по окрестностям, пока она отсутствует. Потом все-таки решает еще раз проверить свои записи.

Углубляется в записи на листе, где набрасывал какой-то длинный текст, и совершенно забывает об окружающем мире.

Задумавшись, рисует на этом же листе гору, ведущую к вершине горы дорогу, реку, которую эта дорога пересекает, мостик через реку и идущего к горе путника с книгами за спиной.

Совсем глубоко погрузившись в свои занятия, машинально рисует под водой лицо человека, который, по-видимому, тонет.

S.Snape

Возвращается, кланяется еще раз на пороге, ставит принесенную воду на огонь, который вспыхивает неярким, но горячим пламенем.

Войдя в комнату, присаживается на пятки напротив S.Snape.

Вы приготовили для этой комнаты kakemono²⁰, Kyokuten-kouhai?

Higaki no Go

Встает и поднимает Higaki за руку.

Нет, Higaki-sensei, я не умею украшать жилища по-японски. Написал вот вам некоторое количество упражнений, которые должен был. Но так как я во всех смыслах только учусь, не судите строго эту избыточность.

А вы...

разглядывает Хигаки с новым интересом

...сегодня не похожи на учителя. Да.

S.Snape

Мягко отнимает руку, приседает, собирает разбросанные листы. Поднимается.

Ваша техника безукоризненна. Все штрихи выписаны совершенно верно.

Вам нужно упражняться в забывании того, как нужно рисовать слова. К примеру, иероглиф "орхидея".

Осторожно касаясь бумаги кончиками пальцев, немного размывает концы линий.

Вы описываете ботанический вид, а не одинокий цветок, стоящий у открытого окна осенним вечером.

Higaki no Go

Расстроенно разводит руками:

Ничего не поделаешь, Хигаки-сэнсэй, если подобного нет вот здесь...

Указывает сначала на лоб Хигаки, а потом на ее сердце

... то и в руках не появится. И это залог того, что вы еще долго будете для меня учителем, а я для вас – учеником.

Улыбается и комкает одной рукой лист с записями и рисунком. Лист рассыпается в прах.

Давайте станем пить чай, а я вам прочитаю ваши стихи. А вы меня еще немного поругаете. А я буду сопротивляться и искать объяснения в разнице культур. Давайте?

Потому что потом надо будет снова делать что-то менее приятное и полезное, но более должное.

S.Snape

Ваше отношение к традициям продолжает удивлять меня. Вы не придаете значения внешним проявлениям того, что вы назвали культурой, и тем не менее выполняете их ревностно.

Снова присев, насыпает длинной бамбуковой ложечкой в лакированные чашки немного порошка matcha, заливает их кипящей водой, взбивает веничком chasen²¹.

Жестом приглашает S.Snape сесть напротив и протягивает ему одну из чашек.

Прочтите мне мое стихотворение. Об остальном мы поговорим позже.

Higaki no Go

Усаживается напротив Хигаки и принимает пиалу с напитком, поблагодарив ее кивком головы.

Легкомысленно:

Ах, не удивляйтесь, дорогая Хигаки-сан, не удивляйтесь. Когда надо в неполный месяц вместить и традиции, и их познание, и то, из чего они выросли, и естественную любезность в отношении дамы, и попытку найти что-то, что действительно интересно, а не просто бесконечные узоры из многозначительной символики, то будешь хвататься за все подряд, и ничего не будешь выполнять хорошо. Вдумчиво.

Не обращайте на меня внимания, Higaki-sensei. Я здесь совершенный гайдзин и собираюсь таковым оставаться.

Сделав глоток, отставляет свой чай и берется за листок с несколькими пятистишиями.

Вот, свободная компиляция того, что я услышал сегодня ночью из ваших уст.

Читает старательно и с большим выражением:

В домик в тумане

И в зарослях тростника

Никто не зашел.

Только осень каждый год

Проведывает меня.²²

...Это у нас будет топографическая экспозиция.

Пожухли краски

Летних цветов, вот и я

Вглядываюсь в жизнь

Свою и вижу только

Осени долгие дожди.²³

...Это, пожалуй, – психологическая.

Хижина в лесу

Уединенная.

В столице люди

Мой мир и всю мою жизнь

Зовут – гора Набари.²⁴

...Это уже, кажется, обо мне, но немного гиперболизировано.

Того человека,

Что пощады, как видно, не знает,

Я люблю безответной любовью...

И от этой любви

Так мне странно на сердце...²⁵

...Хм. А это дословно.

Отдает лист Хигаки и снова берет свой чай.

S.Snape

У вас очень мужские строки.²⁶

Помолчав немного.

Вы еще вернетесь на Набари, Kyuokuten-kouhai. Вернее, вы еще взойдете на нее.

Сегодня мой последний день здесь, я закончила обучение у Tadamine-sensei. Этот дом будет теперь вашим.

Higaki no Go

Игнорирует комментарий Хигаки к прочитанным ей стихам, протягивает руку и кладет перед ней на столик небольшую орхидею, точно такую же, как на узоре ее кимоно.

Тихо:

Не сердись, Лиса.

После паузы:

Я, видимо, тоже закончил. Тадаминэ-сэнсэй что-то невнятно пообещал, но я ему не верю. А ты придумала мне незаслуженное имя, и больше учить меня не станешь. Значит, пора мне перестать быть учеником и надо становиться учителем.

S.Snape

Это имя не на сегодня и не на месяц. Всю твою жизнь зовут – гора. Я всего лишь сказала это на своем языке.

Ты не напрасно не веришь учителю. Он забудет о своем обещании.

Higaki no Go

Задумчиво:

Я знаю, Лиса, знаю. Это для вас ваша традиционная мимика непроницаема, как свадебное кимоно, а для меня все прозрачно, как воды здешнего озера в полдень. Он не забудет, он – не хочет. И правильно не хочет.

Вздыхает.

А у меня нет времени играть по правилам. И нет уверенности в том, что играть не по правилам того стоит. Все это...

делает неопределенный и немного пренебрежительный жест

...лепестковые дожди в период цветения сливы. Или суета сует и томление духа.

Снова переводит взгляд на Хигаки:

Но тебе я благодарен за все. Могу ли я как-то отплатить тебе?

S.Snape

За все, что было, ты мне заплатил.

Берет орхидею. В ее руках она очень быстро распускается и отцветает, роняя лепестки в чашу с горячей водой.

Вдыхает аромат, поднимающийся с паром, и прикрывает глаза.

Я покажу тебе, куда сделать следующий шаг. Этот долг ты отдашь мне, когда вернешься со своего пути. Тебя нельзя останавливать.

Встает.

Higaki no Go

Scene

near Oku

Okinawa, Japan

later the same day

Появляется на дороге, ведущей в с виду традиционный сад камней, и подходит к проему в низкой ограде, ограничивающей его. На некоторое время останавливается, сосредотачиваясь.

Идет вперед, вглядываясь в скромный дом, прячущийся в зарослях деревьев, расположенных за садом камней.

S.Snape

Поднимается сильный ветер, закручивающий песок в маленькие смерчи. Ветер нарастает; сначала мелкие, потом более крупные камни сдвигаются с мест. Песчаная буря скрывает из виду дом. Резко пахнет морем; слышны крики чаек.

в саду камней

Останавливается, достает из густеющего воздуха кусок материи и заматывает лицо, оставляя не закрытыми только глаза. Немного щурится, затем взмахивает рукой, образуя вокруг себя небольшое пространство, свободное от песка.

Тянется к вакидзаси у себя на поясе, но не достает меч, а идет дальше.

S.Snape

Песок укладывается в ровные круги вокруг камней.

Вода в каменной чаше прибывает, выплескивается через край и образует пенный поток, перегораживающий дорогу S.Snape.

в саду камней

Встряхивает головой, освобождаясь от маски, которая слетает в воздух, взвивается лентой, падает и уползает в заросли черным аспидом.

Достает кисть для каллиграфии и чертит в воздухе иероглиф "мост". Поток перекрывается эфемерным мостиком, который виден только самому S.Snape. Перебегает на другую сторону и движется вперед.

S.Snape

Появляется на тропинке у порога дома. Встает, широко расставив ноги и положив руку на рукоять меча.

Иди домой. Здесь не место гайдзину. Иди туда, где твой учитель.

Hirohito Yarazo

Внимательно, но незаметно оглядывает японца, делая небольшое усилие, чтобы не улыбаться и не проявлять явного любопытства.

Здравствуй, благородный самурай. Я пришел не к тебе, а к Учителю, который живет там.

Кивает на дом в куще деревьев.

Надеюсь, он станет и моим учителем, поэтому мне – туда.

S.Snape

Смеется.

Там никто не живет. Многие приходили сюда, видели это и отправлялись обратно. Ты достаточно знаком с магией для того, чтобы дойти до порога. Возможно, ты достаточно хорошо владеешь мечом, чтобы войти. Это мы сейчас узнаем.

И еще мы узнаем, почему ты так самоуверен, что думаешь, будто сможешь найти здесь для себя учителя.

Hirohito Yarazo

Понимающе кивает головой:

Значит, ты охраняешь пустоту? Или Учитель живет в другом месте, а меня обманули? Это неважно.

И хотя я уважаю детскую присказку о том, что лучший бой – это тот, которого удалось избежать, но, похоже, придется все-таки потратить немного времени и загородить эту тропинку твоим хладным телом.

Наклоняется и срывает сухой стебелек травы. Засовывает его в рот с видом полного пренебрежения и закладывает руки за спину.

Повествовательно:

Почему? Потому что учитель здесь. Почему для себя? Потому что ищу его я. Почему смогу? Потому что я умею находить.

Тебе же скажу просто: Neko ni koban²⁷. Ты утомил меня; иди своей дорогой.

S.Snape

Этой кошке тебе придется заплатить, гайдзин, и не мелкой монетой. Мне не жаль на тебя одну из своих жизней.

Со свистом опускает меч на травинку во рту S.Snape. Меч, звеня, отскакивает.

Не жалко и две, если дойдет до этого!

Встает в оборонительную стойку.

Hirohito Yarazo

Достает малый меч из ножен, немного обходит японца по кругу, глядя ему прямо в глаза:

Прости, котик, мне недосуг заниматься с тобой арифметикой. Не увлекался бы ты... А то я процитирую тебе все японские пословицы, которые выучил тут на днях. Например:

Kappa mo kawa nagare.²⁸

Сделать тебе дырку на макушке, чтобы проверить, не поглотит ли тебя бурный поток?

Отбрасывает травинку левой рукой, отвлекая японца, правой делает очень быстрый круг мечом над его головой, срезая ему торчащие на макушке волосы.

Издевательски:

Извини. Я потому и выбрал здесь вакидзаси, что у меня довольно длинные руки. Надо же и соперника пожалеть.

S.Snape

Рычит:

Toranu tanuki no kawa zan'yo!²⁹

Бросается на S.Snape с поднятым мечом.

Из дома раздается тихий, надтреснутый голос. Он говорит только одно слово: "Нет".

Застывает и не может двинуться; все, что у него получается – это бешено вращать глазами.

Hirohito Yarazo

Удивленно:

А ты еще и мои пословицы воруешь? Я-то хотел сказать ее тебе в следующий раз.

Пожимает плечами:

Кажется, Учитель дома.

Убирает меч в ножны, обходит японца и идет к дому.

Через плечо:

А врать – нехорошо.

S.Snape

Внутри совершенно пусто. На полу лежат давно выцветшие соломенные маты. На стене – свиток, на котором несколькими мазками широкой кисти тушью нарисовано дерево, и нет никакой надписи.

внутри дома

Исполняет где-то четверть традиционного японского поклона. Внимательно, но незаметно оглядывается.

Проходит немного вперед, но не идет дальше.

Негромко:

Позвольте вас приветствовать, O-Sensei.

S.Snape

Появляется у дерева на свитке, штрих за штрихом. Шагает вниз.

Тебе я это позволю, Kyokuten. Но зачем ты пришел сюда? Ни в ком ты не нуждаешься, ничто не может тебе воспрепятствовать, иди выбранной тобой дорогой.

Кряхтя, присаживается на пятки.

Saotome Sensei

Продолжает смотреть на свиток, как будто ожидая, что из него появится еще что-то.

Учителю:

Вы даже знаете мое имя. Значит, вы и все остальное тоже знаете.

Послушно:

Я уйду, O-Sensei. Только ответьте мне на один вопрос, раз уж вы меня впустили.

S.Snape

Она дала тебе хорошее имя.

Ты вошел сам. Ты ожесточил моего ученика.

Вздыхает.

Чтобы не ответить на твой вопрос, я должен уйти отсюда. Мне еще не пришло время уходить. Еще немного я пробуду здесь.

Возможно, что мой ответ так и не позволит тебе увидеть вечное дерево в саду на вершине горы. Что же ты хочешь спросить?

Saotome Sensei

Очень внимательно следит за логикой Учителя.

Искренне:

Не уходите, пожалуйста. Дело не в моих глупых вопросах, можно считать, что их нет. Всегда лучше быть живым, а не нарисованным.

Сам с собой:

Почему-то все говорят, что меня нельзя останавливать, и что передо мной лежит некая дорога, с которой не свернуть. А зря. Я только выгляжу таким упертым, и совершенно не хотел бы уподобляться танку, которому все равно, какие цветы гибнут под его гусеницами.

Спохватывается:

Меня пока не интересуют горы. Меня интересуют постройки. Скажите, ведь можно объединить в одной постройке купол и основание так, чтобы они не могли друг без друга? Чтобы они были одно? И – не разрушались?

S.Snape

Наклонив голову, думает.

Нельзя. Если строить шаг за шагом, ты станешь опираться или на одно, или на другое. Можно. Если здание уже существует. И снова нельзя, потому что не ты его построил. И снова можно, потому что эта задача уже почти выполнена. И снова нельзя.

Saotome Sensei

Поднимает обе руки вверх ладонями и показывает Учителю белый и черный светящиеся и переливающиеся шарики над ними.

Можно. Нельзя. Белое. Черное. Ян. Инь. Верх. Низ. Левое, правое, добро, зло.

Вечный и надоевший дуализм. Бинарная оппозиция.

Это не ответ.

Соединяет руки, открывает ладони перед собой. На них виден шарик, состоящий из света, переливающийся радугой.

Благодарю, Учитель. Теперь я пойду.

Про себя:

Sorry, the wisdom service is out of order.

Наклоняет голову и отступает к порогу.

S.Snape

Картина с деревом обретает цвет и окрашивается в закатные тона. Из шарика в руках S.Snape протягивается радуга, которая становится частью картины. Теперь видно, что дерево отблескивает на солнце золотом.

Разумеется, это не ответ. Ответить уж наверное может только тот, кто задал вопрос? Это и есть ты, Kyokuten.

Saotome Sensei

Прощается с учителем, деревом и радугой взглядом и выходит за порог. Идет по дорожке.

Немного ворчливо:

Правильно, правильно. Не нужно учебников, есть самоучители. Не нужно предшественников, есть свобода шествий. Не нужно ответов на вопросы: есть игольное ушко, а у тебя есть верблюд, которого надо в него пропихнуть. Предварительно найдя иголку в стоге сена.

Ну нет... я конечно не против... мне интересно... Но тогда – зачем они все?

Не найдя ответа на вопрос, подходит к застывшему японцу с поднятым мечом и ласково похлопывает его по плечу. Сообщает:

Я решил, что буду называться Пессимистом. Потому что пессимист строит в воздухе не замки, а подземелья.

Легкомысленно машет японцу рукой и уходит не оглядываясь.

Уже за воротами:

Право слово, Хигаки-сэнсэй научила меня большему.

S.Snape

Scene

near Oku

Okinawa, Japan

later the same day

Scene (contd.)

Встает, подходит к стене, снимает с нее свиток. Сворачивает его и прячет в рукав.

Садится снова на пятки, лицом к двери.

Да.

Saotome Sensei

Проводив гайдзина немигающим взглядом, разворачивается и идет к домику учителя. Снимает обувь, входит внутрь и делает глубокий сэнсэй-ни-рэй.

С трепетом и не разгибаясь:

Позволено ли мне будет нарушить ваше уединение, О-Cэнсэй?

Master Hirohito Yarazo

Входи, Ученик.

Крики чаек беспокойны сегодня.

Saotome Sensei

Слегка охрипшим голосом:

Мы хотели сохранить ваш покой, О-Сэнсэй. У нас не получилось, и я прошу вас назначить для меня наказание за мою оплошность.

Master Hirohito Yarazo

Ошибки не было. Вы вообще не делаете ошибок.

Садись. Покой можно возвратить, если он уже обретен.

Saotome Sensei

Еще ниже поклонившись, садится напротив Учителя в seiza³⁰ и кладет руки на колени. С трудом подбирая слова:

Чайки... не делают ошибок, О-Сэнсэй. Их полет и крики естественны. А я хотел силой остановить силу, но не смог. У нас были разные силы.

Продолжает, осознав, что Учитель дает ему возможность говорить:

Гайдзин, конечно, ушел ни с чем. Не надо было его останавливать. Он бы все равно ушел ни с чем.

Master Hirohito Yarazo

Ты не смог остановить потому, что нельзя было остановить. Не думай больше об этом.

Прикрывает глаза.

Я не стал его учителем.

Снова открыв глаза, смотрит на Master Yarazo.

Вы оба поняли это. Но Kyokuten не понял, что все же стал моим учеником.

Saotome Sensei

Сжимает зубы и некоторое время играет желваками. Сдавленным голосом:

Что это за имя? Это не гайдзинское имя. Кто-то предал нас, Учитель, если о вас рассказали какому-то заморскому дьяволу, самозванцу с заносчивым прозвищем.

С затаенной мукой, сжимая кулаки:

Он не мог стать вашим учеником. За пять минут. Не мог. Сокровенное знание, которое не смог взять от вас никто, – не мог получить он. Если бы он его получил, я бы увидел.

Master Hirohito Yarazo

Случилось то, что должно было случиться. Разве ты этого не чувствуешь?

Ты не можешь рассчитывать взять знание, Ученик. Ни у меня, ни у кого-то другого взять ничего нельзя.

И время не имеет значения. Если собрать вместе все время, которое ты действительно учился, находясь со мной, то его хватит лишь на то, чтобы бабочка дважды взмахнула крыльями. А достаточно для знания было бы и половины этого.

Saotome Sensei

Закрывает глаза и сидит недвижно некоторое время. Видно, что на его щеках блестят злые слезы.

Говорит тихо, и в его речи начинают проскальзывать непонятные интонации:

Я понимаю, О-сэнсэй. И я не родился здесь. И моя мать не носила кимоно и гэта. И мне не было суждено, а усердие не помогло. Но я... я же так старался... Я ни жизни, ни перерождений, ничего...

Начинает подниматься;

злобно:

Я знаю, кто это. Знаю, кто мог. Это фрейлина. Это оборотень. Я чувствую, не обошлось... Знаю, что делать, Учитель.

Снова кланяется Саотомэ-сэнсэй:

Все будет у нас наоборот. Вы можете не считать меня своим учеником, но вы для меня всегда будете Учителем.

Пятится к двери, держась за рукоятки своих мечей.

Master Hirohito Yarazo

Выполняет za rei.

Продолжай идти по своей дороге. Никто иной не сможет пройти ее за тебя.

Saotome Sensei

Пятясь, выходит из дома, сжимая зубы до скрипа.

Идет к выходу, злобно бормоча:

Ронин³¹ знает, что ему делать. Ронин будет охранять то знание, которое ему не дано. И глупого учителя, который не понимает, кому нельзя давать знание. Мастер Яразо найдет возлюбленного Поэтессы и еще почитает ему стихи. Они еще пожалеют.

Покидает сад камней, останавливается за воротами. Видит под кустом лоскут тонкой черной ткани. Хватает его и засовывает за пазуху. Медленно и торжествующе улыбается, потом вдруг взвизгивает и пропадает.

Master Hirohito Yarazo

Вынув из рукава свиток, разворачивает его перед собой и уходит в него. За ним втягиваются и стены дома. Чайка с криком спускается и уносит свиток.

Saotome Sensei

Scene

The Imperial Palace

Nara³², Japan

January 8, 1998

sunrise

Стоит у изгороди около калитки. Дождь поливает ее соломенные kasa и mino³³.

Увидев темную фигуру, идущую по лужам к изгороди, склоняется в глубоком поклоне.

служанка

Подходит к служанке, наклоняет голову.

Доброе утро, О-Юми. Ты проводишь меня к госпоже? Это хорошо.

S.S.

Выпрямляется, бросает очень короткий взгляд на подошедшего мужчину. Хихикает негромко, прижимает пальцы к губам. Кланяется еще раз, поворачивается и спешит по тропинке, насколько позволяют узкие полы ее кимоно.

Yumi

Невольно улыбается, следуя за О-Юми.

Про себя:

Кажется, полтора года назад всего и был на Архипелаге, а опять как с чистого листа.

Вот и будем с этим разбираться.

S.S.

Жестом дает S.S. понять, что ему необходимо подождать, и скрывается за дверью флигеля.

Yumi

Погружается в задумчивость, прислоняясь к дверному косяку и разглядывая мокрые ветви ив, с ветвей которых в печальный и холодный пруд стекают капли.

Тихо:

Конечно же, меня не выставят за дверь. Даже предложат чаю. Поговорят о чем-нибудь красивом.

Вздыхает:

Я, конечно же, скажу – чтобы уж не так позорно ощущать тщетность своего прихода – что-нибудь глубокомысленное, после чего можно будет сложить еще десяток пятистиший. И спокойно пойду ловить своего ребенка где-нибудь в Осаке или в Токио.

Что-то шепчет в сторону пруда и разглядывает приблизившихся к поверхности золотых карпов.

S.S.

В глубине слышен быстрый разговор, потом все стихает.

Выходит и останавливается в проеме двери. Кланяется.

Поднимает голову, прикрыв глаза от солнца, пробивающегося под тучами на востоке, и замирает. Отступает назад.

Чистым, молодым голосом:

Kyokuten.

седая женщина в белом кимоно

Разворачивается к женщине и смотрит на нее, пораженный.

Baimao nu³⁴ – вот ты какой стала, Лиса. Глядя на тебя, можно ослепнуть.

S.S.

Моя голова подходит теперь к этой траурной одежде.³⁵

Идем. Я не могу принять тебя в главных покоях.

Не двигается, ожидая, пока S.S. войдет в дом.

Higaki no Go

Берет Хигаки за руку и ведет ее внутрь. Внутри флигеля разворачивается к ней лицом, разглядывая ее получше.

Мне не нужны покои, Хигаки-сан. Если вы вспомните, нашему знакомству не помешали густые травы, сосновые иглы и почти такой же дождь, как сегодня. Разве только чуть-чуть теплее.

Я пришел к тебе, Лиса, в твоем трауре.

Помолчав:

Тебе ведь можно разговаривать с посторонними мужчинами?

S.S.

Мне можно сейчас все. От меня уже никто ничего не ждет. Завтра я собираюсь возвращаться туда, откуда пришла. Гора Hiuchi получит снова свою Kitsune, пусть ненадолго.

Higaki no Go

Отпускает Хигаки, проходит по комнате, снова останавливается перед ней.

Значит, я успел. Отлично.

Что мы имеем? Ты овдовела и опять осталась одна. Но для Кицунэ это не новость. Время стало отгрызать от тебя куски, как отгрызает их от всех остальных людей, кроме меня и еще горстки экспериментаторов, которые нам сейчас неважны. Ты полагаешь, что не нужна при магическом императорском дворе – твои строки, твои цветы, твои цвета, твой талант, твоя красота. Ты имеешь право ими распоряжаться, это так.

Но пока не настало завтра, мы могли бы поговорить? Недолго? По старой памяти?

S.S.

Отступает на шаг, качает головой.

Ничего этого больше нет. Белое, все белое. Я – седая лиса. Я ухожу умирать. Наше дыхание, наши слова согреют эту комнату, но холод снаружи их и не заметит.

Higaki no Go

Смотрит на Хигаки, кажется, собираясь прожечь ее взглядом.

Почему ты сопротивляешься, Лиса? Как в самом начале? Почему ты мне не веришь? Разве есть кто-нибудь еще, кому бы ты могла верить, как мне?

Не говори мне свои бледные, бес-тре-петные, благостные японские фразы, говори мне что-нибудь настоящее. Не теплое, а горячее.

Указывает на себя:

Я не белое. Понимаешь? Сделай усилие и пойми.

S.S.

Подходит к S.S.

Я всегда верила тебе. Я всегда знала, что моя жизнь поворачивает там, где она встречает твою дорогу – с тех пор, как впервые увидела раненого ворона, эту упавшую на землю черную ночь с кровавым оперением.

Последний поворот остался. Ты хочешь, чтобы он оказался – иным, не таким, как мне начертано? Зачем?

Higaki no Go

Делает тихий и глубокий вдох и несколько секунд молчит.

Да. Все – да. Потому что ничто не было начертано, Хигаки из управы Дайни. Ни прощальные крики оленя, ни те повороты, на которые тебя толкают случайные встречные.

Единственное, что тебе было начертано, – это быть Лисой. Всегда.

Неожиданно:

Можно я сяду?

S.S.

Оглядывается. В комнате пусто, если не считать постели – циновки goza³⁶ с плоской подушкой.

Подходит и садится в изголовье.

Тебе придется стать учителем, Karasu. Я все забыла.

Склонив немного голову:

Садись.

Higaki no Go

Опускается перед Хигаки, берет ее за руку.

Тихо:

Уже лучше. Только ты должна все понимать и чувствовать, Лиса. Все должно сложиться вот здесь...

подносит ее пальцы по очереди к своему и к ее лбу

...и вот здесь.

дотрагивается до того места, где бьется ее сердце, и прислушивается.

Улыбается:

Здесь уже, кажется, получается.

Мы должны обратить необратимое вспять, Лиса. Не спрашивай, зачем мне это нужно. Скажу правду – не только потому, что это было несправедливо и жестоко. Есть и другие причины.

Мы должны соединить несоединимое. Я один не смогу. Либо ты мне поможешь, и мы сломаем это чертово колесо сансары, либо оно раздавит сначала тебя, а потом – всех.

Не думай об этом. Думать буду я. Просто попытайся забыть, что ты японская женщина. Попытайся быть просто – женщиной.

S.S.

Вздрагивает и напрягается, когда S.S. дотрагивается до ее головы. После того, как он касается ее груди, глубоко вздыхает и низко опускает голову.

Когда он заканчивает говорить, поднимает на него глаза.

Но если тебе... нам это не удастся, сломанное колесо принесет еще больше страданий и несправедливости.

Кладет свою руку поверх руки S.S. Потом берет ее, подносит к своим губам. Улыбается. Видно, что зубы ее по-прежнему ровны и белоснежны.

Кусает руку S.S.

Higaki no Go

Непонятным тоном:

Ты ведь, кажется, никогда не любила ограничивать себя выбором, Лиса, м-ммм?

Легко проводит рукой по скуле Хигаки, затем по другой, по ее глазам, отпускает ее лицо, любуясь его прежней гладкостью и белизной.

Колесо не сломается. Оно просто больше не будет колесом. Не заставляй меня говорить с тобой о стереометрии, вместо того чтобы заниматься возвращением тебе твоих любимых цветов. Черного и белого.

S.S.

Подносит руку к своей голове. Проводит по распущенным волосам, перекидывает их вперед. Волосы снова приобрели иссиня-черный оттенок, только концы их отливают рыжим.

Встает.

Нам пора идти. Если мы хотим завершить то, что начали, мы должны быть сейчас там. На горе.

Higaki no Go

Встает. Осторожно проводит пальцем по нижней губе Хигаки.

Задумчиво:

Я сейчас сказал тебе целый монолог, Лиса, и весь его немедленно забыл. Там было что-то про смелость, любовь, благодарность и вечность. В общем – что-то, одинаково хорошо подходящее и Западу, и Востоку. Пойдем же.

Дорога к дому, хоть и на горе, хоть и в десять тысяч ли длиной, начинается с первого шага.

S.S.

Под ногой старый мост – горький скрип.

Сердце ёкнуло. Больше не спится.

В пальцах Мойры вдруг вздрогнула спица.

Камень падает в воду. И птица

Вдруг вспорхнула куда-то. Не крик – просто всхлип.

Снова зябким, дорожным, тревожным

Звонким, трепетным, полупустым

Терпко-сладким, немножко лесным

Очень сложным и все же простым

Тонким-тонким, до слез невозможным

Тянет ветром с реки.

Sender Anonymous

Scene

Hiuchi Yama

Nikko, Japan

January 8, 1998

hour of the Snake

Выходит на поляну.

Снимает широкую шляпу и соломенную накидку, опускает их на землю. Проходит чуть дальше, приседает, кладет руки ладонями на мокрые сосновые иглы.

Встает и поворачивается.

Из всех воспоминаний о том дне со мной сильнее всего остался запах нагретой за день хвои, на которую упали первые капли дождя.

Higaki no Go

Идет по краю поляны, разглядывая деревья, которые запомнил менее густыми и более молодыми.

Не надо вспоминать, Лиса. Наше знакомство было удачным. Вот во второй раз все как-то не задалось, но все равно не будем вспоминать. Будем... как же это сказать... undo the evil.

А память запахов будет нам служить, как и все остальное. Сейчас мы достанем из ничего образ изначальной и вечной Хигаки, и та Хигаки, которая ответвилась от нее полтора года назад, вернется в себя.

Останавливается перед Хигаки.

Она уже почти в себе.

S.S.

Тянется рукой, чтобы опустить кимоно с левого плеча. Останавливается. Опустив голову.

Отвернись.

Higaki no Go

Отрицательно качает головой:

Вот еще новости. Смотри мне в глаза, Лиса. Тогда я не буду видеть твои белые плечи. Как же иначе нам ломать колесо?..

S.S.

Поднимает голову.

Да. Только глаза. Обещай мне, что только глаза.

Не развязывая obi, опускает кимоно с обоих плеч до пояса.

Higaki no Go

Не спуская глаз с глаз Хигаки, в зрачках которой видит быстро сменяющуюся череду образов;

тихо:

Обещаю. А ты расскажи мне, какой иероглиф написан на твоей груди сегодня.

S.S.

Делает небольшой шаг вперед. Оказывается стоящей почти вплотную к S.S. Не отрывая взгляда от его глаз, находит рукой его левую руку. Отклонившись немного назад, поднимает ее, подхватывает левой рукой за запястье и кладет себе на шею.

Глаза. Ты уже сам видишь.

Higaki no Go

Скользит рукой вниз и повторяет очертания иероглифа, который видит в зрачках Хигаки – красным на черном.

Медленно:

Когти держат сердце³⁷. Как все-таки правдивы ваши знаки. Нет в них ни уклончивости, ни пощады.

ai love you

Выдержит ли сердце, если его держать – так?

S.S.

Только если держать... И не отпускать.

Снова поднимает руку. Тянется пальцами к щеке S.S.

Глаза ее закрываются, и она медленно оседает на землю. Рука скользит по груди S.S. и падает безвольно.

Higaki no Go

Опускается рядом с Хигаки, держит ее за руку, продолжает смотреть на ее лицо, видя ту же женщину, которую встретил здесь впервые семнадцать с лишним лет назад.

Закрывает Хигаки ее волосами и смотрит на сосны, сквозь которые пробиваются лучи солнца.

Сам себе:

Это Лиса, Северус. Японский оборотень Кицунэ. Tengu этой горы. Будем знакомы. Камни катятся не с горы, а в гору. С почином тебя.

S.S.

Открывает глаза.

Медленно обхватывает шею S.S. рукой, привлекает его к себе, прикасается губами к его уху. Шепотом.

Я хочу пить, Karasu.

Отпускает S.S. Садится.

Это только одна часть. Мы не закончили. Твое сердце слишком сильно сжато.

Higaki no Go

Улыбается, глядя на Хигаки:

Так и должно быть, Лиса. Воздействия исходят от меня, всегда. Другие части еще будут, не сомневайся. Камней много... Гора высока.

Протягивает Хигаки пустую лакированную пиалу, снаружи черную, внутри алую.

Пей, уже можно. Пей то, что хочешь.

S.S.

Принимает чашу, но отставляет ее в сторону. Покачав головой:

Я знаю причину. Я видела. И кроме меня, не видел никто. Только я могла бы исправить. А теперь ты мне дал для этого силы. Мы пришли к этому повороту вместе, ты не можешь уйти один.

Поднимает снова чашу. Проводит над ней ладонью.

Это вода.

Higaki no Go

Смотрит на поверхность воды в чаше и видит там что-то, что заставляет его нахмуриться.

После небольшой паузы, легко:

Я все могу, Лиса, ты же только что убедилась.

Поднимается:

Мне надо идти. Я ведь не говорил тебе, мне надо найти здесь одного мальчика, которому грозит опасность. Кстати, она может грозить и тебе тоже, хотя теперь уже в гораздо меньшей степени.

Скажи мне что-нибудь... можешь даже теплое, а не горячее... и я пойду. Помчусь. Полечу.

S.S.

Ты можешь все. Поэтому я не буду угрожать тебе, не буду убеждать тебя.

Ты держишь свое сердце в своей же руке.

Я не могу избавить тебя от того, что случилось. Только помочь тебе немного разжать сведенные пальцы.

Выпей воды. Это все, о чем просит тебя молодая лиса.

Встает с чашей в руке.

Higaki no Go

Смотрит на Хигаки с непонятным выражением:

Кто же здесь минуту назад говорил о том, что нельзя отпускать? Разве когти не должны держать сердце?

Берет у Хигаки чашу и отпивает воды. Наклоняет голову, и отдает Хигаки чашу, не поднимая на нее глаз.

Не знаю, что теперь будет, Лиса. Если твоя вода сделает меня слабым, то ничего хорошего не выйдет – ни у кого. Но я верю тебе.

Проводит рукой по лбу.

Или себе?..

S.S.

Тоже делает небольшой глоток. Улыбнувшись, медленно наклоняет чашу, выливая из нее воду. Сама чаша рассыпается в темно-красную пыль в ее руке, смешиваясь с водой.

Себе. Конечно, себе.

Берет S.S. за левую руку, проводит ладонью над его запястьем.

Будет то, что ты захочешь. Для того и гора. Для того и дорога.

Отступает на шаг.

Для того и даются имена.

Приседает.

Kyokuten.

Обращается рыжей лисой. Продолжает смотреть некоторое время на S.S., потом сворачивается, подобрав хвост, и прикрывает глаза.

Higaki no Go

Смотрит на Хигаки и говорит очень четко, в надежде, что слова проникнут в ее сознание:

Береги себя, Лиса. Дорога вспять сложна... Спи спокойно, но будь осторожна.

Шепчет что-то, отчего вокруг спящей Хигаки закручиваются рыжие листья момидзи³⁸, которые укутывают ее и делают почти невидимой под деревом.

Спускается с горы, на середине дороги останавливается и тревожно прислушивается.

Вдыхает и выдыхает, затем продолжает свой путь.

С надеждой:

Показалось. Он не будет за ней гоняться.

У подножия горы исчезает и через секунду уже входит в Интернет-кафе в Синдзюку.

S.S.

Двумя часами позже

Из небольшого ручейка талой воды, стекающего по склону горы и исчезающего в земле, вылезает каппа. Поворачивается обратно к воде, осторожно приседает, держа голову прямо. Вытаскивает большой ком спутанных водорослей, расправляет и оглаживает их. Видно, что стебли сплетены в сеть.

Мокро шлепая пятками, подходит к краю поляны. Приседает. Обращается в мужчину в самурайском платье, со злобным лицом. Один глаз его прикрыт черной повязкой.

Быстрыми шагами подходит к спящей лисе. Бросает на нее сеть. Сейчас же вода в ручейке прибывает, и он бурным потоком обрушивается на поляну.

Когда вода спадает, на горе больше никого нет.

Master Yarazo

Scene

Kabukicho, Nishi-Shinjuku

Tokyo

January 8, 1998

in the evening

Быстро идет по неосвещенной улице, внимательно вглядываясь в темноту и не выпуская руки Гэбриела, которому довольно сложно за ним успевать.

Негромко:

Извини, что пришлось нарушить твое уединение. Пока все было безопасно, я даже за тобой не следил. Было очень приятно осознавать, что ты можешь не только самостоятельно передвигаться по миру и постоять за себя, но и умеешь себя занимать.

Через несколько шагов:

Но когда тебя потянуло в Японию, пришлось забеспокоиться. Тебе не успели причинить никакого зла?

S.S.

Меланхолически:

Да нет... Вроде бы – нет. Никто мне не отхватывал нежных детских пальцев грубыми ножницами и не вырезал почек. Я даже не очень удивился. Со мной все время происходят какие-то странные вещи. То есть, не то чтобы происходят... а я чувствую, что они могли бы.

Gabriel

Это хорошо. Что не отхватывали и не вырезали. И шок, вроде, не очень большой. Ты вообще мало изменился с трехлетнего возраста, как я погляжу.

Тогда направляемся в отель, а там будем думать, как быть дальше. Тем более что почти весь твой материальный запас свободы воли на данный момент исчерпался. Синяя пирамидка, которую передал тебе доктор Инсигнус, полагаю, стала почти прозрачной?

Значит пора зарядить батарейки.

S.S.

Я не знаю, у вас, может, это считается нормальным – сказать человеку, что он, мол, с трехлетнего возраста не изменился, а для меня лично это довольно обидно. Я все-таки надеялся на расширение кругозора, словарного запаса... и прочие мелочи.

Тихо, тоном рассказчика:

И тогда, вернувшись в гостиницу, они всю ночь до утра заряжали батарейки, не говоря друг другу ни слова, потому что все было понятно и так.

Gabriel

Скользнув взглядом по Гэбриелу, незаметно улыбается.

Ну, что поделаешь. Мальчик, который питается молочными коктейлями, шоколадными рожками и больше ничем, очень похож на трехлетнего. И словарный запас тут ни при чем. Это все равно что обмотаться в пестрые ленточки и гордиться, что на тебе их больше, чем на других.

Что-то почувствовав, останавливается, перехватывает Гэбриела левой рукой. Продолжает говорить, настороженно оглядываясь:

Все-таки у тебя шок. Ты даже язвить разучился. А я-то думал, гены хоть немного сказываются...

S.S.

Выходит из узкого проулка между зданиями. Становится, расставив ноги.

Торопишься в нору, барсук? Ты далеко от дома, а в этой земле копать тяжело. Не выйдет нора глубокой; как ни устраивайся, хвост торчит.

Master Yarazo

Не может удержать улыбки.

Ох. Яразо. А я уж, было, соскучился по твоей анималистской образности.

Передвигает Гэбриела за спину, тихо говоря:

Двинешься с места – останешься и без пальцев, и без почек. Я тебе гарантирую.

Сводит ладони вместе.

Провалился бы ты уже под землю, что ли, фальшивый венгерский каппа.

Асфальт под Яразо начинает расходиться, его ноги находятся с двух сторон трещины.

S.S.

Для тебя, гайдзин, достаточно того, что я – самурай.

В трещине поднимается мутная вода, несущая ил, потом снова опадает.

Делает шаг вперед по мокрой глине.

Ты попался. Сегодня день, когда я заставлю тебя самого отгрызть себе ногу.

Master Yarazo

Тихо, стоя за спиной S.S.:

В наши дни совершенно не осталось уважения к усталым путникам.

Gabriel

Гэбриелу:

Уже лучше. Только, пожалуйста, ориентируйся по обстановке и не лезь в нее.

Яразо:

То есть, оружием сегодня бряцать не будем? Где же твоя отчаянная команда с сюрикенами и присосками на ногах? Там же, где правый глаз?

Перед Яразо взвивается вверх сияющее витринное стекло, в которое тот почти вписывается лбом. Со стороны S.S. и Гэбриела в витрине стоят две стилизованные японки и глубоко кланяются Яразо.

Приближается к витрине.

Что тебя от меня надо, самурай? Смерти?

S.S.

Говорит задумчиво и с огорчением, обращаясь непонятно к кому:

Почему надо все время кого-нибудь калечить или убивать? Как первобытные люди, честное слово. Как будто достойный муж не может найти себе другого занятия. Писать иероглифы, например. Кто хуже написал – режет себе пузо.

Gabriel

Я сегодня один. И именно поэтому все будет иначе. Я не доверяю больше никому.

Бьет кулаком в стекло, разбивая его.

Работа самурая – убивать и умирать. А у тебя никогда не хватало смелости довести дело до конца. Убийца не должен быть разборчивым, это делает его никудышным убийцей. Но возможно, это потому, что ты учился обращению с мечом у развратной лисы?

Master Yarazo

Шепотом Гэбриелу, стараясь не смеяться:

Не смеши меня, ребенок, а то лишу голоса.

Кротко Яразо:

А я и не убийца, каппа. Я профессор алхимии. И у нас, несамураев, не принято плохо говорить о дамах. Поэтому сегодня я готов позволить тебе выполнить работу самурая и – умереть.

Подталкивает Гэбриела на обочину, в тень какого-то дома. Японки подбирают осколки стекла и исчезают с мелодичным звоном.

То, что ты не держишь в руке меча, наводит меня на печальные размышления о бренности сущего.

В два шага подлетает к Яразо:

Дай мне повод, и я отправлю тебя на экскурсию к Идзанами и Идзанаги.³⁹

S.S.

Бормочет про себя:

Неужели я, когда вырасту, тоже буду все время делать какие-то страшно важные дела, как он? Невозможно... Лучше поселюсь в солнечной долине в Италии и буду есть сыр с виноградом. И пасти кого-нибудь тихого и робкого.

Gabriel

Быстро отпрыгивает на шаг назад, протягивает руку в тень и вытаскивает оттуда связанную женщину в оранжевом кимоно.

Вот тебе и повод, барсук.

Берет женщину за волосы, запрокидывает ее голову. Сверху на них обрушивается поток воды. Женщина пытается освободиться, захлебываясь.

Отпускает ее, и вода сразу перестает литься.

Теперь будем говорить о том, что мне нужно.

Master Yarazo

Быстро полуоборачивается к Гэбриелу, вокруг мальчика ложится тонкий шелковый шнурок.

Кидает взгяд на Хигаки, путы на ней рвутся, она отлетает от Яразо и, не удержавшись, падает на землю.

Спокойно:

Извини, Лиса. Не надо было мне оставлять тебя одну.

Яразо:

Говори, каппа. Мне любопытно, какие мысли плавают в мокрой ямке у тебя на макушке.

S.S.

Немного отдышавшись, с ужасом смотрит на S.S. и на мальчика поодаль.

Еле слышно, обращаясь к S.S., так, что слышит только он:

Не торопись... Будь осторожен...

Higaki no Go

Видит знакомые контуры фигуры, и решает, что женщина в оранжевом кимоно – Ян Гуйфэй. Восклицает:

Нет-нет, это неправильно!

Переступает через шелковый шнурок, лежащий вокруг него.

Фэй!

Делает гигантский прыжок, и контур его на полсекунды размывается в воздухе – в следующий момент он оказывается между лежащей на земле женщиной и Yarazo. Пристально смотрит на женщину. Медленно:

Но это не Фэй.

Поворачивается к S.S., не обращая внимания на Master Yarazo.

Кто это?

Gabriel

Ухмыляется. Асфальт вокруг Хигаки и Гэбриела обваливается кольцом, и вокруг поднимается та же мутная вода; они оказываются на острове.

Как неосторожно, барсук. У тебя оказалось сразу два торчащих хвоста.

Серьезно.

Ты проходишь и отбираешь. И никто не может тебя остановить. Ты отобрал знание у учителя, ты отобрал учителя у меня.

Поэтому я не буду тебя останавливать. Ты остановишь себя сам. Ты уйдешь отсюда простым гайдзином в черной одежде. Тогда я их не трону.

Асфальтовая площадка чуть оседает.

Master Yarazo

Складывает руки на груди, опускает голову.

Задумчиво:

Вот оно как... Ревность отвергнутого ученика... Хм-ммм...

Не глядя на "остров" с Хигаки и Гэбриелом, но видя боковым зрением, что он медленно и неуклонно опускается вниз:

Хвосты, каппа, торчат во все стороны из иероглифов, означающих "трус". Ибо трус, а не самурай, шантажирует противника женщиной и ребенком.

Наклоняется и подбирает с земли камешек.

Давай, делай. Посмотрим, что ты успеешь с ними сделать, пока летит этот камень.

Кидает камешек в "ров", окружающий островок с Хигаки и Гэбриелом.

S.S.

Наблюдает за происходящим.

Интересно. Осталось только утонуть, и можно писать мемуары.

Садится на корточки и чертит что-то пальцем на земле.

Gabriel

Привлекает к себе мальчика, потому что площадка, на которой они стоят, начинает уменьшаться и покрываться трещинами. Тихо:

Ты должен был послушать его, юный Karasu. Зачем ты вышел из защиты? Ты ослабил его... Я Хигаки. Лиса.

Вглядываясь в лицо Гэбриела:

Какой ты красивый и смелый мальчик, молодой Karasu...

Higaki no Go

Взмахнув рукавом, ставит на пути летящего камня раздвижную ширму-экран, затянутую рисовой бумагой. На экране изображен путник, который спешит вверх по тропинке, ведущей на гору.

Камешек ударяется в бумагу, пробивает ее и падает, не долетев до воды.

Ты торопишься, как обычно.

Начнем мы с твоей руки. Это будет плата за мой глаз.

Master Yarazo

Поднимает бровь, увидев рисунок на экране, подлетает ближе к "островку", толкает экран вперед, дорога сползает с бумаги и ложится вокруг островка, уничтожая под собой воду.

Хигаки:

Хигаки-сан, отведите ребенка в сторону, пожалуйста. Он немного одичал.

Снова поворачивается к Яразо, достает из внутреннего кармана японскую кисть для письма, берет ее, зажимая между указательными пальцами обеих рук:

А ты все такой же мечтатель, каким был, друг мой. Может быть, тебе лучше пойти наняться в якудза?

S.S.

Удивленно:

Что это они все разговаривают и разговаривают? А как же упоение битвы? Сладкое проламывание черепов?

Gabriel

Осторожно гладит Гэбриела по голове, подталкивая подальше от Яразо и S.S.

Тихо:

Ты не понимаешь, молодой Karasu. Yarazo уже один раз проломил голову твоему отцу. А твой отец перед этим выжег ему глаз. А что было после этого, тебе знать не надо.

Higaki no Go

Поворачивается к Higaki, потом к Гэбриелу, оценивая что-то.

Сдергивает с глаза повязку, кидает ее мальчику. Тот от неожиданности ловит ее и исчезает из виду.

Делает шаг к S.S.

Руку! Левую руку! Одним пальцем ты не отделаешься.

Ему становится сейчас все темнее.

Master Yarazo

Медленно поднимает левую руку вверх, проводит концом кисти по рукаву, он расходится. Яразо как завороженный смотрит на его запястье.

Разворачивает руку ладонью к Яразо, и тому в уцелевший глаз бьет нестерпимый свет, потом кидает кисть Хигаки, которая ловит ее и быстро чертит в воздухе иероглиф "сын". Гэбриел снова становится виден: он упал на колени и держится обеими руками за голову, пытаясь сорвать с себя черную повязку.

S.S. подходит к Гэбриелу, снимает с него ткань и проводит рукой по его глазам, затем обнимает сразу и Хигаки, и ребенка; они исчезают.

Возвращается к Яразо, встает перед ним, попутно восстанавливая целостность своего рукава.

Посмотри на меня напоследок, доблестный самурай.

S.S.

С усилием вновь становится видимым. Резко, обращаясь к S.S.:

Нет, не надо. Пожалуйста, не надо.

Напрягается, и свет, излучаемый S.S., притухает.

Не надо. Вы... ты уже убил один раз человека светом. При мне. Не надо этого повторять... я прошу.

Делает еще одно решающее усилие, и свет окончательно меркнет. Поворачивается к Master Yarazo.

Уходите. Вы же слабее. Вам не победить. Не будьте глупцом.

Gabriel

Злобно плюет перед собой.

Ты покрыт грязью и кровью, черный сёгун. Я достаточно насмотрелся и на то, и на другое.

А ты пока ничего не понимаешь, барсучонок. Но ты вырастешь и станешь таким же.

Садится на пятки, достает из воздуха короткий меч и принимается методически обматывать лезвие, начиная от рукояти, полосой белого шелка.

Master Yarazo

Забирает у Яразо меч и отбрасывает прочь. Рывком поднимает Яразо на ноги и отворачивается от него, глядя на замершую Хигаки и окаменевшего Гэбриела.

Снова поворачивается к Яразо и влепляет ему пощечину.

Сообщает:

Возвращайся в реку, каппа, и не связывайся больше с грязными и окровавленными сегунами. Оружие к тебе уже никогда не вернется.

Отходит к Хигаки и Гэбриелу и уводит их вперед по улице.

S.S.

Scene

Sky Bar

45th floor

Keio Plaza Hotel

Shinjuku-ku, Tokyo

January 8, 1998, at night

...Ну и что, что высоко? И что в первый раз?

S.S.

Я никогда не была в таких домах. И я не хочу подниматься в этой тесной комнате.

Здесь есть тропинка наверх?

Higaki no Go

Я тебя научу летать, если хочешь. А тропинка есть, но по ней ни лисы, ни люди не ходят, если не горит.

S.S.

Я могу зажечь огонь. Тогда все пойдут?

Люди в странных домах и странных одеждах. Ты живешь в этом мире? Смотри, эта женщина забыла набелить лицо.

Higaki no Go

Лучше не зажигать огонь в лифте, Лиса. А глазеть на ненабеленных женщин невежливо.

Я живу во всех мирах по очереди, смотря куда мне нужно. Ну вот, уже приехали. Пойдем.

S.S.

Куда ты? Ты не снял обувь.

Higaki no Go

Выходи, пожалуйста, а то тебя повезет еще выше. Давай, я тебе помогу.

...Хигаки, прошу тебя. А то я сниму с тебя и обувь и все остальное, когда ты этого совершенно не будешь ожидать.

S.S.

У меня никогда не получится правильно делать все в этом месте. Тебе будет стыдно за меня. Мы побудем здесь немного и вернемся в комнату, можно?

Higaki no Go

Можно, можно. Здесь все можно, и никому ни за кого не стыдно. Как может быть стыдно за самую красивую Лису в Японии? Это им всем будет стыдно за себя.

Вот сюда. Тебе будут видны все, а мне – ты.

S.S.

О...

Какой огромный город. Внизу этого не видно.

Higaki no Go

Ну, вот видишь. Я же знал, что это того стоило. Город тоже красив, правда?

Давай закончим с заказом напитков и будем разговаривать. Ребенок спит, все сыты, умыты, довольны, набелены и насурьмлены. Мы заслужили немного покоя.

S.S.

Пусть мне принесут воды.

Что он будет делать, если проснется один?

Higaki no Go

Хорошо. Воды, сакэ, сливового вина. Ты разве не хочешь попробовать чего-нибудь нового? Или более веселого?

Воды.

Гэбриел? Нет, он не проснется. Он проспит до утра, так мне кажется.

S.S.

Откуда ты знаешь? Ты давно не был с ним ночью.

Higaki no Go

Вздыхает:

Правда. Но просто за то время, что я был рядом с ним ночью, я узнал, как он спит. Он не просыпается до утра.

Смотрит на Хигаки:

Он тебе понравился?

S.S.

Как это непохоже на его отца.

Молчит некоторое время.

Я вижу в нем тебя.

Higaki no Go

С воодушевлением:

О, это хорошо, хорошо, что непохоже, Хигаки. Только на это и надежда. На то, что он будет пасти коз, питаться сыром и медом... или чем-то в этом роде, я не запомнил... Смотреть на волны и писать пейзажи.

Не надо видеть в нем меня. Чем меньше меня ты увидишь в нем, тем лучше нам с ним будет.

Сейчас. Сейчас скажу.

Официанту, который принес воду, сакэ, сливовое вино и что-то кроваво-красное с соломинкой в высоком бокале.

Благодарю. И еще кофе, чуть позже.

S.S.

Смотрит на бокал.

Для кого это?

Они совсем убили воду. Я не могу ее пить.

Тогда ему нужно остаться здесь. Быть здесь больше, чем был ты сам. Но он не останется.

Higaki no Go

Качает головой, проводит рукой на бокалом Хигаки.

Вот твоя живая вода.

Как же для кого? Для тебя. У тебя был волнующий день, я думал, тебе захочется чего-нибудь еще кроме воды. А с трубочкой – для меня. Этого я тебе не предлагаю.

Поболтав соломинкой в своем бокале:

Было бы хорошо. Если бы он остался здесь. Но вряд ли, вряд ли. А так...

Мечтательно:

Я бы с удовольствием пристроил его к тебе под рыжий бочок, Лиса. Иероглифы он немного знает... Рука у него хорошая... Вышел бы из него второй Хокусай. М-да.

S.S.

Делает осторожный глоток ume-shu и зажмуривается.

Kitsune не может учить Karasu, даже юного. И ты, и я это знаем. Выходят из этого всегда только зубы, клювы, когти и рукава.

Higaki no Go

Расширив глаза, смотрит на Хигаки.

Осторожно:

Хм-ммм... ну – как?

S.S.

Принюхивается к чему-то.

В голове у меня ветер, а во рту летят лепестки сливы. Кто это придумал?

Higaki no Go

Стараясь говорить серьезно:

Ты не знаешь этот народ. Они живут на островах далеко на востоке Земли, и лучше всех понимают и в ветре, и в сливах.

И ты недооцениваешь себя как учителя, Лиса. Даже Яразо отметил этот тонкий момент.

Отпивая из своего бокала:

...Я так испугался, когда увидел тебя рядом с ним, что чуть не уронил нас всех, вместе с целым городом, в Океан.

S.S.

Опускает голову.

Я очень устала этим утром и не слышала его.

Он не настоящий каппа. Он пришел на мою гору, хотя не жил в ее ручьях.

Ты мог бы утопить всю Японию. Я знаю. Но ты даже не убил его.

Higaki no Go

Немного хмурится:

Очень хотелось, на самом деле. Но хотя бы, как говорят у нас на Западе, "набил морду".

Спохватывается:

Извини, пожалуйста. В общем, вышло хуже. Лучше бы убил, наверное. Давай попытаемся и о нем забыть тоже, да?

Что нам Яразо, что мы Яразо? Ветер и сливовые лепестки.

S.S.

Вышло лучше – для тебя. Ты сумел отпустить.

Делает еще небольшой глоток.

Я возвращаюсь домой. Что будешь делать ты?

Higaki no Go

Смотрит на Хигаки с нежностью:

Ты чудо, Лиса. Ты не представляешь, наверное, какие чувства испытывает самурай, которому не дали гордо вскрыть себе живот, как консервную банку.

Домой – это хорошо. Мы с тобой славно поработали для этого.

Я... не знаю. Я не знаю, что буду делать. Займусь коллекционированием графики, наверное.

S.S.

Он больше не самурай, ты разве не увидел? Ему теперь навсегда быть каппой. То же самое случилось бы, если бы ты его не остановил.

Объясни мне...

Еще глоток.

Объясни мне. Kyokuten. Что это была за картина, на которую вы оба любовались?

Higaki no Go

Прикрывает глаза. Медленно:

У-жас-но. Ужасно, Хигаки. Ты знаешь, меня очень многое ужасает в нашем мире. В частности, вот этот риск уйти в не-человека и не вернуться. Чем дальше, тем мне это страшнее. Я вообще стал очень многого бояться. И чем больше боюсь, тем спокойнее действую. Может, я уже тоже не человек?

Открывает глаза.

Вот видишь, ветер и лепестки – в твоем бокале, а чушь несу я.

...Картинка? С дорожкой, которая выпустила вас на волю?

Медлит.

Это мне неизвестно.

Без перехода:

Давай пойдем в наши комнаты, хорошо? Там такая чудесная традиционная гостиная. Закажем туда все горячительные и охладительные жидкости, которые нам понадобятся, и поговорим спокойно. О японской графике.

S.S.

Ты больше человек, чем был сутки назад. Мне это очень нравится. Вот что... Вот что я хотела тебе сказать. Пойдем теперь говорить о картинах.

Отодвигает от себя бокал. Хочет встать.

Нет. Я не буду вставать. Наверное, я буду сразу летать.

Higaki no Go

Улыбается:

Это все ты, Лиса. Мы хитро обменялись когтями, зубами и рукавами.

Давай, я тебя отнесу.

Оставляет на столе деньги, подходит, отодвигает стул с Хигаки и берет ее на руки.

Тихо ей на ухо:

А ты смотри и убеждайся: я же тебе говорил, что здесь можно делать все, и это совершенно никого не касается, м-ммм?

Спускается с Хигаки вниз на лифте, игнорируя изумленный взгляд пожилого японца в ливрее, который заведует лифтом.

S.S.

У двери в комнату расцепляет руки, но продолжает одной рукой обнимать шею S.S.

Вытянув другую руку, небрежно машет ей в сторону замка. Он щелкает, но не открывается. Проделывает это еще раз.

Серьезно.

С железом у меня всегда сложные... отношения. А здесь его слишком много.

Higaki no Go

Опускает голову к плечу Хигаки и стоит так некоторое время.

Извини, Лиса. Мне сегодня слишком часто делается смешно, а это не к добру.

Достает из кармана карточку-ключ и проводит ее через выемку электронного замка:

Прошу. Маленькая маглская магия. Она гораздо проще, чем можно подумать. И потом, я усилил замок. Там ведь внутри молодой Karasu.

Впускает Хигаки внутрь.

S.S.

Входит в номер, оглядывается.

Замечает на стене рядом со столиком фотографию Iwate-yaki⁴⁰ – чугунный nambutetsu⁴¹ и две чашки, рядом с которыми выложена ветка чайного куста.

Садится за столик, берет обе чашки, ставит одну перед собой. Наливает себе чай. Держа чайник в руке, заглядывает за опустевшую рамку.

Покачав головой, обращается к S.S.

Сделай что-нибудь, на что можно поставить. И садись.

Higaki no Go

Смотрит в угол, из которого довольно проворно выдвигается с виду тяжелая черепаха китайской бронзы с подносом на панцире, и встает так, чтобы Хигаки было удобно опустить чайник.

Садится, говорит по-русски:

Хорошо. А то так мы и будем отчаянными. Нечаянными. Будем разговаривать, не чаяв.

Протягивает руку за чаем:

Поверни же свою чашку раз пять по часовой стрелке, Лиса, и раз шесть против. Тогда я соглашусь его пить.

S.S.

Не глядя, ставит чайник.

Пьет из своей чашки, прикрыв глаза.

Улыбается.

Ветер сейчас уляжется.

Слишком рано для церемонии. Не нужно сейчас ничего поворачивать. Расскажи мне то, что ты хотел.

И прочитай мне еще что-нибудь на этом языке. Это стихотворение? Я слышу kakekotoba⁴², ты поворачиваешь и разглядываешь слово cha.⁴³

Higaki no Go

Качает головой:

Жалко, если уляжется ветер, Кицунэ. В этом тоже ведь что-то есть, если немного выйти из себя, отойти в сторону и посмотреть на себя, как на другого. Я не умею хорошо читать стихи вслух, вслух я умею читать только лекции. Но ты все правильно услышала.

Задумчиво:

Знаешь, мне так много всего хочется сделать, и вечно ничто не успевается, и ничто не получается. Так было бы...

по-русски:

...душевно – собрать вместе всех тех людей, кого я люблю. И познакомить друг с другом. Например, тебя и Турофиму⁴⁴. Или Якоба и Эржбету.

Или...

снова по-русски:

...без-башенную – Тасеньку и Гэбриела.

Это был бы еще один бал, без масок.

Решительно:

Нет. Давай о рисунках. Ты хочешь сказать, что не знаешь, что это за рисунки?

S.S.

Кивает головой.

Мне тоже было интересно смотреть на нас, и на снегопад лепестков вот здесь.

Показывает на свой лоб.

Когда ты устроишь бал, я приду, и буду там такая, как тебе нравится. И такая немного тоже.

Допивает чай, отставляет чашку.

Это твои картины, я знаю. Но он сказал, что в них Знание. Он очень беспорядочно говорил, и я не верила ему. Теперь, наверное, верю.

Ты сжег одну из них.

Шепотом.

А он убил того, у кого была последняя.

Higaki no Go

Молчит, осознавая известие об убийстве торговца рисунками.

Похоже, к этому балу нам тоже идти некоротко, Лиса. Знание, конечно, не в рисунках... Это было бы слишком наивно. Вообще, заблуждение думать, что Знание может быть зашифровано в наборе символов. Оно слишком обширно и изворотливо.

Раздумывает:

Значит, третий рисунок исчез? Жаль. Он ближе всего соответствовал тому, что здесь.

Указывает на свой лоб.

Задумчиво:

Значит, и Templum там, и рисунок тоже – где-то там.

Без сожаления:

Туда им и дорога.

А теперь скажи мне последнее.

Тянется вперед и берет Хигаки за руку, разглядывая ее ладонь:

Что ты сделала со мной, мудрая Лиса, что я говорю столько ерунды и оставляю гулять под водой людей, которые хотят уничтожить моих близких и просят меня лишить себя магии, отрезав к бабушке Аматэрасу свою левую руку?

Чем ты меня напоила, какой живой водой?

S.S.

Прикрывает руку S.S. своей.

Вода была обыкновенной. И почти все сделал ты сам, когда смог довериться мне. Женщине.

Ты все время нес в себе то, что я видела, держал, не отпускал. Теперь ты отошел немного в сторону, сделал первый шаг, и можешь смотреть, не отводя глаза. А ветер помог мне сказать тебе об этом, airen, – что ты теперь больше человек.

Higaki no Go

Scene

Keio Plaza Hotel

Nishi-Shinjuku

Tokyo

January 9, 1998

hour of the Rabbit

Стоит у окна, глядя на небо и на город. Подходит к двери в соседнюю комнату, где спит Гэбриел, берется за ручку, некоторое время медлит, но все же не входит внутрь.

Оборачивается к Higaki no Go:

Ну вот, и еще одна ночь прошла. Нет смысла теперь тебя укладывать. Пойдем посмотрим на встающее солнце, которое вылезает из океана где-то здесь неподалеку?

Я все пытаюсь дождаться того дня, когда оно проспит, и скептически хмыкнуть ему в пятнистое лицо, ибо ничто не может быть совершенным. За исключением японского чая.

S.S.

Я не хочу спать. И мне все еще стыдно, что я уснула тогда на поляне.

Открывает крышку чайника.

И чай кончился.

Идем. Ты хочешь опять в ту движущуюся комнату, а потом в большой зал с прозрачными сёдзи? Здесь можно подняться еще выше?

Higaki no Go

Помогает Хигаки подняться, выпускает ее из номера.

Это мне должно быть стыдно, Лиса, что я не обеспокоился охраной твоего сна. А ты его заслужила.

Если хочешь – пойдем пешком? Потому что можно, конечно, отнести тебя наверх, но если я совершу этот подвиг, то потом заставлю тебя прыгнуть с этой крыши вниз. Для поддержания хоть какой-то справедливости.

Нам на сорок седьмой этаж, а оттуда – на крышу. Ты поднимешься на три этажа пешком?

Про себя:

Смешной ребенок. На последний этаж все-таки не забрался. Или не сумел сделать так, чтобы ему нашли там номер.

S.S.

Я с большой радостью пойду по тропинке наверх, особенно если нам не нужно будет зажигать огонь. А если мы будем прыгать, тебе придется нести меня в когтях, Karasu.

У двери на лестницу оборачивается.

Если ты хотел, чтобы он оказался на самом высоком месте в этом доме, почему ты так не велел tomozo там, внизу?

Higaki no Go

Пропускает Хигаки вперед на узкую лестницу, ведущую наверх, помогает ей подняться на первые ступеньки.

Пойдем, пойдем по тропинке, Хигаки. Я как-нибудь постараюсь выдержать стук твоих гэта по лестнице, если ты не будешь зажигать огонь.

В очередной раз удержав Хигаки, когда она оступается:

Совершенно не обязательно тебя носить в когтях. Я бы просто поймал тебя где-нибудь ближе к земле, чтобы ты успела получить максимум впечатлений.

Через два лестничных пролета:

Зачем суетиться? Он сделал все правильно. Выбрал этаж с самым неприятным сочетанием цифр – сорок четвертый – и принялся ломать стереотипы. Не применять же родительскую власть по таким мелочам. И не учить же его действовать на всех подряд в такой торопливой манере.

...Учение, Лиса, требует неспешности и расстановки.

На следующем пролете:

Если речь не идет об обучении сложению японских стихов за одну ночь.

S.S.

Мне нравятся твои waka. Никто другой не составляет их так, как ты.

На последнем пролете останавливается перед большой стальной дверью с устрашающими предостережениями на всевозможных языках. Протягивает к ней руку; становится видно, что это всего лишь бамбуковый экран, затянутый серебристой бумагой. Надписи исчезают, вместо них в середине появляется символ отеля – двенадцать мечей, собранных по кругу в стальной обруч.

Твой сын не стал бы учиться их складывать. И не стал бы считать, что он научился. Он любит играть словами.

Отодвигает экран в сторону, вдыхает холодный воздух.

Двадцать третья луна, shokan. Несильный холод.

Это не ты прислал его сюда?

Higaki no Go

Выходит на крышу вслед за Хигаки, оглядывает сначала небо, потом вид с крыши.

Негромко:

Могло бы быть и повыше...

Машет рукой, заставляя дверь вернуться в исходное состояние.

Подходит к парапету, ограждающему крышу:

Холод иногда сам бегает за мной, Лиса, как верный пес. Но думаю, что это всего лишь зима.

Оборачивается к Хигаки:

Право же. Надо попросить тебя его поучить. Это было бы интересно и тебе, и ему. Мне трудно говорить о нем – я почти его не знаю.

S.S.

01:06:44

Я хотела говорить об этом с тобой. Теперь я могу, наверное, когда ты сам говоришь.

Он убежал, и его отпустили. Он маленький, и он взрослый. Ты следишь за ним, бережешь его, и стоишь от него на расстоянии. Не одного шага, чтобы в любое время дотронуться, и не двух, чтобы он смог увидеть, что он свободен.

Ты хочешь, чтобы его учила женщина. Та, за которую он меня принял? Я – не она.

Higaki no Go

Легко:

Ну вот, ты, как обычно, все видишь и понимаешь. Без объяснений. За одним небольшим исключением: я не хочу, чтобы ты его учила, воспитывала... нет.

Я хочу для него столь многого, что ты одна никогда бы не справилась, Лиса.

Поворачивается спиной к городу, прислоняется спиной к парапету.

Та женщина, за которую он тебя принял, не учила его. Она была и останется его второй – но от этого не менее настоящей – матерью. А учился он плохо. Чему-нибудь и как-нибудь... И у тех учителей, которых я мог для него найти, а не хотел.

Глядя на поднимающееся солнце:

Опять вышло вовремя. Апеп снова проиграл.

S.S.

Я редко встречаю восход. Я люблю солнце на закате, когда оно устало. С ним тогда легче говорить.

Подходит к S.S., становится рядом с ним.

Ты справился бы. Ты ведь первый. И если бы он остался со своей... самой настоящей матерью, она справилась бы тоже.

Она красивая?

Higaki no Go

Оборачивается к Хигаки:

Тебе не холодно? А то попросим выспавшееся солнце посмотреть на тебя благосклоннее.

Могу себе представить. Хигаки закатывает вечернее солнце в свою нору, обхватывает лапами, стараясь не выпускать когти, и разговаривает с ним, уставшим и покладистым. Ласково.

Я первый? В чем, Лиса? Если в отцовстве, то даже и единственный. Мать маленького Karasu красивая, очень. Как ты могла усомниться?

...Почему ты не завела детей, Лиса?

S.S.

Мне не холодно.

У твоего сына невероятные глаза. Глубокие, и такого цвета, какого не бывает вовсе. Это ее глаза, я увидела.

Ты первый и единственный во всем, Kyokuten. Ты совсем не спишь, но у тебя не хватит времени. Тебе нужно решить, кто будет с ним, но это не можешь быть ты.

А я... Я стала замужней женщиной после того, как закончила учиться. Это было не моим решением.

Higaki no Go

Как же не бывает такого цвета, Лиса? Бывает. Вся наша премудрость записана вкратце на одной табличке точно такого же цвета. Такие глаза и должны быть у этого ребенка...

С некоторым упорством:

Теперь ты свободна. И все решения – твои. Если хочешь, я покажу тебе еще один остров, на котором очень много детей. И все они хотят учиться. Тебе было бы там интересно, и все можно было бы устроить по твоему вкусу.

...Возвращаясь к ребенку, могу сказать, что он тоже сам сумеет решить, что ему делать. Знаю одно: пасти коз ему не суждено. Один юноша в Египте тоже пытался кого-то там пасти, а в результате ему пришлось раздвигать море и вести за собой на историческую родину целый народ.

S.S.

Поворачивается к S.S., легко гладит его кончиками пальцев по щеке.

Не только мои, Karasu. Ты ведь говорил о детях, а не о маленьких учениках.

Он сумеет. Я знаю. Тогда отпусти его.

Но ты не можешь. Потому что знаешь, что ему суждено?

Higaki no Go

Удерживает руку Хигаки, немного сжимает ее в своей:

Я говорю и о тех, и о других, Лиса. Начинаешь с чужих детей, с маленьких учеников, а потом как-то незаметно заводишь своих. Наверное, именно потому что хочешь сделать что-то лучше.

Улыбается:

Если даже я пошел на подобный эксперимент, то и у тебя получится.

В сущности, какая разница, свой ребенок, или чужой? Это же ребенок. Любой ребенок не может сам, ему нужно помогать, его нужно защищать. Оберегать от глупостей. Особенно...

Смотрит куда-то мимо Хигаки:

Особенно, если это ребенок сильный и магический. Вполне способный сидеть в одиночку на твердом кресле с высокой спинкой посередине большого мрачного зала и излучать тьму. Сознательно и бессознательно. Отпустишь его, он поизлучает тьму, пока ему будет этого хотеться, а потом пойдет в другую комнату, уткнется в угол и будет тихо звать маму. Нет уж. Лучше пусть будет на глазах у отца.

Поняв, что сжимает руку Хигаки уже слишком сильно, отпускает ее.

Но ты права. Насилия не будет. Будет – свобода.

S.S.

Рука, которую сжимал S.S., превратилась в лисью лапу.

Улыбнувшись, встряхивает рукой, что придает ей прежний вид.

Ты не знаешь. Это хорошо. Это значит, что все еще только предстоит. И ты не можешь сделать шаг, ни к нему, ни от него. Пусть так и будет.

Оглянувшись, как девочка, быстро целует S.S. в щеку.

Позови меня, когда захочешь. Я не боюсь темноты.

Higaki no Go

Не дает Хигаки отстраниться и что-то говорит ей на ухо, отчего она начинает смеяться и прикрывает рот рукой.

Помолчав, в другое ухо Хигаки:

Не верь, Лиса. Никаких детей больше не будет. С одним бы разобраться.

Еще немного помолчав:

Но лучше тебе все же не рисковать.

S.S.

Ты подхватишь меня, ближе к земле.

Перестает смеяться. Качает головой.

Ты не хочешь разбираться. Ты смотришь, и тебе интересно.

Шепотом.

И ты помнишь, как было интересно тебе.

Higaki no Go

Тихо:

Рассказать тебе сказку, Лиса? Из тех краев, над которыми это же самое солнце пробегает, нагревшись, чтобы после рыбкой кинуться в воду в краю золотых апельсинов и котиков, купающихся в волнах того же самого океана... только ближе к другому берегу?

Это было интересно, да. Тогда закрой глаза и смотри.

S.S.

Молча опускает правую руку и сплетает пальцы с пальцами левой руки S.S.

Higaki no Go

Flash-back

The Winter Keep

Richmond, Egland

June 15, 1967

Заходит в свою комнату, зажигает лампу, бесцельно проходит по комнате, пытаясь найти в ней что-то новое. С надеждой хватает с полки книгу в кожаном переплете, потом с разочарованием узнает в ней Fama Fraternitatis Христиана Розенкрейца и в досаде кидает ее в угол. Подходит к окну и смотрит в парк.

Садится за стол, достает пергамент, начинает писать письмо. Не дописав, сжигает.

Встает и выскальзывает за дверь.

Тихо:

Дом большой. Не может быть, чтобы в нем не было чего-нибудь интересного.

S.T.

Женский голос:

They are of different colours. This much abhorr'd worm, this...

Мужской голос:

Yon sparcke of flame...

Детский хор, в звонкой тишине:

Honour, the world, and man,

What trifles are they! Since most true it is

That this poor fly, this little sparcke, this

So much abhorr'd worm, can

Honour destroy! burne worlds! devoure up man.

Мужской голос:

He comes, a poor fly, a little sparcke: Each step him closer brings to me! This contemn'd sparcke of fire will burne whole townes... shall burne a world entire.

Man

Недолго думает, куда пойти, вспоминая все те комнаты, которые ему показали сразу по приезде и в первые дни пребывания в Winter Keep.

Бесшумно поднимается по парадной лестнице на самый верх, доходит до конца коридора, входит в пустующую комнату в конце, открыв ее несложным заклинанием, находит в ней еще один вход, скрытый за темной драпировкой, и стоит перед запертой дверью, раздумывая.

Сам с собой:

Да нет. Конечно же, это не кладовая с вареньем и печеньем. И не библиотека. И не сокровищница. Наверняка это какая-нибудь заброшенная гардеробная. Гнездовье моли и приют нафталиновых шариков.

И нечем будет тебе занять себя здесь, Тепеш. И будешь ты все ночи напролет сочинять свои детские книжки по детской магии и детской алхимии...

Осторожно пробует повернуть ручку, она не поддается.

Достает волшебную палочку и раздумывает.

S.T.

Мужской голос:

Rebuke me not for thou hast not the right.

Женский голос (тихо):

Ne cries pas, Michel. C'est ne vrai pas que tu cries.

Мужской голос:

Michel... but one of many names I had; and not the fittest one, I need not add. But Lo! here comes my Peril--the Fifth Rider of Apocalypse. Let him in... and lose the name of action.

Женский голос:

Si, senor; aye, my liege.

Мужской голос, повелительно:

Be Off at last. You tire me much, I need be nimble.

Man

Неизвестно почему ежится, оглядывается и нацеливается на замок. Вдруг понимает, что стандартные заклинания говорить ему не хочется.

Медленно вспоминает последнее, что читал сегодня вечером, и произносит вслух, тихо, но отчетливо:

...Neroni Galba successit nullo gradu contingens Caesarum domum, sed haud dubie nobilissimus magnaque...

Ничего не происходит. Пожимает плечами и готовится идти обратно.

Затем ему кажется, что из замочной скважины начинает выходить холодный воздух. Подносит к скважине ладонь и убеждается в том, что ему не показалось.

Еще раз поворачивает ручку и входит.

Обнаруживает себя в темной комнате без окон и освещения, в которой не пахнет ни нафталином, ни книгами, – ничем.

Осознает, что почти ничего не видит в темноте.

Совсем тихо:

Когда совсем не видно, это что-то значит. Значит, это не просто темно. Интересно.

Нащупывает стену и идет вдоль нее вперед к стене, противоположной двери. Про себя:

Не надейся, Тепеш. Там все-таки будет стенной шкаф с одеждой времен Боудикки, королевы иценов...

S.T.

Hush! Who comes hither?

Voice

Резко застывает на месте.

Сжимает волшебную палочку крепче;

осторожно:

Ты что – домашний эльф? А почему я тебя не видел?..

S.T.

Удивленно, с некоторым неодобрением в голосе:

Я слишком велик размерами для домашнего эльфа. Кроме того, я не умею печь пироги. Хм-м-м... Пожалуй, нет. Я не домашний эльф.

Voice

Немного расслабляется и вглядывается внимательнее, почти точно локализуя Голос. Хочет сказать "Lumos", но что-то ему мешает.

Подходит к противоположной стене еще чуть ближе и видит там какие-то неясные блики.

Заинтересованно:

Ты живой? Может, тебя надо вызволить отсюда? Пойдем, я научился открывать эту дверь!

S.T.

Смеется.

Спасибо, мальчик. Не надо меня вызволять. Вызволение, как правило, требует сил; и, как правило, потом оказывается, что вызволил кого-нибудь не того. Лучше приберечь эти силы на что-нибудь более стоящее.

Например, можно просто поговорить.

Voice

Внимательно слушает голос, пытаясь понять, кто с ним говорит.

Стараясь не выдавать своего радостного возбуждения и не терять голову:

А можно на тебя... на вас посмотреть? Или вы... предпочитаете разговаривать в темноте?

Вздыхает:

Да мне тут не на что беречь силы. Разве что вот...

Обрывает себя.

Неважно. Лучше скажите, кто вы. Можете?

S.T.

Спокойно:

Почему же нельзя? Смотреть нельзя только на инвалидов и дешевую посуду. Смотри на меня, пожалуйста.

В комнате становится немного светлее. S.T. видит, что прямо напротив него в кресле сидит, заложив ногу за ногу, человек, чьего лица не видно.

Voice

Невольно улыбается словам странного человека, непроизвольно делает еще один шаг вперед.

Задумчиво:

Что-то здесь не так. Вы какой-то ненастоящий. Но мне нравится ваш голос. А то, что лица не видно, – не нравится. Вы что – инвалид?

S.T.

Довольно смеется.

Нет... я посуда. Но дорогая посуда.

А ты очень умен. Чрезмерный ум вреден. Детям не положено быть умными, это привилегия взрослых. Кроме того, умные дети слишком худы для своего возраста. Как тебя зовут?

Voice

Расслабляется, но все же не до конца.

Как интересно! С вами очень интересно разговаривать.

Садится на пол по-турецки, подпирает голову рукой, опираясь локтем на колено.

Посуда не разговаривает. Знаете, это почти немагический дом. Я не чувствую в нем магии. Здесь очень прозаично. То есть, я, конечно, еще буду искать, потому что иначе не может быть, а мама когда-то сказала слово "Хранители"... И мне надо будет понять, что это они такое хранят.

Может быть, вас? Но вы, безусловно, не посуда для еды. Вы вообще не посуда.

Что-то вспоминает:

Я не такой уж и умный. Потому что моя "худоба" обманчива. Нелогично вышло...

Меня зовут Северус. Но речь не обо мне. А вас как зовут?

S.T.

Слышен шум и шелест, как будто где-то за спиной человека в кресле настежь раскрыли дверь, ведущую в огромное пшеничное поле.

Медленно:

Меня зовут Фрэнсис Даймон. В частности.

Voice

Вздрагивает от непонятных звуков и пересаживается, обхватывая колени руками.

Сосредоточенно:

Вы привидение. Ужасно. Это настоящая беда. Может, погуляем по дому? Или... вам нельзя выходить?

S.T.

В недоумении:

Я – привидение? О нет. Какое же я привидение? Привидения не ходят в аккуратно сшитых брюках.

Встает из кресла и подходит ближе к S.T., останавливаясь в нескольких шагах от него.

Видишь? Вот он я. Вполне мобилен.

Возвращается в кресло, но на сей раз принимает в нем какую-то совершенно нечеловеческую позу.

Расскажи-ка мне лучше о себе.

Francis Daimon

На всякий случай отодвигается подальше, когда Francis Daimon подходит к нему, по-прежнему пытаясь разглядеть его лицо, но все так же безуспешно. Встает и проходит по комнате, лихорадочно размышляя.

Привидения тоже вполне мобильны... в пределах своего места обитания. А одежда у них не обязательно состоит из одних скрежещущих цепей. Я читал эту вещь Уайльда. Потому что о привидениях я тоже думал довольно много. Но там ведь пародия...

Вздыхает.

Я понимаю. Вы не скажете, кто вы. Будем считать, что вы – что-то магическое. Очень-очень магическое. Поэтому я правильно пришел.

А про меня рассказывать нечего. Я здесь родственник поневоле. Учусь... Ищу интересные вещи... Читаю... пишу немножко... придумываю разные штуки. Как все.

S.T.

Кресло с сидящим в нем F.D. разворачивается так, что силуэт Фрэнсиса Деймона оказывается повернутым в профиль к S.T.

А-а, понятно. Такой небольшой человек, а уже в ссылке. Да, мой дорогой мальчик, тебе придется еще сложнее, чем я думал.

Человек в кресле ссутуливается.

Чему же ты учишься? Кем бы ты хотел стать? Уверен, одногодки тебя не любят.

Francis Daimon

Начинает немного подозрительно, но потом машет рукой, решая, что магическая вещь не будет обнаружена никем, кому сможет что-то пересказать.

Я иногда много говорю, вы не сердитесь, хорошо? И всегда отвечаю на все, что мне сказали. Почти. Во-первых...

считает на пальцах:

...человек не может быть небольшим. Если он человек, то тут уже неважно ничто другое. Ни количество дней, ни рост. А потом, я же все-таки когда-нибудь вырасту, правда? Меня ведь не убьют в детстве? Для того я и в ссылке.

Смеется.

Во-вторых, мне не сложно. У меня нет врагов, кроме одного, о котором я вам пока не скажу. Но мне с ним не сложно. Я с ним не разговариваю.

Учусь...

Смотрит на очередной палец в задумчивости:

Да всему понемногу. И "наукам", и умениям. С умениями сложнее, чем с науками.

Безымянному пальцу сообщает:

Кем хочу стать? Не знаю. Я знаю, кем стану: самым великим магом в мире. Но я не уверен, что хочу им становиться.

Смотрит на мизинец с сомнением.

А про одногодков не знаю. У меня нет знакомых детей моего возраста, которые меня бы не любили. Есть те, кого не люблю я.

S.T.

С сомнением:

Самым великим магом в мире... А каков он должен быть, по-твоему?

Francis Daimon

Удивленно:

Этого я не знаю. Он должен быть великим. То есть, он должен мочь. Все, что захочет, он должен уметь совершить. Как господь Бог.

Вы так не думаете?

S.T.

Очевидно, что F.D. улыбается.

Мой дорогой мальчик, если следовать твоему определению, то подавляющее большинство людей – боги... и любой аграрий, мало-мальски знакомый с заклинаниями биологического характера – в первую очередь. Дело в том, что настоящее величие начинается не с умения уметь то, чего не могут другие, – заставлять пашни колоситься, яблоки наливаться соком, мельничные жернова крутиться... и тому подобную пасторальную чушь – а с умения хотеть того, чего не хотят другие.

Это не всегда приятно, кстати, и почти всегда крайне обременительно.

Хищно:

Вот ты, например, чего хочешь?

Francis Daimon

Слушает Francis Daimon очень внимательно. Говорит медленно, пытаясь разобраться:

Вы правы. Но я ведь сказал – уметь делать то, что захочешь. Значит, для этого надо захотеть...

Замолкает.

Я вам не скажу.

Неискренним тоном:

Мы еще не очень хорошо знакомы.

Снова повествовательно:

Только я знаю, что хотеть надо так же, как растешь, – постепенно. Великим магом не станешь, если для начала не будешь хотеть преодолеть маленькие, гнусненькие, гаденькие, подленькие препятствия.

Или не очень маленькие. Я хочу для начала их преодолеть.

Решившись:

Видите ли, для меня они в том, что мне нужно... нужно... достичь той нормальности, которая другим дается просто так. А мне – не далась. Поэтому мне надо начинать не с земли, а из-под земли. Из колодца.

Безнадежно:

Да вы не поймете.

S.T.

C интересом:

А ты попробуй. Вдруг я пойму. Если долго сидеть в темноте, становишься необычайно понятливым.

Какой же нормальности тебе не хватает? Возможно, я смогу тебе помочь. Расскажи мне.

Francis Daimon

Тихо и медленно выдыхает, решаясь.

А вы правда-правда будете здесь все время? И никому не скажете?

Впрочем, я его запру.

Улыбается своим мыслям.

Извините. Тут вот ведь какая странность. Есть вещи, которые делают меня ужасно сильным и ужасно слабым. Мне хочется, чтобы ужасно слабым не было. А было только ужасно сильным.

Я все равно не стану от этого совсем нормальным, но ведь это же совсем другое дело, правда?

Мне надо как-то научиться обходиться с Луной. У меня ощущение, что она меня когда-нибудь сожжет. А жить с закрытыми ставнями не хочется. И не помогает.

S.T.

Наклоняется к S.T.

Живо:

А что именно происходит с тобой? Что делает с тобою Луна? Как это она тебя... жжет?

Задумывается:

Ты поделись со мною. Я все время буду здесь, и нет никакой нужды меня запирать. Глаза мои слишком отвыкли от света.

Francis Daimon

С сочувствием:

Это плохо... Свет нужен. Я люблю свет. И серебряный, ночью, и золотой, днем. А они оба жгут. Только золотой жжет, как огонь, а серебряный – изнутри.

Содрогается:

Нет, нет-нет... Вы не думайте. Я не буду никого больше запирать. Вы же не тот, кого надо запирать. Я бы почувствовал.

Опускает голову, быстро:

Луна... она заставляет думать, что я все могу, но могу – не осознанно, а на одних инстинктах. Я под ней правда могу все, но это не я. Могу летать, исчезать... побеждать... всех. Но это плохо. Я хочу сам, без нее.

S.T.

Вздыхает.

Серебряный... золотой... Какие красивые слова.

Вытягивает перед собой руки, и в них загорается огонь – в левой серебряный, а в правой золотой. Повторяет:

Какие красивые слова... Как они горят! Как любил говорить один мой знакомый, Living and dying, we feed the fire. На мой взгляд, это немного пафосно, но в общем, наверное, недалеко от истины.

Мой мальчик, ты действительно можешь все.

Из чего логически следует, что – мне не хочется говорить тебе этого, но ты, я думаю, и сам уже понял, – если тебе и поможет кто-нибудь... когда-нибудь... это будет скорее исключением из правила. Поэтому пытайся сам; и помни обо мне. Потом ты еще придешь и расскажешь, что у тебя получается.

Знай и вот что – Луна хороша только на то, чтобы управлять приливами. Слишком почетно для нее было бы управлять еще и людьми, тем более такими, как ты.

Огни тухнут.

Francis Daimon

Завороженно слушает и смотрит на огни в руках человека. Некоторое время, после того как воцаряется темнота, стоит молча.

Встряхивает головой и недоверчиво улыбается.

Отступает к двери, бормоча:

Да я же не просил мне помогать... Я просто зачем-то ответил на вопрос. А вот больше не буду...

Выходит, раздумывая о том, не спал ли он все это время. Спускается в свою комнату, безжалостно щипая себя за руки.

Тихо:

Может, я в этом Кипе превратился в настолько нормального человека, что сплю и вижу сны? Вот история!

S.T.

Few months later

Влезает в окно на первом этаже Winter Keep, тихо закрывает за собой раму. Прежде чем задернуть шторы, смотрит на сияющую луну сначала торжествующе, а потом снисходительно.

Поднимается в свою комнату и возбужденно проходит по ней несколько раз из угла в угол.

Хватает лист пергамента и начинает писать письмо. Не дописав, сжигает его.

Думает о чем-то, глядя в окно, потом вскакивает, выскальзывает из комнаты и поднимается наверх.

Осторожно входит в комнату с непонятным человеком внутри, где побывал несколько месяцев назад.

S.T.

В комнате тихо.

The Room

Затаив дыхание, проходит немного вглубь комнаты. Шепчет:

...Imagines et elogia universi generis exsequi longum est: familiae breviter attingam. Qui prius Sulpiciorum cognomen...

В тот раз Светоний помог.

А может, он ушел?

Останавливается.

Да нет же. Нет же, глупый ты Тепеш. У тебя просто галлюцинации.

В досаде бьет в стену кулаком и берется за ручку двери, чтобы выйти.

S.T.

Открывает дверь в противоположном конце комнаты и заходит внутрь.

Нет-нет, я бы не сказал, что галлюцинации. Прошу простить меня, мой дорогой Северус, я отходил по делам. По своим галлюциногенным делишкам.

С добрыми ли вестями ты вернулся ко мне?

Удобно устраивается в кресле.

Francis Daimon

Оборачивается и смотрит на человека с радостной недоверчивостью.

Вежливо:

Надеюсь, что ваши дела тоже хорошо, Mr Daimon. Я просто уверен, что это никакие не делишки.

Не скрывая своего торжества:

И никакие не галлюциногенные.

Некоторое время проверяет количество слогов в последнем слове.

Утвердительно:

Да. Вы – не галлюцинация. А у меня на данном этапе все получилось. Все-все. Спасибо вам. Большое.

S.T.

Смеется.

Тебе совершенно точно не за что благодарить меня.

Кстати, меня приятно поражает, что ты, совсем как взрослый, уже делишь происходящее на "этапы".

C любопытством:

Так что ожидает нас на следующем этапе?

Francis Daimon

Подходит поближе и, как и в предыдущий раз, устраивается на полу.

Нельзя не быть благодарным тому, кто заставляет правильно думать. Даже если этот кто-то и считает себя дорогой посудой. А особенно, если этот кто-то не разговаривает с восьмилетним человеком снисходительно.

Недолго думает.

У меня странные враги, Mr Daimon. Светила, металлы, и еще – один человек, с которым я по-прежнему не общаюсь. Но я с ним когда-нибудь разберусь.

Конечно... с Луной мы понемногу договариваемся.

А вот с серебром пока никак. И опять...

Вскакивает.

Опять та же история. Ведь сложно именно с тем, что нравится... и что хочется пре-о-до-леть. Потому что оно – красивое. Некрасивое преодолевать несложно. А красивое – ...

Опять быстро, стараясь не слушать самого себя:

Это вещи, которые нас должны убивать. А я не хочу быть этими "нами".

Подходит к стене и смотрит в нее, как будто в ней есть окно.

И не буду.

S.T.

Встает из кресла и уходит куда-то, так, что его становится не видно, а голос слышен очень глухо:

"Нас"? Так есть еще и "мы"? Расскажи мне, пожалуйста. А для простоты представь себе, что меня на самом деле нет. Представь себе, что я – умное эхо твоих собственных слов.

Затем мы подумаем вместе, как можно избавиться от твоей боязни серебра.

Francis Daimon

Разворачивается от стены; твердо:

Нет-нет... Пожалуйста, не надо уходить. А мне не надо делать вид, что я говорю сам с собой. Давайте... давайте будем говорить так, как будто совершенно нечего стыдиться.

Мы...

Нет. Не могу.

Идет вдоль стены, ведя по ней пальцем.

Я не они. Я не мы. Не хочу... Не хочу об этом думать. Я его не боюсь, нет. Просто оно меня не любит.

S.T.

Опять появляется. Успокаивающим тоном:

Ну, что ты, дорогой Северус. Я вовсе никуда и не уходил.

Так кто же эти "они"? Кто эти "мы", о которых ты так часто и много размышляешь? Что за таинственные существа?

Хотя я, кажется, могу догадаться и сам. Не переносил полнолуний... Не любишь серебро. На что еще ты реагируешь отрицательно?

Francis Daimon

Вдыхает и выдыхает тихо и глубоко.

Спокойно:

Не говорите мне "дорогой Северус", пожалуйста. И не задавайте мне вопросы, хорошо? Ведь вы же знаете... вы же умеете знать, как можно с кем разговаривать. Со мной так нельзя.

Я ведь не прихожу к вам на прием, как к врачу...

Прислоняется спиной к двери.

Это все. Больше ничего. С остальным я умею жить.

Доверительно:

Потому что у меня есть знакомства на здешней кухне, где варят для меня целые моря кофе.

Берется за ручку двери:

Пойду преодолевать серебро. Правильно?

S.T.

Приближается на несколько шагов. Отчетливо:

Извини, Северус. Я допустил излишнюю фамильярность.

Разворачивается и идет в противоположную сторону, заложив руки за спину.

Ты можешь "преодолевать" все, что считаешь нужным, конечно. Но я думаю, тебе следует знать, что человек, преодолевший все, что только мог, оказывается в конечном счете самым бессильным. У тебя всегда будут слабости – и та слабость, которая почти незаметна у маленького человечка, для величайшего мага (каким ты намереваешься стать) будет гигантской прорехой в обороне. Приготовься к тому, что эти неизбежные дыры надо будет защищать.

Я должен раскрыть тебе и еще кое-что. Серебро – стараниями человека один из самых умных и строптивых металлов. И, как всякое умное железо, оно любит, когда на него обращают внимание; а когда это происходит, оно сразу пытается перейти на "ты".

Поэтому не стоит "преодолевать" его. Скорее, просто не замечай. Поначалу это будет довольно непросто. Но вскоре оно поймет, что всерьез рискует потерять твое внимание, если все время будет беспокоить тебя своим глупым вмешательством, и успокоится. И ты будешь разговаривать с ним, только когда захочешь; и так, как захочешь.

Francis Daimon

Расширяет глаза:

Не замечать? да...

Лихорадочно думает.

Это интересно. Не замечать. Я буду стараться. В конце концов, это ведь всего лишь металл.

Открывает дверь; на пороге:

Я не намереваюсь. Я стану. И только тогда буду думать про оставшиеся слабости.

Не скучайте, я еще приду.

Выходит.

S.T.

Two and a half years later

Проверяет, все ли на нем в порядке, переодевшись и избавившись от порезов и царапин. Осматривает свою комнату, кидает в камин все свои бумаги и быстро их уничтожает.

Выходит и направляется в гостиную, чтобы сказать матери, что готов ехать.

Затем что-то вспоминает и поднимается наверх, идет по коридору и входит в комнату без окон. В ней по-прежнему темно.

Тихо:

Добрый день.

S.T.

Так же тихо:

Здравствуй, Северус. Мы давно не виделись. Помню, наш последний разговор был о серебре.

Voice

Осматривает комнату особенно внимательно.

Извините. Я не мог прийти к вам просто так... поболтать. Наверное, это эгоистично, но... мне до самой сегодняшней ночи нечего было вам сказать.

А сегодня я уезжаю и зашел попрощаться. С серебром все идет своим чередом. Мы друг друга терпим...

Улыбается:

Я даже уже стал потихоньку его замечать. А вы... вы – как?

S.T.

Бесцветным голосом:

Я... хорошо. Только немного плоско.

Раздумывает, затем с живостью, которая совершенно не пишется со сказанными им словами, встает из кресла и подходит к S.T.

Я думаю, Северус, пришло время нам познакомиться. Ты не согласен?

Francis Daimon

Немного удивленно:

Я просто решил, что вы никогда... Но да, мне бы хотелось понять, кто вы и что. Тем более что мы ведь уже, наверное, больше не увидимся.

S.T.

Увидимся мы или нет – это ты решишь сам, Северус.

Решишь сейчас.

Комната освещается серебряным лунным светом, и S.T. видит, с кем разговаривает.

Итак?..

Francis Daimon

Не в силах поверить своим глазам, пятится к двери. Шепотом:

Не может быть.

Снова смотрит перед собой в старинное зеркало, где видит себя.

Беспомощно задает самый нелепый вопрос из всех возможных:

Но почему Francis Daimon?!

S.T.

Склонив голову, со странной улыбкой наблюдает за мальчиком. Медленно:

Francis, Sir Drake. Бесстрашный, безрассудный покоритель пространств, не поддающихся разумению человека – океанов и морей.

Daimon... Это из Сократа... это сложнее. Это то, что есть в каждом, но лишь немногие знают об этом; и на плечах тех единственных, кто дружен со своим daimon'ом, тех, кто знает, что их daimon – на самом деле лишь одна из колонн Дома Мира, держится все, что только есть.

Молчит. Поверхность зеркала подергивается рябью, а голос меняется, и на заднем плане слышится тихий и нестройный хор.

Я – Speculum Sacramentum, Священное Зерцало, самое старое волшебное зеркало в мире. Еще я называюсь Mirror of Erised. Я было сделано во времена императора Септимуса Северуса и выглядело тогда совершенно иначе. Я видело многое. Во мне люди видят то, что хотят увидеть; только малая толика их способна увидеть во мне всего лишь свое собственное отражение – я думаю, ты и сам понимаешь, почему.

И ты тоже увидел себя, но такого, каким ты хочешь быть. Станешь ли ты собой – таким? Знание, сообщенное мне веками моей жизни, отвечает: "да". Хитрость же и сообразительность, которые только и позволили мне остаться целым, говорят: "да, но..."

На секунду зеркало принимает свой первоначальный облик, и в нем виден Francis Daimon, он же Severus Snape. Он медленно машет рукой, прощаясь. Поверхность зеркала мутнеет, а затем вновь очищается, и в нем видно отражение деcятилетнего S.T.

Speculum Sacramentum

Подается вперед, пытаясь разглядеть лицо человека, который с ним разговаривал, но не успевает.

Делает еще пару шагов к зеркалу, потом приближается к нему вплотную, проводит рукой по раме.

Я должен был догадаться. Я догадался.

Упирает указательный палец в лоб своему отражению:

Ты слишком много о себе думаешь, Francis Daimon. И ты, конечно, лукавишь, когда связываешь происхождение этой фамилии только с Сократом.

Отходит и беззаботно машет рукой – уже не своему отражению, а зеркалу.

Не скучай, зерцало! Я еду учиться в школу... И что-то мне подсказывает, что тебе тоже предстоит кое-чему научиться.

Спасибо.

Выходит, не оглядываясь.

S.T.

Звенящий женский голос:

Вот так так! Надо же было такому случиться! Are we not surprised, sisters?

Другой женский голос, напряженно:

But certainly we are! Такого быть не может! И мы удивлены.

Третий женский голос, сливаясь с остальными двумя, задумчиво:

Alarmed, I say; and rather restless. Вот он ушел – и посмотрите, будто вовсе не озабочен!

Мужской голос, очень мрачно:

Speak not so lightly of this boy. For he, I perceive, shall bring my age to end.

Все голоса разом замолкают. Свет в комнате тухнет. Зеркало остается в темноте. Слышен очень тихий женский плач.

Speculum Sacramentum

Scene

Keio Plaza Hotel, 44th floor

Shinjuku-ku, Tokyo

January 9, 1998

Hour of the Snake

Сидит в кресле, сосредоточенно и очень быстро читая какой-то японский paper-back с броской картинкой на обложке.

Застревает на какой-то странице и вчитывается, глядя в текст с большим неудовольствием. На журнальном столике перед ним лежит некоторое количество конвертов – как пергаментных, так и обыкновенных.

S.S.

Выходит и тихо встает в дверном проеме. Некоторое время смотрит на стол, заваленный конвертами.

Вот это да! Столько конвертов... "Нам пишут". И тут я с камерой: доброе утро, профессор! Спасибо, что согласились прийти к нам сегодня!

Залезает в кресло напротив S.S. с ногами. Он одет в пижаму с бегемотами, которые периодически лениво меняются друг с другом местами.

Я решил, что буду называть вас пока на "вы", как в том ресторане в Праге.

Молчит.

Теперь вы скажите что-нибудь утреннее.

Gabriel Tepes

Улыбается, поднимает глаза на Гэбриела.

Доброе утро.

S.S.

Смотрит на S.S., чуть-чуть наклонив голову и открыв рот.

А кто эта женщина? Которая была похожа на Фэй? Она меня как-то странно назвала, Karasu. Что это значит?

Подпирает голову рукой.

Сколько вам лет?

Gabriel Tepes

Внимательно оглядывает Гэбриела.

Интервью?.. А где же тогда камера?

Перед Гэбриелом появляется стакан апельсинового сока и дурманяще пахнущая свежей выпечкой булочка с корицей.

Сообщает:

Это на случай, если ты устанешь от утреннего шоу и проголодаешься.

Хигаки-сан ведь сказала тебе, что она Лиса. Она могущественный японский оборотень, великая поэтесса и мой хороший друг.

Karasu по-японски означает "ворон".

Мне шестьдесят четыре года.

С некоторым беспокойством:

Если ты захочешь съесть что-нибудь другое, скажи.

Доставляет себе чашку кофе.

S.S.

Берет булку и перекусывает ее надвое. Недовольно качает головой.

Нет. Если шестьдесят четыре, то должны быть добрые морщинки вокруг глаз.

Отпивает немного сока. Сообщает:

Обычно по утрам я лакомлюсь жареной кабанятиной. Но в дни тягот подходит и апельсиновый сок с булочкой.

Почему это я ворон? И чего хотел этот странный человек, который вас чуть не убил? То есть нас.

Задумывается, не забывая при этом обкусывать с краев половинки булки.

Объясните мне и вот еще что. Чем вы вообще занимаетесь? Вот если конкретно?

Gabriel Tepes

Пьет кофе, незаметно разглядывая Гэбриела.

Добрые морщинки бывают у добрых людей, Гермес. У недобрых бывают гладкие лица ноппэрапонов. Вне зависимости от возраста.

Терпеливо:

Ворон не ты. Ты стриж. Ты – маленький Ворон в том смысле, что ты мой сын. А Вороном Хикаки-сан иногда называет меня, в шутку.

Странный человек Яразо хотел осуществить старинный план мести. Он, в общем, приблизительно обрисовал причины, это уже не так интересно.

О моих занятиях долго и скучно, но я расскажу, если пойму, что именно тебя интересует.

S.S.

Думает.

Я не знаю, что меня интересует. Я вообще не понимаю...

На некоторое время замолкает, затем встает из кресла и подходит к окну. Видно, что все бегемоты на пижаме сгрудились в одном месте и, видимо, что-то обсуждают.

Для меня все как-то изменилось. Вы не знаете, почему? Раньше мне было понятно, что я делаю, как и для чего. Как-то интересно было. Даже удивительно. А теперь я ничего не понимаю, и у меня апатия... И знаете, что самое страшное? Я знаю, что у меня апатия, и мне это не нравится, но я совершенно ничего не могу с этим поделать. Мне ничего не хочется. Хочется только все время спать. И от всего скучно. Я хотел устроить какую-то интригу с исчезновением, или еще что-то такое... злокозненное. Но ничего толком не получилось, так, глупость какая-то.

Вот я и надеюсь – может, вы мне расскажете что-нибудь, что вернет меня к жизни. А то я как вяленая лягушка в пижаме. Я ведь даже не знаю, чем вы занимаетесь. Что там делает мама...

Немного воодушевляется.

Ведь у всех же людей есть нечто, что они делают, проснувшись. У кого-то работа, у кого-то картины. Гибкий-стройный нотный-стан. А у вас что? Не зелья же? Потом, вы и не спите...

Вот. Вот опять. Я пытаюсь формулировать мысли, а они как мыло.

Расстроенно возвращается в кресло.

Это все вы виноваты. Я раньше был здоровым мальчиком разносторонних интересов, а превратился в какой-то сонный пень.

Gabriel Tepes

Наблюдает за перемещениями Гэбриела с некоторым беспокойством и слушает его напряженно. Когда он разворачивается, смотрит на него с участием.

Коротко:

У тебя шок, Гэбриел. Оттого что ты еще раз услышишь, что у тебя шок, он, конечно, не исчезнет, но это по крайней мере, объяснит тебе твою сонливость и апатию. Душевную лень. Желание бежать и нежелание убежать. Это пройдет.

С нажимом:

Обязательно пройдет, когда ты немножко разберешься во всем, осознаешь начала, продолжения и окончания. Причины и следствия. Или начнешь в них разбираться, потому что ты любознателен и долго лежать в ванночке с малиновым желе просто не сможешь.

У тебя очень хорошо получилось сбежать. Но ты... видишь ли, ты все-таки еще довольно маленький. И у тебя есть родные, которые не допустят того, чтобы ты стал беспризорным цыганенком. Ты уж постарайся принять это за данность.

Вертит в руках какой-то конверт.

Твоя мама тоже ищет тебя. И если ты позволишь, она тебя найдет. Надеюсь, что к тому моменту твоя апатия пройдет, и ты займешься тем, чем тебе и положено, – учебой.

А про меня тебе не интересно. Если бы было интересно, ты бы давно уже все понял. Или спросил бы так, чтобы мне было интересно тебе объяснять. Пока мне скучно.

S.S.

Внимательно слушает, кивая головой. Очень расстроенно:

Но что же мне делать? Я не знаю, как интересно спросить. И наверняка это не так уж важно – буду я понимать, что происходит, или нет.

Пожимает плечами.

Я уже говорил, в чем дело... Не в том, что я не понимаю начал, продолжений и окончаний. А в том, что раньше была загадка, одну часть которой я видел очень хорошо, и поэтому мог догадываться о том, что есть и другая часть, которая скрыта от меня. Теперь же я совершенно уверен в том, что какая-то загадка где-то есть, но поскольку я вовсе не представляю себе, с чем она связана и где она существует, для меня это равносильно тому, как если бы ее совсем не было.

C интересом:

А что, неужели нет какого-нибудь дела, которое мы могли бы делать вместе? Неужели все приключения кончились? Или я должен обязательно допытываться – и допытаться?

Хорошо же.

Как вы нашли меня?

Gabriel

01:18:10

Качает головой:

Ребенок, не надо играть в загадки. Те загадки, которые окружали тебя с самого рождения, существовали не для того, чтобы тебе было интереснее жить, а потому что избавить тебя от них не было возможности. Уверяю тебя, интересность жизни не связана ни с какими загадками личного характера.

Ты появился на свет и дожил до настоящего момента вопреки всему, что ты только можешь себе представить. Сейчас ты убежал сам, а до этого мне приходилось прятать тебя, и, поверь, в этом не было ничего интересного. Более того, это было болезненно и страшно. Ты потихоньку все вспомнишь... и тебе не будет скучно.

Встает, отходит к стене, на которой висит натюрморт в голландском стиле, рассеянно его оглядывает. Под его взглядом бабочка взлетает с кисти винограда.

Я действительно занимаюсь сейчас... и, наверное, всю жизнь занимался... одной загадкой. Но это очень взрослая загадка. И очень ответственная. Бросить ее уже нельзя – стыдно. А не отгадать – вполне можно.

Отщипывает виноградину с грозди на картине, кидает ее Гэбриелу.

Как нашел? О господи, боже мой. Да я же всегда знаю, где ты, если ты позволяешь мне это знать.

Смотрит на ребенка.

Ты что же – не чувствуешь?

S.S.

Ловит виноградину и превращает ее в жука с огромными усами. C интересом:

А что именно я должен чувствовать?

И объясните мне, наконец, от кого вы меня прячете, и зачем? Неужели я сам не смогу за себя постоять?

И еще, кстати, кое-что! Вот то место, где вы были, и откуда отказывались уходить – где оно?! И как это связано с вашей загадкой? Правда, что вас постоянно пытаются убить? Почему? Вы же ничего плохого, ну... особенно плохого не делаете? Что же у вас тогда столько врагов?

Gabriel Tepes

Подходит к Гэбриелу, подхватывает его и ставит на кресло так, что оказывается с ним на одном уровне. Все бегемотики перемещаются на спину пижамы Гэбриела.

Смотрит ребенку в глаза:

Тебе сегодня снилось, что тебя несет в пустой лодке без весел по реке, окруженной склонившимися деревьями. Тебе было хорошо. Потом тебе захотелось к берегу, но ты ничего не мог сделать. Ты некоторое время задирал нос и говорил "ну и пусть", а потом захотел пить и есть. Ты попытался наклониться и зачерпнуть воды, но никак не мог до нее достать. Ты наклонился ниже, лодка перевернулась, и ты упал. И стал тонуть. Тогда ты перестал видеть этот сон и стал ворочаться. Поворочавшись, ты принялся досматривать свой сон. Тебя достали с дна реки, отшлепали, переодели и отправили к маме. Вот это ты и должен чувствовать.

Дальше. Я прячу тебя от своих врагов – их достаточно. То, что сделал Яразо, хотели сделать они все. И хотят. Это просто. Элементарно. Действовать через детей, Гэбриел, – это настолько просто, что даже ты должен это понимать.

Оставляет Гэбриела на кресле и отходит, боком присаживаясь на письменный стол.

Я был... ох. Далеко. Давай об этом потом, хорошо? А врагов у меня много, потому что я вечно лезу не в свое дело. Вроде тебя.

S.S.

Некоторое время оторопело молчит и слушает, затем, возмущенно:

Что значит – "даже я"?! Что я – с выражением – ДУРАК?

Щедро фыркает.

Я просто не понимаю. Ну вот, поймали они меня. Отрезали розовый палец, запечатали в конверт, послали вам. А дальше-то – что? Чего они хотят? Я готов поверить, что многие хотят вас изничтожить просто так, из стремления к порядку, чтобы все было аккуратненько. Но не могут же все быть полоумными убийцами и психопатами, правда? Почему за вами гоняется такое количество людей? Я понимаю, многим вы насолили – но ведь тоже не просто так!

Разгорячается и подходит ближе к S.S.:

Все равно, если бы все было в порядке, рано или поздно весь этот безумный водоворот сошел бы на нет, успокоился бы – а так он все только делается глубже и стремительнее. Значит, происходит что-то, чего я не вижу, но что от этого не делается менее глобальным. И в центре всего этого – вы.

Приближается вплотную и тыкает мягким пальцем в грудь S.S.

Что это вы затеяли? Что за такую картину вы пишете на холсте, что людям все никак не удается почувствовать себя чем-то еще, а не просто фигурой, вышедшей из-под кисти? Ведь именно за это вас так и не любят. За умение любого обхватить ладонью. Кому-то это по душе, а большинству – нет, я уверен.

Вот как я сказал.

Вот как я сказал. Наверное, хорошо выспался – а может, булочка была к месту.

Gabriel

Улыбается, берет Гэбриела за палец и разглядывает его ладошку. Затем сажает рядом с собой на стол.

Слушай, мальчик, я не могу тебе все рассказать так, чтобы ты понял за одно утро. Понимаешь – просто не мо-гу. Не влезет. Я ведь должен еще и фильтровать информацию, чтобы ненароком не вогнать тебя в какой-нибудь еще новый шок. Есть вещи, на которых написаны строгие слова "Детям до шестнадцати". Или даже до восемнадцати. Ну что же мне – тратить усилия на то, чтобы обкладывать правду стерильными салфетками и тремя слоями ваты?

В одном ты немного ошибаешься. За мной теперь не гоняется никто, кто был бы мне действительно опасен. Те, кто гоняются, опасны – тебе.

Упирает палец в грудь Гэбриелу и прислушивается.

Без перехода:

У тебя хороший пульс.

S.S.

Недовольно:

Представляю себе такую ситуацию. Приходит человек к врачу и говорит: знаете, я болен. У меня одна нога растет вправо, а другая – влево. А врач ему отвечает: знаете, голубчик, я сейчас вас не могу вылечить. Это будет долго и сложно. А пульс, кстати, у вас хороший, и зрачок большой.

Спрыгивает со стола и отходит.

Пойду гулять. А вы за мной не ходите. Вы лучше пока придумайте, как в доступной форме объяснить мне, над какой это загадкой вы работаете, что вас заносит в такие места, которые на карту не нанесли и, похоже, не нанесут.

Поворачивается и идет переодеваться.

Gabriel

Закрывает глаза и улыбается, стараясь не смеяться.

Слезает со стола, бездумно перебирает конверты на столе, машет рукой, письма исчезают.

Проходит по комнате, останавливается возле окна. Тихо:

Uh-huh. Да, мальчик. Когда-нибудь я придумаю, какими словами тебе сказать...

замолкает, потом говорит что-то на одном из центрально-европейских языков.

S.S.

Входная дверь разлетается в мелкое бамбуковое крошево. Три человека в серых плащах останавливаются на мгновение на пороге, закрывшись рукавами, потом передний шагает в комнату. Все трое поднимают палочки, направляя их в спину S.S. Говорят хором, одновременно со следующим шагом вперед.

Avada Kedavra.

Sir Easton, Marquis Finesbury

Оползает на пол с открытыми глазами, в падении разворачиваясь лицом к двери.

S.S.

02:22:54

Резко разворачивается вокруг своей оси и из дверей комнаты видит происходящее. Выбегает наружу и останавливается. Бледнеет до синевы.

О нет! о нет-нет-нет! Не может быть! Папа!!

Великий Мерлин! Этого не может быть! "За мной теперь не гоняется никто, кто был бы мне действительно опасен" – я не верю!!

Смотрит на убийц.

Вы и меня убьете?..

Склоняет голову.

Нет, не убьете. Никого вы не убьете, несчастные глупцы. Вам надо было разделиться, а вы забыли о том, что в нашем семействе у всех острые зубы. Это профессиональное.

Sir Easton Finesbury повторяет заклинание, направляя его в этот раз на Неофита – но в руках у того появляется кадуцей и вспыхивает, с молниеносной быстротой делая круговой оборот и отражая удар. Это Time-turner.

Gabriel Tepes

Gabriel Tepes оказывается за спиной у S.S. Тот стоит лицом к окну и тихо говорит что-то на одном из центральноевропейских языков. Второй Gabriel в это время переодевается в комнате. G.T. очень внимательно слушает, что происходит в коридоре, и слышит чьи-то шаги. Тут же он превращается в Кицунэ и, задев S.S. локтем, проходит в спальню Gabriel'а. Там он достает из рукава юкаты кадуцей и, осознавая, что S.S. в удивлении двинулся за ним и говорит ему что-то, очень быстро обращается к себе самому:

Молодой Karasu, твоему отцу грозит большая опасность. Сейчас он стоит у меня за спиной, но через минуту сюда ворвутся убийцы, и он умрет. Используй этот кадуцей для того, чтобы вернуться в прошлое и сделать там все, что зависит от тебя.

Gabriel-Kitsune

02:37:00

Gabriel Tepes в недоумении выходит из комнаты и видит там Finesbury, который направляет на него заклинание Avada Kedavra. Он отражает заклинание кадуцеем и исчезает. В это время Kitsune опять превращается в Gabriel'а.

Извините, что вмешался. Но они атаковали сзади.

Gabriel

Взмахом руки лишает нападающих волшебных палочек, ловит их и заставляет дверь закрыться.

Поворачивается к Гэбриелу;

сдержанно:

Благодарю. Теперь не только ты мне, но и я обязан тебе жизнью.

Радушно улыбается троим людям в серых плащах.

Слухи о вашей гибели были сильно преувеличены, господа. Или... может быть, не так уж и сильно?..

S.S.

Весело:

Don't mention it. Не вижу, почему бы одному благородному магу не помочь другому, если тот попал в беду.

Ффух. Только не надо, пожалуйста, больше так оползать. Второго раза я не выдержу.

Gabriel Tepes

Необходимая предосторожность. Вы поймете, я уверен. До тех пор, пока слухи о вашей гибели не перейдут в разряд подтверждаемых фактов.

Однако эта предосторожность, как я вижу, оказалась недостаточной.

Вы могли бы предоставить нам возможность отдать оружие самостоятельно. В конце концов, я не имею ничего против вас как личности, сэр.

Sir Easton, Marquis Finesbury

Переводит взгляд от S.S. на ребенка и чему-то улыбается.

Вот как. Темное дело живет и побеждает. У него даже есть – наследники. И вы не переходите в наступление? Тогда мы, пожалуй, пойдем.

Sheldon Dukeshill

Угрюмо:

Если вы собираетесь нас убить, то убивайте.

Ashley Chapelmold, Alch. D.

Конфискованные волшебные палочки нападавших превращаются в руках S.S. в три ленточки – белую, синюю и красную. Он устраивается в кресле, указывает на второе Гэбриелу и сплетает из ленточек косичку. Затем запускает ее по воздуху в сторону нападавших, она снова разделяется на ленточки, которые садятся на левые отвороты плащей нападавших, превращаясь там в карикатурные ордена Мерлина.

Доверительно:

Я уже целые полторы недели свято блюду обет никого не убивать. А может и больше. Правда...

смотрит на часы на стене:

...время действия обета кончается через пять секунд.

Пять. Четыре...

S.S.

Что-то он подозрительно добр. Слава Мерлину, он не видел того, что видел я, – и не почувствовал того, что мог бы, – трех Avada Kedavra в спину.

Четыре с половиной. Three and three quarters.

Gabriel Tepes

Коротко:

Один.

Нападавших сбивает в кучу и кувырком выносит в дверь.

Подходит к двери и смотрит, как люди, путающиеся в серых плащах, поднимаются на ноги.

Тихо, так, чтобы не слышал Гэбриел:

Про обет я соврал. Watch your backs.

S.S.

Наклоняет голову.

Благодарю вас. Взаимно, сэр.

Все трое уходят по коридору.

Sir Easton, Marquis Finesbury

Возвращается в номер, некоторое время стоит возле двери, глядя на Гэбриела.

Ты не передумал гулять один?

S.S.

03:11:49

Смотрит на S.S. c некоторым вызовом.

А вы не надумали рассказать мне, чем занимаетесь?

Язвительно:

Достаточно интересно спросил?

Gabriel Tepes

Упрямо:

Если ты думаешь, что спасения жизни достаточно, для того чтобы тебе сразу начали вываливать вселенские секреты, то ты ошибаешься.

Но кое-что я тебе все же расскажу.

Снова открывает дверь:

Пойдем?

S.S.

Задирает нос, c легкой досадой.

Конечно, в ваших кругах, наверное, только и делают, что спасают друг другу жизнь. Когда же вы, интересно, успеваете переодеваться?

Проходя в дверь:

Я лично пойду. А как вы – не знаю. Может, у вас еще с кем-нибудь здесь назначено.

Gabriel Tepes

Ловит Гэбриела за рукав и разворачивает к себе:

Не поворачивайся к старшим спиной, Гермес. И вообще. Не поворачивайся спиной.

Тянет Гэбриела за собой по коридору:

Есть люди, которые имеют право тебя отшлепать.

S.S.

Покорно дает себя тащить, но постоянно ворчит при этом, правда, тихо, так, чтобы не было слышно:

Да уж конечно, схватить посильнее человека – много ума не надо. А что этот человек тебя только что спас, так это неважно. Что если бы не он с его находчивостью, то, может, тебя бы вовсе бы и не было сейчас, а была бы кучка пепла и кишки какие-нибудь или кости. "Благодарю", говорит, и все. Это что ж должно такое произойти, чтоб он нормально сказал, по-человечески: Спасибо! Вот жук! Гриб! Самый настоящий гриб!

Продолжает в том же духе, но его уже утащили слишком далеко, и нам не слышно, что он говорит.

Gabriel

Откуда-то из конца коридора доносятся обрывочные фразы, в которых можно мало что разобрать, за исключением возмущенного:

Сам – гриб!

и чего-то, напоминающего легкий шлепок.

S.S.

Act Drop

1 Bento – коробочка с крышкой, как правило, деревянная, разделенная перегородками на отделения, в которых помещаются составляющие небольшого обеда – рис, зелень, приправы, мелко нарезанное мясо или рыба, овощи, лапша и т.п. Рестораны на крупных японских вокзалах (в разных городах) стараются создать ассортимент, каким-то образом отражающий местную специфику, и такие наборы называются по имени станции (здесь Shinjuku-ben). Свежеприготовленные бенто развозят по вокзалу курьеры.
2 Eki – вокзал, то есть, платформы, от которых отправляются поезда JR (Japan Railways), а не только метро. В Токио 7 разных станций имеют в названии "Синдзюку", но "эки" из них только одна.
3 Netsuke – небольшой кусок камня или твердого дерева с дыркой. Изначально – просто большая пуговица, в которую пропускались концы шнура, крепящего sagemono (кошелек или небольшую сумочку) к поясу; карманов в традиционной японской одежде нет. Со временем нэцкэ утратили утилитарную функцию (а вместе с ней – отверстие) и ценятся теперь как произведения миниатюрной скульптуры.
4 Скорее всего, имеется в виду фигурка Hotei (Pu-tai, буквально "холщовый мешок"), "Смеющегося Будды", дзенского монаха и персонажа как буддистской, так и синтоистской традиции. Чаще всего изображается в виде мужчины с толстым животом и большим мешком, в котором (по разным легендам) содержатся либо все драгоценности мира, либо, напротив, беды и несчастья, которые он в своих путешествиях отбирает у людей.
5 Имя торговца – амальгама двух персонажей "Shichinin no samurai" Куросавы.
6 Одна из трех священных гор в храмовом комплексе Никко.
7 Yukata – вид традиционной одежды, большой кусок хлопчатобумажной ткани с широкими прямоугольными рукавами, без застежек. Считается менее формальной альтернативой кимоно (традиционно изготавливаемого из шелка); будучи подвязанным широким поясом, вполне приличен для ношения в обществе. Название происходит от слов yu, "баня", и kata(bira), "нижняя (одежда)", поскольку женщины используют юката в качестве халата после купания (и вообще внутри дома; в этом случае он подпоясывается тонким шнурком). В японских гостиницах юката предоставляется гостю вместе с полотенцем.
8 Буквально "бабочка", вид узла, которым крепятся кимоно и юката. Завязывается спереди, но потом сдвигается назад, из-за своего размера.
9 "Ворон" (яп.)
10 Деревянные ножны, иногда искусно отделанные – так, что сай известного мастера могут цениться выше, чем меч, в них вложенный.
11 Tengu – воинственный демон, мелкое фольклорное божество. Являются, как правило, в форме животного (лисы, барсука, птицы, иногда даже карпа) или человека (монаха-ямабуси), или представляются человекоподобными, но с крыльями, оперенным телом, зубастым клювом вместо рта и когтистыми птичьими лапами вместо рук и ног (карасу-тэнгу). Живут в гористых местностях. Легенды описывают их не злобными или добродушными, а скорее трикстерами. Тэнгу великолепно владеют искусством фехтования и производства холодного оружия, и считается, что некоторые самураи, особенно в нем преуспевшие, обучались именно у них (так, Минамото Ёсицунэ получил свои умения от Содзёбо, верховного тэнгу, во сне). Тэнгу не бессмертны; будучи серьезно ранеными, превращаются в птиц (воронов) и улетают.
12 Наиболее ценная и трудоемкая из шелковых материй, названная по месту производства – городу Юки в префектуре Ибараки. Изготавливается на очень небольшой территории вдоль реки Кину (которая является границей между префектурами Ибараки и Тотиги; на другом берегу лежит город Ояма, второй центр юки-цумуги) по крайней мере с VII в., из шелка, промытого в воде этой реки, и прядется вручную непосредственно из развернутых коконов, без скручивания шелка в нитку. Это придает ткани уникальную шероховатость, которая подчеркивается при окраске. На один тан материи (то есть, количество, достаточное для пошива одного кимоно – 10 с лишним метров при ширине 40 см) уходит несколько месяцев работы. Выработка юки-цумуги объявлена Важным Неосязаемым Культурным Достоянием страны.
13 'Эта штука под названием "дхармакайя веры" воплощается через превосходящую праджну. Она же мудрость. Где же я в наше время достану мудрость...' (англ.)
14 "Повозки, запряженные козлами, и повозки, запряженные оленями, И повозки, запряженные большими буйволами, Что стоят сейчас у дверей – Все они вышли из тебя". Один из стихов "Хосинвакасю", "Собрания вака для восстановления веры", сборника, в котором принцесса Сенси (946-1035), верховная жрица храма в Камо, переложила на японский 55 избранных строк из китайских буддистских источников. К этому стиху она приложила следующий комментарий: 'Услышав "Как их много", все поспешили наружу, чтобы взглянуть – но увидели только, что повозка, как всегда, лишь одна; это колесница дхармы'.
15 Yidam – личное божество последователя тантрического буддизма, рождающееся во время особенно усердной медитации из его личных качеств и воплощающее их. После появления йидам сопровождает ученика, пока тот находится на определенной ступени постижения мудрости.
16 Хигаки производит приготовления к началу урока иайдо, или иайдзюцу, "искусства вынимать меч". Иайдо отличается от собственно фехтования на мечах, кендо. Очевидно, что катана на стене – ее собственная, иначе клинку необходимо было оказать значительно большее уважение (в частности, za rei, сидячий поклон). Многие ката иайдо – упражнения, представляющие собой короткий бой с одним или несколькими воображаемыми соперниками – начинаются из сидячего положения. Чтобы рукава верхней одежды не мешали движениям, их подвязывают, пропуская под них sageo, шнурок, которым обмотана tsuka, рукоять меча; мастер иай делает это одной рукой, примерно за три секунды, а все его тело остается неподвижным, сочетая "быстроту молнии и невозмутимость леса перед бурей". Таким образом, завязывание сагэо призвано устрашить врага (намекая на соответствующее владение оружием) и, возможно, вовсе предотвратить схватку.
17 Все атаки иай начинаются и заканчиваются с мечом в ножнах. Первое движение, совмещенное с выниманием меча, выводит из боя (как правило – убивает) первого из противников. Хигаки верно выполняет nukitsuke, вынимание меча вместе с движением ног, но удар (kiritsuke) снизу вверх нанесен не по правилам (и, таким образом, не входит в состав ни одного из ката, как бесполезный); конец меча должен был двигаться не вертикально, а наискосок. Последнее движение любого ката (chiburi, буквально "стряхивание крови") перед убиранием меча (noto) производится резким отведением лезвия в сторону.
Рукав, подложенный под голову – символ возлюбленных, makurakotoba ("слово-изголовье", "постоянный эпитет"), прием японской классической поэзии, позволяющий через установленное сочетание слов передавать более распространенные понятия, к которым это сочетание относится (например, "роса и иней" замещает собой картину поздней осени, "извечное" обозначает небо etc.).
18 Прямой (в отличии от daisho, двух традиционных клинков) японский меч, как правило двуручный. Цуруги носился за спиной. Kyokuten пользуется его легким вариантом, что дает ему возможность оперировать им одной рукой.
19 Тяжелый железный чайник для кипячения воды. В японском доме угли в жаровне горели постоянно, и вода оставалась горячей, так что чайник служил еще и увлажнителем воздуха.
20 Традиционное украшение чайной комнаты, вертикальный свиток шелковой материи с рисунком кистью, изображающим мирную сцену природы.
21 Небольшой бамбуковый веничек, с помощью которого приготавливается лучший сорт японского чая – matcha, представляющий собой ярко-зеленый порошок мелко истолченных молодых листьев чая.
22 Стихотворение поэта Минамото-но Сигеюки (960-1000?), одного из "сандзюрокасен" ("36 бессмертных"), из сборника "Хякунин иссю" ("Сто стихотворений ста поэтов"). В оригинале:

Kaze o itami

Iwa utsu nami no

Onore nomi

Kudakete mono o

Omou koro kana
23 Стихотворение поэтессы Оно-но Комати (833?-857?), одной из "сандзюрокасен" и "рокасэн" ("6 бессмертных"), из "Хякунин иссю". В оригинале:

Hana no iro wa

Utsuri ni keri na

Itazura ni

Waga mi yo ni furu

Nagame seshi ma ni
24 Стихотворение монаха Кисэна, одного из "рокасэн", из "Хякунин иссю". В оригинале:

Waga io wa

Miyako no tatsumi

Shika zo sumu

Yo o Ujiyama to

Hito wa iu nari
"Удзи-яма" ("гора горестей") заменена здесь на "Набари" ("убежище"), что придает всему стихотворению неожиданный новый смысл: философское уединение отшельника приобретает характер бегства.
25 Стихотворение поэта Отомо-но Якамоти (716?-785), составителя "Манъёсю", включенное в этот сборник.
26 Из приведенных четырех стихотворений три и в самом деле принадлежат мужчинам.
27 "Кобан (мелкая монета) для кошки" ("бисер перед свиньями").
28 "Даже каппу (водяного) может унести река" ("конь о четырех ногах, и то спотыкается").
29 "Не поймал барсуков, не считай их шкурки" ("делить шкуру неубитого медведя").
30 "Сидение на пятках", с прямой спиной, поза для медитации, также поза ученика вообще. Оставаться в ней продолжительное время – серьезная физическая нагрузка. По легендам, у наиболее набожных монахов кости ног срастались в этой позе, так, что они больше не могли встать.
31 Ronin ("человек-волна") – самурай, по какой-то причине оставшийся без хозяина: или потому, что семья того находится в упадке, или потому, что он сбежал или был изгнан. Эти ситуации приносят бесчестье, и если следовать строгому коду bushido, самурай обязан совершить seppuku – или жить в позоре.
32 Столица префектуры Нара, в середине (kansai) острова Хонсю. В истории Японии период Нара (710-784) соответствует помещению имперской столицы в этом городе, спроектированном по образцу Чанъань, китайской столицы династии Тан. Именно в это время была собрана "Манъёсю" и китайские иероглифы (kanji, от китайского "хань цзы") начали использоваться для передачи японских слогов (т.н. manyogana).
33 Сплетенные из рисовой соломы накидка на спину и широкая шляпа.
34 "Седая женщина (девушка)" (кит.; название китайской оперы и фильма).
35 В Японии белый, а не черный цвет считается символом печали и траура.
36 Тонкая циновка из свежей соломы, покрывающая более толстый ковер-татами.
37 "Когти" и "сердце" – два элемента иероглифа, означающего "любовь".
38 Японский клен.
39 Супруги и близнецы, божества, стоящие во главе пантеона японской мифологии и синто. От их брака родились все острова японского архипелага (кроме одного, который Идзанаги вызвал из первичного океана, окунув туда свое копье, и на который они сошли с неба), многочисленные боги и первоначальные обитатели Японии.
40 Буквально – "посуда из Иватэ". Многие города и провинции в Японии имеют давние традиции в производстве определенного вида посуды – так, что ее можно называть просто по имени места изготовления, например, Bizen-yaki означает неглазированные горшки из красной (железистой) глины, а Arita-yaki – тонкие чашки из белого фарфора.
41 Иватэ и Ямагата знамениты своими tetsubin, чугунными чайниками, покрытыми изнутри слоем фарфора. Чайники из Иватэ – черного цвета с характерными "наростами", похожими на торчащие шляпки гвоздей.
42 Игра слов на японских омонимах, необходимая принадлежность хорошего waka, стихотворения.
43 Чай вообще (в отличие от o-cha, зеленого чая). Русский и японский (а также хинди, турецкий, суахили, греческий, португальский и другие) языки принадлежат к группе, в которой прижилось "ча-произношение" китайского иероглифа, обозначающего чай. В группу "тэ" входят, к примеру, английский, иврит, венгерский, индонезийский, латышский, финский, армянский.
44 Японский язык не содержит "букв", соответствующих отдельным согласным (исключение – оконечная "н"), поэтому любое слово (в том числе заимствованное) должно после согласной иметь какую-либо гласную. Такая "японизация" ("сутаа" – star, "бейсубоору" – baseball) позволяет, как считается, японцам абсорбировать иностранные слова и понятия, при этом не теряя обособленности и "закрытости" своего языка (который может сохранять репутацию "непостижимого" для внешнего мира).

24.06.2004 – 14:07:45

"Вы уж, давайте, как умеете, – прямолинейно и по делу"...

Ох, Профессор… Как умею, за что сразу и извиняюсь. За поверхностность, за избыточную эмоциональность, если таковая обнаружится – а это более чем вероятно, я только что завершила чтение последней сцены. По свежим следам писать трудно – слишком сильное впечатление мешает подбирать правильные слова и шлифовать формулировки. Но оттягивать и ждать, пока уляжется, невыносимо, тем более, что мы вместе с героями подошли к очередному финалу. Мы помним, как завершались предыдущие серии. Кинжал в сердце Флер, и – «Не в моей власти пока вернуться в Хогвартс…». Прах, в который рассыпается письмо – и до сих пор морозом по коже: «Моя дорогая девочка, вот уже целый год я тщетно пытаюсь понять…». Смерть директора. Сошествие в ад. И вот – новый финал. Гэбриэл спит в гостиничном номере, Профессор разговаривает с Хигаки. Мечтательно так разговаривает – про оранжевое солнце в тонких лисьих лапах, и про котиков, купающихся в океане. На этом месте меня, признаться, прошибло до слез от того, насколько поэтичным он не разучился быть, от ощущения внутренней красоты в нем, и от того, что, кажется, никогда еще он не был таким человечным, как в этом финале Пятой. Точно отряхнул все тяготы, как шелуху, и позволил себе побыть расслабившимся и умиротворенным. Счастливым – насколько это для него возможно. Недолго, наверное, перед новым отрезком пути, а все же – Хорошо. Хорошо узнавать в юном Тепеше, исследующем Кип, привычки будущего Профессора – с детства, скажем, усвоенную манеру наносить удар локтем, оберегая чуткие пальцы. Хорошо узнавать в этом темном ребенке общие черты с Гэбриелом, – немножко смешную рассудительность, обыкновение последовательно отвечать на все поставленные вопросы, – о страсти к интересному можно и не упоминать. Хорошо представлять себе, как им было бы Интересно вместе, если бы каким-нибудь чудом они познакомились, будучи ровесниками… Хорошо, что последние сцены заставили меня посмотреть с симпатией и сочувствием на Уилберта, – и еще лучше, наверное, то, что Профессор оказался способен перенастроить свой глаз так, чтобы взглянуть на товарища по заточению в замке в попытке понять, отрешаясь от того горя, которое ему лично принесла Уилбертова больная любознательность. Бесконечно приятно возвращение прежней Лисы. Бесподобно хороши бегемоты на пижаме мальчишки – не просто мелочь, творящая настроение. Эта мелочь из тех, что разводят двух похожих мальчиков на немаленькое расстояние – очень похожи, да, но на Профессоре мы таких бегемотов не увидели бы даже в момент шока (…сразу вспоминаются желтые дракончики младшего Малфоя). А у Гэбриела они воспринимаются естественно и кажутся милыми. Потому что он – стриж, а не ворон, и удивительно хорошо то, как спокойно говорит об этом Профессор. И их разговоры, и то скрытое удовольствие, с каким Профессор лишний раз пробует на звучание слова «…ты мой сын», и то, что мальчик – свидетель: три человека, пришедшие его убить, демонстрируют ему свое уважение. И то, что, по крайней мере, ворчать на отца у Гэбриэля уже получается «на ты». Они уходят, ребячливо препираясь, и это, кажется, самый светлый из всех финалов Игры. Хочется, чтобы у них было время побыть вдвоем – вот так, без убийц и трудноразрешимых проблем. Даже без нас. Какое-то время. Потому что нам трудно без них, и я уже начинаю ждать, когда они вернутся, и мы сможем повторить вслед за Фредериком: «Я рад видеть вас. Я в самом деле рад вас видеть и слышать».

Мау

Титры

Указаны исполнители персонажей только в этой серии. Подчеркнут основной исполнитель.

Последовательность исполнителей соответствует последовательности передачи персонажа (приблизительно).

Uriel Ollivander – Ведьма, Стан, Yuri

Donald Willex – Стан

Lord John Rockwall – Стан, Yuri

Milo Staledew – Стан, Yuri

Jacob McNamara – Стан

Frannie Boldweede – Стан, Yuri

Sir Wilbert Winter – as himself

James, the butler – Стан

Sir Anthony Winter – Стан, Yuri

Headmaster Dumbledore – Yuri

S.Snape, S.T., S.S. – as himself

Draco Malfoy – Yuri

Lord Voldemort – as himself

Geoffrey – Yuri

Etienne de Til-Chatel – Стан

Grand Master Thomas Blackberry – Стан

W.O. Land – as himself

Commander Wirs Maelsturm – Стан

Leon Thaler – Стан

Richard Rockwall – Стан

Narcissa Malfoy – Кузя, Ведьма

Bella M. – as herself

Attila Rokosz-Medvar – Стан, Ведьма

Carmilla von Carnstein – Yuri

A man with spiked white hair – Yuri

Человек в сутане и плаще – Yuri

Кот – Yuri

Gyorgy Thurzo – Yuri

Dr. John Polidori – Ведьма, Стан

Erzsebet Bathory – Yuri

Istvan Szecsodi – Стан

The Red Diva – Ведьма

Nhranal Mldeanaim – Стан

Zazello – Yuri

Purple Man – Стан

Red-headed witch – R.M.

Astrud De Moraes – Yuri

Jose Bras de Amaral – R.M.

Enrico De Moraes – Стан

Jacques Patou – Стан

Guy Paquin – Yuri

Joao Guimaraes – Yuri

Bernaldo Mancipi – Yuri

Medardo Pinto – Annabel

Benito Ferreira – Кузя

Manolo Pacheco – Кузя

Master Yarazo – Стан, Ведьма, Yuri

Nichi Itagawa – Стан

Трофим – Yuri

Мария – Стан, R.M., Ведьма

Сэм – R.M.

Юля – R.M.

Квадрат – Yuri

Алексей "Тихий" – as himself

Отшельник Боб – Yuri

Father Ripa – Ведьма

Сандра – Ведьма, Кузя

Таисия – Yuri

Танкисты – Ведьма

Fleur Delacour – as herself

SocrateS – S.S.

Феодор – Yuri

Socrates – Стан

Секретарь суда – Yuri

Мелет – Yuri

Цыганка Лаура – R.M.

А. Кирхер, SJ – Yuri

Irma Pince – as herself

Marcello Avigrunesi – Yuri

Jacob Insignus – as himself

Florence Blackmoor – as herself

Katharina Borgia – as herself

The Sorting Hat – Yuri

Neophyte – as himself

Сарацин – R.M.

Седой старик – Yuri

Буддийский монах – Ведьма

Гуань Сюцай – Yuri

Yang Guifei – Кузя, Ведьма

Сунь Сымо – Yuri

Яо Цзыгу – Yuri

Фуцаньлун – Yuri

Li Longji – Yuri

M-me Genevieve – Yuri

Frederic Delacour – as himself

Eveline Delacour – as herself

Gabie Delacour – as herself

H J K Grimmelsgausen – Yuri

Maitre d' – Yuri

Desmond Price – as himself

Golem №1 – Yuri

Horst Krummenau – Yuri

Marcel Molinard – Кузя

M. McGonagall – Стан, Yuri, Ведьма

Gwyll O'Reilly – Yuri

Julienne Gatou – Стан

Lesaffre – Стан

Le Cardinal – S.S.

Richelieu – Cтан

Porthos – Yuri

Aramis – Стан

Athos –Yuri

D'Artagnan – Ведьма

Anne d'Autriche – Yuri

Jacques de Thou (отец) – Yuri

Francois de Thou – Стан

Harry Potter – Yuri

Ron Weasley – Ведьма

Salazar Slytherin – Ведьма

Lucius Malfoy – Yuri

Pretty Magdalena – Ведьма

Josh Flinn – Стан, Yuri

Karen – as herself

Jacqueline Neverland – as herself

Tony Danmore – Cтан

Jill Nighy – Стан

Gregory – Yuri

Titus Burkhardt – Yuri

Divina Avguro – Ведьма

Johanna Cruyf – Ведьма

Голоса в темноте (Норвегия) – as themselves

Kambei Katayama – Yuri

Higaki no Go – as herself

Tadamine sensei – Yuri

Saotome Sensei – Yuri

Speculum Sacramentum – Cтан

Sir Easton, Marquis Finesbury – Yuri

Sheldon Dukeshill – Ведьма

Ashley Chapelmold, Alch. D. – Стан

В эпизодах – артисты Театра

В-министрация

06.07.2004 – 20:11:24

"Куда ваc укололо? Ах, туда?.."

Очень удобно цепляться за реплики, когда начинаешь писать. Даже и не верится, что сыграно уже пять серий. Даже и не верится, что, как уже писалось, еще куда-то можно продвигаться, а продвигаться, оказывается, можно везде, потому что, как было нарисовано в воздухе для Уилберта Зимы, ничто не параллельно земле, все расходится, все переплетается, все движется, и сходится. Вот именно – сходится.

Говорить об этом делается все труднее, все равно что говорить о жизни. Как о ней будешь говорить? Мудрыми афоризмами, которые еще никогда никому не помогали? Разве что некоторые, беспроигрышные: "И это пройдет". "Все – суета сует и томление..." "Время разбрасывать, время собирать". Ну да, ну да. Мы это знаем. И что? Все равно каждый умирает в одиночку, и сколько именно раз умирает (не потому, что трус умирает много раз, а потому что маленькие и немаленькие смерти и движут нас по жизни), никому не ведомо, не было ведомо и не будет ведомо. И эта сугубо фантазийная Игра все крепче врастает своими корнями, своим Blood root'ом в любую жизнь, которая такова, какова она есть. Удивительным образом отсекая суетное – бытовуху, знакомую грязь, повседневщину, но продолжая играть о жизни. Любого и каждого, кто о ней думает, кто не просто влачится по ней, но пытается что-то с собой и с ней сделать.

Еще есть образы. Нет, не образы героев и персонажей, которые не просто есть, а выбивают сразу все множество лит. образов, как Цыганка, скажем, в которой сошлись все литературные и живые цыганки, что мы знаем и никогда не сможем понять, или Тихий программист, что узнаваем любым человеком, который хоть когда-нибудь ходил на информатику или на Горбушку, и может узнать его внешне. А поди ж ты, залезь внутрь. Узнай – внутренне. Узнал? Не торопись. Или девочки из Сохо, уж, казалось бы, сколько таких картинок и картин было, а ведь вот же. Типичны? Да. Индивидуальны? До последней капли крови. А хочется ли типизировать, когда эти капли видишь? Нет, не хочется, потому что живые.

Но есть еще и другие образы, которые живут сами. Например, образ огромной черной бездны. Страшного всепоглощающего океана, неожиданно вдруг осмысленно враждебного. Из кошмарного сна. Этот образ без предупреждения надвигается на меня в самые странные моменты. Например, когда на поверхность Игры всплывает переписка Ее и Его. Я вижу и ощущаю кожей этот океан, по поверхности которого плывут эти письма, даже не в бутылке ("Я не бросал никому бутылок с письмами", или что-то такое), а так. Листком. И на этом листке все очень мило. Рисунки, иероглифы, "берегите себя", "упражнения в мировой гармонии", "я не могу приехать", "я скоро приеду", "до меня дошли сведения"... А в черной воде уходит, опускается на дно египетская жрица Гайдэ (это ведь во время той, первой, переписки она отразилась в своем ртутном озере, одном из многих), Флер боится потерять и все же теряет ребенка, Профессор плавится под солнцем Финикии, Мессир увлеченно разглядывает свои восхитительные игрушки, Новые сжимают кольцо и готовят выставить свой обреченный козырь – Беллу Мнишек.

Образ каменного колодца, наконец, материализовался. Не могу сказать, что он во мне был, до того как материализовался, но что-то в этом роде, столь же несокрушимое, при любой степени владения магией, что-то столь же неумолимое, неизбежное, было. А вот оно что было, оказывается. То, куда можно прийти сознательно, долго и осознанно идти именно туда, и там, на этом ground zero, посидеть и подумать – вылезать ли. Можно ли еще раз вылезти. Как вылезти? Да нет, не об этом подумать. Похоже, просто – забраться туда и надеяться на то, что все-таки уже завалит так, что не надо будет вылезать. Что воздух уже откачают раз и навсегда, и думать будет не надо. Потому что перестать думать – сложнее всего.

Влезать и вылезать, вот то, чем занимается Профессор, помимо того что он учится, экспериментирует, воздействует, наблюдает, сражается и учит. Он не может куда-нибудь не влезть. В соглашение с Директором, потом в соглашение с Вольдемортом. В закрытую библиотеку под Винтер-Кипом, в зеркальную комнату, в пентаграмму под Озером, в соглашение с Воландом, в кольцо врагов на Броккен, в подземный храм Маат, в Азкабан (2 р.), в железную тюрьму в Сибири, в Ад, в сердце Москвы, в сердце Лондона, в сердце... Нет, об этом позже. Ну не может же он не знать, что если действовать так, как он действует, то опять в очередной раз куда-нибудь влезет? Знает, наверное, но не об этом же думает. Как и Белла Мнишек, которая запретила себе думать о том, что будет. Только он, кажется, это себе запретил еще там, в трансильванском замке с его каменным коридором, за стеной которого находился тот, кем он мог бы стать, да не захотел. Нам почти никогда не показывают, как он вылезает. Даже когда команда московских компьютерных гениев доводит его до самого конца очередного "приключения", мы не узнаем, какие стихии он подменил, через какие стекла и зеркала выломился наружу, какой ход нашел в пентаграмме, как поднялся из своего гранита, почему в очередной раз не задохнулся, не захлебнулся, не истек кровью, не... Просто потому что, как он сам постоянно подчеркивает, у него хорошая наследственность, и его трудно убить? И поэтому тоже, конечно. Но ведь не только поэтому.

Насчет сердца я понял одно. Он не сразу научился наносить свои удары с хирургической точностью, как тогда Флер на Броккен. Когда миллиметром выше или левее, и все. Никакие ритуалы бы не подняли прекрасную принцессу из зачарованного сна. Может, именно такой удар он пытался нанести Джеки, встряхнуть ее, вышибить ее с той площадки, на которой они – нашлись – ... И потащить дальше, пусть силком, пусть иезуитским своим убеждением пользуясь, чем угодно, чем он пользоваться умел или научился. Но не рассчитал. Попал не под сердце, а в сердце. И клинок оказался без ручки. Потому что не только в чужое сердце он попал.

Я еще напишу. Спасибо за все.

N.N.

09.07.2004 – 16:02:54

"You're from Women Lib, baby?" Мне тоже, мне тоже цитатку, пожалуйста. Очень мне нравится узнавать классиков и полуклассиков в Игре, даже в обратном переводе на английский язык.

Без Игры в жизни образуется пустота, которую надо чем-то восполнять, а восполнять даже своими реакциями – мало. 6-30 июля. S.S., тогда еще не S.S., а человек с фамилией, даже и не с одной, – внутри Хода. Когда-то мы думали, что он зайдет туда и не вернется, но мы его недооценивали. За этот неполный месяц он несколько раз навестил себя, несколько раз усомнился в своих умственных способностях и собственной зрелости, заставил себя сделать так, чтобы через энное количество лет встретить свою судьбу в лице приехавшей на Турнир мадемуазель Делякур, попытался еще раз пережить гибель матери и не смог. И вышел. Это у него были такие месячные каникулы. Между капеллой Медичи и горой Набари – между очередной битвой не на жизнь, а на смерть, и очередным периодом осознания происшедшего.

Теперь-то ясно, чему учила его Япония в лице Хигаки, Тадаминэ и, как оказывается, еще ряда людей, и чему так и не научила. Может, для того он в нее и возвращается из раза в раз, чтобы все-таки попытаться ее понять и сделать из двух разноцветных шариков один – просто светлый. И недаром ведь туда тянет Неофита, которого вообще тащит по очень схожей дороге, только Неофитова дорога чуть безопаснее, чуть больше обусловлена тем, что его опекают, причем опекают в гораздо менее травматической манере, чем опекали юного S.T. Вот они и получились похоже непохожие, общающиеся не как отец и сын, а как интересные друг другу люди, которые никак не могут понять, что они – "родственники". Да нет, это я загнула, конечно. Профессор-то всегда держит это в себе, даже когда уверяет Флер, что не любит детей вообще, а чужих в особенности. Если он кого-то и любит, то этого ребенка – в бегемотиковой пижаме ли, в курточке на меху или в китайской курточке с бамбуковым кинжалом за поясом. Может слишком даже любит. Настолько, что... Дальше вслух не буду.

И мне очень радостно, что в этой Серии они нашлись. Профессор и его ребенок. Профессор и Флер, и Хигаки, и Фредерик. Это все равно не уравновешивает все то, что потерялось, безвозвратно, но это показывает, что если можно заставить себя хотеть искать, то можно и найти. Чего нельзя сделать – это подставиться. Чисто по-человечески, как все. Потому что тогда приходится умирать или убивать. Будучи человеком, не подставиться нельзя.

Пока больше ничего.

Спасибо игрокам, художникам и поэтам! Пожалуйста, продолжайтесь.

The Guest

In the Dark | Тьма | Оглавление | Contents

Click to visit Top X Snape sites!