Scene 6-9: Vlad the Impaler | Сцена 6-9: Влад На-Кол-Сажатель

Role-Playing Game "Professor Severus Snape's Seminar"

(Played in the Globe
Играется в Театре)

Scene 6-9: Vlad the Impaler
Сцена 6-9: Влад На-Кол-Сажатель

Scene

Anno Domini 1456

Targoviste, Wallachia

The palace of prince Vlad III Dracula

Сидя во главе длинного стола, поднимает богато инкрустированный золотой кубок с густым вином и обводит мрачным взглядом из-под бровей обширную, богато убранную залу. За столом, по левую руку от него, опустив глаза, сидит очень красивая женщина, одетая роскошно, но держащаяся крайне скромно, вдоль стола расположились валахские вельможи в отороченных мехами нарядах. Создается впечатление, что веселье их слегка напряженно.

Негромко, так, что сидящие за столом вынуждены прислушиваться:

Здоровье короля, в верности которому мы присягали. С гор стольного города Буды спустилось к нам благоволение того, кто ранее бывал коварным с Драконами. Король Януш Хуньяди стер кровь моего убитого отца и заживо погребенного брата тем, что поддержал наши справедливые притязания на валахский престол. Поднимем же кубки за честный союз Валахии и Венгрии. Да будут повергнуты проклятые турки, уж я-то знаю, что за нравы царят в Константинополе и Адрианополе.

Всем пить.

Vlad III

Елейным голосом, тщательно маскируя дискомфорт:

Ах, помню, мудр был Влад Дракул, ваш папенька. Сумел обвести вокруг пальца и венгерского короля, и оттоманского султана. Да только задавили его.

Прожевывает и с трудом глотает кусок мяса.

Потому-то мы и рады, потому и счастливы, что вы к нам наконец вернулись, государь.

Mateus Skatul, a noble

Страшным шепотом:

Не смог, Матиуш. В том и дело, что не смог. Пытался сохранить жизнь мне и Раду Прекрасному, когда мы сидели заложниками у оттоман, да поплатился своей головой. Хуньяди погнал его на тех самых турок, которые держали нас в плену как гарантию против того, что отец пойдет на них войной.

Смеется.

Это все прошло. Нет ничего, кроме войны, рыцари. И мы будем ее воевать. Теперь поблагодарите хозяйку и бегите домой, пока не поздно. Завтра будет не до пира.

Vlad III

Поспешно встают и, поклонившись правителю и его жене, расходятся, бормоча про себя различные фразы на тему того, как хорош и вкусен был ужин.
Boyars

Провожает boyars воспаленным взглядом, встает из-за стола, подает руку жене, ведет ее к двери, возле двери останавливается и аккуратно целует кончики пальцев ее руки. Глядя вслед удалившимся гостям:

Я спросил их в начале пира, скольких правителей Валахии они пережили. Мирча сказал – семерых.

Усмехается:

Но не больше, жена моя, не больше.

Vlad III

За столом появляется человек в мантии, сшитой из невообразимого количества шкурок разных размеров и мастей, причем складывается впечатление, будто бы эти шкурки периодически переползают с места на место без какого-либо участия владельца одеяния. При ближайшем рассмотрении становятся видны не только шкурки, но и головы животных. Сам человек абсолютно лыс и очень худ, а правый глаз его закрыт стеклом неопределенного цвета, подозрительно похожим на кусок разбитого церковного витража. Постукивает пальцами по столу, после чего берет в руки кубок вина и отпивает. Причмокивая:

М-м-м. Неплохо, хоть и сладковато.

Протягивает руку за куском мяса, но внезапно из рукава высовывается голова какого-то мелкого лесного хищника, цепляет кусок и с урчанием скрывается в одеянии. Неодобрительно смотрит на одежду:

Это что еще за произвол?

Drac

Расставшись с женой, поворачивается к столу, хмурит брови, глядя на человека.

Что за дьявольское наваждение? Я не знаю тебя, незнакомец. Как ты вошел?

Кладет руку на рукоять короткого меча, с которым не расставался даже во время трапезы.

Vlad III

Не обращая внимания на князя:

Взял – и вошел.

Берет свиной окорок и с наслаждением отгрызает кусок мяса. Задумчиво:

Хорошая стряпня, чистое убранство – вот основа домашнего очага. Ах, да, еще детишки. Детишки где? А?

Drac

Вынимает меч из ножен и обходит стол, чтобы заглянуть в лицо непрошенному гостю.

Уверенно:

Ты нечистая сила, я узнал тебя. Я видел тебя в Адрианополе, в одном из своих опиумных снов.

Кладет меч на стол и тяжело садится на свое прежнее место.

Угощайся, демон. Я радушный хозяин.

Vlad III

Оскорбленным тоном:

Я не демон.

Смотрит на князя.

Понятно?

Молчит, затем продолжает трапезу. Через некоторое время:

Так уж получилось, что я был недалеко. Ну и вот, решил заглянуть – да и подкрепиться заодно. Скажи-ка, Влад, есть ли что-нибудь, чего б тебе хотелось?

Drac

Тянет руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но потом только поправляет богатый головной убор с восьмиконечной звездой надо лбом, в центре которой сверкает квадратный рубин, окруженный восемью жемчужинами.

Кладет обе руки на стол, затем разворачивает их вверх ладонями, смотрит на них.

Не демон. Сам Дьявол?

Криво улыбается:

Тезка? Зачем самому Сатане понадобился скромный валахский владетель? Иди к королю или к бедняку, им есть что желать. Я вернул себе свой трон, и мне желать нечего.

Vlad III

Пристально смотрит на Влада, от чего тот становится прозрачным, и видны лишь только отдельные внутренние органы – сердце, почки, желудок и некоторые другие. Дидактическим тоном, аккуратно поправив кусок витража в глазу и не переставая пережевывать мясо и хлеб:

Взглянем вместе. Ты говоришь, что желать тебе нечего, а между тем сердце твое бьется если не с удвоенной частотой, то уж точно быстрее, чем обычно; надпочечники твои – ты уж конечно не знаешь, что это такое, но это неважно...

Отпивает вина:

...так вот, – они сейчас выбрасывают в кровь адреналина наверняка больше, чем тебе требуется в обычные дни; желудок твой сжался и трепещет, и, в довершение всего сказанного, ты весь взмок, а мышцы твои схватила судорога напряжения. Уж не испугался ли ты, владетельный валахийский князь? Ха!

Влад с ужасом наблюдает, как внутри него происходят описываемые собеседником процессы. Тот молчит. Затем, неожиданно трубным голосом:

Проси же меня!

Откидывается на спинку кресла.

Пока я сыт.

Drac

Слегка севшим голосом:

Нечестные игры твои, Сатана. Я рыцарь и воин, и никогда не трепетал в бою. Ты думаешь, только ты можешь схватить человека за сердце холодной рукой, раздвинув ему грудь, и заставить его скрючиться в судороге? Нет. Я тоже могу. Я смогу.

Не только как князь и повелитель, но и как отдельный воин, в честной войне побеждающий.

Низко опускает голову, раздумывая; его длинные черные волосы падают, закрывая лицо.

Чего хочу, Сатана, – достигаю сам. Все, чего может достичь смертный человек, – достигаю. И турок буду гнать, и проклятого мадьяра перехитрю, и наглых саксонов возьму в кулак, вот так.

Поднимает голову, сжимает в руке плод граната, уничтожая его, между его пальцев течет рубиновый сок.

И своим достанется, чтоб помнили Влада Третьего и последнего. Сил только хочу. И чтобы крови во мне хватило на это все. Крови.

Vlad III

Стекло в глазу зажигается. Сладострастно:

А хочешь бессмертия? Такого, что только ты сам сможешь себя убить? Что же до крови – разве в этом мире недостаточно крови для одного князя гордой Валахии?

Drac

Протягивает руку к гостю:

Морочишь меня, Сатана! Путаешь! Что значит сам себя убить? Бессмертные не убивают себя – для чего же им бессмертие? Нет, так не бывает.

Это хорошее предложение, Дьявол, за него можно дорого заплатить.

Вперяет взор в пространство.

Интересно. Что там, в будущем. Отобьем ли турок?.. Расцветет ли моя страна, или будет лежать в разоре и запустении, как сейчас?..

Твердо:

Торговцев я бы сажал на кол, Drac. Торговаться Влад III не обучен. Дай мне то, что можешь дать, а я дам тебе то, что у меня есть. У меня нет пока детей. Детей бы не отдал. Остальное – забирай.

Vlad III

Улыбается все шире, затем, не сдержавшись, начинает хохотать, а из-под одежды у него выбиваются языки пламени. Отсмеявшись:

Ну, что же. Быть тебе тогда моим, князь Влад.

Деловито:

Я заберу твою душу, с тем чтобы присоединить ее к сонму своих военачальников. А ты живи в свое удовольствие. Никакой особенной разницы ты не почувствуешь. Возможно, потребности твои в пище немного возрастут, а скорее даже – изменятся; зато надобность спать поначалу немного уменьшится, а затем и вовсе пропадет, а силы твои увеличатся многократно. Ты и так-то не особенно милосерден, но станешь столь жесток, что и через полтысячи лет имя твое будет у людей на устах. Родные твои и близкие люди будут бояться тебя, но и уважать за непримиримый нрав, стойкость духа...

Как будто утомившись перечислять:

Давай же скрепим наш договор рукопожатием. Если ты согласен.

Drac

На удивление быстро воспринимает все, перечисленное Сатаной. Поднимается и тоже улыбается – широко и немного безумно.

Согласен. Я же сказал, что согласен. Держи руку Дракулы, Drac.

Протягивает Дьяволу руку.
Vlad III

Также встает и протягивает руку. Беззаботно:

Да, и еще.

Сжимает руку князя. Фигура его начинает изменяться. Постепенно истаивает и пропадает одежда из диких зверей; исчезает кусок витража из глаза. Вот напротив Влада Дракулы стоит высокий черный силуэт, и за спиной его сложены крылья; свечи и факелы в зале потухли, так что очертания предметов видны лишь потому, что их освещает призрачное голубоватое мерцание, стекающее с крыльев и с дымом расплывающееся по полу. За стрельчатыми окнами видны редкие всполохи огней, которые отражаются в глазах позднего гостя.

Фамилию твоей семьи люди забудут. И сам ты забудешь ее... сейчас же. Зваться вы будете Дракулами, а ты и еще кое-как; но твое настоящее имя известно будет лишь мне – да еще тому, кому я вдруг решу его сообщить.

Отдергивает руку, затем просовывает ее в грудную клетку Дракулы и достает оттуда черное лезвие, которое с хрустом втыкает куда-то себе за спину.

До встречи.

Со звоном распахивает крылья из лезвий, вызывая тем самым шквальный ветер; князя сбивает с ног, а когда он приходит в себя, в зале уже никого нет.

Drac (Wolfgang Woland)

Scene

Anno Domini 1461

Targoviste, outside the city borders

Вглядывается вдаль.

Эй, Мурад! Что-то глаза стали подводить меня, не вижу... Что это там такое? Вон, видишь, прямо перед нами, вдалеке?

Mohammed II

Пускают коней в галоп. Через некоторое время, не веря своим глазам:

Да это же насаженные на кол. Но сколько их там, во имя Аллаха?

Murad, the great vizier

Останавливаются. Делает взмах рукой, приказывая войску остановиться. Несколько тысяч конных воинов замирают на месте, и становится очень тихо, только шумит ветер в деревьях.

Прямо перед султаном Мохаммедом II открывается огромное поле кольев, на которых корчатся умирающие люди. Здесь не менее двадцати тысяч казненных; многие из них уже мертвы и начали разлагаться, но некоторые колья, видимо, водрузили совсем недавно, и люди на них конвульсивно дергаются, как мухи.

О Аллах всемилостивый. Только Jinn мог сделать такое! Только Jinn!

Sultan Mohammed II

Обнаруживает себя посреди поля, густо усаженного кольями с насаженными на них умирающими людьми. Узнает окрестности, хорошо ему знакомые. Оглядывает себя, недолго медлит, протягивает руку в сторону и хватает под уздцы коня, который в ужасе был готов шарахнуться от очередного мертвеца. Молча поднимается в седло, озирает пейзаж. С высоты лошади видит впереди армию султана. Оглядывается, видит позади на лесистой возвышенности замок, хорошо известный ему с детства, только, по-видимому, отстроенный не так давно. Недолго помедлив, едет вперед к туркам, положив руку на рукоять меча.
S. Tepes

Увидев фигуру S.T., машет рукой, давай войску команду рассеяться. Мураду:

С помощью Аллаха всемогущего мы изгоним этого демона, когда придет время. Сегодня же я убедился в том, что он действительно вступил в сговор с шайтаном – иначе он не смог бы находиться одновременно здесь, один среди этого ужасающего леса кольев, – и у себя в замке среди челяди.

Что-то ужасное творится на этой земле.

Разворачивает коня и, пришпорив его, пускается прочь.

Sultan Mohammed II

Успевает задержать одного из янычар Мухаммеда II, сбивает его с лошади, спешивается и приставляет меч к его горлу.

Говори все, что знаешь, тогда я отпущу тебя. Говори коротко и ясно – иначе останешься на этом поле пугалом от ворон.

S. Tepes

Испуганно, еле шевеля губами:

О чем? О... о чем сказать? Родился я тридцать лет тому...

Jafaar, a janissar

Сквозь зубы, тихо:

Твой султан зовется Мухаммед? Вы уже видели меня сегодня? Какой год сейчас по вашему чертовому календарю? Три ответа, янычар, и ты умрешь легкой смертью.

S. Tepes

Лицо его белеет:

Год хиджры, вроде, восемьсот шестьдесят пятый... а христианский 1461 – это я точно знаю. Султана зовут Мухаммед Второй, а тебя мы не видели, но все знают, кто ты такой. Только непонятно, как ты здесь один оказался, если по донесениям должен... должен ты был быть в своем замке.

Jafaar

Убирает меч в ножны, снова садится на лошадь.

Один толковый гонец лучше целого войска, лежа озирающего облака. Один конный Dracul на поле лучше одного пешего, в замке. Иди к своему султану, Джафар, и передай: Tepes сожалеет, что Мухаммед испугался мертвецов. Лучше бы он боялся тех, кто жив.

Разворачивает лошадь и направляется к замку.
S. Tepes

Остается лежать, затем медленно отползает и, поднявшись на ноги, бежит, не оглядываясь.

Откуда он узнал мое имя? Откуда?..

Jafaar

***

Внимательно смотрит на женщину.

Скажи мне, женщина, чем занимаешься ты с утра до вечера?

Vlad Tepes

Шепчет:

Шью, готовлю, сиятельный князь; еще стираю, иногда, когда приходится, пропалываю грядки...

A wife

Качает головой. Укоризненно:

А между тем кафтан твоего господина подшит почему-то на пол-локтя короче, чем надо, да и вообще вид у него неухоженный. Плохо следишь за мужем, женщина – а для чего тебя бог послал на землю, если не затем, чтоб заботиться о муже?

Еще, говорят, ты неверна ему.

Vlad Tepes

Закрыв глаза, обреченно, очень тихо:

Лгут, о сиятельный князь...

A wife

Хватает женщину за руку железной хваткой. Злобно:

Ты не смей закрывать глаза, когда со мной говоришь, а то я решу, будто бы я слишком уродлив, и тебе на меня смотреть неприятно... Так ты что же – данное тебе богом тело используешь, значит, направо и налево, забыв о муже, о целомудрии?

Трясет несчастную за руку изо всех сил. Сквозь зубы:

Да открой же глаза, черт бы подрал тебя!

В исступлении:

На кол её! И пускай её гнусную шкуру с неё стянут, а также отрежут ей всё, чем она изменяла мужу.

Внезапно успокаивается и, погладив женщину по щеке, поворачивается и продолжает свой путь по городу. От его свиты отделяются два дюжих молодца, хватают женщину и тащат за собой.
Vlad Tepes

За спиной Влада слышно два коротких крика и женский визг. Потом звук падающего бессознательного тела. Через несколько секунд кто-то кладет ему сзади руку на плечо.

Приветствую, светлейший князь. Идешь к своей золотой чаше, испить колодезной водицы после праведных трудов? Или ждешь, пока из этой бедной женщины потечет кровь, чтобы пообедать?

S. Tepes

Медленно поворачивается. Видит себя самого, или по крайней мере человека, каким мог бы стать тот, кого он последний раз видел в зеркале шесть лет назад. Свита шепчется и расходится, образуя большой круг. Некоторое время молчит, затем:

Кто ты?

C надеждой:

Это ты, Mircea, вернулся из-за гроба?

Vlad Tepes

Смотрит в глаза князя, что-то пытаясь в них найти.

Нет. Твой старший брат мертв, а меня ты не знаешь. Зато молва о тебе, князь, разошлась далеко. И это совсем нехорошая молва, как и дела твои.

Тихо:

Ты что же, воевода, потерял голову в оттоманском заточении? Кто тебя так? Когда? Уже не можешь остановиться? Скажи, что сможешь, и я стану помогать тебе против врагов Валахии и всей Европы. Ты не пожалеешь.

S.Tepes

Смеется.

Да как же я могу тебя не знать, если ты и есть я?

Доверительно кладет руки на плечи S.T.

Приходил ко мне дьявол шесть лет назад, и сказал, что даст мне всё, что нужно, если я ему отдам кое-что, в чем не нуждаюсь. Поэтому – извини уж, близнец, помощь твоя мне ни к чему.

Постепенно зверея:

А вот если ты мне не скажешь, кто ты, почему так похож на меня, и почему безошибочно говоришь на моем языке – прикажу посадить тебя на кол, а глаза выколоть, чтоб не таращился на меня так неучтиво!

Vlad Tepes

Еще немного посмотрев на Влада, снимает с себя по очереди сначала одну, потом другую его руку. Негромко:

Удивительное лицо. Лицо скорее государственного мужа маккиавеллистского склада, аскета и умника, чем простого рубаки. Да ты и не был простым рубакой, князь. Дьявол, говоришь...

Ненадолго опускает голову, задумавшись.

Все его козни, дьявольские. Ну... если нельзя убить Дьявола, то тебя-то, наверное, можно. Пусть люди немного отдохнут от твоего бешенства. Вижу, что лечить тебя от безумия бесполезно.

S. Tepes

Думает, молчит. Затем:

Хочешь убить меня? А что же, давай попробуем. Только не здесь. Ведь князю валахскому не пристало махать палицей посреди города, как пьяному кузнецу.

Задумчиво и тихо:

Или посадить тебя на кол? Да только не послушаются меня, слишком мы похожи. Я и сам думаю, это неспроста. Эх... не зря ли ему тогда поверил? Не многовато ли придется мне отдать – и в обмен на что?

Решившись:

Приходи под вечер к моему замку, что над рекой. Там и поговорим.

Vlad Tepes

Оглядывает охрану Влада с мрачной иронией:

Смотри, княже. Как бы тебя самого на кол не посадили.

Охране, повелительно:

Всем в замок. Князь вернется домой один.

Воины склоняют головы, разворачиваются и направляются к своим лошадям.

Но это даже и ничего. Хуже, когда это делает какой-нибудь немощный голландский медик, пока ты спишь, в затхлом склепе, в чужой земле. Не дай тебе Бог до этого дожить, Влад Тепеш.

Так до вечера. Никуда не убегай.

S. Tepes

Смотрит на S.T. Пальцы его бегают по рукояти меча. Затем поворачивается и уходит, ничего не сказав.
Vlad Tepes
***

Стоит, прислонившись к дубу на высоком берегу реки Аргес. Сам себе:

Вот, значит, как, Мессир... Значит, это вы и устроили всю эту переделку. Приготовили себе наместника на земле, Дьявола во плоти... И сказочку эту про балканских вампиров, свели с голубой княжеской кровью... Хм-ммм... Интересно, интересно. Все бы хорошо, если бы не зверства. Если бы Slytherin way. Но это Валахия и Трансильвания, это даже не Италия. Значит, мы выбираем кровь.

S. Tepes

Подходит и встает рядом.

Что это ты за слова говоришь, незнакомец? Какому-нибудь богу молишься?

Vlad Tepes

Поворачивается к Владу.

Извини, князь. Не знал, что ты меня услышишь. Пытаюсь молиться о твоей и своей черной душе, только плохо это у меня получается. Пытаюсь понять, что было, что будет, почему... И все впустую. Чего-то не хватает. Какого-то смысла.

Ты ведь тоже не знаешь смысла, Влад?

S. Tepes

Спокойно извлекает меч из ножен.

Знаешь, незнакомец, а ты ведь так и не сказал мне, как тебя зовут. Но это и неважно. А важно вот что – если я потерял сотню дукатов, то, может, и буду искать их повсюду; и в казне, и в оружейной – может, пару слуг накажу за кражу... Но если я не найду их, то вести себя буду так, как будто этой сотни никогда и не было.

Доверительно:

Так и этот чертов смысл. Может, его и нет вовсе, если столько людей хотят его найти и не могут? Так что же тогда кручиниться?!

Делает подшаг и обрушивает удар на голову S.T.
Vlad Tepes

Уходит от удара, дожидается, пока Влад восстановит равновесие, ибо он оказывается очень близко к обрыву над рекой. Чуть поднимает меч, который вынул, пока Влад приводил свой пример с дукатами, другой рукой извлекает из-за пояса турецкий кинжал, ждет новых действий предка, отойдя на шаг.

Но как же... Если ты не искал смысла, зачем ты отдавал ему душу, Тепеш? Не за дукаты же? Не это написано у тебя на лице. Что, ряд детских и юношеских травм? Это я могу понять. Патриотизм и жажда мести. Могу понять. Но там, где начинается безумие, князь, я понять не могу. Осторожнее размахивай своим мечом: у нас с тобой разные школы фехтования.

S. Tepes

C искренним недоумением:

Безумие? Какое безумие? Ты про колья эти, что ли? А как же иначе наводить порядок, если не страхом?

Да ответишь ли ты, наконец, кто ты такой?

Наносит еще один рубящий удар.
Vlad Tepes

Снова уходит от удара, так и не подняв свой меч в боевую позицию. Холодно:

И кожу сдирать? И гвозди в голову вколачивать? И женщине, которая одна тебя терпела и приводила в человеческий облик, вспороть чрево собственноручно?

Неожиданно:

Эффектно, ничего не скажешь. Но неэстетично.

Поворачивается спиной к Владу.

S. Tepes

Внезапно понимает, что его сковал страх. Стирает рукой холодный пот со лба. Медленно и как будто со смущением:

Я... так...

С внезапной яростью кидается вперед и бьет S.T. рукоятью меча в основание шеи. Тот падает. Озлобленно:

Твое какое дело? Это была моя женщина. Захотел – распорол. Захочу – прикажу достать из могилы, набить сеном, зашить, поставить при входе в замок.

Внимательно смотрит на S.T.

Вот сейчас-то я тебя убью, и стану, наконец, бессмертным, каким и должен был быть.

Vlad Tepes

Поднимается, коротко потирая левой рукой с зажатым в ней кинжалом правое плечо, куда попал Влад, затем без предупреждения разворачивается, выпрямляя руку, и приставляет острие кинжала точно к основанию его нижней челюсти под ухом.

Тихо:

Спасибо. Ты меня разозлил наконец, несчастный маньяк. Одно движение, и твоя голова слетит с плеч.

S. Tepes

В мгновение ока перехватывает руку S.S. и выворачивает ее, после чего выставляет левую руку с мечом.

Э-э, незнакомец, не так-то просто убить Дракулу.

Глаза его накаляются, как уголья, и начинают светиться красным.
Vlad Tepes

Похоже, что ему отказывает спокойствие. Снова отходит на шаг и со свистом проворачивает меч над головой Влада так, что тот пригибается. Левой рукой сшибает с него знаменитый головной убор с рубиновой звездой и отбрасывает в сторону. Тихо:

Хорош, Дьявол. Совсем дикий. Придется зарезать.

Переходит в наступление.
S. Tepes

Отражает атаки S.T., но кажется, как будто его что-то сдерживает. Растерянно:

Кто-то держит меня за руки! Дьявол, дьявол! Ты предал меня!

Блокирует выпад S.T., затем наносит удар, поражает S.T. в правое предплечье и, подняв руки, начинает торжествующе хохотать, как совершеннейший безумец, в результате чего пропускает прямой удар мечом в грудь. Меч входит до рукоятки. Говорит, постепенно теряя голос (легкое проткнуто):

Не верь дьяволу, братец.

Ноги его подкашиваются, он с шумом выплевывает кровь из легких (несколько капель попадают на лицо S.T.), после чего обрушивается с обрыва вниз, и тело его уносит река.
Vlad Tepes

Опускает меч, затем, ощутив странный прилив сил, сменяющийся приступом слабости, прислоняется к тому же самому дубу. Ноги его подгибаются, и он опускается на колени. Стирает с лица кровь Влада, видит, что воды реки Аргес окрашиваются красным, а вокруг делается светло, как днем. Находит на небе луну и понимает, что ночь по-прежнему темна. Еле слышно:

Back to where you belong.

S. Tepes

Scene

The castle of Cachtice

Dec. 29, 1610

Во главе небольшого отряда воинов стоит под стеной замка. Подает им знак; они перебегают к воротам. Со стены срывается одинокая стрела, которая бесполезно исчезает в темноте.

В крайней створке ворот появляется щель, потом нижняя часть ее раскрывается. Оттуда высовывается чья-то голова.

Тычет факелом практически в лицо человеку. Тот отшатывается, но сразу же выходит и прикрывает за собой дверь. Они обмениваются несколькими словами. Человек ждет чего-то.

Срезает с пояса кошелек и передает человеку, тот раскрывает дверь.

Машет себе за спину и, пригнувшись, входит в замок.

За его спиной слышится задавленный крик, звон монет, падающих на камни, а через короткое время – всплеск воды во рву.

Поднимается по лестнице, держа руку на рукояти клинка. Вооруженный слуга, увидев его, пускается ежать.

Распахивает ногой дверь.

Покажись, ведьма. Довольно прятаться.

Lord Palatine Gyorgy Thurzo

Отворачивается от узкого окна, из которого наблюдала за штурмом замка, разжимает руку, из нее, кружась, опускаются на пол несколько черных куриных перышек.

Поправляет высокий и широкий стоячий кружевной воротник возле открытой шеи.

Ведьма? Какая ведьма? Здесь нет никаких ведьм, господин.

Countess Bathori

Делает несколько шагов к окну, осматривает женщину с головы до ног. Потом выглядывает в окно и видит, что его воины ровным прямоугольником выстроились во дворе.

Иди, позови свою хозяйку. И сама никуда не уходи, тогда, может, останешься жить.

Gyorgy Thurzo

Вытягивает по направлению к мужчине пухлую белую ладонь с тонкими пальцами, на безымянном сияет перстень с печаткой-гербом рода Bathori. Смотрит на мужчину с некоторым испугом:

Хозяйки нет у меня, господин. А хозяин мой, граф Ferencz Nadasdy, Черный рыцарь Венгрии, уже оставил меня, одну и беззащитную против вооруженных людей.

Countess Bathori

Хватает женщину за руку и подносит перстень к глазам.

Снова смотрит ей в лицо.

Что за бесовские игры.

Вдруг отпускает руку, наклоняется над ее шеей, втягивает воздух расширившимися ноздрями и отходит на полшага.

Я чувствую в тебе родственную кровь.

Да, ты Эржебет. И ты еще не одна из нас. Значит, правы были те, кто послал меня сюда?

Мы нашли тела четырех девушек у стены. Ты ответишь перед судом короля. Countess Bathori

Собирайся.

Gyorgy Thurzo

Оползает по мужчине на пол, обнимая его колени. Тихим, несчастным голосом:

Так ты родственник мой? Родная кровь? Я не понимаю, что ты говоришь, господин. Каждый готов оболгать бедную вдову... а за что? Мой муж не обвинял меня ни в чем! Девицы... но это же челядь – они мрут, господин, здоровья нет в наших краях...

Отодвигаясь по полу от Дьордя:

На суд короля? Княгиню Батори? Я отдала свое княжество мужу, стала простой провинциальной графинькой, но это не значит, что меня можно позорить судом! Ах, я несчастная, несчастная женщина...

Закрывает лицо руками, сотрясается в рыданиях.
Countess Bathori

Стоит в совершенной растерянности, поворачивая голову то вправо, то влево.

Встань. Встань, веди себя как мужчи...

Не я буду судить тебя, женщина, и не ко мне ты должна обращать мольбы о снисхождении. Черные слухи приходят ко двору что ни день о кровавой графине, которая заперлась в этих стенах.

Понизив голос:

И другие слухи, куда более достоверные, а потому страшные для тебя, приходят о наследстве, которое оставил тебе Черный Бей.

У меня нет выбора. Я выполняю приказ.

Gyorgy Thurzo

Утирает глаза платком, который достает из-за выреза платья. Цепляясь за деревянное кресло, поднимается.

Я...

Берет себя в руки.

Я готова, господин и брат мой, граф Туржо. Выполняй приказ, веди себя как мужчина. Мне, беззащитной женщине, нечего делать в этом вашем мужском мире.

Вперяет взгляд в стену, шепчет побелевшими губами:

Знаешь, я родила в первый раз, когда мне было четырнадцать лет. Он... отец – был крестьянским парнем. Родители замяли дело... ведь мы были помолвлены с Ференцем с одиннадцатилетнего возраста моего.

Улыбается скромно.

Но это ничего. Это же обычно все... Вот когда я была совсем девочкой, я видела, как цыганского паренька зашили в брюхо лошади. Так смешно было смотреть и слушать...

Переводит взгляд на Дьордя:

Ты боишься крови, брат мой?

Countess Bathori

Дергает шеей, как будто ему жмет воротник.

И я многое видел и слышал на своем веку, Эржебет. И ничего не боялся.

Что ты можешь знать о крови? Если верить рассказам твоих перепуганных соседей, ты не понимаешь ничего в ней. Не сбивай меня расспросами. Я должен увести тебя отсюда до утра.

Кладет руку на рукоять меча, но снимает ее. Подходит вплотную к Countess Bathori.

Я звал тебя три года тому, оказать мне честь и прибыть на мою свадьбу. Ты отказалась. Тебя никто не видел с тех самых пор, как умер старый Nadasdy, а может быть, и до того. Рассказывай, что за нечистая сила вселилась в тебя, и когда.

Gyorgy Thurzo

Смотрит на Дьордя прямо:

Сколько лет мне, родственник? Ты знаешь, сколько мне лет?

Countess Bathori

Дочь Эржбета, у Дьордя из Надь-Эчеда и Анны, сестры Стефана, родилась полвека назад. Тебе не может быть столько лет.

Быть может, она умерла уже?

Какое-то время борется с собой, потом хватает Countess Bathori за плечи и снова наклоняется над ее шеей. Поворачивает ее спиной, осматривает шею с другой стороны. Опять разворачивает женщину к себе.

О, я мог бы рассказать тебе о крови.

Gyorgy Thurzo

Расширяет глаза, слегка содрогаясь в железной хватке Дьордя. Нетвердо:

Не пугай меня, граф Туржо. Мне уже страшно – я вижу свою смерть в твоих глазах. Ты думаешь, что я вкусила молодости, впустив внутрь себя чужую, молодую кровь? Я слышала такие россказни, им век уже... По Трансильвании нашей ходят рассказы о немертвом нашем князе, но нет, нет во мне этого благословения, нет.

Упирает ладони в грудь Дьордя, пытаясь отодвинуться:

Всю свою молодость добыла я этими руками, которым ты не веришь. Это мои руки, и им столько же лет, сколько и остальной мне, братец. Разве не стоят этих рук мягкие молодые крестьянки? Они же загрубеют потом, достанутся гадким, тупым крестьянам... Лучше уж их молодость останется мне. Я научила их многим наслаждениям, братец. Ты и не знаешь о таком.

Countess Bathori

Нет, не смерть ты видишь, Эржебет. У нас будет еще случай поговорить об этом, и о нашем князе, если ты будешь разумна.

Чуть оскаливается. Отпускает Countess Bathori.

Своими наслаждениями ты поделилась и со знатными девушками. За это и тебя, и твоих прислужниц поведут на костер.

Если ты еще хотя бы раз покажешь себя свету.

Gyorgy Thurzo

Отступает назад.

Пришла расплата, брат мой, знаю. За эту красоту, за каштановые волосы без белизны, за лилейную шею и лепестковые губы. Ну что ж, пусть. Пусть хоть еще одна женщина под этим светом, которого я не должна больше видеть, похвастается чем-нибудь подобным.

С неожиданной силой разрывает на себе спереди платье от ворота, демонстрируя графу Туржо безупречное тело женщины не старше двадцати двух лет.

Не стыдясь, но и не вызывающе:

Не каждой девице дано такое сложение и совершенство линий. Девчонки умирали за меня как за произведение искусства, как за саму красоту.

Спрятать ее от света?

Спрячь. Только смотри, не ослепни.

Countess Bathori

Спрячу, княгиня.

Спускает платье с плеч Countess Bathori.

Особую комнату для тебя прикажу выстроить в этом замке, запру в нее кровожадную безумную старуху, которую встретил, и никто больше не увидит Эржебет Батори. Ты умрешь тихо и бесславно, осужденная in absentia, и имя твое прикажут забыть, как будто не было Gyorgy Thurzo

его.

Помедлив:

Раздевайся же.

Еще после небольшой паузы.

Возьми платье одной из служанок. Их я спасать не могу и не стану.

Gyorgy Thurzo

Поводит плечами, роняя платье на пол, выходит из него. Постояв недолго перед Дьордем, отходит к задернутому алькову, вытаскивает оттуда за руку обнаженную девушку, которую, недолго думая, выпихивает в дверь, ведущую внутрь ее покоев, собирает разбросанную вокруг алькова одежду и начинает одеваться. Не оборачиваясь:

Я благодарю тебя, брат. Честь мою спасти не удастся, но жизнь и телесную оболочку княгини Батори ты спасаешь. Черный Бей не забыл тебя в своем завещании, так и знай.

Countess Bathori

Быстро подходит к двери, стуча сапогами. Вздергивает тихо плачущую девушку за локоть, поворачивает к себе и прикладывает палец к губам, потом проводит ладонью у своей шеи. Кивает себе за плечо.

Ты уезжаешь немедленно с госпожой. Один звук от тебя – выдерну язык.

Убедившись, что она кивает понимающе, кусая губы, отпускает ее и обращается к полуодетой Countess Bathori.

Я достаточно богат, да мне не много и нужно. Кровь Баториев – сильная кровь, нельзя ею разбрасываться.

Развязывает и снимает с плеч плащ, в который был завернут. На груди у него тускло отблескивает золотая цепь, в которой одно из колец почему-то железное.

Бросает плащ под ноги Countess Bathori.
Gyorgy Thurzo

Внезапно остановившимся взглядом впивается в цепь на груди Дьордя, медленно приседает, поднимая его плащ, прижимает его к груди, делает несколько шагов к Туржо, затем приходит в себя.

Шепотом:

Кажется, брат, мои пятьдесят лет – это не предел. Кажется так мне...

Заканчивает свой туалет и заворачивается в плащ Дьордя.
Countess Bathori

Выталкивает перед собой на лестницу перепуганную босую девушку, которая успела завернуться во что-то.

Я вижу, мы договоримся.

В Буду, княгиня. Этой вашей жизни – уже предел. Но есть и другие.

Берет Countess Bathori сзади за плечи. Потом отпускает одну руку и набрасывает ей на голову капюшон.
Gyorgy Thurzo

Послушно следует за Туржо, шепча где-то внутри плаща:

Предел моих мечтаний...

Countess Bathori

Scene

Budavari palota

Dec. 31, 1610

Входит под своды подземного хода под замком. Не глядя, сбрасывает засыпанный снегом плащ с меховой опушкой на руки кому-то серому и незаметному, тот убегает.

Вынимает факел из крепления и оборачивается к своей спутнице, закутанной в мужской плащ, в шляпе, надвинутой на глаза.

Вот мы и дома.

Хочет взять ее за предплечье, но останавливается, и идет вместо этого по коридору, не оглядываясь. Постепенно становится слышна тихая музыка.
Gyorgy Thurzo

Смотрит по сторонам со страхом и любопытством, трепеща ноздрями вдыхает запахи сырости и неясного происхождения аромат каких-то трав, особенно странный под землей зимой. Прислушивается к музыке, идет за Дьордем.
Countess Bathori

Открывает одну из дверей, встает на пороге и ждет, пока Countess Bathori зайдет. Это роскошно обставленная спальня, с огромной постелью под балдахином.

Выдержав паузу, небрежно машет рукой.

Комната одного из моих детей. Для тебя мы подберем что-нибудь побогаче.

Gyorgy Thurzo

Распахнув глаза, озирается. Освобождает голову от мужского головного убора, встряхивает волосами.

Вы все время живете здесь, под землей? Здесь роскошно. И безопасно, наверное, брат Дьордь. Расскажи, что тут происходит, как вы живете? Где это все? Что здесь было?

Countess Bathori

Неопределенно хмыкает.

Некоторым из моих детей так нравится здесь, что они никогда не появляются в мире. Другие, наоборот, приходят ко мне лишь изредка. Мы свободны, и у нас есть все, в чем мы нуждаемся.

Приглашает Countess Bathori выйти за ним, оставляет дверь открытой и идет дальше.

За поворотом слышен смех – смеются две или три женщины. Потом открывается дверь; повернув, они успевают увидеть юбку красного шелка и узкую босую ступню, прежде чем женщины исчезают в комнате и запирают дверь за собой.

Эти владения даны нам навечно. Наше время – ночь, и здесь она никогда не кончается.

Gyorgy Thurzo

Возбужденно:

Почему же никто не сказал мне об этом? Сколько это длится? Почему я была так далеко от вас, экспериментировала сама со своими глупыми девицами... если бы я знала! Что же, наш князь находился где-то здесь, неподалеку? Правду ли говорят, что ты знал его?

Countess Bathori

Кто рассказал тебе?

Останавливается. Мрачно:

Основатель не вмешивается в дела созданного им сообщества. Мы благодарны ему, но не зависим от него.

Поворачивается к Countess Bathori.

Здесь может быть только один правитель. Этот правитель – я.

Улыбается, оскалившись.

Теперь ты знаешь. А одна из твоих глупых девиц еще послужит нам сегодня.

Gyorgy Thurzo

Приоткрыв губы, в возбуждении молчит некоторое время. Затем:

О... как сказать тебе, братец... Несколько лет тому, как в наших краях появился человек, о котором ходили странные слухи. Был он темен одеждами и волосами, а глаза его были темнее ночи. Никто не хотел пускать его в свой дом, да он и не просился, просто заходил в те дома, в которые хотел, и никто не смел ему отказать. Многие ужасы рассказывают о том, что происходило в тех домах, а я заинтересовалась... И, конечно, очень хотела, чтобы и до моего замка он дошел, да только не вышло так. Тогда села я на светло-серую лошадь свою, надела на шею, на пальцы и на запястья самые яркие украшения и поехала к нему навстречу под светом луны. Надеялась встретить. И встретила. Остановились мы друг против друга возле пустого перекрестка, брат Дьордь, и долго смотрели друг на друга. Кто ты? – спросила я его. Посмеялся он и сказал – рано тебе знать, княгиня, – езжай своей дорогой. А я путь ему перегородила, поставив лошадь поперек, и говорю – знаю, что тебе надо проехать. Не пущу, пока не скажешь.

Ему, видно, еще смешнее стало. Махнул он рукой в мою сторону, лошадь мою, как перышко, к кромке леса отнесло, а он мимо проехал, да через плечо бросил: придет время, у братца своего спросишь. А пока, говорит, – спи спокойно. Княгиня.

Словно проснувшись, вздрагивает, смотрит на Дьордя:

Ты правитель здесь, братец. Я поняла. Так что же это – ваша жизнь? Скажи мне!

Countess Bathori

Кивает и снова мрачнеет.

И я слышал те же слухи, Эржебет. Это был он, немертвый князь. Твое счастье, что он позволил тебе уйти.

Останавливается перед дверью в слепом коридоре, преграждающей им путь. Загораживает ее спиной от Countess Bathori и что-то делает с замком.

Это будет и твоя жизнь.

Раскрывает дверь в освещенный свечами и факелами зал под низкими каменными сводами, в котором догорает пиршество. Сама собой играет музыка, длинный стол посередине завален золотой посудой с фруктами и мясом, около него и по стенам стоят ложа, которые по большей части пустуют. Молодая пара встает с одного из них, девушка, проходя мимо Gyorgy, обвивает его шею рукой и целует в губы, оставляя на них красный след. Юноша заинтересованно оглядывает Countess Bathori, но следует за своей спутницей куда-то вбок.
Gyorgy Thurzo

Впивает в себя вид, звуки и запахи происходящего в подземелье. Глаза ее туманятся.

Это моя жизнь. Это всегда была моя жизнь, только я должна была стареть и бороться, стареть и бороться. Я боролась и не старела. Теперь я перестану бороться, и не буду стареть. Да. Ты привез меня домой, брат Дьордь. Ты спаситель мой, ты даришь мне жизнь вечную.

Countess Bathori

Раздувая ноздри:

Ты готова, Эржебет.

Подходит к ней, сбрасывает с ее плеч плащ, берет за руку, ведет и усаживает на высокое ложе у стены.

Проводит пальцем по линии губ Countess Bathori и прикрывает глаза.

Ты хороша. И будешь хороша. Сейчас и всегда.

Острым ногтем на мизинце ведет по вороту платья Countess Bathori. Оно расходится.

Вздрагивает и оборачивается. В зале никого, кроме них, не осталось.

Стоит в нерешительности.
Gyorgy Thurzo

Остановившимся взглядом смотрит на Дьордя, затем переводит его на дверь. Рот ее открывается в немом крике, подносит к губам пальцы одной руки, вторую протягивает к двери, где из ничего возникает высокий человек в черном одеянии с тонким золотым шитьем.

Дрожащим голосом:

Князь Тепеш... Это ты, владетель наш, ты!

Вскакивает, с легкостью оттолкнув Дьордя, проходит пару шагов и валится на колени перед человеком.

Тебе, тебе мое подчинение, тебе моя кровь, тебе моя молодость! Батори и Тепеши должны владеть Балканами, князь! Наконец дождалась тебя княгиня Батори!

Countess Bathori

Чуть нахмурившись, показывает Countess Bathori, чтобы она поднялась. Дьордю:

Я приехал посмотреть, как идут ваши дела, граф. Не слишком ли с большой скоростью прирастает сообщество? Сто лет – срок, конечно, немалый, но как бы не случилось здесь под дворцом перенаселения.

Снова переводит холодный взгляд на графиню Батори:

Я бы отдал эту женщину властям.

Prince Tepes

Еще раз вздрагивает и склоняется на одно колено перед Prince Tepes – медленно, как будто против воли.

Встряхнув головой, вскакивает, легко подхватывает Countess Bathori на руки, как будто та ничего не весит, и, не сказав ни слова, очень быстрым шагом выходит из зала одну из боковых дверей, оглянувшись один раз через плечо. За дверью пускается все же бежать.
Gyorgy Thurzo

Смотрит, как Дьордь с княгиней Батори на руках скрывается в темном коридоре. Сам себе, тихо:

Все пути ведут в ловушку, князь.

Prince Tepes

Flash-back

Budavari palota

Dec. 28, 1466

Входит в комнату, разделенную частыми прутьями на две половины, и обращается к человеку с той стороны прутьев. Одна рука человека прикована к дальней стене короткой цепью из крупных серебряных колец, закрепленной стальным кольцом в каменной кладке.

Воскресный вечер, князь.

Кладет на скамью у стены большую книгу в кожаном переплете.
Gyorgy Thurzo

Поднимает голову, глядя на вошедшего, отрывается ненадолго от книги, лежащей у него на коленях.

Воскресные беседы, ученик? Благодарю тебя за книги. Смотри, не впади в немилость наверху, там не поймут твоих частых хождений ко мне.

Prince Tepes

Вражда не может гореть с той же силой вечно, князь. Наверху продолжается своя жизнь, и однажды гнев моего повелителя окажется направленным не на вас, а в другую сторону. Если мы все доживем до этого дня.

Проходит взад и вперед по комнате, останавливается, заложив руки за спину.

Пока же – окажите мне честь, продолжите предыдущий урок.

Gyorgy Thurzo

Откидывается назад, прислоняясь к стене.

Это безусловно произойдет, юноша. Гнев – вообще вещество высоколетучее, иначе это не гнев, а болезнь. Корвин слишком умен, чтобы гневаться, он просто политик. Что до меня, то до чего-нибудь я точно доживу, и думаю, что переживу Матиуша, а ты доживешь до того срока, что отпущен тебе природой.

Так что не трать время в этих подземельях, ходи по земле и заглядывай в глаза солнцу. Кое-что я записал. Когда подойдет к концу мое заточение, я дам тебе это кое-что на хранение.

Prince Tepes

Сроками заточения ведает король Матиуш, а до того, кто ведает всеми другими, мне и подавно далеко. Пока есть у меня возможность отказываться воскресным утром от солнца и земли для беседы с вами, я стану приходить.

Вы позволите мне прочитать вашу книгу? Но лишь тогда, когда сможете выйти отсюда?

Gyorgy Thurzo

Прикрывает глаза, медленно:

Да, да. Обязательно. Все это потом. Когда я выйду отсюда.

Prince Tepes

Подходит к прутьям вплотную. Тихо:

Вы никогда не выйдете, князь. Или же, наоборот, скоро, но только не живым. Вчера я слышал, как Корвинус говорил за обедом со своей дочерью. Я не уловил их слов, но различил ваше имя.

Gyorgy Thurzo

Не открывая глаз, улыбается:

Что ж, никогда, значит, никогда. Кто-нибудь должен будет прийти сюда и меня убить. Или вывести отсюда, и тогда убить. Или же еще что-то произойдет, мой друг, чего никто не ожидает.

Немного шевелит прикованной рукой.

Корвин попал совершенно случайно.

Тем же мечтательным тоном:

Стрелки, которые попадают случайно, сами часто делаются мишенями.

Prince Tepes

Отходит и садится.

Вы опять говорите загадками. Попал? Стрелял? Знаю, что стреляли в вас турки, и преследовали до пределов владений нашего короля, но он на вас не поднял руки, только велел запереть. Шепчут, правда, что не велел, а сделал это сам, спустился сюда с любимым своим вороном на плече.

Убежденно:

Нет. Не убить. Я бы знал.

Gyorgy Thurzo

Открывает глаза, смотрит на Дьордя.

Мы говорим на разных языках, юный граф Туржо; так тому и быть. Мое заключение – одиночное, и одного хочу я в нем – быть одному. Иди наверх, и все будет умно. Все будет по-другому, дворец останется снизу пуст, подземелья его не заселятся, не будет Основателя, не будет Сообщества, не будет княгини и княжны, не будет тех Тепешей, которых пока нет, будет другой мир. Немного другой. Иди, Дьордь, все те книги, которые можно было прочесть здесь за четыре года, я прочел.

Prince Tepes

Ждет немного, но Tepes не говорит больше.

Вздохнув, встает. Поднимает книгу, кладет ее на каменный пол у решетки.

Не разгибаясь, шепотом:

Я не многого прошу у вас, Prince. Лишь малую часть. Поделитесь ею со мной, и вам не придется больше сидеть на камне в темноте.

Gyorgy Thurzo

Молча отрицательно качает головой.

Это не жадность, друг мой. Это нераспространение зла. Затворить зло и отворить...

Иди.

Prince Tepes

Распрямляется.

Кланяется, но не получает ответа на свой поклон.

Уходит, негромко бормоча себе под нос:

Княгини и княжны... Которых нет... Пуст, останется пуст... Как же это – пуст?

Gyorgy Thurzo

Сидит недвижимо все то время, пока слышит, как по коридору удаляются шаги Дьордя Туржо. Когда шаги затихают, неожиданно упруго и легко поднимается и быстро приближается к прутьям решетки, насколько ему позволяет прикованная левая рука. Дотягивается до принесенной Дьордем книги, забирает ее вовнутрь, быстро листает, издает тихий радостный возглас, проверив книгу, и обнаружив, что это новое издание, отпечатанное гутенберговским способом на бумаге.

По привычке быстро пролистывает книгу, презрительно фыркает, затем вырывает из нее страницу, некоторое время возится, превращая ее в длинную, жесткую и узкую полосу, без раздумий расстегивает высоко застегнутые манжеты на обоих предплечьях, сдвигает чуть ниже серебряный "браслет" оков на левой руке, под которым обнаруживается ожог, выглядящий постоянным, и проводит острым краем листа вдоль вены на левой, а затем на правой руке.

Рукава опускает, но не застегивает. Смотрит на серебряные оковы с выражением крайнего отвращения, кажется, уже не в первый раз сжимает левую ладонь, пытаясь выскользнуть из браслета, видимо слабеет во время этой борьбы, теряя много крови, успевает дойти до своего ложа, опускается на него, повернувшись лицом к стене.
Prince Tepes

Вдруг торопливо вбегает в комнату, возбужденно крича:

Я понял! Я понял! Случайно – смог пленить, отнять силу, с нею совладать! Я по...

Осекается, увидев сцену за решеткой.

Prince!

Оглядывается. Непонятно, ищет ли он что-то, или же пытается понять, не привлек ли чье-то внимание. Тише:

Prince.

Как зачарованный, подходит снова к прутьям. Далеко, насколько позволяет ему его сложение, протягивает руку, шарит вслепую, нащупывает упавший сложенный лист. Поворачивается, садится, оперевшись спиной о решетку, и разворачивает добычу. Жадно пробегает глазами текст. С досадой пытается оттереть красное пятно, закрывающее часть страницы, потом рассеянно кладет палец в рот.

Начинает склоняться вперед. Руки его безвольно повисают. Потом все тело сводит судорогой, выпрямляя его, как пружину, он упирается головой в решетку, выгибается дугой и рушится на пол.
Gyorgy Thurzo

Подходит к комнате, разделенной решеткой, поправляет волосы и украшения перед дверью, поводит головой влево и вправо, убеждается в том, что подземная тюрьма пуста полностью, за исключением одной камеры, которую занимает, как ей известно, Prince Tepes. Толкает дверь и входит.

Видит крупного ширококостного мужчину за сорок лет в треснувшем сюртуке, лежащего перед решеткой, отделяющей одну часть камеры от другой, и не узнает его. Ей кажется, что над каменным полом камеры поднимается кровавый прилив, который доходит ей до щиколоток, пропитывает ее платье и поднимается еще выше. Охает, но несколько раз моргает, и понимает, что ей почудилось. Выхватывает факел, горящий с ее стороны решетки, протягивает его внутрь, видит не подающего признаков жизни Prince Tepes, и повсюду много крови.

Кричит долго, потом захлебывается, но все же дрожащими руками извлекает из рукава большой железный ключ, отпирает с его помощью замок на решетке, толкает дверь, вбегает внутрь, поскользнувшись, кидается к Prince Tepes, не сразу понимает, что произошло, продолжает истошно кричать, разворачивает его лицом вверх, и сильно трясет. Через несколько секунд оставляет его в покое, заглядевшись на его лицо, без сил опускается рядом с его ложем на пол и продолжает на него смотреть.

Через несколько секунд он открывает глаза.
Ilona Szilagyi, Corvinus' daughter

Смотрит на девушку, ничего не говоря, затем поворачивает голову вбок и видит Дьордя Туржо, который постарел на двадцать с лишним лет. Хочет что-то сказать, но не может.
Prince Tepes

Подносит руку к совершенно белым губам Prince Tepes, с удивлением невольно осознавая, что взгляд у него абсолютно трезвый, холодный и даже оценивающий. Берет его за левую руку и начинает плакать, увидев, что кровь уже не течет.

Затем вздрагивает и снова смотрит ему в лицо, не понимая, как человек, из которого вытекла вся кровь, может быть жив. Пытается что-то прошептать, но голоса у нее нет.

Princess Ilona

Одними губами, продолжая смотреть на девушку:

I'm the Undead. I can't die. At least, this way.

Сгибается, поворачивается набок, так, что голова его оказывается на коленях у Илоны, легко, но крепко хватается за ее руку, затем за предплечье, затем за плечо и поднимается, садясь на ложе.

Еле слышно, Илоне:

Сиди здесь и не смотри.

Встает, выходит за решетку, подходит к Дьордю, наклоняется над ним, поднимает ему веко и всматривается в глаза, оценивая форму зрачка.

Затем аккуратно берет за горло и душит.
Prince Tepes

Начинает хрипеть, потом подносит руки к горлу и вцепляется в кисти Prince Tepes, потом в его пальцы, пытаясь оторвать их от своей шеи. Создается впечатление, что к нему возвращается его прежняя сила и, не остановившись на этом, продолжает прибывать. Вскоре ему удается уже, ценой огромного напряжения, удерживать хватку Prince Tepes так, чтобы не задохнуться.

Резко распахивает глаза.

Зрачок... реагирует... отчаянно.

Вдруг начинает хрипло смеяться.
Gyorgy Thurzo

Резко отпускает Дьордя, как будто ощутив прилив брезгливости и услышав что-то, что его отрезвляет. Выпрямляется и поднимается, глядя на Туржо сверху вниз.

Безразлично:

Ну что ж, это все-таки было честно. Я не давал, ты сам взял. Раз сумел взять и выжил – иди. Только иди уже навсегда. Говорить о правах и обязанностях будем позже.

Силы снова оставляют его, он хватается за решетку и оползает на пол в дверях камеры.
Prince Tepes

Переворачивается и встает на колени.

Основатель уже есть.

Поворачивает голову в сторону Prince Tepes и женщины.

Сообщество благодарно Основателю. За эти подземелья. Я буду ждать.

Вытягивается в струйку тумана и исчезает за дверью.
Gyorgy Thurzo

Забирается на ложе Prince Tepes c ногами и сжимается в комок, наблюдая совершенно непонятную ей сцену возле решетки. Когда Tepes падает, соскакивает и кидается к нему, приседает и отводит его волосы от лица, вглядываясь в глаза. Снова неожиданно наталкивается на совершенно трезвый взгляд, в котором не видит ни физической слабости, ни утомления, а, напротив, странные тигриные искры.

Не в силах отвести взгляд:

Я тебя видела девчонкой, князь, четыре года назад, когда отец вверг тебя в это узилище, до сих пор не могу понять, как. Мне тринадцать было тогда. А сегодня как толкнуло что-то – иди, говорит, иди, взгляни на него, можешь больше и не увидеть. Я и с отцом даже говорила о тебе...

Наконец отрывается глазами от Prince Tepes:

Сон мне был. С тобой.

Princess Ilona

Негромко и по-прежнему не двигаясь.

Ты смелая девушка, принцесса Илона. Слишком смелая. Ни один сон не оправдывает такую смелость. Но похоже, я обязан тебе своим пробуждением.

Prince Tepes

Приоткрыв губы, долго смотрит на Prince Tepes, начинает отодвигаться от него, что-то, наконец, поняв. Отстраняется, прижимаясь к противоположной стороне решетчатой двери, несколько раз отрицательно мотает головой. Тихо:

Нет. Нет... Я не хотела. Ты колдун, ведьмак... Ты не человек! Отец был прав, ты должен вечно сидеть в этой клетке!

Princess Ilona

Легким текучим движением поднимается с пола, перехватывает Илону и прислоняет ее спиной к решетке изнутри своей камеры, ограничивая ее свободу и опершись обеими руками о прутья по бокам от нее. Приближает свое лицо к ее побелевшему лицу.

Если ты считаешь, что должен, значит буду. И ты со мной посиди, принцесса. Я сделаю из тебя ведьму и колдунью. Здесь не так скучно, как ты думаешь.

Prince Tepes

Боясь смотреть в лицо Prince Tepes, с ужасом опускает глаза на его руки.

Как... как ты можешь?

Видит его обожженное левое запястье и совершенно ободранную левую ладонь.

Почему?..

Озирает камеру, находит цепь и окровавленный серебряный "браслет".

Почему серебряная цепь? Как ты выбрался и когда?

Трясущимися губами:

Нечистая сила! Drac! Ты Дракон и Черт во плоти!

Слабеет, но чтобы не упасть, цепляется за плечи Prince Tepes, отчего силы к ней возвращаются, и падать она перестает. Отчаянно, топая ногами:

Колдун, колдун, ты меня околдовываешь! Отпусти!

Princess Ilona

Разводит руки в стороны, переставая ограничивать Илоне свободу. Некоторое время ждет, но она не снимает рук, которыми вцепилась ему в плечи.

Слегка отталкивает от себя Илону.

Слушай, девочка-принцесса, это тебе все еще снится. В твоем сне я выйду сейчас, наконец, из этого подземелья и пойду по своим делам – за четыре года их накопилось предостаточно. А ты проснешься, только проснешься уже наверху, во дворце, отправишься к папе и маме, умоешься и станешь играть в куклы. Я пришлю тебе куклу в ближайшее время. Итальянскую. Венецианскую куклу. Договорились?

Prince Tepes

Хватает Prince Tepes за руку, которой он ее отодвинул.

Не договорились. Я тебя не отпускаю, князь Тепеш. Стража пришла со мной, тебя не выпустят. Либо ты останешься здесь навсегда, либо выйдешь отсюда со мной вместе. Я хочу заключить с тобой династийный брак.

Снова приближается к Prince Tepes.

Я видела сон, и я хочу. Тебя. И детей твоих. Понятно тебе?

Princess Ilona

По инерции договаривает:

...и мороженое.

Смотрит на Илону внимательно.

Детей? Законный брак? Вы все, что ли, в этой вашей Венгрии тронутые умом, Илона, Корвинова дочь?

Отходит к двери, принимается застегивать пуговицы на рукавах, это получается у него довольно плохо. Тихо себе под нос:

Мне только детей не хватало в пятнадцатом веке.

Оглядывается на Илону с некоторой беспомощностью.

Хорошо. Я принимаю твои условия, принцесса. Только ушли свою стражу: сделаем вид, что я иду под венец по своей воле, а не под конвоем.

Prince Tepes

Снова подходит к Prince Tepes, но на этот раз не решается дотронуться до него. Убежденно:

Ты колдун. Ты сейчас точно такой же, каким был, когда отец захватил тебя. В тебе не изменилось ничего. С тобой ничего не произошло, кроме этого...

Робко смотрит на руки Prince Tepes.

Только ты что-то людям с кровью передаешь. Дьордю передал возраст. А мне...

Затихает и шепчет что-то неясное.
Princess Ilona

Вежливо указывает Илоне на выход. Сам себе:

Раз первая костяшка домино упала, придется играть до конца. Значит, все будет так, как было. Значит, вот как было оно.

Prince Tepes

Scene

Budavari palota

Dec. 31, 1610

В ужасе вцепляется в Дьордя, боясь оглянуться назад, но что-то тянет ее взгляд туда. Вжимается в Дьордя, осторожно выглядывает из-за его плеча, плотно прижавшись лицом к его груди. Никого не видит в оставленном зале и в коридоре.

Прерывающимся от страха голосом:

Мне страшно. Я не хочу к властям! Основатель не любит нас?! Почему же?

Countess Bathori

Тише. Молчи. Молчи. Я не отдам тебя. Пока хватит моих сил, не отдам.

Это очень старая история. Он сказал, что вернется. Вернется, чтобы поставить условия. Я виноват, я перестал его ждать. Но ты, Эржебет, ты...

Понимает, что оказался в той части подземелья, где находились раньше темницы. Перед ними – слепой проем, в котором когда-то была дверь. Там совершенно темно, и мерно капает вода.
Gyorgy Thurzo

Расширенными глазами смотрит то на Дьордя, то на дверной проем. Тихонько высвобождается и встает на каменный пол. Звуки гулко отдаются в каменном коридоре.

Понизив голос:

Это что же, прошло сто лет?.. Почему здесь темница? Мне страшно, брат Дьордь, мне никогда не было так страшно. Скажи мне все, иначе я не буду знать, как быть. Ты что-то скрываешь от меня.

Countess Bathori

Более, чем сто. Князь был заточен здесь, после того как пришел к Матиушу Ворону, преследуемый турками. Сила его была велика, но он не позволял никому взять даже малую часть от нее.

Подходит к проему.

Я первым понял, что за богатство он таит в себе, я стал его учеником, и я добился, наконец, того, что было мне суждено. Я заплатил за это своей молодостью. С тех пор не переводятся при будайском дворе Дьорди Туржо, верные советники молодых королей.

А Основатель получил свободу, взял в жены дочь Корвина и жил потом с ней, пока не исчез снова.

Берет со стены давно погасший факел, быстрым движением руки зажигает на нем тусклый огонь и переступает порог. Вокруг него – замшелые стены, комнату разделяют проржавевшие прутья. В дальней стене вывернут один камень, и из этого места сочится вода. Сам камень лежит неподалеку, из него торчит ржавый штырь.
Gyorgy Thurzo

Осторожно входит в заброшенную камеру, аккуратно проводит рукой по стене, вздрагивает от холода камня. Затем видит на стене выцветшее алое пятно, прикасается и к нему, успевая почувствовать, что камень в этом месте горяч, обжигающ... ее встряхивает, она издает короткий горловой всхлип, не в силах оторвать руку от камня, и помутившимся взглядом смотрит внутрь камеры, туда, где вывернут камень.

Принимается быстро и несвязно лепетать что-то на одном из центральноевропейских языков, глаза ее закатываются, она начинает оседать на пол.
Countess Bathori

Отбрасывает факел, в два шага оказывается рядом с Countess Bathori и обеими руками пытается освободить ее. Удается ему это не сразу.

Безумная!

Преодолев притяжение камня и сопротивление женщины, швыряет ее на ложе в углу, которое выделяется в комнате светлым пятном – оно совершенно чисто и сухо.

Ты готова присоединиться к нам, но не можешь рассчитывать, что выдержишь такое.

Подходит к ложу.

Идем. Здесь нельзя оставаться. Он придет сюда. Я знаю. Я чувствую. Он идет.

Gyorgy Thurzo

Поднимается на ложе, как будто совершенно обезумев, разводит руки с растопыренными и скрюченными пальцами и оскаливается:

Не подходи, ко мне, братец! Я поняла, чего мне нужно. С той встречи на перекрестке возле леса, которая не была случайной, и до этой встречи здесь, под землей, под дворцом. Думаешь, зря он пришел ко мне дважды?

Я, я нужна ему! Я! Кто еще, кроме Кровавой графини Батори может получить кровь от князя Тепеша? Прочь, Дьордь, ты выполнил свою задачу, ты привел меня к нему. Так пусть же он берет меня!

Countess Bathori

Я освободил тебя. Ты моя. Я не намерен уступать тебя никому.

Пытается сдерживаться, но говорит все громче и громче.

Ему не нужен никто. Он проходит по земле, не касаясь ее. Его нет. Это тень.

Уперевшись ладонью в грудь Countess Bathori, отбрасывает ее спиной на ложе. Встает на одно колено рядом, приближает к ее лицу свое.

И, как тень, он уйдет. А ты останешься со мной. В вечности.

Gyorgy Thurzo

Поднимает голову к потолку, шепча какие-то проклятия, над ней как будто сгущается серое облако. Медленно поднимается, заставляя Дьордя отодвинуться, садится, спускает ноги с ложа, затем резко опускает голову, переводя взгляд на Дьордя, широко раскидывая руки в стороны и издавая душераздирающий ведьминский крик.

Прочь! Если не ему, то и никому!

Countess Bathori

Стоит, прислонившись плечом к дверному проему, сложив руки на груди. Насмешливо:

Не ссорьтесь, дети. Крови, места и бессмертия хватит всем. Не трогай женщину, Дьордь, ты так и не понял главного правила: инициат должен хотеть тебя. Кажется, здесь не тот случай.

Prince Tepes

Вскакивает, тяжело дыша, и заслоняет собой ложе.

Успокаивает свое дыхание.

Она слишком взволнована вашей близостью, князь. Давайте оставим ее здесь. На время. Ведь дело у вас ко мне?

Gyorgy Thurzo

Расцепляет руки, проходит пару шагов внутрь.

За последние несколько минут, граф Туржо, я услышал целый ряд предположений, касающихся меня, и, пожалуй, не могу согласиться ни с одним из них. Не надо вкладывать мне в уста ни решения, ни дела, ни адресатов этих дел.

Обозрев графиню Батори:

Я заметил, что твоя добыча взволновалась моим присутствием еще там, в вашем жилище, до того, как ты унес ее сюда. И я сам решу – оставлять ее здесь, или нет.

Prince Tepes

Наклоняет голову, блеснув красным светом в глазах.

Основателю принадлежат все права в Сообществе. На меня возложены лишь обязанности. Я готов принять ваши условия.

Но эта женщина – не добыча, и не одна из нас. Там, наверху, люди ищут ее смерти. Пока она здесь, она под моим покровительством.

Gyorgy Thurzo

Согласно:

Так вот что теперь называется покровительством, Дьордь Туржо? Позорная борьба и возня, с воплями, от которых у живых стынет кровь в жилах, а у Undead она сворачивается? Ну что ж, покровительствуй ей, я посмотрю. Только повторю для тебя второй раз: она должна этого хотеть. В противном случае плохо будет обоим.

Вперед.

Prince Tepes

Поворачивается к Countess Bathori.

Жизнь. Вся жизнь перед нами, если ты захочешь. Подумай.

Предлагает Countess Bathori руку, но не протягивает ладонь в ее сторону, заставляя ее протянуть свою, чтобы принять ее.
Gyorgy Thurzo

Поднимается с ложа, поправляет на себе одежду, еще раньше располосованную Дьордем, впрочем, отдавая себе отчет в том, что стесняться ей нечего. Обходит Дьордя, не взглянув на него, подходит к Prince Tepes, опускается перед ним в низкий реверанс:

Окажите мне честь, князь. Заберите отсюда к себе.

Countess Bathori

Не поднимая головы, безнадежно.

Она, как истинное дитя ночи, летит на яркий свет. Этот будет для нее слишком ярким. Погасите огонь, князь.

Gyorgy Thurzo

Пожимает плечами, выходит в коридор.

Я ничего не делаю, граф Туржо. Если ты за эти сто лет не понял, повторю: существование сообщества Nosferatu я вынужден только терпеть, но инициатов моих в нем нет.

Prince Tepes

В ответ на немой вопрос Countess Bathori:

Он не давал. Я взял.

Countess Bathori молча кривит рот и делает шаг мимо него.

Кладет одну руку на рукоять меча, но удерживает себя от того, чтобы положить другую ей на плечо.

Другого мира не будет, верно, князь?

Его силуэт стягивается дымной воронкой в одну точку.
Gyorgy Thurzo

Провожает Туржо слегка грустным взглядом. Сам себе:

Сто с лишним лет. Неудивительно, что все это воспринимается в жанре дежавю.

Берет графиню Батори за руку, выводит ее в коридор и проводит несколько шагов прочь от камеры, в которой происходил разговор. Стены вокруг них тают, и они оказываются на широкой площади перед Будайским дворцом. На некотором отдалении на колонне, распахнув крылья, взлетает и не может взлететь каменный орел. Небо темно, падает снег.

Стоит некоторое время, вдыхая морозный воздух и глядя в темноту. Затем, вспомнив о Батори, оборачивается к ней и легко проводит рукой по ее груди, восстанавливая платье. Нагибается и кидает в нее немного снега, она оказывается окутанной горностаевым плащом.

Ты можешь уйти, Эржебет. Я обещаю тебе, что никто не тронет тебя. Ни светские власти, ни духовные, ни жители этого подземелья. Уходи, я верну тебе твоих детей, о которых ты забыла, верну даже покой в голове. Я буду навещать тебя... раз уж тебе так этого хочется. Но это все, что я могу для тебя сделать.

Prince Tepes

Дрожит в своем новом горностае, подходит близко к Prince Tepes, поднимает голову, глядя на него.

Куда угодно. Куда угодно пойду за вами, князь. Куда угодно пойду хоть бы и без вас, только не бросайте меня без своего дара. Не поправить мою голову, в ней всегда одно и то же. Я больная, я ведьма, я кровопийца, вы же знаете. Я лучше приму этот дар, и умру, чем буду жить вечно, все время помня чужую руку на своих губах.

Кидается на снег, хватает его пригоршнями и начинает тереть рот и шею, там, где прикасался к ней Дьордь. Поднимает голову, не вставая с земли:

Да, я кричала, мне было страшно, но я встретила вас – мой страх – лицом к лицу, и поняла, что лучше испытать его так же, как это было тогда, когда я выехала вам навстречу темной ночью. Чего вы боитесь, светлейший князь? Почему боитесь еще одной бессмертной? Я буду лучше их всех, я буду вам под стать, я буду плоть от плоти и кровь от крови... вашей. Вашей, не чьей-либо еще.

Countess Bathori

Коротким свистом подзывает кого-то из темноты. К нему одновременно пикирует с небес огромный черный ворон, садящийся ему на плечо, и подлетает тонконогий вороной арабский жеребец с серебристой гривой.

Взяв жеребца под уздцы, полуоборачивается к Эржебет:

Слушай, княгиня. Давай прервем с тобой хотя бы одну кровавую линию. Давай Батори не будут просить крови у Тепешей, или Тепеши не будут давать кровь Батори. И тогда, быть может, хотя бы Тепешам немного повезет с наследственностью.

Ставит ногу в стремя.
Prince Tepes

Отчаянно кричит, кидается к Prince Tepes, доставая из шва в рукаве тонкий клинок, и режет ему левое запястье выше перчатки. Тепеш успевает схватить ее за волосы и отстранить от себя, но ей удается скользнуть губами по его руке.

Ворон пикирует на Эржебет и срывает с ее шеи золотую цепь с бриллиантовым крестом.

Графиня Батори стоит как окаменевшая и смотрит на Prince Tepes безумным торжествующим взглядом, окровавленный рот ее расширяется в улыбке, обнажающей ровные белые зубы.

Я знала... Это нельзя сравнить ни с чем. Я... вижу огни в небесах, вижу сплетение змей в корнях дерева, вижу ночь как день, вижу, сколько тебе лет, вижу, слышу и чувствую, как плачет трава под этим снегом, но она перестанет плакать и начнет расти... да.

Делает шаг к Prince Tepes.

Возьми меня с собой, князь. Мне нечего делать с этими убожествами.

Countess Bathori

Несильно размахнувшись, бьет Countess Bathori по лицу обратной стороной ладони, она летит на землю. Поднимается в седло.

Без выражения:

Падшая женщина. Прости, я не хотел бы говорить другие слова. Ты будешь принадлежать Дьордю – отныне и до самой твоей смерти, которая когда-нибудь настанет. Enjoy.

Бьет лошадь плетью и мгновенно скрывается в темноте.
Prince Tepes

Молча содрогается на снегу, который плавится и чернеет под ней, затем земля смыкается вокруг нее, и она исчезает с площади перед дворцом, вновь попадая в камеру, где провел четыре года заточения Основатель.

Лежит на том же самом ложе, не подавая признаков жизни.
Countess Bathori

Сидит за столом в большом зале, где погашены уже все огни. Горит только одна свеча, которая стоит перед ним и отражается в золотом, отделанном рубинами кубке, полном красной жидкости.

Смотрит на это отражение, не двигаясь.

По залу проносится порыв ветра, горячего и удушающего. Сквозь дрожащий воздух кажется, как будто в каменной кладке стены появляется светящаяся щель, которая сразу же закрывается.

Огонек свечи срывается с нее, подхваченный вихрем, и вылетает в дверь. Тем же путем следуют и еще два, непонятно, откуда взявшиеся.

Вскакивает и бежит. Скоро знойный поток приводит его в темницу, где теперь жарко и совершенно сухо, за исключением все той же струйки воды. В комнате стоит ровное неяркое сияние.

Подходит и опускается на колени у ложа. Берет Countess Bathori за руку. Прямо на его глазах на открытой коже появляется ожог, как будто в этом месте ее лизнуло пламя.

Ты не хотела доставаться мне, моя сестра Эржебет?

Gyorgy Thurzo

Облизывает сухие, трескающиеся губы. На глазах ее выступают слезы, которые как будто тут же испаряются, не успевая достичь висков. Очень трезвым, хотя слабым голосом:

Нет, нет... Я не достанусь тебе, он проклял меня, но это слишком, слишком...

Countess Bathori

Он отказывается поступиться пядью своей силы, но свободно раздает целые наделы своего проклятия.

Хочет положить ладонь на лоб Countess Bathori, но какая-то невидимая сила отбрасывает его руку. При второй попытке что-то толкает его в грудь.

И даже сейчас ты остаешься верной ему? Взгляни. Ты сгоришь, сгоришь, княгиня.

Gyorgy Thurzo

Похоже, что грань экстаза, на которой находилась Countess Bathori, уступает место невыносимому физическому страданию, и она наконец начинает его сознавать. В муке:

Дай воды мне, братец. Дай немного воды, все пройдет.

Судорожно кашляет, и у нее изо рта вылетает язычок пламени.

Countess Bathori

Воды нельзя тебе.

Почти шепотом:

Ты не будешь его невестой. Он уже забыл о тебе. Его нет, и никогда не было. Приди к нам. Стань одной из нас.

В воздухе слышится неясное бормотание, а сияние становится чуть ярче.

Gyorgy Thurzo

Закрывает лицо руками и плачет.

Что я наделала? Я, несчастная сумасшедшая, что?.. Надо было... надо было просить по-другому... надо было терпеть, ждать, он бы вернулся ко мне... Он бы вернулся – ко мне. Зачем же я с ножом?..

Сотрясается в рыданиях, складываясь пополам.

Вода. Уйти под воду, в холод. Мне нужна вода, Дьордь, дай мне.

Countess Bathori

Стиснув зубы, встает. Подходит к стене, подставляет ладонь под пульсирующую струйку и набирает немного воды.

Не говоря ни слова, присаживается и протягивает руку Countess Bathori.

Gyorgy Thurzo

Хватает руку Дьордя, как чашу, и делает глоток воды. Лицо ее быстро белеет, затем она начинает голубеть, губы ее покрываются инеем, а вода в ладони Дьордя превращается в лед.

Снова падает на ложе, трясясь и кутаясь в горностаевый плащ; to no avail. Волосы ее, брови и ресницы делаются белыми, кожа прозрачной, сосуды синими и стеклянными. Через несколько секунд раздается звук, как будто треснул хрустальный бокал, и Countess Bathori рассыпается мелкими осколками. В воздухе шелестит:

I shall return to you, my love...

и графини Батори больше нет.

Exit Countess Bathori

Роняет голову на ложе и замирает.

Из оцепенения его выводит осознание того, что в комнате настала прохладная тишина. Непрестанная капель прекратилась, в нише, образованной вынутым камнем, теперь сухо.

Встает. Хрипло:

Эржебет.

Неуверенно, даже немного вопросительно сперва, но твердеющим голосом.

Я желал лишь... Я хотел... сохранить кровь.

Кровь Баториев.

Берется рукой за цепь на груди. В глазах его снова появляется красноватый блеск.

Дети Nadasdy. Линия не прервется.

Быстро выходит.
Gyorgy Thurzo

Scene

December 1894

Titu, a village near Targoviste

Shortly before nightfall

В раздражении стучит кулаком по столу. Членораздельно:

Это глупые предрассудки, Богдан! Только из-за того, что сейчас зима, поздний вечер, и дороги почти не видно, ты отказываешься сопровождать меня, и чуть только не крестишься – да где это видано, ты же взрослый человек, закончил университет в своем Бухаресте!

В недоумении пожимает плечами.

Не понимаю, почему из-за какого-то дедовского суеверия я должен рисковать сделкой, которая наконец-то позволит мне обрести финансовую независимость.

Johnathan Harker

И Бухарест с ним связан. Говорят, он-то Бухарест и основал. Или впервые упомянут Бухарест в летописях в связи с одним из его походов. Ох, друг мой Джонатан, в Карпатских горах то, что вы там у себя на Острове называете "суевериями", является жизнью.

Поправляет что-то на груди, под сорочкой.

Хочешь ехать в замок княжеский на ночь глядя – езжай. Я тебе не попутчик. Я лучше о тебе потом статью напишу. Или о твоей гибели.

Bogdan Ursul

Язвительно:

Хотел бы я знать, на каком языке я буду с ним разговаривать? Не сомневайся, Богдан, если бы не моя языковая беспомощность, я прямо сейчас пошел бы в этот замок... да хоть пешком! – если только для того, чтоб доказать вам, насколько странно в конце просвещенного девятнадцатого века лелеять безумные поверья о людях, превращающихся в туман и пьющих кровь.

Наклоняется, через стол, глядя в лицо своему заартачившемуся спутнику:

Но я не знаю румынского. Документы-то у меня все на английском, понятно, в Лондоне ему румынский будет не нужен. А тут как быть?

J. Harker

Качает головой, с недоверием глядя на Харкера.

Эх, мистер Харкер, мистер Харкер... Язык для князя нашего – не проблема. Хотя он так долго живет там у себя на горе один, что я удивлюсь, если он вообще не забыл человеческую речь. Зачем ему? С волками да упырями он общается на их языке. С совами, да лисами – на их.

С нажимом:

Ну, хоть на ночь не езжай, Джонатан. Полнолуние же сегодня. Это же вообще...

Bogdan Ursul

Упрямо:

Совершенно не вижу, чем полнолуние отличается от любой другой ночи.

Окно распахивается от порыва холодного ветра. Хозяйка, перекрестившись, бросается к окну и закрывает его, после чего прилипает к стеклу и напряженно всматривается в лес. Джонатан Харкер прослеживает направление ее взгляда и видит на опушке леса волка, который, постояв, лениво взмахивает хвостом и скрывается в чаще.

В общем, Богдан, я еду один.

Встает, подхватывает чемодан, кладет несколько монет на стол и, кивнув своему спутнику, выходит из трактира. Подходит к карете, забрасывает внутрь свой чемодан и следом залезает сам.
J. Harker

Догоняет Харкера и пихает что-то ему в руку. Запыхавшись:

Хоть это надень, Харкер. Ради меня. И ради себя. Господь тебе в помощь, отчаянный англичанин, ибо едешь ты к Черту в зубы.

Возвращается в трактир.
Bogdan Ursul

Смотрит, что передал ему Богдан. Видит маленькое распятие. Устало:

Хорошо, хорошо, надену. Весь этот антураж смутит и мраморное изваяние.

Поспешно надевает крестик на шею и забывает о нем. Карета трогается с места.
J. Harker
***

Карета останавливается у огромных чугунных ворот стрельчатой формы. Ворота посажены на сурового вида каменные столбы, на верхушках которых сидят ощерившиеся горгульи. Хотя весь замок обнесен достаточно высокой оградой, видно, что это огромное сооружение с башнями, бойницами и причудливыми сводами, напоминающее титанический черный сталагмит, который подпёр тяжелое ночное небо. Фигуры горгулий запорошены снегом, но тем не менее кажется, что они немного повернули головы и следят за приехавшими. Сзади слышен тихий, но внушительный шум зимнего леса.

Подходит к воротам и, подхватив свисающий здесь же на цепи молоток, стучит.
J. Harker

Ворота открываются сами – медленно и совершенно бесшумно. Вверх на гору, к замку, ведет дорога, на которую возница Джонатана Харкера неохотно заводит карету и через некоторое время скрывается за поворотом, на ответвлении дороги, уводя карету к конюшням и служебным постройкам замка.

По пути следования Харкера в деревьях зажигаются неяркие, но достаточные для освещения дороги огни неясного происхождения. Впрочем, и луна выглядывает из-за туч, освещая окрестности.

Обе створки тяжелой высокой двери в замок открываются, и оттуда выходит, встречая Джонатана Харкера, Prince Tepes.

Дождавшись приближения молодого человека, обращается к нему радушно:

Прошу вас, мистер Харкер. Добро пожаловать под эти гостеприимные своды.

Prince Tepes

С трудом скрывая удивление:

Доброй ночи, князь Тепеш. Должен сказать, что, хотя до меня доходили слухи о вашей исключительной учености, я все же не мог предположить, что вы будете говорить по-английски так, как будто только вчера оставили кафедру в Оксфорде.

J. Harker

Указывает внутрь замка, слегка улыбаясь.

Проходите, прошу вас. Есть мало вещей, которые позволительно обсуждать на пороге с гостем холодной зимней ночью. Так случилось, что исторически я англофил, мистер Харкер. Скоро эта болезнь... англофилии, я имею в виду... распространится на весь мир. И не всегда добром.

Подняв подсвечник с четырьмя свечами, ведет Харкера внутрь и наверх.

Извините, что встречаю вас лично. Ах, да. Оставьте вещи здесь – их отнесут в ваши комнаты. Так вот – слуги мои дики и стесняются гостей из настоящей цивилизованной Европы. Придется вам потерпеть мое общество.

Prince Tepes

Улыбается.

Для меня большая честь терпеть ваше общество, князь. Однако, судя по вашим планам на покупку имущества в Лондоне, вы, печалясь о насильственном распространении англофилии на весь мир, тем не менее хотели бы находиться в эпицентре этого процесса!

J. Harker

Туманно:

Нам всем свойственно полагать, мистер Харкер, что от прибавления или убавления одного человека в каком-нибудь процессе ничего не изменится. Один старый трансильванский князь съездит на один оперный сезон в столицу Британской империи, а потом снова скроется в своих лесах и горах на Родине... Никто – учитывая то, что мой английский довольно сносен, – даже и не догадается о том, что англофильского полку прибыло.

Заводит Харкера в обширную столовую, некоторое время медлит, глядя на накрытый за длинным столом на пару десятков персон ужин на двоих. Вздыхает.

Здесь неуютно. Пойдемте лучше в кабинет. Там есть камин и небольшой столик. Думаю, двум одиноким мужчинам, один из которых голоден и устал, а второй уже сыт, не важны все эти условности.

Prince Tepes

С благодарностью смотрит на Тепеша, думая, что необходимость кричать через весь стол в этом огромном зале действительно не особенно способствовала бы усвоению пищи.

Совершенно согласен с вами, князь.

Не будет ли с моей стороны бестактно поинтересоваться, когда, собственно, вы планируете въехать в ваш дом на Лейстерской площади? Все бумаги у меня подготовлены, с собой, вам остается только скрепить их подписью.

J. Harker

Харкер и Тепеш переходят в кабинет, где на низком столике возле камина уже накрыт ужин на одну персону. Prince Tepes указывает Харкеру на кресло возле столика, а сам отходит и усаживается за письменным столом.

Утро вечера мудренее, мистер Харкер. Отдохните с дороги, а там видно будет. Бумаги я, конечно же, подпишу немедленно. Об остальном не беспокойтесь – вселюсь, как только позволят мои здешние и тамошние дела.

Усмехается:

Надо удостовериться, что жители низлежащей деревни не пойдут штурмом на пустующий замок и не перебьют моих людей. Моих людей мало, а жителей много. Да вы насыщайтесь, пожалуйста, нам с вами пока ничего не грозит.

Prince Tepes

С удовольствием угощается. В перерывах между едой:

Мне показалось, князь, что относительно вас, вашего замка, вашей челяди и в общем образа жизни у людей в деревне сложился определенный – очевидно, неверный – стереотип. Любопытно, на чем он основан.

J. Harker

Коротко взглянув на Харкера, опускает глаза на какие-то бумаги, лежащие на столе.

Вы не читали роман "Дракула" одного ирландца по фамилии Стокер, мистер Харкер?

Prince Tepes

Недоуменно:

Э-э... я, признаться, довольно далек сейчас от беллетристики, князь Тепеш, поэтому, вполне вероятно, пропустил что-то из нового. А что?

J. Harker

Quite amused:

И не читайте, мистер Харкер. Редкостная белиберда. Мне довелось ознакомиться с ним в рукописи, так как он, в общем, посвящен кое-каким историям, связанным с нашим родом. Но он так же далек от истины, как далеки мы с вами от большой земли.

Расскажите о себе. Вы женаты? Холосты? Обручены? Близки к открытию собственного дела? Как ее зовут – Мина?

Prince Tepes

Удивленно раскрывает глаза:

Обручен... Ее зовут Мина, да – но откуда вам об этом стало известно? Удивительно! Уж не умеете ли вы, князь, читать мысли?

Немного напряженно смеется.

Что же до собственного дела, то я надеюсь, что мне удастся начать работать отдельно от партнеров после того, как я прибавлю к своим накоплениям тот гонорар, что вы мне обещали за работу. Но прежде, конечно, я должен удостовериться, что вы остались удовлетворены моими услугами, а в первую очередь – своим новым домом.

J. Harker

Думая о чем-то другом:

Вот и славно, вот и славно... Так все и будет. Пожалуй, если мы ничего другого не должны обговорить, давайте бумаги, я подпишу, и отдыхайте. Знаете, долгое заточение, причем добровольное, тем сложнее переносится, чем ближе его окончание. Мне уже хочется уехать отсюда. Да и вам, уверен, не терпится к невесте.

Подходит к Харкеру, забирает со стола документы, пробегает глазами верхний.

Все очень грамотно составлено, мистер Харкер. У вас большое будущее.

Подписывает документы на том же столе.
Prince Tepes

С удовольствием, но скромно:

О, благодарю вас, князь. Вы очень добры.

Забирает бумаги. Один из листов с сухим шелестом разрезает ему кожу на руке. Негромко вскрикивает.

Ах, вот незадача!

Слизывает кровь и убирает бумаги в портфель.

Я буду вам чрезвычайно признателен, князь, если вы покажете мне, где я мог бы умыть лицо, а также где моя спальня.

J. Harker

Расстроенно:

Какая неприятность, мистер Харкер! Paper cuts могут быть очень опасными. Один мой знакомый ухитрился с помощью тонкой бумаги вскрыть себе вены. Надеюсь, с вами ничего подобного не произойдет.

Открывает дверь, ведущую из кабинета, за которой виден длинный коридор.

Вам туда, ваша спальня в конце коридора, справа. Там вы найдете все, что вам понадобится. И на всякий случай, заприте понадежнее дверь.

Доброй ночи.

Prince Tepes

C достоинством, скрывая легкое удивление:

Доброй ночи, князь.

Направляется к себе в комнату и запирает дверь.
J. Harker
***

Успешно завершив свой ночной туалет, переодевается в пижаму и шелковый халат, кем-то аккуратно приготовленные, оценивает, что все его вещи бережно разложены в двух отведенных ему комнатах замка и, пройдясь по своим новым владениям, усаживается в кресло возле высокого окна, идущего от пола до потолка. За окном виден обширный балкон. Вообще замок производит впечатление очень старого, наполовину заброшенного, хотя в комнатах Джонатана Харкера это не ощущается. Камин в его спальне пылает довольно весело, но чувствуется, что замок сильно вымораживается зимой, и стены в нем холодны.

Разглядывает порезанный палец и досадливо крякает:

Пустяковая же царапина, а все кровоточит...

Засовывает палец в рот, потом промокает носовым платком. Достает путевой дневник и начинает писать в нем.

"... это высокий прямой мужчина с совершенно белыми длинными волосами, без усов и бороды, я бы затруднился сказать, сколько ему лет. Он назвал себя "старым князем", но я бы не дал ему больше пятидесяти лет, если бы не его седина. Брови его черны, глаза тоже. Суставы гибки, как у человека во цвете лет, не ограниченного передвижениями по одному лишь своему замку, пусть даже такому обширному и полному лестниц, как этот. Я не знаю, как должны выглядеть эти трансильванские вампиры, о которых мне прожужжали все уши, но за исключением легкого налета таинственности, странного знания обо мне тех вещей, которых знать, казалось бы, неоткуда и нерядовой внешности, князь Тепеш ничем меня не насторожил. Уж в любом случае он не Дьявол во плоти. С чего бы? Еда была вкусной, вино преотменнейшим, а то, что он живет здесь затворником вполне объясняется суевериями окрестного населения. Он высоко образован, и неудивительно, что его не любят и не понимают. Он же не дает себе труда объясняться. Даже со мной.

Ах, Мина, скоро, скоро твой Джонатан вернется к тебе из своего сложного путешествия, и ты услышишь множество удивительных и волнующих историй из..."

Что-то слышит за окном, вздрагивает и откладывает дневник и перо.
Johnathan Harker

Мимо окна проносится черная тень, и одновременно откуда-то издалека раздается еле различимый волчий вой.

Ему отвечает еще один голос, гораздо ближе, сначала в точности попадая в тон, а потом вдруг спустившись в кварту. Третий присоединяется и ведет какое-то время в сексту, но оба быстро обрываются – может даже показаться, что заканчиваются коротким женским смехом.
The Castle

Нервно содрогается, ежится и осторожно подходит к окну. Оглядывает видимые стены замка и холм, на котором он стоит. Светильники, освещавшие дорогу, по которой он поднимался ко входу, погашены. Луна то выходит из-за туч, то снова прячется. Ему кажется, что от высокой башни со смотровой площадкой отделяется большая темная тень и, зависнув на какое-то время в воздухе, пикирует на дорожку. Кто-то темный и сверху невидимый удаляется от замка; это подтверждается открыванием и закрыванием ворот. Все то время, пока тень властвует над окрестностями, снаружи стоит гробовая тишина. Как только ворота закрываются за тенью, на замок снова нападают звуки тихих разговоров и ветер кидается в окна с усиленной злобой.

Резко задвигает портьеры и отворачивается от окна. Подходит к двери и закрывает ее на торчащий изнутри ключ. Возвращается в кресло и нервно чертит в дневнике:

"...дорогая Мина, надеюсь, я не съел в этом трактире чего-нибудь неподобающего моему островному желудку. Этот цыпленок под паприкой все-таки был излишне острым, и даже чудесное вино княза Тепеша не могло бы, наверное..."

Снова слизывает каплю крови с порезанного пальца.

"...наверное так пагубно сказаться на моем воображении. I'm seeing things. And I'm hearing things, too."

J. Harker

Ключ начинает медленно сам собой поворачиваться, но останавливается, не щелкнув.

После небольшой паузы в дверь кто-то осторожно стучит.

Тонкий девичий голосок:

Мистер! Откройте, а? А я вам полотенце принесла. Мы полотенце забыли принести, и я принесла.

Girl behind the door

Вскакивает, поправляет свой шлафрок и подходит к двери. Отпирает ее и распахивает, радуясь тому, что слышит живой человеческий голос. Толком не разглядев пришедшую:

Да-да, спасибо! Спасибо, там в ванной комнате все было. Но если вы думаете, что мне надо еще...

J. Harker

Делает полшага вперед, но останавливается на пороге.

Она действительно завернута в необъятное полотенце, которое скрывает ее от ключиц до колен. Плечи открыты, на ногах – золотые туфельки.

Опускает глаза на руку J. Harker на дверной рукояти.

Тщательно изображая беззаботность, но настойчиво:

С вашего позволения, я войду?

The towel girl

С усилием удерживает нижнюю челюсть на месте, потом пытается вежливо улыбнуться, автоматически отступает назад.

Ддд... Ддда-дда, мисс... пани. В смысле, мадемуазель. Ккконечно. Заходите, пожалуйста. Вы, видимо... эээ... мммм... тоже гость князя? В смысле, гостья?..

Старается смотреть девушке не ниже лба.

J. Harker

Клео.

Радостно улыбается, показывая ослепительно-белые зубы, и быстрым, почти незаметным движением оказывается внутри комнаты.

Нет, что вы. Я почти хозяйка. Скажем так: сестра-хозяйка. Одна из сестер.

Распахивает полотенце, под которым оказывается изящное, почти строгое, хотя и довольно короткое черное вечернее платье без плеч, из струящегося многослойного шифона.

Повернувшись, бросает полотенце на кресло.

Но вы ранены. Я помогу вам, я хорошо обучена.

Не стесняйтесь меня, пожалуйста. Считайте, что я – не женщина.
Cleo

Жалобно улыбается и делает ряд мало связанных между собой движений руками, то ли указывая девушке на кресло, то ли пытаясь оправить на себе одежду.

Очень приятно, мисс Клео. Очень, очень приятно, конечно, да, вот. Вот так. Ну что вы, что вы, я не ранен, это царапина, а как вы...?

С изумлением смотрит на Клео.

Вам сказал князь Тепеш? Но это слишком любезно с его и с вашей стороны, все уже в порядке...

Смотрит на палец, и видит, что кровь продолжает сочиться. Хватает носовой платок и прячет палец в нем.

Яааа... думал, что вот уже сейчас лягу спать, видите ли, это было долгое путешествие, и я...

J. Harker

В комнату врывается узкий и насыщенный поток ледяного зимнего воздуха. Портьера, закрывающая окно, колышется, и оттуда выходит другая девушка. На ней деликатно вздымающееся вокруг ее тонких щиколоток одеяние из алого газа, на ногах золотые сандалии с перемычками, высоко оплетающими ее стройные голени. Газ, неясным образом облегающий ее тело и не оставляющий сомнений ни в одном из его изгибов, немыслимым образом собран прямо под ее подбородком тугой оборкой. Когда она отворачивается, чтобы поправить портьеру, видно, что спина ее обнажена почти полностью, и под левой лопаткой виден небольшой шрам в форме раскрывшегося цветка розы.

Мечтательным сонным голосом:

Доброй ночи, мистер Харкер. Если вдруг Клео не справится, я ей помогу. Я Venice.

Немного поворачивается вбок, и Харкеру кажется, что у нее на лице возникает золотая бесстрастная венецианская маска.

Клео будет лечить вашу рану, а я стану врачевать ваше усталое тело.

Venice

Разворачивается к окну, как ужаленный. Не веря своим глазам:

Но... как это? Там же холодно, там... А!

Изо всех сил цепляется за материалистическое видение мира:

Вы пришли с балкона! Вы живете в соседних комнатах? Мисс? Мадам? Вы...

Оглядывается на Клео:

...знакомы с мисс Клео? Мисс Клео – это мисс Венеция... а... да. Но уверяю вас, я совершенно здоров, мне просто был нужен небольшой освежающий ночной сон, впрочем, если вы полагаете, что я могу как-то развлечь вас... А где князь?

J. Harker

Подходит к Venice, целует ее в щеку и приобнимает за талию.

Вместе, сестра. Я поделюсь, и ты поделишься.

К J. Harker:

Не бойтесь. Конечно, все можно объяснить. Мы давно живем здесь, свыклись с местным климатом и знаем все входы и выходы в этом замке.

Но зачем же ночью – спать? Ночь для иного.

Cleo

Переводит взгляд с Клео на Венецию, пытаясь понять, что происходит.

Вы... дочери князя? Сестры? Он ваш опекун? Но вы так непохожи...

Беспомощно оглядывается на дверь, которая начинает закрываться, кидается к ней, но дверь успевает первой. Ключ проворачивается в замке сам, после чего на глазах размягчается, оплывает и залепляет замочную скважину. На нем читается четкая надпись: "Please, do not disturb". Несколько раз моргает, оборачивается к девушкам, улыбается уже совсем натянуто.

А... я читал про обычаи гостеприимства у каких-то диких племен... Испугавшись, выставляет вперед руки: О, простите мне эту бестактность! Я, конечно же, имел в виду дикие неевропейские народы! Там в набор оказания любезностей гостю входило предоставление ему ласки и внимания женщин, принадлежавших семье, но нет, нет! Это же не так здесь, мы же не в дебрях Центральной Азии, это веселая шутка!

J. Harker

Выходит из второй комнаты, совершенно обнаженная, и останавливается, прислонившись к косяку.

Вы совершенно правы. Азиатские девушки не стали бы так много разговаривать.

Поднимает руки к длинным светлым волосам, уложенным на затылке; вынимает гребень, несколькими четкими движениями расчесывает их в безукоризненный пробор, потом бросает гребень в J. Harker, позволяя волосам рассыпаться по ее плечам.

Мы не принадлежим семье, сэр. Мы ее составляем. Если вам повезет сегодня ночью – то вместе с вами.

Blandine

Машинально ловит гребень, тут же роняет его, как будто он сделан из раскаленного металла. Его кидает в жар, перед глазами начинает плыть.

Нееет...

Ноги его подгибаются, он хватается за полку камина, почему-то обжигается, на время приходит в себя, выхватывает из стояка с набором приспособлений для разгребания угля и переворачивания поленьев бронзовый штырь с заостренным наконечником, и дрожащей рукой вытягивает его перед собой. Шатким голосом:

Стряпчий Джонатан Харкер дорого продаст свою жизнь, ведьмы. Меня ждет Мина.

J. Harker

Делает два шага вперед и приседает перед J. Harker. Глядя снизу вверх, ласково:

Ведьм на свете не бывает, вы прекрасно это знаете. И никто не собирается... укорачивать вашу, без сомнения, достойную жизнь.

Вы ведь все равно остаетесь у нас на ночь, странно было бы не воспользоваться случаем. А красавице Мине мы ничего не скажем.

Cleo

Пока Харкер, не в силах оторвать взгляд от бликов на рыжих волнистых волосах Клео, стоит, опустив руки, Venice, почти не касаясь пола, подходит к нему, поворачивается к нему спиной и слегка трется о его грудь плечами. Пальцы ее находят его правую руку и вынимают из нее бронзовый poker для камина. Закидывает голову назад, устраивая ее на плече Харкера и обращается лицом к его лицу. Ее черные волосы тоже рассыпаются, свободно расползаясь по шлафроку Харкера. Все тем же мечтательным тоном:

Не будь букой, Джонатан. Приди к нам. Мы подарим тебе блаженство... Особенно я.

Venice

Смеется, с явным удовольствием оглядывая картину.

Какая выдержка. Все трое хороши – он все еще стоит, а вы все еще не добрались до самого сладкого.

Он готов. Я готова.

Облаком тумана перемещается по комнате, оказавшись вплотную к J. Harker, и берет его за порезанную руку. Поднимает ее в воздух и смотрит, не отрываясь, как на ребре ладони растет красная капля, которая вот-вот упадет на пол.
Blandine

Закрывает глаза и видит себя в объятиях всех трех женщин сразу, тонет в своих видениях полностью и не чувствует ничего, кроме полета и легкого холодка в голове.
J. Harker

Поднимается из кресла возле столика, где начинал свою ночь в этой комнате Джонатан Харкер, и делает рукой легкой движение в сторону. Девушки немедленно оставляют бедного путешественника, и он мягко падает на кровать, с балдахина над ней срываются вниз тяжелые занавеси, и Харкера отрезает от комнаты. Уютное сопение изнутри сигнализирует, что англичанин спит.

Негромко девушкам:

Увы, дорогие мои. Придется вам не спать без ужина. Всем вон.

Prince Tepes

Scene:

Same night, same time

Стоит, подпирая стену, в немного вызывающей позе, накручивая на палец красный шелковый платок. Волосы у нее снова собраны на затылке.

Втягивает ноздрями воздух, быстро набрасывает платок на плечи; ткань струится по ее телу, образуя платье.

Обращается к выходящему в коридор Prince Tepes, придав своему голосу смиренное выражение:

Мы провинились перед вами, господин?

Blandine

Молча проходит мимо Blandine, возвращаясь в свой кабинет, делает почти не уловимый жест, зовя ее за собой. В кабинете располагается за столом и берется за документы, которые привез Джонатан Харкер, углубляется в них, не обращая внимания на то, что от угла отделяется Venice и приближается к нему сзади.

Когда той остается уже полшага до его кресла, говорит негромко:

Кажется, вы соскучились по белому свету, чудесные девы.

Prince Tepes

Застывает на цыпочках, с руками, занесенными над плечами Prince Tepes, и закусывает губу. Беспомощно смотрит на князя, затем на Бландин. Дрожащим голосом:

В-вы шутите, господин? Но что же такого мы сделали? Мы слегка позабавились с чужестранцем, чтобы ни он, ни мы не скучали... Зачем он пролил свою кровь?

Venice

Подходит к Venice, кладет ее голову себе на плечо и гладит утешающе по волосам.

Конечно, что ты. Мы просто не поняли намерение господина, который приглашает красивого молодого гостя с чудесной кровью и посылает его спать одного в дальнее крыло, в ночь, когда над замком такая полная луна.

А я только полотенце принесла.

Cleo

Оставляет документы и смотрит через плечо на Клео и Венецию. Непонятным тоном:

Не все то, в чем течет кровь, – еда, милые девы. Иначе я специально останусь здесь на три дня, чтобы лично заняться каждой из вас, повторно. И окончательно.

Выйдите, пожалуйста, из-за моей спины, мне надо говорить со всеми сразу.

Prince Tepes

Подходит к столу и забирается с ногами в кресло для гостей.

Три дня и три ночи.

Девочки, ведите себя прилично. Клео, хочешь вина?

Blandine

Перетекает за спинку кресла Blandine и отворачивается, не отвечая.

Потом поворачивается, наклоняется над ухом Blandine и шепчет что-то, но та начинает смеяться.

Отворачивается снова, сдерживая слезы.
Cleo

Метнув раскаленный взгляд на Бландин, присаживается на подлокотник кресла слева от Prince Tepes и кладет руку на спинку, все-таки норовя соскользнуть ею ему на плечи. Жарко шепчет ему на ухо:

Издевается. Что за существование у нас, господин? Мы уже не интересуем вас? Вы уезжаете... Мы отдали вам жизнь, возможность видеть свет... Но я и не жалела, не знаю, как они. А вы... И гоните меня, даже сегодня. Я хотела привлечь ваше внимание через этого... брезгливо: стряпчего.

Левой рукой осторожно проводит по груди Prince Tepes, стараясь не обращать внимания на то, что он не реагирует на нее, – будто ее нет в кабинете вовсе. Продолжает с новым жаром:

И вот, получилось!

Venice

Стряхивает с себя постепенно все более обволакивающую его Венецию. Бесстрастно:

Иди к подружкам, Venice. Я подарю тебе новую ленточку. А если будешь себя хорошо вести – превращу в черную ласку, и ты забудешь и обо мне, и о полнокровных стряпчих. Прокормишься в лесу птицами.

Prince Tepes

Спокойно наблюдает за приставаниями Venice. В пространство:

Молодость. Вернее, неопытность.

Еще лет сто, и они поумнеют, господин. Я не буду вам пересказывать, на что жаловалась мне только что наша младшенькая. Но на меня вы можете положиться, вы же знаете это. Я давно обрела покой здесь.

Берет со стола бумагу и перо, выпрямляется в кресле, опустив ноги, и принимает деловой вид.

Ваши распоряжения будут выполнены с предельной тщательностью.

Blandine

Шепотом:

Ну и неправда. Ничего я такого не говорила.

Вытирает слезы. К Prince Tepes:

Вы привезете нам что-нибудь из своего путешествия, господин?

Cleo

Тихо, про себя:

Now, that's my girl.

Не торопясь, складывает бумаги о покупке недвижимости в Лондоне в бювар коричневой кожи, откладывает его на край стола.

Ради бога...

девушки вздрагивают, как будто их ударили током

...ради бога, Blandine, не надо ничего записывать. Это тебе не идет. Я уезжаю до рассвета. Мистер Харкер остается под этим кровом, и с ним ничего не должно приключиться. Вы можете забавляться с ним как угодно, это даже было бы полезно, но никаких телесных повреждений. Я закрыл ему кровь, он не будет дразнить вас ею так отчаянно. Если младшие ненадежны, ты, Blandine, получаешь на него carte blanche.

Смотрит на Cleo.

А с тобой, дитя, мы поговорим о твоих обидах отдельно.

Prince Tepes

Переводит взгляд с Prince Tepes на Бландин и Клео, пытаясь что-то понять. Напряженно:

В таком случае, я выбираю второй и последний раз. Вы не вернетесь сюда, я же вижу. Я буду вас ждать.

Выходит в вихре своего алого шифона; роза под лопаткой у нее на спине роняет каплю крови.
Venice

Качает головой.

Бросает перо и бумагу в угол, вскакивает, тянет, взявшись у ключицы, платье вверх, отчего оно снова сжимается в платок.

Кивком приглашает Cleo, но та упрямо закусывает губу и смотрит прямо перед собой.

Девчонки.

Пожав плечами, выходит.
Blandine

Кладет локти на подлокотники, сводит пальцы, смотрит на Клео.

Я не вернусь, Клео. По крайнем мере, не при вашей жизни. Так что лучше расскажи, что заставило тебя плакать.

Prince Tepes

Это. И то, что она этого не понимает. Никто не понимает. Вообще, никого нет.

Оставьте меня с собой.

Cleo

Улыбается:

Я уже оставил.

Prince Tepes

***

Scene

Royal Italian Opera House

Covent Garden

Bow Street, London

Dec. 27, 1894

...И эта сущность женщины, ее непререкаемая, неколебимая верность, которая только и составляет ее славу и силу... почти мужскую силу, мисс Мина, с такой невероятной мощью передана Бетховеном! Мы, мужчины, слишком часты бываем судьбою нашей прикованы цепями к скале, и это иллюзия, что бесстрашный рыцарь в сверкающих латах должен всегда спасать прекрасную узницу дракона, обнаженную и трепещущую... от его зловонного дыхания, от его острых, как кинжалы, когтей... нет! Женщина! Женщина с мужественным сердцем, вооруженным верностью, преданностью своему избраннику, вот что такое Fidelity, вот, что такое Fidelio...

Кидает выразительный взгляд на Мину Мюррей.
Johnathan Harker

Не дожидаясь ответа девушки:

Э-хм. В вашем изложении старина Бетховен становится похож на безобразные пантомимы этого новомодного немца, с которым все так носятся – Вагнер, кажется? Впрочем, солист выглядит так, что его и в самом деле придется спасать во втором акте, совсем исхудал, бедняга.

Мина, ты тоже выглядишь бледной. Стоит ли досиживать? Тебе не повредил бы сейчас свежий воздух.

Sir Murray

Покраснев немного, потупившись:

Я чувствую себя превосходно. Мне нравится здесь – и музыка, и... всё. Как ты скажешь, отец.

Смотрит украдкой на Johnathan Harker и снова опускает глаза.

Вы... в самом деле так считаете, Johnathan?

Mina Murray

Весело:

Давайте же дослушаем, господа! И, Джон, друг мой, зачем эти жаркие речи, как будто тебя самого приковали к стене? Это Лондон, конец XIX века, скоро Новый год! Не осталось ни драконов, Джонни, ни подземелий с цепями, ни верных жен, переодевающихся мужчинами.

Делает грозное лицо и подкручивает воображаемые усы.

Ах! Я буду лорнировать! Говорят, в этом сезоне Лондон привлек несколько действительно интересных, современных людей. Без цепей и драконов.

Подумав:

А вот кому надо на воздух – это мне. Я говорила тебе, Мина, что стала ходить по ночам во сне? Так вот, говорю.

Lucy Westenra

С некоторой досадой, но, видимо, привычный к эскападам Люси:

Ах, мисс Люси, вы все такая же насмешница! Но разве не учит нас музыка, высокое искусство, понимать свои собственные чувства? Разве не дают они нам идеальный пример наших отношений? Ведь мы должны во что-то верить, мисс Люси, если бы мы не верили...

Сжимает что-то в кармане, достает руку, разжимает ладонь, на ней лежит небольшое нательное распятие довольно кустарного вида. Быстро сжимает руку и прячет распятие в карман.

Сосредоточенно:

Если бы мы не верили, чудовища, живущие у нас в мозгу, завладели бы нами. Но мы верим.

J. Harker

Щелкает цилиндром, снова складывает его. Добродушно:

Музыка, молодой человек, не может учить ничему вовсе; это лишь набор звуков, более или менее приятных для слуха, но представляющих собой разного рода колебания эфира. Что же до чудовищ в голове – заходите в мою клинику, я устрою вам наглядный тур. Поучительно и забавно одновременно, а изгоняем мы их средствами современной науки.

Полуповернув голову к Lucy:

Да и вам, милочка, не мешало бы наведаться в мой кабинет. Того и гляди, недолго до истерии.

Улыбается галантно.
Sir Murray

Все так же негромко, но с неожиданной силой:

Не всё на свете исчерпывается наукой и лекарствами и... колебаниями, отец.

С разгоревшимися глазами поворачивается к Johnathan Harker.

Благодарю вас, Johnathan.

Mina Murray

Увлажнившимися глазами смотрит на Мину.
J. Harker

Принимается обмахиваться веером, чуть оправив платье на открытых плечах, через пару секунд берется за театральный бинокль на ручке и смотрит вниз. Принимается делать короткие знаки веером, затем застывает и сидит неподвижно. Через минуту с неестественной живостью поворачивается к спутникам.

Сюрприз, господа, сюрприз. Гораздо интереснее, чем ваша фиделиозная жена и передовой министр, выводящий узников из темниц. Думаю, что Бетховен ослеп оттого, что был слишком серьезен. Он перестал радоваться белому свету. Впрочем...

С еще большей живостью поворачивается ко входу в ложу:

Позвольте представить вам княза Тепеша. Вчера князь оказал моим родителям честь, и посетил нас в нашем скромном доме в Кенсингтоне. А я очень рада, что и сегодня... В общем, знакомьтесь!

Lucy Westenra

Слегка кланяется, приветствуя компанию, расположившуюся в ложе.

Добрый вечер, господа. Благодарю, miss Westenra, за представление: для меня честь познакомиться с лучшим психиатром Лондона – города, который безусловно нуждается в некотором врачебном надзоре.

To Mina Murray:

Mr Harker рассказывал мне о вас, мисс Мюррей, но он был слишком скромен, и я его понимаю. Говорить о своих сокровищах открыто означало бы подвергать их опасности.

To J. Harker:

Рад видеть вас в добром здравии, мистер Харкер. И спешу принести вам как представителю вашей адвокатской конторы уверения в том, что вы продали мне совершенно бесподобный дом. Собственно... снова поворачивается к доктору Мюррею: мы теперь соседи, профессор.

Prince Tepes

Расширив глаза и не мигая, смотрит прямо на Prince Tepes, немного привстает из своего кресла и тянется к нему всем телом.

С некоторым усилием заставляет себя сесть снова и принимает тщательно-непринужденную позу. Руки ее крепко сжимают платок.

Добрый вечер, Prince. Как мило, что вы решили зайти. Давно ли вы в Лондоне? Люси, кажется, уже неплохо знакома с вами.

Mina Murray

При появлении Prince Tepes вскакивает с места и смотрит на него так, как будто тот поднялся из гроба. Встретившись с его чуть удивленным взглядом, берет себя в руки. Слегка натянуто:

У нас здесь принято обращаться к князьям "your grace", Prince. Вы... кажется... не гоняетесь за подобными церемониями, поэтому позвольте выразить удовольствие нашей неожиданной встречей. И разрешите поблагодарить за непередаваемую ночь, проведенную в вашем трансильванском замке.

Смешавшись:

Ваше лондонское жилище, конечно, меньше. И не так живописно расположено.

Совсем смешавшись, прячет глаза и падает на свой стул, поворачиваясь к сцене.
J. Harker

Неодобрительно смотрит на дочь, потом – еще более неодобрительно – на J. Harker, потом переводит взгляд на Prince Tepes и немного смягчается.

Вот это – совсем другое дело. Сразу видно человека строгих правил и старой закалки. Верный тон, удачный комплимент, безукоризненное платье, отличные манеры. И точные наблюдения. Весь город, до единого человека, хоть сейчас запереть. И нисколько не поможет.

Соседи, вы говорите? Вы должны посетить нас как-нибудь, поговорим в более непринужденной обстановке.

Sir Murray

В оркестровой яме воцаряется тишина, свет постепенно гаснет. Доктору Мюррею:

Буду рад, профессор. Мне, право же, интересно, кто именно из ваших пациентов издает эти звуки, довольно точно копирующие волчий вой. Наши дома находятся в преинтереснейшем соседстве.

Мисс Мюррей, мисс Вестенра, надеюсь еще увидеть вас там, где никто не освобождает узников из подземных тюрем, сопровождая свои действия пением и игрой на музыкальных инструментах.

А пока – мое почтение – увы, меня ждут.

Переводит взгляд в ложу напротив, где сидит в полном одиночестве ослепительно красивая женщина лет двадцати с рыжими волнистыми волосами. Женщина смотрит в ложу Мюрреев.

Наклоняет голову и выходит.
Prince Tepes

Вздыхает судорожно. С некоторым удивлением смотрит на свои руки, спокойно лежащие теперь у нее на коленях. В темноте видно только, что в каждой из них зажато по белеющему пятну; платок разорван на две половины.

Несморя на то, что занавес уже поднялся, а Флорестан, на фоне роскошных декораций подземелья, уже поет "Gott! Welch Dunkel hier!", продолжает сидеть боком к сцене, так, что ее отец делает движение, как будто хочет подняться, и J. Harker вскакивает, чтобы повернуть ее кресло.
Mina Murray

Scene:

Doctor Murray's Mansion, London,

10 Jan, 1895

Сложив руки на коленях, смотрит перед собой невидящим взглядом.

...Родители просто сбились с ног. Они уже давно жаловались, что она стала беспокойна. Да, папа. Она всегда была живая девочка, но в последние две недели – просто потеряла покой и сон. Могла вскочить из-за обеденного стола и побежать куда-то в сад, как будто ее кто-то зовет... По ночам бродила по дому, выходила наружу, однажды Sir Westenra поймал ее в легком пеньюаре посреди улицы, где она пыталась остановить кэб. Не знаю, может быть, это лунатизм, но с чего вдруг? И вот теперь она пропала. Уже три дня, как ее нет. Отец, как мы можем помочь ей?

Mina Murray

Выбивает трубку, после чего с невозмутимым видом начинает набивать ее свежим табаком.

Перевозбуждение, стресс. С чем именно это связано, сложно сказать, но то, что психика у нее достаточно неустойчива, мне и так известно. Где она сейчас, конечно, можно только догадываться – я бы предположил, впрочем, что где-нибудь в Ист-Энде. В таких случаях для людей характерно диссоциативное поведение; а лекарств лучше покоя, дробного питания и сна пока не придумали.

Поджигает табак.

Как отец же добавлю, что Люси всегда была избалованным ребенком. Немного строгости в воспитании ей бы не повредило.

Sir Murray

Порывисто оборачивается к Харкеру.

Джон! Но неужели ничего? Вы, как я знаю, объездили весь Лондон, и в Ист-энде тоже побывали... Неужели... Она ведь девушка с такой яркой внешностью, золотоволосая, стройная... Хорошо одета, изысканные манеры. Неужели она может затеряться в городе так, что ее нельзя найти? Нет, нет... Я чувствую. С ней произошло что-то ужасное. Что-то ужасное.

Снова отцу:

Папа, а твой коллега доктор... Хельзинг, кажется? Он не придет сегодня? Я бы хотела с ним поговорить. Тихо: Потому что я и сама... Замолкает.
Mina Murray

Пристально смотрит на дочь. Обеспокоенно, жестко:

Что "ты сама", Мина, pray?

Жестом останавливает Харкера, который уже собрался было что-то сказать.

Профессор Ван Хельзинг в пути. Думаю даже, он уже в Лондоне, однако он не обещал телеграфировать мне, поэтому я не знаю, ждать его сегодня или нет. Ты собираешься дождаться его, и только потом расскажешь мне, что тебя тревожит?

Sir Murray

Умоляюще:

О, Мина, что с тобой? Я уверен, ничего серьезного, ты просто утомилась! Да и воздух в Лондоне нынче совсем не тот. Тебя надо вывезти на природу, подальше от города.

Johnathan Harker

Изо всех сил улыбается.

Да-да, вы правы, отец, Джон... Это все беспокойство за Люси. Дурные предчувствия. И так мало света, ах, скорее бы весна! Доживу ли я до нее?..

Беспокойно оглядывается:

А князь Тепеш будет сегодня, отец? Что-то он давно... дня два, нет, даже три дня уже не заходил к нам. Помнится, он интересовался твоей клиникой, неужели ты ему уже все рассказал, и ему больше ничто, совсем ничто, у нас не интересно?

Mina Murray

Пожимает плечами.

Сложно сказать, Мина. В любом случае, князь не производит впечатления человека, который стал бы заходить к нам просто так, от нечего делать. Мне кажется, у него вполне достаточно своих занятий.

Входит дворецкий и объявляет: "Доктор Ван Хельзинг, сэр". Ободряюще:

Вот видишь, Мина. Your fears must now be allayed at least partially.

Дворецкому:

Show him in, Roderick.

Про себя:

Будем надеяться, что хотя бы он привез нам частичку континентального здравомыслия.

Sir Murray

Входит. Это невысокий, абсолютно лысый человек с глубоко посаженными ярко-зелеными глазами и в небольших очках. У него с собой саквояж; он наряжен в запылившийся костюм, белую сорочку с пышно уложенным галстуком и странные остроносые туфли. Говорит практически с порога, сделав несколько шагов вперед, с легким акцентом:

Доктор Мюррей, для меня большая честь познакомиться с вами, одним из наиболее прославленных английских психиатров нашего времени. Вы, должно быть, Мина Мюррей? А вы, юноша – я не имею честь знать вашего имени, однако по характерно вытертой складке на вашем жилете могу предположить, что вы проводите много времени за письменным столом. В пользу этой гипотезы свидетельствует также и то, что у вас, как я вижу, наблюдается небольшая деформация среднего пальца на правой руке, -– обычное явление для людей, которым приходится очень много писать. Из всего описанного, а также из того, что у вас вид хронически уставшего человека, можно сделать вывод, что вы связаны с бумагами и очень много работаете, видимо, рассчитывая открыть собственное дело. Я предположил бы, что вы юрист.

Dr. Abraham Van Helsing

Распахнув глаза, смотрит на Ван Хельзинга. После небольшой паузы:

Прошу вас, доктор Ван Хельзинг, проходите, будьте как дома. Матушка моя давно умерла, и я у Мюрреев выполняю роль хозяйки. Мы очень рады вас видеть, и... если отец позволит, мне бы тоже было любопытно узнать, что привело вас в скучный материалистический Лондон... именно тогда, когда он почему-то полон по тауэрские стены темными нематериалистическими слухами.

Mina Murray

C улыбкой:

Это впечатляет, профессор Ван Хельзинг. Мне чрезвычайно приятно приветствовать вас, первейшего европейского антрополога, у нас дома. Прошу вас, располагайтесь.

Идет навстречу профессору и пожимает ему руку, приглашая присесть.
Sir Murray

Cлегка оторопев:

Большая честь, профессор Ван Хельзинг. Большая честь.

Встает и учтиво кланяется.
J. Harker

Сокрушенно качает головой.

Мисс Мина, излишне материалистическое мировоззрение плохо именно тем, что выпускает из виду некоторые несомненно важные факторы, участвующие в формировании действительности. В Лондон меня привели некоторые наблюдения и слухи, связанные с одной из главных линий моей деятельности.

Dr. Van Helsing

Стараясь не выдавать своего волнения:

Я склонна согласиться с вашим взглядом на вещи, профессор Хельзинг.

Робко взглянув на отца:

У меня странное ощущение, что в Лондоне воцарилась какая-то необычная подавленность. Нет. Возбуждение. Нет... сочетание того и другого. Газеты полны удивительных слухов, этот пустой корабль, который прибило в порт... волнение папиных пациентов... Я не ученый, но мне почему-то кажется, что люди с нездоровой психикой тоньше улавливают то, от чего мы, так называемые здоровые, отгораживаемся толстым слоем своего здоровья. Но может быть сейчас и происходит вот это – слой здоровья истончается? И мы стали лучше чувствовать?

Опускает голову и возвращается на свое место, с которого вставала, чтобы поприветствовать Ван Хельзинга.

Что именно чувствовать, спросите вы? Улыбается: То, что многие из нас подвластны воздействию чужой воли. Злая это воля, или нет, – вот то, что мне хотелось бы понять.

Mina Murray

Входит в гостиную, следуя за дворецким, доложившем о нем. После общего поклона:

Как тонко подмечено, Miss Murray. Которое тысячелетие лучшие умы и нехудшие души человеческие бьются над этой загадкой – какова та воля, которая создала их и пытается контролировать их существование – и не находят ответа.

Поворачивается к Ван Хельзингу.

Добрый вечер, профессор. Наслышан о ваших изысканиях; вы поистине находитесь на переднем краю науки – ведь именно на нем пытаются женить науку на духе и... с весьма малым успехом, насколько я понимаю.

Prince Tepes

Встает и кланяется.

Добрый вечер, князь. Я всегда придерживался мнения, что кто-то должен находиться за краем науки, и оттуда подавать сигналы, как маяк – пусть даже большинство современников этого человека сочтут сумасшедшим. Поэтому можно считать, что лично я уже "поженил" науку и дух.

Как будто смущенно:

Поэтому, в частности, я с большим сочувствием отношусь к алхимикам.

Dr. Van Helsing

Немного мечтательно:

О, эта старинная лженаука была и мне некогда близка, профессор, да. Алхимики поверяли гармонию жизни алгеброй, разымали, как труп, а потом пытались собрать ее обратно с помощью химии, подкрепленной сбором урожаев на плодородных полях герметических наук. Наверное, кто-то из них и приблизился к Создателю. К какому именно Создателю – вопрос второй.

Оборачивается к Мине:

Как вы чувствуете себя сегодня, Miss Murray? Я, собственно, специально зашел справиться о вас, раз уж получить свежие известия о Miss Westenra не представляется возможным. Я в свою очередь тоже наводил справки, но увы. Все бесполезно.

Prince Tepes

Cловно выходит из ступора, когда Prince Tepes обращается к ней, хотя с момента его появления следила за ним неотступно.

Я... Я лучше наверное, благодарю вас, князь. Я пытаюсь спать, и папа дает мне снотворное, и я... Джонатан и я... Вспыхивает: Скоро совсем поправлюсь. Это все зима, право же, не стоит беспокоиться.

Спохватывается и пытается шутить:

Хотя, если забота о моем самочувствии заставила вас навестить наш дом, пожалуй, мне еще не очень хорошо. Улыбается Prince Tepes, встречается с ним взглядом, вспыхивает, опускает глаза.
Mina Murray

В некотором недоумении смотрит на Мину. Негромко:

Мина, дорогая, ты беспокоишь меня...

Перехватывает взгляд Prince Tepes и замолкает.
J. Harker

Довольно:

О да, князь! Могу представить себе, доктор Ван Хельзинг, что было бы, лечи я своих пациентов алхимическими снадобьями! Тогда меня первого одели бы в смирительную рубашку, и поделом.

Sir Murray

C улыбкой и немного растерянно пожимает плечами.

Право же, господа, мне вовсе не хотелось заставить вас думать, будто бы я по убеждениям алхимик. Просто я с большой настороженностью отношусь к безрассудному отметанию доводов разума на том лишь основании, что они связаны с материями, которых человек доселе не мог ни понять в силу неразвитости своего мыслительного аппарата; ни измерить в силу недостаточной оснащенности соответствующими средствами. Но я искренне верю, что в будущем то, что мы теперь назвали бы мистикой, будет изучено с помощью строгой работы логики и рациональной терминологии так же, как сейчас расследуется любое преступление.

Помедлив:

Правильно ли я понял, что Miss Westenra пропала?

Dr. Van Helsing

Взволнованно:

Да! Да, профессор! По странному стечению обстоятельств, приезд князя Тепеша в Лондон совпал со всеми этими неприятными событиями, которые обрушились на город. Что вы теперь подумаете о нашей столице, князь...

Быстро взмахивает черными ресницами на Prince Tepes, который отошел к камину и разглядывает модель "Золотой Лани" Фрэнсиса Дрейка, но, как можно понять, чрезвычайно внимательно слушает ее.

И не только дело в том, что Люси пропала, в конце концов, папа прав, может быть общее помрачение умов повлияло на нее, и она отправилась, не сказавшись никому, в провинцию к родственникам, или вовсе на материк... путешествовать... Дело еще и в том, что по городу поползли слухи о какой-то белой деве, которая сманивает детей... и дети действительно пропадают. Я боюсь, что эта белая дева имеет какое-то отношение к Люси. Что Люси кто-то увел за собой.

Mina Murrey

Слегка пожимает плечами:

Мисс Вестенра более похожа сама на человека, который поведет за собой, мисс Мюррей. Если уж предполагать нехорошее, то я бы предположил, что ваша "белая дева" – это она и есть.

Чуть расширив глаза:

Ведь главное, что ее труп не выловили из Темзы и не обнаружили в каких-нибудь трущобах. Смею вас уверить – уничтожить труп так, чтобы его не нашли, довольно сложно. Значит, она жива.

Не обращая внимания на явное содрогание Мины:

Представьте ее бродящей по ночным улицам с белым лицом, карминными губами и застывшей улыбкой на лице. Это же прекрасно. Любая маленькая девочка немедленно пойдет поиграть с такой доброй леди.

Prince Tepes

Думает. Затем:

Простите мне мое невежливое любопытство, князь, но вы так безупречно говорите по-английски. Как вам удается?..

Обменивается взглядами с Харкером и, видя, что того тоже интересует этот вопрос, понимающе кивает головой.

Знаете, я всю жизнь изучаю этот язык, но избавиться от акцента мне так и не удалось. Да и вообще – я наблюдал многих людей, но все они говорят с акцентом той или иной степени, если только не изучали язык сызмальства.

Dr. Van Helsing

Учтиво:

О, благодарю вас, профессор. Это незаслуженный комплимент. Но никаких секретов здесь нет – наша семья довольно неплохо обеспечена, и у меня почти с самого рождения был гувернер-англичанин. Попробовал бы я поговорить по-английски с акцентом. Меня бы немедленно лишили сочинений лорда Байрона, господина Шеридана и главное, чудесного ирландца с французской фамилией Ле Фаню.

Prince Tepes

C трудом приходит в себя от описанной Prince Tepes картины метаморфоз с Люси.

Вы не можете так легко говорить об этом, князь. Бедняжка Люси... Да и вот у папы в клинике. Отец, расскажи джентльменам об обострении, которое наступило у этого... как же его? Ренфильда?

Mina Murray

C легким раздражением:

Мина, дорогая, не следует видеть на всем печать таинственного злого умысла. Действительно, у меня в клинике есть пациент Ренфильд. У него классический случай параноидального психоза, осложненный латентным садизмом. Как и любой такой больной, Ренфильд в чрезвычайной степени метеопат. Уверен, что на него, как и на добрую половину моей клиники, повлиял тот разгул стихий, что уничтожил столь любимый тобою, Мина, "корабль призраков". Отсюда его необычная и, признаю, пугающая активность.

Чеканно:

Вот и всё.

C еле заметным налетом иронии в голосе:

Вы думаете, доктор Ван Хельзинг, такие проявления могут быть вызваны какими-то другими факторами?

Sir Murray

Скромно:

Мне сложно судить о проявлениях, сэр Мюррей, не видя их. Однако, безусловно, можно предположить, что психоэмпатическое состояние вашего пациента чувствительно не только к метеорологическим явлениям, но также и к иным раздражителям?

Иначе говоря, если мы допускаем, что Ренфильд реагирует на погоду, почему не допустить, что он реагирует и на что-то еще, в одинаковой степени нами не фиксируемое? Вы не согласны с моим рассуждением, князь?

Dr. Van Helsing

Делает странный летящий жест левой рукой, как будто что-то ловит в воздухе. Рассеянно:

Мне трудно рассуждать о не фиксируемом нами, уважаемый профессор. Каждый из нас не фиксирует что-то иное, и все вместе мы не фиксируем массу интереснейших вещей. Этот Ренфильд... задумчиво: перестал скармливать паукам мух и принялся за пауков сам? И мечтает теперь о хотя бы небольших птичках? Чтобы с кровью, да? С теплой и нормальной красной кровью?

Огорченно качает головой.

Я не психиатр, мне сложно подобрать для этого какое-то правильное научное определение. Но если это он... а ведь мы с вами, профессор Мюррей, живем с двух сторон одной и той же вашей психиатрической клиники... так вот. Если это именно он, впадая в тоску, воет по-волчьи по ночам, то, право же, возьмите меня как-нибудь на вечерний обход, я попробую с ним поговорить не по-врачебному, а на нашем, простом и незамысловатом румынском языке, гордом наследнике латыни.

Prince Tepes

Против собственной воли смеется, не в силах отвести взгляд от рук Prince Tepes. Затем, словно в полусне, переводит взгляд на зеркало, висящее над камином, и застывает, слегка приоткрыв губы.
Mina Murray

Немного удивившись:

Да, совершенно верно, князь, его фиксация приобретает все более причудливые формы. Но как вы догадались о птичках?

В задумчивости встает и проходится по комнате.
Sir Murray

Смотрит на Prince Tepes, как будто вспоминая что-то. Оторопело:

Вот интересно, князь... а я только что вспомнил, что, когда я останавливался у вас в замке, то видел престранный сон.

Вспоминает содержание этого сна и понимает, что сейчас явно не время его пересказывать. Поспешно:

Ха-ха! Я говорю это к тому, что если бы я верил в потусторонние силы, то уж наверное не преминул бы сейчас придать этому сну зловещее провидческое значение, но – I know better than that, oh yes.

Прикрывает глаза и опускает голову, выполняя рукой жест, говорящий: "о, да, будьте покойны, уж я-то знаю..." Открыв глаза, продолжает по инерции улыбаться, ловит взгляд Мины и резко осекается.
J. Harker

С неожиданной настойчивостью:

И все же, джентльмены, я имею в виду нечто вполне конкретное. Пусть Ренфильд реагирует на погоду – пожалуйста. Но, в конце концов, если я составил себе верное представление о лондонском климате, то здесь половина населения должна бы сойти с ума, а все сумасшедшие должны быть буйными социопатами с тенденцией к гомициду. Признаю, это натянутое рассуждение, но, пожалуй, я подкреплю его и еще кое-чем... до того, как приехать к вам, сэр Мюррей, я по основному профилю своей деятельности побывал в Скотланд-Ярде. Так вот, они сбиваются с ног. Такой вспышки преступности не было уже очень, очень давно – пожалуй, шесть-семь десятков лет, если не больше. И это в абсолютных цифрах! представьте себе, каким тогда было население Лондона, и вы поймете, что кризис тех лет был просто беспрецедентен. Я видел их статистику распределения преступлений – это не похоже на естественный рост; напротив, очевиден неожиданный скачок.

Скептически кривит губы; внезапно становится очевидно, что у него довольно злое лицо.

В то же время, я думаю, вы согласитесь со мной, что одной погодой этого не объяснить. Могу заверить вас, что, хотя в Нидерландах тоже не экваториальные климатические условия, ничего подобного там не наблюдается. На мой взгляд, это возмущение носит локализованный характер.

Dr. Van Helsing

Переводит взгляд с Ван Хельзинга на Prince Tepes:

Но... что же делать? Как понять, в чем причина? Ведь это же не может быть какой-то эпидемией?

Mina Murray

Подходит к канапе, на котором сидит Miss Murray, немного наклоняется над ней, закрывая ее собой от остальных людей в комнате, и всматривается в ее лицо, мельком оглядев шею. Тихо:

Вы уверены, Miss Murray, что Miss Westenra не навещала вас дома, перед тем как исчезнуть?

Prince Tepes

Cначала, как и в первый раз в театре, подается вперед и вверх навстречу Prince Tepes, потом овладевает собой и облокачивается спиной о подушки. Неуверенно:

Да... Может быть... Я не помню! Мне казалось, что она приходила ко мне. Ночью. Накануне ночью, в нашей оранжерее... да...

Mina Murray

Легким жестом кладет руку на шею Miss Murray у основания, недолго прислушивается, затем отнимает руку.

И что же? Вы совсем не помните обстоятельств этого визита? Или... вам неприятно – неудобно о них вспоминать?

Prince Tepes

Ловит руку Prince Tepes, чтобы привлечь его внимание к своим словам и убедить его в своей правдивости, но ее ощутимо встряхивает, она опускает взгляд на его пальцы, и видит на них каплю крови. Смешавшись:

Я... она... Нет, нет! Мне показалось, что это была не она, а какой-то черный туман... огромные темные крылья, закрывающие горизонт, узкие зрачки, красный отблеск... волчий вой... Нет! Я, видимо, больна.

Снова смотрит на руку Prince Tepes, которую так и не смогла отпустить, видит, что она совершенно чиста, и в полуобмороке падает на подушки. Шепотом:

Мне нехорошо. Оставьте меня, прошу вас.

Mina Murray

Чуть отдаляясь:

О, простите, Miss Murray. С моей стороны было неделикатно так вас допрашивать. Я уже ухожу.

Глядя ей в глаза и ничего не говоря:

Чтобы вам перестало быть нехорошо, вам придется прийти ко мне. Как и Люси.

Поворачивается к мужчинам.

Ну что ж, господа, пора и в город. Надеюсь, вы простите, если на этом я откланяюсь.

Prince Tepes

Отрываясь от обсуждения с Ван Хельзингом:

Конечно, князь. Прошу вас, не забывайте, что в нашем доме всегда вас ждут; и, хотя это может прозвучать смешно, – будьте осторожнее. В Лондоне сейчас действительно неспокойно.

Встает.
Sir Murray

Также встаёт. С энтузиазмом:

Надеюсь на скорую встречу, князь Тепеш!

Внимательно смотрит на ноги Prince Tepes; тот уже вышел из покрытой коврами гостиной и стоит на мраморном полу передней, откуда собирается пройти к выходу. Негромко:

Какая у князя любопытная обувь. Я сам довольно увлеченно отношусь к туфлям, но надо признать, что князь исключительно элегантно обут.

Мраморный пол передней начищен до блеска, и тем не менее Prince Tepes, в отличие от стоящего рядом с ним Sir Murray, в нем не отражается.
Dr. Van Helsing

Оглядывает пол, себя, доктора Мюррея и слегка разводит руками.

Что поделаешь, профессор Хельзинг. Еще давно один любимый англичанами датский принц замечал, что есть многое на свете – добавлю от себя, что вне света есть еще больше интересных вещей – что неведомо мудрецам. Я вот, например, в этой своей жизни не отражаюсь не только в мраморных полах, но и в зеркалах. Это обидно, но приходится терпеть.

Наклоняет голову и ретируется.
Prince Tepes

Стоит и смотрит вслед Prince Tepes, слегка приоткрыв рот и опустив очки на кончик носа. Затем говорит:

Здесь все еще более сложно, чем я вначале думал. Дело в нём, это очевидно, но виновник – не он.

Смотрит в окно.

Но кто же тогда, черт побери?..

Произносит тихое, но очень внушительное голландское ругательство.
Dr. Van Helsing

Scene

Same night

The Tepes Mansion

London

Сидит в небольшой комнате у камина, в кресле. Перед ней – столик, на котором сервирован high tea для одного человека – чай, scones, клубничный джем, clotted cream.

С удовольствием намазывает густой, алый джем на булочку, потом, оглянувшись, хотя в комнате больше никого нет, языком подхватывает готовящуюся упасть каплю.

Доев, встает, делает несколько шагов по комнате. Садится на постель, несколько раз подпрыгивает на ней. Снова оглядывается, подбегает к двери, быстро открывает ее, выходит и закрывает за собой.

Сбегает по лестнице, от нетерпения несколько раз обращаясь в пар и снова обретая человеческую форму. Останавливается у двери в кабинет, осторожно нажимает рукоять. Дверь приотворяется.

Входит в кабинет.
Cleo

Не оборачиваясь:

Спать, спать. Или, по крайней мере, стучать в дверь, прежде чем входишь.

Prince Tepes

Вздрагивает и, смешавшись, отступает назад, к двери.

Я... Не могу спать сейчас, а вы... уже вернулись, а я... случайно. Я ждала.

Можно, я не буду пока уходить?

Cleo

Разворачивает кресло и некоторое время смотрит на Клео. Затем делает жест, приглашая ее внутрь.

Ты не поверишь, дитя, но мне кажется, что это уже когда-то было. Проходи же, раз пришла и ждала.

Снова разворачивается к столу, на котором перед ним лежит девственно чистый лист бумаги.
Prince Tepes

Облегченно делает несколько шагов к столу.

Я сама совсем не знаю, что мне здесь делать. Новой я никак не могу помочь, успокоить ее. Ей тяжело сейчас. Я плохо помню про себя, но ей, кажется, еще хуже.

Я хочу, чтобы и здесь тоже скорее все... устроилось, как в том доме.

Cleo

Встает, показывая Клео, чтобы она садилась в одно из кресел для посетителей, проходит по кабинету.

Новая девушка – это не твоя забота, Клео. У тебя вообще не должно быть никаких забот. Я взял тебя с собой просто для того, чтобы все видели, какая ты красивая, и чтобы ты увидела, как интересно бывает в мире. Поэтому не занимайся тем, чем тебе не надо заниматься, – не переживай ни о чем и ни о ком. И, главное... учитывая то, что продержаться тихо и незаметно тебе надо будет не так уж и долго... постарайся, чтобы никто не заинтересовался этим домом в мое отсутствие.

Prince Tepes

Красивая? Почему я – красивая?

Подходит к креслу, смотрит на него и почему-то снова вздрагивает.

Не говорите так. Мне здесь очень нравится, я хочу, чтобы было очень долго, и чтобы вы... никуда не отсутствовали.

Пересилив себя, садится в кресло, на краешек, потом медленно продвигается вглубь. Потом резко подбирает ноги, как будто на полу ее ступням горячо.

Вам нельзя отсутствовать. Это опасно.

Cleo

Качает головой:

Ты не знаешь, что ты красива? Поразительно. А как, по-твоему, ты оказалась в этом положении? До того момента ты ведь смотрелась в зеркало, пока еще было можно... ты должна была знать.

Сам себе:

Впрочем, вы никогда ничего о себе не знаете наверняка, пока вам не объяснишь.

Клео, мне нужна твоя помощь. К нам довольно скоро придет еще одна девушка, подруга мисс Люси. И тогда их обеих станут искать еще более упорно. Возможно, что и у нас. Я не могу постоянно находиться в доме, поэтому, прошу тебя, воспользуйся своим старшинством и объясни им, что еще некоторое время им нельзя будет идти навстречу тем, кто их ищет. Это может быть опасно для вас троих.

Prince Tepes

Улыбается радостно.

Нас снова будет трое? Тогда у нас еще много, много времени.

Конечно, я буду помогать! Клео, Люси и...

Как её будут звать?

Cleo

Мина. Ее зовут Мина. У вас, дитя мое, будет около недели.

Возвращается к столу, снова садится на свое место напротив Клео и начинает писать на листе бумаги.
Prince Tepes

С застывшей улыбкой.

Расскажите мне, что будет дальше.

Cleo

Рассеянно:

М-ммм? О чем? О дальше? Я не знаю. Дальше ты прочтешь в книжке, автору которой я пишу письмо. Он ирландец. Ирландцы почему-то составляют второй эшелон авторов книг об Undead.

Поднимает взгляд на Клео, что-то понимает.

О. Не беспокойся. Ты бессмертна.

Prince Tepes

Я знаю. И я, и вы. И Люси, и Мина тоже. Но ведь что-то не так?

Очень тихо.

Давайте уедем отсюда. Прямо сейчас. Пока еще не поздно. Не надо книжек. Не возьмем с собой вообще ничего. Просто исчезнем.

Cleo

Вздыхает:

Это все точно уже когда-то было. Раньше. Нет, позже. Не было только одного, и это одно, Клео, внутри меня, и объяснить тебе этого я не могу.

Поэтому мы, безусловно, никуда пока не уедем, особенно я. А тебя, в общем, уже и можно отправить назад – ты свою роль отыграла. Хотя нет!

Увлекается.

У нас же не охвачен мистер Харкер! Вот человек, который тщетно надеется, что сны и реальность – это разные вещи. Такого оборота событий никто не ожидает.

Prince Tepes

Глаза ее останавливаются на какой-то точке в пространстве, далеко за плечом Prince Tepes.

Встряхивается, выпрыгивает из кресла.

Да! Я буду готовиться. Я стану для него невероятно красивая.

Поворачивается вокруг себя, оглядывая кабинет.

Я хочу на себя посмотреть. Мне кажется, что надо что-то изменить.

Ладонями проводит по платью, которое становится белым, как будто она стряхивает с него цвет.

И еще...

Поворачивает голову в сторону. Ее рыжие волосы подбираются и укорачиваются.

Еще один поворот головы, и от ее затылка к концам волос пробегает неяркое пламя, которое выжигает волосы, делая их иссиня-черными и совершенно прямыми, остриженными ровным полукругом по бокам и сзади, с короткой челкой.

Вот такая. Так правильно?

Cleo

Нет.

Останавливает себя.

Да. Как угодно. Но, боюсь, слишком экзотично, Гайдэ.

Закрывает глаза.

Извини, пожалуйста. Клео.

Помолчав недолго:

Конечно, египетский стиль, у тебя ведь и имя соответствующее. Но все же для мистера Харкера, боюсь, – слишком экзотично. Давай, ты побудешь такой сама для себя. Хотя бы до завтра.

Prince Tepes

Вдруг замирает, как будто лишившись разом той энергии, которая не давала ей покоя и заставляла кружиться. Кивает несколько раз.

Подходит к столу, опирается на него ладонями и пытается заглянуть в глаза Prince Tepes.

Для себя. И для вас.

Cleo

Проводит рукой по краю обрезанных волос Клео.

Вот это хорошо. Этого, кажется, еще не было.

Prince Tepes

Scene

En route to Tirgoviste,

20 Jan. 1895

Возбужденно выглядывает из окна кареты, затем снова возвращается на сиденье, но оставаться спокойным ему явно очень тяжело.

Перекрикивая грохот кареты, Ван Хельзингу:

Невозможно поверить в то, что всего лишь через какой-нибудь месяц я возвращаюсь в эти ужасные земли, доктор Хельзинг. А ведь друг предупреждал меня, хорош же я был со своей английской твердолобостью, когда ему не верил! И вот теперь судьба моей дорогой Мины, судьба мисс Вестенра, – все это висит на волоске. Подумать только... с этим человеком... нет, с этим чудовищем, мы вели ученые разговоры об алхимии и о психиатрии, он с несравненным хладнокровием морочил нам всем головы, уже сделав то, что сделал, с мисс Люси... А потом и Мина..!

Но нет, это невозможно. Мина не пришла бы к нему сама. Ужасное насилие, на которое можно ответить только насилием. Очищением и уничтожением. Рыцарь должен спасти деву от дракона. Пора.

Johnathan Harker

Спокойно, мерно покачиваясь и сотрясаясь вместе с каретой:

Вы должны сохранять хладнокровие, Джонатан. Его сила – в умении воспользоваться нашим неверием, нашей нерешительностью, нашей слепой верой в рациональное.

Помедлив:

В частности. Но вот вы, например... вы при всем своем безрассудном стремлении освободить вашу подругу так и не поняли до конца, с кем мы имеем дело.

Лично я буду очень удивлен, если мы вернемся живыми, а тем более – с победой.

Dr. Van Helsing

Пылко:

Но как же не понял? Да я многое видел сам, а после ваших рассказов все встало на свои места! Честно говоря, я и сам не понимаю, как он выпустил меня из своего этого логова живым! Я же видел... видел черный туман, срывающийся с башни и исчезающий за воротами... и эти девушки.

Содрогается, но понять, содрогается он нервно, или оттого что заново переживает какое-то возбуждение, нельзя.

И еще одна девушка, эта его рыжеволосая, совсем молодая... О. Нет. Мы можем погибнуть, но ценой своей жизни мы должны его остановить.

Просто и проникновенно:

Я готов к этому, доктор Хельзинг. Если вы можете рассказать что-нибудь, что не снизило бы мой боевой дух, но помогло бы в борьбе с ужасным вампиром, я был бы вам крайне благодарен. Прошу вас!

J. Harker

Печально:

Джонатан, судя по всему, наш противник – не кто иной, как валашский князь Влад Дракула. Его имя – Тепеш, или Цепеш, – означает по-румынски "тот, кто сажает на кол". По популярным преданиям, Влад Дракула насадил на деревянные смазанные маслом колья несколько десятков тысяч человек. Считается, что он умер в сорок пять лет, однако конкретных подтверждений тому нет. Известно, впрочем, что голова его была доставлена турецкому султану и выставлена у того при дворе. Но вы, я думаю, понимаете, что это с тем же успехом мог быть и кто-то еще. Более того, скорее всего так и было, потому что после гибели Дракулы легенды о вампирах, оборотнях и злых силах начали расползаться по Валахии, как чума. Что же на самом деле случилось с Дракулой, никто вам, я думаю, не расскажет. Есть некоторые вещи, о которых люди предпочитают молчать.

Кое-чего, признаться, я не понимаю. Например, он сказал мне, что у него был гувернер; а между тем речь его изобилует очень современными конструкциями (я как иностранец очень чувствителен к таким вещам), которым ни один гувернер бы его не обучил, и выучить их в удалении от Британии он не смог бы. Больше того, во времена, когда он должен был быть молодым, только несколько румынских семейств выписывали английских гувернеров – я проверял это по бумагам соответствующих учреждений -– и его семьи среди них не было. Похоже, понимаете, что он на самом деле не румын, не валах, а просто-напросто англичанин. Но тут я уже вступаю на зыбкую почву чистых догадок.

Замолкает, некоторое время молчит, потом говорит:

Есть некоторые распространенные версии, гласящие, что убить вампира можно, пробив ему сердце осиновым колом. Также говорят, что вампиры боятся чеснока и серебра. Боюсь, однако же, что наше дело сложнее.

Склоняется к Дж. Харкеру:

Я думаю, что наш соперник бессмертен. Я думаю, больше того, что это лишь сущность, заключенная в теле Влада Дракулы и обессмертившая его; не исключено, что до Дракулы она была в ком-то еще.

Dr. Van Helsing

Обмякает на подушках, глаза его слегка закатываются, а губы произносят голосом, странно похожим на голос Prince Tepes:

For a person who has not lived even a single lifetime, you're a wise man, Van Helsing.

Приходит в себя и смотрит на Ван Хельзинга в ужасе.

Но... что-то ведь можно сделать! Хотя бы попытаться. Хотя бы совместить осину, серебро... Выпустить кровь. Ведь Мина же, и ведь Люси, и все эти дети в Лондоне...

J. Harker

На минуту теряет самообладание и с ужасом наблюдает за метаморфозой, исказившей лицо Дж. Харкера.

Негромко:

Duivelskunstenaar!

Харкеру:

Дорогой мой друг, я уже понял некоторое время назад, что все происходящее на самом деле далеко не столь самостоятельно, насколько мы привыкли – или желаем – думать.

Вздыхает.

Вот смотрите... Я, например, не уверен, что князя надо пытаться убить. Его место займет кто-нибудь другой, не сомневайтесь; не в такой форме, так в другой. Наша задача в первую очередь – спасти девушек. Но ни вы, ни сэр Мюррей не станете слушать меня. Жажда подвига, жажда крови вашего врага застит вам глаза. И поэтому произойдет то, что сыграет в конечном счете ему на руку. Мы втроем бросимся на него, и, скорее всего, все погибнем. Вы не представляете, Джонатан, что это за существо – оно смогло прожить как минимум четыреста пятьдесят лет и сохранило такую ясность мысли и твердость поступи. Да еще этот Ренфильд... он тоже, я вас уверяю, не станет хватать князя или бросаться ему под ноги.

Поворачивается и выглядывает в окно. С тщательно скрытым отчаянием:

А вы упрекнете меня в малодушии. Скажете, что старый дурак на закате жизни перепугался за свою шкуру. Поэтому я буду действовать с вами, но результат от этого не изменится.

Фыркает:

Что – дети в Лондоне! Вы думаете, он увел их за собой, как Гамельнский крысолов? Полноте, Харкер! Вы держите нашего противника за дурачка, я смотрю. А между тем он вполне сознательно делает все это и ведет нас в ловушку. Я только не понимаю, зачем.

Dr. Van Helsing

Сжав зубы:

В ловушке уже находятся две девушки, доктор Хельзинг, которые либо превратятся в ужасных вампириц, либо погибнут, потому что связь их с ним кровная. Если его не уничтожить, их не спасти.

Посмотрим, кто кого. Вы не представляете, как его боятся и ненавидят в окрестных землях. Наш засадный полк тоже кое на что сгодится.

Про себя:

Да... что-то с ним совсем нечисто. Взять хотя бы то, что когда я приезжал к нему в замок, он был совершенно сед. А в Лондоне – черен волосами, как вороново крыло, и уже больше не называл себя "старым князем". Наверное, "корабль призраков" – тоже был его рук... вернее, его зубов делом. Поэтому-то он и помолодел. Омолодился.

Мычит в ярости, затем снова выглядывает из кареты.

Мы их нагоняем. Я вижу их экипаж выше в горах. Это его карета.

J. Harker

Молодой, глупый, ничего не понял.

Да, Джонатан, вы правы. Что же, будем надеяться, что Господь не отвернется от нас в нужную минуту.

Dr. Van Helsing

***

Спокойно обозревает вид из окна кареты, обращаясь к невысокому человеку с нервно подергивающимся лицом, сидящему напротив.

Мы едем туда, Ренфилд, где вас уже никогда не найдут и, безусловно, более не засадят в клинику. С вами уже все в порядке. Вы вызвались служить мне и моей вероятной, хотя и вряд ли возможной семье... в течение всех тех поколений, которые будет Господу угодно подарить вам, и вы переменили свою участь.

Мы имеем в плюсе то, что вы более не находитесь в психиатрической лечебнице, а в минусе то, что до этого вашего нового дома нам еще надо доехать. О будущих поколениях Ренфилдов мне пока загадывать не хотелось бы. Вам ведь все это понятно, правда?

Prince Tepes

C маниакальным упоением во взоре слушает Prince Tepes, кивая в такт каждому слову.

О да, о да. Извечный повелитель луны вышел из моря и забрал меня с собой к подножию облаков. За что, о, за что это мне!

Качает головой, как будто не веря своему счастью.

Я буду служить вам, как лапы служат собаке, господин. Ни на один предмет в вашем доме, пока я буду жив, не упадет пылинка; ни один ваш карандаш не останется незаточенным, ни одна петля – несмазанной.

Renfield, madman

Рассеянно:

Хм-ммм... смазывать петли, Ренфилд, это, знаете ли, можно понимать по-разному...

Сосредоточившись:

Похоже, в этом поколении с вопросом "понятно ли это вам" можно не спешить. Или же ничего не выйдет, и я останусь здесь спокойно приводить его мозги в порядок.

Не оборачиваясь и не меняя своего положения в карете:

Нас довольно скоро настигнут те, кто едут сзади. И остановят те, которые ждут нас спереди. Будьте... м-ммм... будьте благоразумны, пожалуйста.

Prince Tepes

C умиротворенной радостью в голосе:

Я убью их, убью, а дорогу вымажу их кровью, чтобы остальным было неповадно ездить к вашему дому, о, господин мой, чьи черные крылья закрывают горизонт.

Renfield

Пробует подойти с другой стороны; мягко:

Ренфилд, если вы будете упорствовать, я вас запру в этой карете. Пожалуйста, возьмите себя в руки. Если надо будет кого-нибудь убить, я уж как-нибудь сам...

Prince Tepes

Тут же соглашается:

Нет, я не буду убивать. Никого не убью. Вы только скажите, что надо сделать, господин, я все сделаю. Я ведь сразу узнал вас, когда увидел.

Renfield

Некоторое время проникновенно смотрит в глаза Ренфильду.

Беречься, Ренфильд. Беречься, чтобы в случае неудачи было кому служить нашей семье. Вы, в отличие от меня, не бессмертны.

Prince Tepes

Думает.

Но... я просто не понимаю... в случае неудачи... вы же не можете умереть, мой господин? Какая же неудача может нас постичь?

Renfield

Пожимает плечами:

Трудно объяснить, Ренфилд. Основная неудача, видимо, заключается в том, что человек всегда вынужден выполнять чужую волю. В то время как у него есть своя. Но главное все-таки ввязаться в драку. А там посмотрим.

Карета замедляется после долгого периода бешеной скачки и через некоторое время встает. Кучер кричит с козел по-румынски, что дорогу завалили.

Ну вот. Кажется, мы ввязались.

Выпрыгивает из кареты, быстро проверив пару пистолетов и кривой турецкий кинжал на боку. Ренфилду:

Заряжать. Передавать. На людей не кидаться. Ясно?

Prince Tepes

С энтузиазмом, но в то же время с небольшим разочарованием:

Да... Да, я понял, о господин.

Изготавливается.
Renfield

Спереди слышны отрывистые выкрики, можно узнать голос доктора Мюррея, кто-то быстро лопочет, переводя его на румынский, в ответ слышен согласный ропот местных мужчин, тихие приготовления к ружейной стрельбе, внятные уху Prince Tepes, но более никому. Среди поваленных деревьев, которыми перегорожена узкая и заснеженная горная тропа, мелькают лица приготовившихся к нападению крестьян, полыхают факелы. Сзади карету Prince Tepes настигает, замедляясь, карета с Харкером и Ван Хельзингом. Тьма мешает им всем увидеть Тепеша, одетого в черное, а его карета почти не видна в ночи.

Быстро оценивает обстановку и аккуратно стреляет вперед, сшибая один из факелов, и назад, пробивая карету так, что пуля проходит над головой Харкера.

Сам себе:

Ну, идите сюда потихоньку, мои маленькие друзья. А то ведь я уведу всех ваших женщин и выпью всю вашу кровь.

Prince Tepes

Спускается с заграждения, сжимая в руке длинную винтовку. Громко:

Have the decency to show yourself, sir!

Размахивается и швыряет факел в сторону предполагаемого местонахождения Тепеша. Факел падает на землю; его подхватывает Ренфилд и азартно забрасывает назад, попадая в какого-то незадачливого крестьянина.

Сэр Мюррей хватает еще один факел, и оставив винтовку спутникам, достает из-за пояса пистолет, после чего начинает неверным шагом двигаться в направлении князя. За ним тянется тонкая вереница крестьян с дрекольем.
Sir Murray

Весело:

I need no decency, Dr Murray, at least not after all the atrocities I have already committed in your land.

На несколько мгновений озаряется странным красноватым светом, в котором кажется не человеком, а демоном с кожистыми крыльями. Непонятным образом перемещается вплотную к Prof Murray, отводит в сторону его пистолет и сильно толкает в грудь, отчего тот падает назад. После этого свечение вокруг него уже не исчезает, только делается неверным и отливающим серебром. Оборачивается к так и не перелезшим свое собственное заграждение крестьянам и смеется немного зловеще, целясь из пистолета в того, кого опознает как их главаря:

Бранко, Бранко... вот погибнешь ты славно от руки своего немертвого князя, кто же будет кормить твоих дочерей?

Быстро оборачивается и встречается взглядом с выскочившим из кареты Харкером.
Prince Tepes

Судорожно крестится, и, почему-то присев на четвереньки, поспешно скрывается с места действий.
Бранко

Стреляет над головами крестьян, весело посмеиваясь. Бормочет себе под нос:

Ха! Вы сами не понимаете, с кем хотите сразиться, жалкие деревенские недоноски! Мой хозяин пребудет вовеки!

Renfield

Как загипнотизированный, наблюдает за метаморфозами Prince Tepes и его молниеносными перемещениями. Медленно поднимает руку с зажатым в ней пистолетом и стреляет в него, попадая ему в правое плечо. Побелевшими губами выговаривает:

Серебряные пули, князь. Они должны подействовать.

J. Harker

Вскрикивает и хватается за плечо. Громко:

Чертов клерк! Покажите ему, хозяин! Вырвите ему глаза!

Renfield

Немного отходит назад, пораженный пулей. Кривит рот:

Неплохо, мистер Харкер. Неплохое ответное угощение за все те безобразия, которые сотворили с вами мои девушки.

Издевательски, достав кинжал и не спеша им воспользоваться:

Должен заметить, что и эта их любезность не осталась неотплаченной со стороны вашей невесты, которая оставила вас и пришла ко мне.

Харкер кидается на Prince Tepes, Tepes поражает его в левое плечо кинжалом.
Prince Tepes

Как будто с трудом вылезает из кареты с небольшой книгой в левой руке. Громко:

Князь! Ведь вы не вампир, признайтесь! Настоящий Дракула давно уже мертв, а вы, вы – дух; вы вечный демон, вселившийся в его тело – вы придумали всё это, чтобы убедить нас, будто бы над вами можно одержать победу.

В правой руке держит за спиной короткий, но толстый осиновый кол, сжимая его так, что побелели костяшки. Открывает книгу и произносит фразы, странно знакомые Prince Tepes:

Domine sancte, Pater omnipotens, aeterne Deus, Pater Domini nostri Jesu Christi, qui illum refugam tyrannum et apostatum gehennae ignibus deputasti, quique Unigenitum tuum in hunc mundum misisti, ut illum rugientem contereret: velociter attende, accelera, ut eripias hominem ad imaginem et similitudinem tuam creatum, a ruina, et daemonio meridiano.

Осторожно приближается к князю.

Da, Domine, terrorem tuum super bestiam, quae exterminat vineam tuam.

Бросается на Prince Tepes, размахнувшись колом.
Dr. Van Helsing

Tepes cмотрит на Хельзинга, стоя неподвижно, как будто заслушавшись, в это время в спину ему пару раз стреляют из засады крестьяне, заставляя на этот раз передвинуться чуть вперед, где он снова сталкивается с Харкером. Харкер стоит, держа наготове целой правой рукой английский морской кортик, который он угрожающе выставил вперед, и шепчет:

Отрезать голову. Я отрежу вам голову, князь, если узнаю, что вы не просто превратили Мину в подобную себе, но... как-либо еще... как-то иначе...

Кидается на Тепеша, но тот с легкостью отбивает удар левой рукой, разворачивает Харкера от себя и отшвыривает на землю, попутно, похоже, вывернув ему руку. Харкер теряет сознание.
Johnathan Harker

Негромко Хельзингу:

Чем вы собираетесь пронять меня, профессор Хельзинг? Книжкой и деревяшкой? Может, у вас еще связка чеснока припасена за пазухой? Взялись пронимать – так делайте же что-нибудь, я не буду тут вступать с вами с душеспасительные беседы.

Выбивает из рук Хельзинга книгу, когда пришедший к тому времени в себя Мюррей поражает его в грудь выстрелом из винтовки. Эта пуля тоже серебряная.

Постояв недолго и посмотрев на Хельзинга, падает.
Prince Tepes

Подбегает к лежащему князю и приставляет к его сердцу кол, после чего, достав из-за пазухи тяжелый револьвер, хочет ударить ко колу ручкой.
Dr. Van Helsing

Непонятным образом на месте Prince Tepes оказывается волк, хотя видно, что он ранен и весь в крови, который в один прыжок выворачивается, опрокидывает Хальзинга, вцепляется ему в горло и перегрызает его. С неба падает разветвленная молния, снова освещающая место происшествия, на котором остаются лежащий без сознания Харкер, мертвый Хельзинг и застывшие в ступоре крестьяне во главе с доктором Мюрреем. Волк, оскалившись, обводит их горящими красными глазами, роняя капли крови, вскакивает в карету, и кучер, вновь забравшийся на козлы, разворачивает экипаж, направляясь в объезд кареты Харкера.

Доктор Мюррей спешит к Харкеру и Хельзингу.
On the Scene

C благоговением:

О-о! О, великий князь, вы остались живы, я знал, что вас так просто не повергнуть. Но вы весь в крови! Эти злодеи поранили вас!

Поспешно:

Давайте же я вас перебинтую!

Порывается снять рубашку.
Renfield

Безразлично:

Не надо ничего на мне трогать, Ренфильд.

Смотрит вперед, через несколько секунд кучер останавливает карету. Открывает дверцу.

Пересядьте к кучеру. Пусть едет, пока не начнет светать, как раз доберемся до замка.

Prince Tepes

Послушно выбирается из кареты, бормоча себе под нос что-то неразборчивое, и садится рядом с невозмутимым кучером. Тот, кажется, напевает какую-то мелодию. Карета вновь трогается.
Renfield

Карета подъезжает к замку Тепешей, когда из-за горы, на которой он стоит, выглядывает первый утренний луч.

Некоторое время сидит внутри кареты, не открывая плотных темных занавесок на окнах, и о чем-то думает.

Сам себе:

А чего ты ожидал? Что дашь себя убить? Даже если таким и был первоначальный план? Ты думал, что закроешь глаза и позволишь всадить себе в сердце осиновый кол и поудобнее уляжешься, чтобы какой-нибудь образцовый Харкер отрезал тебе голову? Как же ты наивен, Tepes...

Теперь назад. Домой. Посмотреть, что стало с этой историей, которую мы вывернули наизнанку. Зализывать раны и...

Открывает дверцу кареты, выбирается, при неверном свете зимнего утра поправляет на себе одежду, хотя удается это ему довольно плохо.

Делает несколько шагов вперед по дороге к воротам, за которыми начинается путь, ведущий наверх, в замок.

Не дойдя до ворот, сгорает в солнечном луче.
Prince Tepes

Кричит:

Хозяин! Хозяин! Master!

Падает и начинает плакать, запихивая в рот целые пригоршни снега с того места, где исчез Prince Tepes.

Кучер тем временем спускается с козел и тихо удаляется.
Renfield
***

Мы оказываемся в той самой обеденной зале, где некогда Влад Дракула продал неизвестному человеку в мехах свою душу в обмен на победы, силу и бессмертие.

Ситуация повторяется. Они вновь сидят друг напротив друга за столом, их кубки полны вина, а тарелки – мяса; приглушенный и неровный свет свечей дрожит на стенах и на столе.

Здравствуйте, князь. Приятно видеть вас в добром здравии.

Drac

Поднимает взгляд на существо, сидящее напротив.

Без особого выражения:

Вот как.

S.S.

Удивленно:

Вы что же? Не рады меня видеть? Вы же сами хотели прервать уже, наконец, это бесконечное заточение.

Из его одеяния выскальзывает хорек и, обвившись пару раз вокруг ножки стула, на котором он сидит, убегает.
Drac

Вежливо:

Я рад вас видеть, Мессир.

S.S.

Огорченно:

Вы как будто устали, дорогой Профессор. А между тем, согласитесь, что по географическому и временному охвату – не говоря уж о том воздействии на умы современников, которое вы всякий раз оказываете, – ваше путешествие не знает себе равных. Неужели простое сидение дома, – ну, пусть в одном из ваших домов, – было бы для вас предпочтительней?

Раздумывает.

Взгляните, сколько искреннего участия я к вам проявляю. А мог бы сделать вот так...

Внезапно перегибается всем туловищем через стол, как огромная змея, и, обвившись вокруг S.S., охватывает его крыльями. Вокруг сгущается тьма, и слышен шум от разваливающихся стен замка – когда становится светло, мы видим, что от прежней резиденции Дракулы остались лишь развалины. Drac, превратившись в крошечного черного черта, сидит на плече у S.S., болтая ножками.

Повернитесь, рыцарь. Я хочу вам кое-что показать и рассказать.

S.S. поворачивается и видит, что стоит на выдающемся отроге скалы, под которым, далеко внизу, простирается огромная и совершенно голая пустыня. В небе видны странные черно-голубые всполохи; такое впечатление, что за облаками, в небе, движутся огромные силуэты.
Wolfgang Woland (Drac)

Оглядев пейзаж и сполна оценив демонстрацию, устроенную Воландом:

Ах, Мессир, все время одно и то же. Вы все время подозреваете меня в усталости и ждете от меня благодарности за те полосы препятствий, который с неистощимой выдумкой швыряете мне под ноги, растягивая их в годах и даже иногда в веках. Право же...

четко:

устать можно только от однообразия. В моих же приключениях однообразия не наблюдается. Я всегда могу быть уверенным, что мне не удастся ни сбежать от вас, ни перехитрить вас. Это хороший общий знаменатель, который наполняет меня... м-ммм... уверенностью в завтрашнем дне.

S.S.

Пустым голосом:

Помолчите.

Wolfgang Woland

Прикусывает язык и молчит.
S.S.

Внезапно где-то далеко вверху, как будто в небе, раздается оглушительный свист, сразу после которого облака окрашиваются красным. Разорвав ткань неба и оставив в ней черные трещины, вниз с воем обрушивается фигура, одетая в великолепной выделки блестящие, но погнутые и оплавленные доспехи. Фигура ударяется о землю и лежит недвижно; с ее головы падает корона, и рассыпаются белые волосы. Видно, что вместо одного глаза у упавшего – зияющая черная дыра.

Из короны выскальзывает большой зеленый камень, и, немного поколебавшись, падает неподалеку. Облака, окрасившиеся в красный цвет, тяжелеют и опускаются ниже; небо темнеет, и вдалеке слышен тяжкий ритмичный грохот.

Негромко:

Это место называется Армагеддон.

Из-за облаков выходят ангелы. Их очень много, и все они одеты в сверкающие доспехи и вооружены мечами; обычные – одним мечом, архангелы, серафимы и престолы – многими. Их лики ужасны. Через черные трещины в небе появляются великие архангелы: Михаил и Гавриил. Они держат скованных и искалеченных собратьев – это Аввадон и Вельзевул. Среди сонма ангельского воинства можно заметить и других скованных ангелов-мятежников: Бегемота, Астарота, Азазеля и прочих.

С презрением:

Никто из них не справился бы со мной, конечно же. Никогда не справился бы, ведь я был первым ангелом, самым великим, самым могущественным. Самым любимым. Но я посмел усомниться. И был убит.

Вслед за Михаилом и Гавриилом показывается фигура Метатрона, которого S.S. узнает.

А вот и сам Голос. Он единственный стоял в стороне и не пожелал участвовать в этом. Он не хотел оглашать Волю.

Wolfgang Woland

Завороженно смотрит на разыгрывающееся действие. Не отводя взгляда от поверженной фигуры:

Но... как же убиты? Смотрит на Lapis Exilis, выпавший из короны Утренней звезды. Ведь вас-то тем более нельзя убить. Даже за это. Вас нельзя убить и вас нельзя убивать. Иначе это творение было бы порочно с самого своего замысла. Иначе... получается, что замысел был небеспорочен, если вы смогли его нарушить.

S.S.

Глухо:

А почему вы думаете, что замысел был беспорочен?

C ухмылкой:

Ни одна сущность не способна произвести на свет материю, не отягощенную злом. Я знал это. И Он знал, но не хотел признать.

Тем временем внизу Metatron приближается к фигуре, лежащей посреди пустыни, и, наложив руки ей на голову, говорит что-то ей в ухо и целует ее в лоб; затем, поднявшись с колен, гневным жестом приказывает ангелам и архангелам отпустить пленников. Шатаясь, ангел с белыми волосами встает на ноги – он оказывается очень высок. Он поднимает корону без камня и, отряхнув ее о колено, водружает на голову. Одно из его крыльев сломано, но он, тем не менее, распахивает крылья на всю длину – так, что все отпущенные пленники группируются в их сени. Он кладет руку на то место, где у него должен был быть меч.

W.W., с грустью:

Утрнняя Звезда мертв... и это уже не я.

Ангельский легион под предводительством двух великих архангелов спускается и выстраивается напротив Утренней Звезды и подчиненных ему мятежных ангелов, готовясь дать последний бой. Видно, однако же, что всем им неприятно это; и, кроме того, они не уверены в своей победе.

Тем временем первый ангел поднимает одну руку к небу, а другую опускает к земле.

W.W., с оттенком гордости в голосе:

Вы знаете, почему меня называли Утренней Звездой?..

В обеих руках, а также в пустой глазнице ангела загораются ослепительные красные звезды, заливающие всю равнину алым ядерным светом. Ангелическое воинство отшатывается. Метатрон поворачивается к коронованному ангелу и говорит ему что-то. Звезды в его руках тухнут. Метатрон поворачивается к Гавриилу и Михаилу и, жестикулируя, дает им какое-то указание.

После этого ангельский сонм собирается и, медленно и торжественно поднявшись в небо, распадается в солнечных лучах. Утренняя Звезда и его помощники остаются на земле. Начинается дождь.

Меланхолически:

Вот так это всё произошло.

Wolfgang Woland

С совершенно ненаигранным почтением:

Благодарю вас, Мессир, за то, что вы показали мне это. Это знание, и это зрелище... стоило четырех с половиной веков мелкого земного прозябания. Я понимаю, что это не компенсация, а просто... пришлось вам к слову.

И думаю, что это вы, повелитель Тьмы, были тем, кто зажег первую утреннюю звезду... Хотя вы и не создали их.

Тихо:

Создание не было лишено порока, потому что в нем не могло не быть всего. А там, где есть всё, есть и зло. Нет ничего удивительного. Впрочем, когда смотришь на то, как это происходило, понять, где зло, а где незло, довольно сложно.

S.S.

Ровно:

Да, вам еще предстоит заняться этим вопросом очень близко, рыцарь.

После того, как произошло то, что я вам сейчас показал, мои солдаты принялись заниматься на земле самыми разными вещами. Их я не всегда одобрял, да и сейчас не всегда одобряю.

Спускается с плеча S.S. и садится рядом на камень, приняв вид высокого человека в белой рубашке и тщательно отутюженных брюках. Достает сигарету и закуривает.

Например, продолжение ангелического рода с земными женщинами. Мне это всегда представлялось занятием странным и неблаговидным. Однако же некоторые потомки таких союзов оказывались интересными людьми, пусть не в первом колене. Одним из таких людей был Vlad Teophol, или Deofol. Это настоящая фамилия князя Влада Дракула. Он потомок... одного из моих командиров.

Wolfgang Woland

Отрывается от созерцания пейзажа, поворачивается к Воланду.

Вы шутите. Вы знаете... но, конечно же, вы знаете. Да. Вы знаете нашу настоящую фамилию. И она – такова? Тепеши, вернее, Дракулы, были дьяволами?

Негромко смеется.

Нет, мне действительно нельзя назад теперь, Мессир. А то меня когда-нибудь порвет на части расхождение ангелической половины моей натуры и той ее части, которая норовит заинтересоваться чем-нибудь приземленным. Какой-нибудь алхимией, или, не приведи Господь, земными женщинами.

S.S.

Медленно докуривает и поднимается.

А я пока и не отправляю вас назад, рыцарь. У меня еще есть некоторые идеи. Уверен, вы отнесетесь с пониманием.

Всего хорошего.

Делает шаг с обрыва и, превратившись в черную птицу, подхватывает поток ветра; некоторое время парит на месте, затем несколько раз мощно взмахивает крыльями и скрывается из виду.
Wolfgang Woland

Задумчиво:

Не нравятся мне эти паузы между словами... И вообще, слишком многое мне во всем этом не нравится.

Поворачивается и идет от обрыва, меланхолически срывая какую-то засохшую травинку и теребя ее в пальцах. В пустоту впереди:

А я и не собираюсь пока назад, Мессир. Я еще не всех навестил здесь. Только бы найти...

S.S.

Scene

Library in the Tepes Mansion

London

Jan. 21, 1895, sunrise

Входит в библиотеку, стараясь двигаться спокойно и неторопливо, но ее ощутимо бьет дрожь.

Подходит к окну, где между нагромождениями темных силуэтов домов заметно, что край неба начинает светлеть. Опускает тяжелые портьеры, в комнате становится темно, если не считать угасающих углей в камине.

Присмотревшись, видит, что за одним из столов сидит человек, опустив голову на руки.

Подходит и приседает рядом, потом опускается на колени. Негромко:

Госпожа?

Cleo

Вздрагивает, поднимает голову, смотрит на Клео.

А, это ты, девочка. Что-то нехорошо мне сегодня, еще хуже чем раньше. Пока была тут у вас эту неделю, мне казалось, что отпустило, так восхитительно кружилось в голове... И мы ведь устроили красивый спектакль перед Джоном и папой, и доктором, правда? Или это не был спектакль?

Я совсем запуталась, Клео. Надо что-то сказать Люси, с ней совсем беда.

Mina Murray

Болит голова?

Встает, отходит и устраивается в углу, прямо на полу.

Ей никак нельзя помочь. Мы делаем, как должно быть. Про нас будет написано в книгах. Он так сказал, перед тем, как уехал.

Cleo

Вздыхает:

Нет... Не голова. Я не могу понять – ведь мы с Люси не такие, как ты. Или такие же?

Смотрит на свои руки, прикасается к своей шее.

Мне кажется, что физически... вспыхивает, потом овладевает собой ...физически почти ничто во мне не изменилось, почему же так невозможно жить, как прежде?

Вот. Вот я и поняла. Совершенно невозможно жить так, как прежде. Что же, так будет всегда? Скажи мне, девочка, скажи. Скажи, кто ты. Сколько тебе лет?

Mina Murray

Я не помню. Зеленое? И дождь, все время дождь, и океан, скалы, торф в очаге... Нет, наоборот, очень жарко, песок и река...

Нет, не помню. Потому, что так, как было, – больше невозможно. А так, как сейчас, – уже очень давно. Всегда.

Вы не такие, конечно. Вы не бессмертны. А я, и он...

Поднимает на Мину блестящие, сухие глаза.

Все скоро закончится. Разве ты не чувствуешь?

Cleo

Слушает Клео, изо всех сил пытаясь понять.

Зачем он это сделал? Я не понимаю. Я знаю, что он позвал и Люси, и меня... или нет... мы сами, но нет, нет! Он позвал. Зачем? Лондон полон девушек, он мог бы найти кого-то... И все подумали, что мы превратились в каких-то чудовищ – в похитительниц детей, и что он погубил и нас, и этих детей, и что... Но ведь ты говоришь, что мы другие. То есть... и Люси, и я – такие же, как прежде. Только немножко сумасшедшие.

Молчит.

Может, поэтому он и позвал нас.

Что-то надумав:

Ведь не потому же, что мы были связаны с теми людьми, которые могли понять, кто он. Мой отец и доктор Ван Хельзинг. Это же самоубийство...

Беспомощно:

Я не понимаю. Не понимаю...

Mina Murray

Кивает головой.

Смерть. Это тоже нужно.

Только на этот раз он сделал это не для тебя. Ни для кого.

Для себя.

Этого еще не было.

Опускает голову и шепчет что-то на незнакомом языке, слова повторяются, как будто она их перебирает и пробует.
Cleo

Вскакивает.

Я не понимаю. Не хочу понимать. Либо бессмертие, либо смерть.

Подходит к окну, немного отодвигает портьеру. Видит, что горизонт светлеет.

Я пойду, Клео. Пойду, посижу с Люси. Может, будут какие-то известия – либо от него, либо от Джона... Это все не кончится добром, нет.

Выходит.
Mina Murray

Посидев еще немного, встает. Подходит к столу, за которым сидела Мина. Подумав, подвигает к нему другой стул, зажигает свечу, открывает первую попавшуюся книгу, берет перо и начинает быстро покрывать титульный лист египетскими иероглифами.

От этого занятия ее отвлекает какое-то событие, видное или слышное ей одной, оно заставляет ее вскочить с криком, который ей с большим трудом удается подавить.

Мечется по библиотеке, подходит к полкам, замирает на мгновение, не дыша. Падает на одно колено, но встает.

Начинает сбрасывать книги с полки на пол, пока не натыкается на одну с бронзовой вставкой на обложке. Прижимает ее к груди и выходит на середину комнаты.

Теперь это снова совсем юная девочка, в белом платье, с золотыми браслетами на руках и совершенно черными прямыми волосами.

Тщательно протирает бронзу, подышав на нее. Металл идет от этого волнами.

Кладет книгу перед собой. Из бронзовой накладки, сначала медленно, потом все быстрее, выплескивается на пол тяжелая, серебрящаяся жидкость.

Оглядывает комнату, улыбается и входит в озеро.

Через какое-то время поверхность ртути успокаивается, а потом вся ее масса исчезает, как будто испарившись.

Cleo

Act Drop

Корабли

Почему я не вижу здесь кораблей

С парусами из дальних из южных морей?

Почему здесь нет ветра, не слышен прибой?

Я хотел бы уехать и быть просто с тобой.

Ведь мой дом как могила, как каменный склеп,

Потому что я глух, потому что я слеп.

И в глазах моих видно лишь зимнюю ночь,

Этот страх подворотен, где ты идешь прочь.

Я искал свое место по следам на снегу,

Но я понял, что больше так жить не могу.

И я видел полмира, мне две тысячи лет,

И на стыках путей не один километр.

Я не знаю, зачем я приехал сюда,

Мне казалось, что здесь загоралась звезда.

Я не знаю, откуда на щеке моей кровь.

Здесь, похоже, война за любовь?

И в этом бою как из крана вино,

И я пьян и убит под звездою давно,

Дай мне выйти из этой войны с мечом.

И чтоб было потом еще

продолжение...

Руслан Луценко

Есть уровень моря, по которому равняются земли и низины. Есть, наверное, уровень, точка отсчета любого сюжета, и на сцене, посвященной Владу, Игра этого уровня достигла. Если раньше могло создаваться впечатление, что Игра полна схождений, неслучайностей, что определенные темы и сюжетные линии красиво и умышленно глядятся друг в друга, как невампир в зеркало, то эта сцена оказалась не нитью, на которую нанизаны судьбы семьи Тепешей, чью настоящую фамилию мы, наконец, узнаем, и тех, кто связан с ними, но сеткой-основой всего происходящего, его меридианами и параллелями. И это не кровавая линия, это кровавая сеть, которая будучи в основе происходящего, сама же и ловит героев.

Кто-то пытается проскочить в ее ячейки, кто-то пытается их рассечь, кто-то пытается ее накинуть на тех, кому пришлось оказаться в сфере поражения. Ее можно severe, но упразднить ее нельзя.

Что же можно? Можно ли что-нибудь вообще? Развязывать узлы. Undo the evil. Пытаться понять. Пытаться быть ими всеми и пытаться ими не быть. Пытаться сохранить себя в них всех.

Здесь все поворачивается с ног на голову: сохраняя себя, надо себя убить. Это удивительная мысль для человека, способного выжить с распоротой грудной клеткой и в десятках других ситуаций, когда было совсем некуда бежать, и когда за спиной было достаточно причин для того, чтобы "соскочить с поезда". Но методически и радостно вспоротые вены в будайской подземной тюрьме – не от слабости. Это проверка – открывается ли эта дверь? Когда выясняется, что дверь не открывается так, на смену этому ключу приходит с металлическим щелчком автомата по выживанию и нахождению выходов другой ключ: женщина. Должен сказать, что в этой сцене Профессор неожиданно повернулся ко мне еще одной своей гранью. То, что увидела в его лице дочь Матиуша Корвинуса, кажется, не видел еще никто. Поистине, способность его хвататься за соломинки так, чтобы при этом не терять достоинство, хотя это хватание за соломинку, которая вполне может переломиться, и будет на его совести, было мной недооценено. Но смешная девчонка Илона, принявшая во сне сигнал, и отреагировавшая на него, пожалуй, откровеннее любой другой женщины в Игре, – все-таки эпизод.

Другое дело сложный алый танец Тепешей, Туржо и Батори. Честно говоря, покрываешься мурашками от этой кошмарной автопреемственности. Вроде, вот она возможность все переменить – не быть Undead (облом: Мессиру это нужно), не пересекаться с Эржебет Первой, не инициировать Дьордя, все, ничего не будет. Не будет этого черного рода, не будет Аврелия, не будет брака с Катариной, не будет нашего героя. Наш герой к этому готов. Пусть еще кто-нибудь тащит на себе бремя темной власти, ответственности за зло. Пусть Мессир что-нибудь придумает. Но тогда, как говорит Туржо, надо "притушить огонь". Да разве ж он сияет им? По-хорошему, по-плохому, уговорами, ложью, хитростью, угрозами, насмешками, – чем угодно он пытается отогнать от себя тех, кого тянет к себе его кровь, и не может.

Первый Тепеш-Undead проклинает первую Эржебет на площади перед дворцом, Аврелий, не знавший этой истории, не может устоять перед просьбой Эржебет-младшей и возвращает ее под опеку Туржо, пытаясь разорвать возникшую связь с помощью раскаленного клинка, S.S., который побывал в теле предка, но только в самом конце проник, кажется, в голову отца, с той же площади перед дворцом увозит Эржебет, отбывшую свое заключение в этом чистилище.

Хранитель Комьюнити Туржо выполняет свое предназначение при детях ночи, и главное, при Эржебет. При той второй, которой он уже не дал умереть без того, кто привел ее к нему. Профессор закрывает Комьюнити точно так же, как провожает в прошлое родную школу Хогвартс и распускает СБС или совет Вирн.

Стокеровский сюжет, вывернутый наизнанку, с охотником, становящимся жертвой дичи, Ван Хельзингом, который не убивает вампира, но убит им, с материалистическим Мюрреем, с дранг-унд-штурмовым Харкером, с подаренной Prince Tepes метемпсихозом рыжей вампирской девой Гайдэ-Клео, под музыку бетховеновского Фиделио с его подземельями и цепями... все это было бы так стильно, когда бы не было так страшно.

А на Армагеддоне я и вовсе поперхнулся. Потому что ангел, Первый и Любимый Ангел, как выясняется, – человек. И то, как он отряхнул корону, прежде чем водрузить ее на голову...

За всем этим богатством действия и мысли для меня остается с новой силой сиять черным одно слепое пятно. Темное пятно мешает моему зрению, и ничего с ним не поделаешь. Мне все-таки кажется, что кровь из S.S. вытекла вся. И при всей полнокровности его жизни во времени и пространстве, над уровнем этого красного моря его держит только одно – мысль. Впрочем, нет. Есть еще и то, что кроме него никто не вытянет эту сеть на берег, и пока в нем есть хотя бы мысли, если уже нет крови, он ее будет тянуть. Для чего и для кого – посмотрим.

N.N.

Click to visit Top X Snape sites!