New York City
Role-Playing Game "Professor Severus Snape's Seminar"

(Played in the Globe
Играется в Театре)

Scene 6-10: New York, New York
Сцена 6-10: Нью-Йорк, Нью-Йорк

Scene:

Avenida Diagonal

Barcelona

Feb. 20, 1998

Расположившись полулежа у окна, опираясь спиной на мягкую подушку, читает небольшого формата, но довольно толстую книгу, которую держит почти на вытянутой руке, довольно далеко от лица.

В большой напольной клетке у стены, сбившись в угол, дремлют три птицы с пестрым оперением. Время от времени одна из них шевелится, тогда две другие, не открывая глаз, успокаивают ее, поглаживая крыльями.

Через равные промежутки времени бросает взгляд вниз, в небольшой дворик, окруженный невысоким забором, посередине которого булькает небольшой фонтан в виде расположенных ступеньками глиняных плошек, а рядом с ним расположились солнечные часы.

Откладывает книгу. Из тени под часами сразу же выходит, тяжело ступая, человек, поворачивается к окну и поднимает голову.

Отворачивается от окна. Человек снова занимает прежнюю позицию.

Встает и подходит к столику с фруктами и запотевшим кувшином, наливает в бокал воды, подносит его к губам.

Отставляет его, не отпив, пересекает комнату, спускается по лестнице и открывает входную дверь.

R. Bharati

Предстает перед Раваной, глядя на него пустыми глазами.

Господин может выходить, когда хочет. Слуга готов услужить господину. К жилищу господина приближается допущенный гость, и он будет здесь, когда тень от шеста на часах приблизится к трем.

The First Soldier of Kushan

Злобно блеснув глазами:

Слуга служит сразу двум господам.

Пойди и сломай эту стену.

Кушанец стоит, не двигаясь.

Нечего мне с тобой здесь делать. Не слушаешься ты меня. Надо бы тебя наказать, да что с тебя возьмешь. Всё, что у тебя было, отобрал уже твой второй господин. Позавидовал он тебе, видимо, с твоей женщиной и ее колечком.

R. Bharati

Усиленно морщит лоб; с трудом:

Женщина, красивая. Глаза, как камень в перстне... Не помню. Дала перстень, отдал перстень. Господину. Господин взял, господин дал. Служу господину, который убил.

Глаза его подергиваются пеленой. Медленно:

Солдат не рассуждает.

Поворачивается, идет к воротам, впускает в них пожилого тонкого синьора с усиками.

Гостю:

Гость не опоздал. Проходите, позволенный человек.

Возле ворот видна неясная тень The Second Soldier of Kushan.

The First Soldier of Kusan

Добро пожаловать, граф.

Прошу вас, не беспокойтесь – они хотя и туповаты, но исполнительны. И очень привержены протоколу. Хлебом не корми, дай только соблюсти приличия.

Кушанцу:

Можешь идти. Я бы тебе посоветовал подумать, но это у тебя все равно не получится.

Делает шаг в сторону от двери, приглашая пришедшего внутрь.

R. Bharati

Делает вычурный жест правой рукой, в которой так и рисуется широкополая шляпа с пером, слегка изгибается.

Достопочтенный синьор Бхарати, для меня честь навестить вас в этом изящном обиталище.

Пропускает мимо ушей информацию о странных людях, служащих Раване.

Я из тех испанцев, которые с уважением относятся к наследию Востока в нашей стране...
Замявшись:

Испанский гранд как вор ждет ночи и луны боится – боже! Проклятое житье... Кхм, кхм, кхм... Ну, это просто к слову.

Comte Almaviva

Ведет гостя наверх.

Располагайтесь.

Клетка в углу пуста.

В комнату входит скромно, по-современному одетая девушка, с подносом, на котором стоят несколько разнокалиберных бутылок, полоскательница со льдом и две пары бокалов. Ставит его на столик, не поднимая глаз, и уходит.

Это временное пристанище, но я не вижу, почему бы не обставить его со вкусом. Предыдущий хозяин порядком запустил его.

Коньяк, вино?

Садится.

Что же привело вас ко мне, если не считать просто добрососедских чувств?

R. Bharati

Провожает девушку взглядом старого сердцееда.

Временное, временное, жаль. Я помню этот особняк... Это всегда был один из элегантнейших домов на доброй старой Avenida Diagonal, а вид на Sagrada Familia, безусловно, делает это обиталище одним из лакомых кусков для всех охотников за недвижимостью в Барселоне.

Вот видите ли, синьор Бхарати, мы, старая испанская знать, нынче вынуждены заниматься то тем, то еще чем-то, то вообще, правду сказать, какой-нибудь ерундой, ибо на одних титулах длиной с анаконду из бассейна Ориноко не проживешь. Вот и мне сказали, что прямо перед вашим вселением сюда этот особнячок волшебным образом расцвел. Не удивлюсь, если прямо посреди февраля по периметру ваших владений зацветут упоительные розы.

Впрочем, синьор Бхарати, это я просто к слову.

Comte Almaviva

Розы если и будут, то немного позже.

Хлопнув в ладоши, вызывает в комнату еще двух девушек, одетых точно так же, которые молча принимаются за какие-то мелкие и с виду совершенно необязательные дела – смахивают пыль с книг, переставляют коллекцию фигурок сандалового дерева на одной из полок.

Признаться, красоты природы меня интересуют не особенно, я предпочитаю другие цветы.

Волшебным образом, говорите?

Встает, подходит к окну. Немного рассеянно, но по-прежнему учтиво:

Длина титула – немаловажное обстоятельство, граф. Когда придет для меня пора покинуть эту уютную... комнату, я, несомненно, приму его во внимание.

R. Bharati

Проводит кончиками пальцев по усам над тонкими губами, ведет глазами вправо и влево.

Без сомнения, синьор Бхарати, без сомнения. Въехать, выехать... Овладеть... В смысле, завладеть собственностью, продать собственность – все это только остановки в нашей вечной дороге... гм, гм... в нашем, знаете ли, пути, si, si senor.

Скользящим движением извлекает из внутреннего кармана пиджака визитную карточку с золотым обрезом, кладет ее на столик возле клетки.

Если старый граф Альмавива понадобится вам, сахиб, то вот, видите ли, мои данные. Ну и все остальное. Курсы испанского языка, школа фехтования, школа живописи, школа фанданго, школа фламенко, школа кройки и шитья, да...

Поворачивается на каблуках.

Не стану вас утомлять разговорами.

Comte Almaviva

Немного перегнувшись через подоконник, наблюдает, как солдат у ворот забирает у почтальона связку писем.

Одним движением пальцев заставляет его уронить всю пачку. Внезапно налетевший ветер аккуратно перелистывает ее и так же неожиданно затихает, оставив наверху узкий длинный конверт совершенно обычного вида.

Еще одним движением поднимает конверт к окну и перехватывает его в воздухе.

Не торопитесь. Сегодня, похоже, ваш день. Чековая книжка у вас с собой?

Надрывает конверт, из которого каплями падает и растекается по полу темнота. Заглядывает в него.

Отвечайте очень быстро.

R. Bharati

В ужасе глядя на расползающееся пятно тьмы:

Да, да, конечно...

Comte Almaviva

Одежда на нем быстро, но не мгновенно меняется с роскошного халата на серый строгий сюртук с коротким стоячим воротником. Вынимает из конверта одну немного выцветшую фотографию. Едва взглянув на нее, с непонятной гримасой, которая перекашивает его лицо почти до неузнаваемости, убирает во внутренний карман.

Не глядя, выплескивает темноту из конверта за окно.

Тогда – владейте.

Комната на глазах ветшает, мебель коробится, стены покрываются потеками. Сорвавшийся с потолка пласт штукатурки падает на голову Comte Almaviva.

Подходит к лежащему графу, профессионально пробует пульс, убеждается, что тот еще дышит. Вынимает у него из кармана чековую книжку, из которой забирает один чек.

Забирает с собой клетку, сильно уменьшившуюся, в которой сидят три колибри, и спускается по лестнице.

Во дворе оба кушанца тщетно пытаются справиться с вязкой темнотой, которая уже дошла им до колен.

Тяжело удерживать оборону, когда теряется связь с повелителем, правда?

Без труда обходит сначала одного, потом второго, стараясь не поворачиваться к ним спиной. Воины тянут к нему руки, но отдергивают их, как будто им горячо.

Подойдя к воротам, немного неуверенно толкает их. От этого движения одна створка оседает и остается качаться на одной петле.

Оглядывается. Дворик покрыт ровным слоем свежего асфальта, на котором начерчены две выпуклых, охряно-желтых полосы, как для замедления автомобильного движения.

Выходит за ворота, помахивая клеткой, которую держит за большое золотое кольцо.

R. Bharati

Scene

Norma's Bar

Le Parker Meridien

118 West 57th

New York

Feb. 20, 1998

Выслушав высокого, нервного молодого человека в костюме и галстуке, с блестящими, прилизанными черными волосами, кривится.

Знаю.

Тот продолжает что-то нашептывать ему на ухо, перегнувшись через спинку сиденья.

Сказал же, знаю.

Молодой человек пытается сказать еще что-то, но понимает, что не может.

Нет, подробности его утренней трапезы меня совершенно не... трогают. Приехал, уехал. Гаити, Европа. Всё. Или займитесь делом, или проваливайте. Нет, проваливайте в любом случае.

Молодой человек исчезает.

Обращается к нескольким мужчинам, расположившимся на кожаном диване за его столиком.

Доброе утро, господа. Последняя наша пятиминутка, чисто рабочая, не займу много времени. Бар, разумеется, в вашем распоряжении.

Выкладывает на стол пачку листов с какими-то списками.

Благодарю за работу. Теперь забудьте об этих, дело не в них, они – подсобный материал. Масса.

Наш почетный гость уже получил наше приглашение, освободился от своих неотложных обязательств и находится в пути. Всё внимание – на него.

H. Krummenau

Немного ерзает, отпивает морковного сока. Деликатно прокашлявшись:

Я привел профессионала, г-н Крюмменау. Он ждет указаний по фотографу.

Осторожно указывает глазами на сидящего рядом коренастого молчаливого человека в черных очках.

Светловолосый молодой человек в лыжном свитере

Если профессионал, то сам догадается.

Смотрит на молчаливого человека.

Что у них там принято в это время года? Вот это с ним и случится. И побыстрее, пожалуйста. Берите "Конкорд".

Вытаскивает из кармана ворох разноцветной бумаги. Один листок оказывается авиабилетом. Протягивает его "профессионалу". Тот молча ждет еще чего-то.

Нет уж, обратно как-нибудь своим ходом.

Отворачивается. В пространство:

Еще будут вопросы?

H. Krummenau

"Профессионал" испаряется, взяв билет на самолет. Молодой человек одним глотком допивает свой морковный сок и кладется перед Крюмменау записную книжку. Шепотом, наклонившись к уху Крюмменау:

Швейцария. Частный пансион. Мать сейчас в Америке... вот расписание поездок.

Пролистав несколько страничек:

Муж – филолог. Детей нет. Сама на Конгрессе. Дальше не прослеживается.

Блондин в лыжном свитере

Хорошо. Первую оставляем в запасе, он с ней никак не связан. За вторую держим, она там была достаточно близко. Это не могло пропасть полностью.

В зал уверенно входит человек в сером сюртуке. Встает ему навстречу.

Как добрались? Не хотите ли отдохнуть с дороги?

H. Krummenau

Подходит к столу, в обход Krummenau, осматривает собравшихся.

Поворачивается к Krummenau.

Нет, благодарю. Я уже некоторое время как здесь. Время для ознакомительных экскурсий еще не настало. Я развернул операции в Helmsley Tower, это место для меня немного слишком отдает модерном. В варварском его понимании.

Ах, да. Ваше письмо.

Вынимает давешний чек и передает его Krummenau.

В качестве начального взноса. Дальнейшая благодарность – действием. Вам помочь?

R. Bharati

Принимает чек, смотрит на подпись, потом на сумму. Ухмыльнувшись, прячет его.

Мы как раз собирались заканчивать. Впереди три дня пустых разговоров, которые вполне можно пропустить. Чем вы собираетесь...

Молодой человек с прилизанными волосами, но на этот раз в весьма жалком виде, как будто провел целую ночь неизвестно под каким забором, появляется за спиной Krummenau.

Поворачивается и успевает взять у молодого человека из рук небольшую открытку, прежде чем тот падает на пол.

В ответ на взведённую бровь R. Bharati:

Откуда я знаю, что с ним? Несчастная любовь, смерть любимой бабушки...

Из открытки сыплется на землю песок и раздается странный звук, как будто что-то неразборчиво скандирует далекая толпа.

Стоит неподвижно.

H. Krummenau

Заботливо:

Или же неотложные обстоятельства?

R. Bharati

Дура. Совсем тронулась там от жары... и крови.

Достает из кармана пиджака блестящий пистолет, тупо смотрит на него. Потом встряхивается, прячет его обратно, из другого кармана достает палочку.

Вернусь завтра. Нет, сегодня вечером. И будет ознакомительная экскурсия. Ничего не предпринимать, никому ни слова, все идет по плану. Все схвачено.

Все схвачено.

Disapparates.

H. Krummenau

Проведя рукой над телом молодого человека, избавляется от него. Поворачивается к столику, но за ним уже никого нет.

Поднимает открытку, вертит ее в пальцах.

Открытый фланг, Herr Krummenau. Плохо вы учили тактику в многофигурном эндшпиле.

Выходит.

R. Bharati

Scene

Chichen Itza

Yucatan, Mexico

Feb. 20, 1998

...И тогда, друзья мои, ваши дети не будут бегать по пыльным дорогам босиком. Я, первая женщина-тлатоани, говорю вам это. Я, видевшая Змея и споcобная вызывать его.

Голос ее повышается:

Я, открывшая кровь, и разогнавшая тучи.

Собравшиеся слушатели, многие тысячи, внимают ей в благоговении.

Это ацтекская страна, сограждане, и то, что на выборах победил мой друг, новый Уицилопочтли, гарантирует: мы вернемся к нашим истокам.

Неожиданно понижает голос, но он доходит до каждого слушателя, вползая в уши змеей:

Вселенная снова разделится на тринадцать небес и девять преисподних миров. Сотворенный мир пройдет четыре эпохи развития, каждая из которых завершится гибелью человеков: первая – от ягуаров, вторая – от ураганов, третья – от всемирного пожара, четвертая – от потопа. Я видела этот потоп, я смогу вызвать его на головы тех, кто будет против нас. Эпоха Пятого Солнца должна завершится землетрясенияем.

Словно в доказательство ее слов земля начинает слегка содрогаться.

Alice Torres

Стоит в толпе, у подножия трибуны в форме ступенчатой пирамиды. С нарочито скучающим видом барабанит пальцами по лацкану пиджака, где приколот круглый блестящий значок – хищная кошка в прыжке, задняя часть которой незаметно переходит в размытый в движении красный джип, на фоне пирамиды в лучах стилизованного солнца. Такие значки видны у многих слушающих, иногда – по несколько штук сразу.

На словах о небесах и мирах его глаза вдруг немного стекленеют, поза становится более расслабленной, руки опускаются. Сотрясения почвы, впрочем, быстро приводят его в себя.

Снимает шляпу и чуть помахивает ей над головой.

H. Krummenau

Обводит взглядом серых глаз толпу, на секунду запинается на Крюмменау и делает небрежный жест. С ее плеч срывается агитационное боа из пушистой бумажной нарезки, взмывает в небо и на глазах начинает расти, превращаясь в крылатого змея. Толпа быстро расходится, люди указывают на змея пальцами, видно, что они напуганы и вера их в Элис неколебима. Удивительно то, что ни паники, ни столпотворения нет – толпа рассасывается организованно, чуть ли не в военном порядке.

Легко сходит вниз по лестнице, смотрит на Крюмменау без улыбки.

Что, вам здесь понравилось? Это уже второй ваш приезд, если не считать того юношу, которого пришлось припугнуть. Чего вы хотите?

Alice Torres

Я? Не так уж многого. Чтобы вы свернули свою деятельность, перестали светиться и вообще заткнули фонтан. Энергетический. Если не из врожденного благоразумия, то хотя бы из благодарности за нашу помощь, тогда, во время первого моего визита. Вы выбрали предельно неудачное время, мисс... священный оратор.

H. Krummenau

Одними губами произносит непечатное ругательство по-английски. После небольшой паузы.

У вас, Крюмменау, кишка тонка мне указывать. Эта страна пойдет за мной, как евреи пошли за Моисеем. Или, чтобы вам было лучше понятно, как овцы за пастухом. Так идите к своим овцам и считайте дни и часы, которые остались до того момента, когда "мокрые спины" опрокинут сначала вашу жирную Америку, а затем, раздвинув воды Атлантики, дойдут и до вашей жирной Швейцарии. Крылатый змей со мной.

В глазах ее горит маниакальная убежденность.

Кровь течет по ступеням. Змей летит.

Воздевает руку вверх, в небе что-то громыхает. Удовлетворенно улыбается; внезапно буднично:

И Ferinco Travels – тоже моя фирма. Все путешествия в мире теперь будут моими. Красный джип. Желтый плащ. Серые глаза.

Неожиданно строит Крюмменау глазки.

Alice Torres

Я уже сосчитал. Ровно три дня, без нескольких часов, и уже никто никого опрокидывать не будет. Просто отдохните до того времени, милая.

Вынимает палочку.

Не нужно было даже и приезжать. Я думал договариваться, а вы мне тут сватаете своих кровавых крылатых змеев.

Обводит палочкой широкий круг. Вокруг них, в узком цилиндре, уходящем вверх, воздух сгущается и начинает переливаться волнами. Все движение в этом пространстве постепенно замедляется и останавливается; видно, как висит над ними птица.

Поворачивается к Alice и видит, что та вовсе не замерла на месте, а делает шаг к нему.

H. Krummenau

Шипит угрожающе:

На вас тоже плеснуло моей силой, Крюмменау? Или не моей? Смотрите, я ведь могу обидеться. Есть только один человек, который может меня остановить, и он говорит со мной не через вас, а через женщину. Но я не назову вам ни этого человека, ни эту женщину. И меня не хотят останавливать.

Набирает полную грудь воздуха, четко:

I am a Serpent at the roadside. I am a Horned Snake at the wayside, and I bite the heel of your horse so that you fall backward.

По ступеням наверх, Крюмменау. По ступеням же и вниз – это тем, кому повезет. А кому не повезет...

Разражается хохотом. С пирамиды катится вниз кто-то, кого опознать внизу уже невозможно. Приближает лицо к уху Крюмменау:

Не надо за мной следить.

Alice Torres

Выстроенная воздушная башня падает и рассыпается.

К черту женщину. К черту всех женщин.

За человеком мы следим, и его мы уже остановили. Пусть он вам об этом и расскажет. И заодно про ваши серые глаза.

Катайтесь на красных джипах. В конце концов, что еще вы можете сделать?

H. Krummenau

Прижимается к Крюмменау, на мгновение представляясь ему толстой живой лианой, оплетает его руками и коротко впивается ногтями ему в загривок. Деловым тоном:

Разделывать жертвы богам, Крюмменау. Разделывать жертвы.

Крюмменау падает. Элис меланхолично отстегивает с его лацкана значок с пантерой и джипом.

Alice Torres

Hotel Maria de la Luz

Valladolid, Mexico

same day, a little later

Открывает глаза и пытается сориентироваться. Похоже, что он расположен на спине, лицом вверх.

Руки и ноги его оказываются оттянутыми вниз, по бокам, и крепко связанными. Когда он пытается пошевелить рукой, прямо у его лица оказывается голова не то змеи, не то ящерицы, с раздвоенным языком и перьями на загривке. Голова подмигивает ему и исчезает; он чувствует, как то, что закрепляло его руку, затягивается еще сильнее.

Поворачивает голову. В комнате почти темно, она освещается только чем-то, напоминающем мерцание горящих углей. За его головой – спинка кровати, но он лежит на чем-то очень коротком, твердом и неудобном, выпячивающем его грудь вверх.

Внезапный жужжащий звук над ухом заставляет его вздрогнуть. Осторожно поворачивает голову в другую сторону и понимает, что это включился небольшой портативный холодильник.

Alice? Что за... изыски?

H. Krummenau

Дверь в комнату вылетает внутрь, через дверной проем вваливается Элис, падает на пол возле алтаря, на котором привязан Крюмменау. Конвульсивно содрогается, изо рта ее вылетают сгустки едкого желтого пара, который, падая на пол, прожигает каменные плиты. Прерывающимся голосом:

Я теряю это. Я... что-то не так сделала. Ошиблась в словах?.. Не знаю...

Из нее теперь вылетает облачко прозрачного дыма, как будто внутри у нее что-то закипело.

В ужасе кричит:

Что со мной?!

Alice Torres

Молчит, открывая и закрывая рот.

Справившись с собой, вкрадчиво:

Давайте, мы меня развяжем, и я попробую что-нибудь сделать?

Срывается и кричит.

Да отпустите же меня, а то нам тут обоим крышка!

H. Krummenau

Складывается почти пополам, заходясь кислотным кашлем, с трудом, держась за ноги Крюмменау, поднимается. При этом тело бедного пленного луком выгибается наружу, животом вверх. Трясущимися руками заносит над Крюмменау клинок, который выглядит как крайне ритуальный. Ждет озарения свыше; кажется, не дожидается. Начинает опускать клинок, внезапно замирает. Говорит кому-то наверху:

Нельзя? Не трогать? Уже... и так... напор... напор-та-чила?! Четвертый говорит мне, что когда при нем маги вмешались в дела светского правления... они... перестали существовать? Что?

С силой опускает клинок и разрезает путы Крюмменау. На этом ее завод видимо кончается, и она падает на стоящий рядом диван, обитый светло-кремовой кожей. Тихо:

Это полный факап.

Alice Torres

Сваливается боком на пол, шипит от боли, но быстро вскакивает. Подносит ладони близко к глазам, вертит их, осматривая. Осторожно сводит руки вместе, разводит их, обнаруживая между ладонями веер игральных карт.

Поворачивается к Alice; карты падают.

То есть, его здесь не было? И никаких слов он не говорил? И никакого голубоватого сияния?

Милочка, это похоже на ваши личные проблемы.

Обходит проеденную дыру в полу и подходит к мини-бару. Ногой распахивает дверцу, приседает, копается в бутылочках и вытаскивает зеленую склянку Tanqueray. Взглядом свинчивает крышку и опрокидывает в себя содержимое. Останавливается с поднятой рукой. Не поворачиваясь, опускает ее медленно.

Подробнее, пожалуйста. Начиная с того места, где маги и правление.

H. Krummenau

Трясущимися губами:

Это все тут.

Закатывает глаза, пытаясь взглядом показать себе на лоб.

Кто-то говорил со мной из тысячелетий до, из какого-то гранита, из-под земли. Говорил, что нельзя... у кого магия... у кого особые силы, им нельзя чего-то там не понимаю нельзя им, нельзя...

Закатывает глаза, губы ее покрываются пеной.

Alice Torres

С тобой все ясно.

С бутылочкой Evian подходит к дивану, на котором лежит Alice.

Встав над ее головой, медленно и методично льет воду ей на лицо, не переставая говорить задумчиво:

Да, слышал раньше, что нельзя, но чтобы настолько нельзя... Какой эффект. Черт, что же делать. Сам, кажется, уберегся, все через подставных... все равно проверять, проверять... Несколькими придется пожертвовать... Тони я подставлю, да с каким еще удовольствием... Но они же все собрались, я же их всех собрал... Это же я их всех собрал...

H. Krummenau

Сворачивается калачиком под льющейся на нее водой и, кажется, отключается.

Alice Torres

Бросает опустевшую бутылку.

Так. Спокойно.

Он мне должен. Дальнейшая благодарность – действием. Пока я под ним, должно обойтись.

Быстро сворачиваем эту лавочку, они оба злые, никто ничего не добился, тут недалеко и до конфликта. Let's you and him fight, как говорят наши друзья.

Серьезным, скорбным голосом.

Я пришел к вам, сахиб, чтобы просить о помощи. Для себя, и для равновесия.

Сплевывает.

Формулировку еще отточим. Вперед. Иначе – только заказывать "Sex on the beach".

Disapparates.

H. Krummenau

Scene

Helmsley Tower

212 East 42nd St.

New York

Feb. 20, 1998, at night

Стоит у окна неподвижно, глядя вниз, на две бесконечных змеи красных и белых огней автомобилей, разделенных на сегменты светофорами и сливающихся на Times Square, прямо под ним. В номере совершенно тихо, если не считать тихого потрескивания остывающих сложных аппаратов, расставленных на столиках по всей комнате.

Знакомая клетка, так и не увеличившаяся в размерах, лежит на одном из кресел, и ее обитательницы-колибри весело перепархивают по ней, зависая то и дело в воздухе.

В дверь осторожно стучат.

Открыто.

Ravana Bharati

Практически вваливается в номер. Одежда его помята и местами порвана, волосы всклокочены.

Сахиб, срочно, срочно... Принимать меры...

Взвизгивает и оборачивается, почувствовав, что за ним в дверях появился кто-то еще.

Это высокая, стройная молодая женщина в вечернем платье, коротко стриженая, с отсутствующим взглядом и широкой белоснежной улыбкой.

Horst Krummenau

Успокойтесь, Хорст. Вы приняли уже все, что можно, и даже сверх того.

Подходит к Krummenau, отодвигает его в сторону. К женщине:

Сделайте себе и мне по "Манхэттену". Несколько минут, и я в вашем распоряжении. Или наоборот.

Не снимая улыбки, женщина удаляется в соседнюю комнату, не удостоив вниманием обстановку.

Поворачивается к Krummenau.

Пришли сдавать дела?

R. Bharati

Но позвольте!

Переключает тон, не теряя темпа.

Заготовленная речь о равновесии, с упоминанием заслуг и тонкими намеками на колоссальность проведенной работы вас, видимо, не тронет?

H. Krummenau

Почему же, тронет. Только никак не повлияет на расклад сил и напрашивающиеся выводы.

Вы проиграли, Хорст. Ваш план покоился на предпосылках, которые не могли сойтись одновременно. Вы правы только в одном – что пришли ко мне.

Немного брезгливо приводит движением пальцев в порядок одежду Krummenau. Принюхивается, морщится.

О, вы получили наглядный урок. Да, с вами было бы то же самое. И то же самое было бы с вашим последователем, и с его последователем, и так далее. С любым, кто пытается применять магию для решения проблем управления людьми. Ваши попытки собрать свою собственную армию заканчиваются здесь и сейчас.

R. Bharati

Она уже собрана. Что вы собираетесь с ней делать?

H. Krummenau

Разоружить. Раньше, чем это сделает второй игрок за той же доской. Это не вы; я надеюсь, вы это понимаете.

Предупреждая вопрос Krummenau.

Да, разумеется, больше всего из вашей армии вас интересует ее бывший генерал. Вы в безопасности до тех пор, пока продолжается противостояние. То есть, почти вечно. Я, в конце концов, ваш должник.

Вы хотели бы исчезнуть? Соседний номер свободен. Исчезайте.

После небольшой паузы.

Можете немного побыть здесь, если вам все еще не по себе. Я ухожу на время.

Женщина появляется в дверях с двумя бокалами.

Напейтесь, Хорст. Это помогает. Там все есть. Водка, персиковый шнапс и полный набор свежих соков.

R. Bharati

Краска сбегает у него с лица. Пытается различить хотя бы намек на улыбку на лице R. Bharati, но выражение того совершенно непроницаемо.

Смотрит в спину выходящим из номера R. Bharati и женщине, которая, похоже, вообще никак не заметила его присутствия.

Осматривается. Подходит к одному из аппаратов, протягивает руку и немедленно получает ощутимый удар тонкой синеватой молнией прямо в палец. То же самое случается, когда он пытается поднять трубку телефона.

Обреченно падает в необъятное кресло и включает большой, во всю стену, телевизор. Опрокидывает в себя по очереди жидкость из обоих бокалов, оставленных на столике.

H. Krummenau

Дальше

Scene

SoHo Photo Gallery

15 White St, New York

21 February, 1998, morning

В углу, за столиком, сосредоточенно смотрит в небольшую записную книжку с золотым обрезом. Перед ним – стакан воды. К столику придвинут еще один стул, на нем лежит шляпа.

R. Bharati

Неторопливо проходит по залам галереи, мельком оглядывая работы, иногда останавливаясь возле заинтересовавших его фотографий. Некоторое время стоит перед большим коллажем, поворачивая голову то влево, то вправо, отходит на несколько шагов, смотрит издали. Укоризненно качает головой, быстро оглянувшись, делает незаметное движение в сторону коллажа, на нем слегка меняются местами элементы: висящая вверх ногами балерина в короткой пачке возвращается на землю, а изображенный в виде художника с мольбертом автор взлетает на небо вверх ногами.

Про себя:

Так-то будет правдоподобнее...

Входит в зал, где пристроился R. Bharati, некоторое время чуть хмурится, разглядывая его, потом подходит.

Переписываете фамилии авторов, сахиб?.. Позвольте поздравить вас с досрочным освобождением.

S.S.

Оно не было досрочным ни на одну секунду. Моя вынужденная бездеятельность оказалась короче, чем ваше недавнее неожиданное отсутствие, да, но отбыта была в полной мере.

Поднимает голову.

Присядете? Раз уж мы работаем вместе, можем и поговорить по-дружески. Я как раз сверяю списки.

R. Bharati

Вздыхает:

Мне не нравится, что вы постоянно примериваете на себя мой опыт, сахиб. Это порочный подход, и до добра он вас не доведет. Давайте не будем мериться отсутствиями, тем более что ваше отсутствие было делом моих рук, а мое – не ваших.

Показывает на дверь:

Может быть, лучше вы привстанете? И поговорим по-вражески. А списки ради такого случая подождут.

S.S.

Закрывает книжечку и встает.

Пусть так.

Вы уже успели познакомиться с сегодняшней экспозицией? Интересный фотограф. Ваш соотечественник. Здесь, правда, нет самых сильных его работ.

R. Bharati

Пожимает плечами.

Наверное, да. Мне, однако, показалось, что сегодня я ознакомился с сильной работой какого-то совершенно другого фотографа, не знаю уж, соотечественник он мне, или нет, но в том, что этой работы нет на выставке, я совершенно уверен.

Переходит в следующий зал.

У вас есть какие-то определенные цели в Нью-Йорке? Или вы просто хотели показаться мне после освобождения? Если последнее, то благодарю, это очень любезно. Если вы собираетесь досаждать мне этим своим неизвестным козырем в рукаве, то нам с вами придется снова и снова исполнять старинные боевые танцы, которые нас обоих утомят, но не приведут ни к чему.

Слегка поворачивается к Раване:

Впрочем, я не против. Вы меня развлекаете.

S.S.

Я очень ценю старинные боевые танцы. А в этом городе у нас с вами очень схожие задачи.

Вам так только кажется, вы с ней еще не ознакомились. Не могу же я вам прямо сейчас показать, чем именно я располагаю. Но если мы исполним танец правильным образом, то вы в скором времени не только увидите, но и сможете получить мой козырь в свое владение.

R. Bharati

Доброжелательно:

Ну вот, вы уж и принялись меня развлекать. Да нет, можете не показывать, что проку. Жалко вы не видели дворец Дювалье на Гаити. Там у него сохранилась комнатка, которая очень бы вам пригодилась для ваших дел, за неимением старой башни в Кушане. Впрочем, думаю, приколотить мою фотографию к стене в отеле и втыкать в нее ржавые булавки вам ничто не помешает.

Останавливается перед фотографией индийского мальчика, несущего поднос с лепешками.

Талантливый автор, ничего не скажешь. Он будит во мне давно забытое чувство сострадания.

S.S.

Прибавляет любезности в голосе. Видно, что он немного теряет контроль над собой.

Я уже давно оставил позади и старую башню, и ржавые булавки, и, тем более, это. Новые обстоятельства требуют новых методов, и вы очень любезно их обозначили, чужими руками собрав в одну кадку весь доступный виноград. Вы упорно отказываетесь от сотрудничества, на деле же мы давно работаем совершенно слаженно.

Я отставил сегодня от дела своих марионеток, так же, как вы приняли дела от своих... помощников. Это наша с вами партия.

Мне приятно, что ваша позиция вас развлекает.

R. Bharati

Поворачивается к Раване с безупречно изображенным вежливым изумлением на лице:

Да вы аналитик, сахиб! Кто бы мог подумать, что небольшой казус, случившийся между мной и моим сыном, разольет по земле не только грандиозное количество неучтенной магической энергии, но и приведет к росту интеллектуальных способностей у самых неожиданных людей.

Да, это я придумал Конгресс и собрал его. А теперь, если сможете, – возьмите и попытайтесь с ним что-нибудь сделать. Я остановился в Рице, заходите, если будет повод.

S.S.

Сжимает кулаки.

Вас должен волновать сейчас еще более незначительный казус, который случился больше двадцати лет назад. С тех пор вы не оступились ни разу, но свидетельства того единственного случая мне оказалось достаточно, чтобы вернуть в глину управляемую вами охрану. А теперь с его же помощью я собираюсь помешать вам... взять и попытаться вылить в песок готовую силу, которая может напитать не одну, а дюжину новых армий.

Останавливается, успокаивает свое дыхание.

Благодарю за приглашение. Мы встретимся. Как-нибудь. Город не так уж велик, и нам доступны все его... клетки.

R. Bharati

Внимательно выслушивает R. Bharati. Искренне:

Благодарю за информацию.

Посмотрев куда-то в угол зала:

Простите, теперь мне действительно пора.

Немного задумчиво:

Песок – благодарное покрытие, дорогой сахиб. Если его поливать с умом, он делается золотым.

Покровительственно улыбается и выходит.

S.S.

Дальше

Scene

Central Park

New York

Feb 21, 1998, Late Evening

В плотном шерстяном пальто с поднятым воротником, засунув руки в карманы, останавливается у барьера открытого катка. Смотрит наверх, откуда прямо в лицо ему светит одна из ламп прожектора. Лампа, мигнув, выключается.

Постояв минуту, отходит и начинает подниматься, держа к центру парка.

R. Bharati

В парке отстегивает цепь, отпуская пантеру, которая немедленно скрывается в лишенных листьев зарослях. Через недолгое время из зарослей раздается придушенный писк какого-то мелкого животного и прощально сверкают желтым огнем глаза пантеры.

Хмыкает и направляется вперед по дорожке, погруженный в размышления.

S.S.

Собирается свернуть на широкую освещенную дорожку, которая привела бы его, мимо зоопарка, к восточному выходу на 65-й улице.

Останавливается с поднятой ногой. Осторожно ставит ее, аккуратно разворачивается и быстрыми шагами идет в противоположном направлении, на ходу доставая что-то из внутреннего кармана пальто.

Несколько раз замедляет шаг, выбирая новое направление по каким-то одному ему известным причинам.

Достигнув довольно заброшенного участка парка возле озера, приседает у неработающего фонаря и что-то делает руками. Через дорожку протягивается тонкая, светящаяся красным полоса, которая продолжает распространяться, уходя в темноту сбоку.

Посылает вслед за ней еще одну, и какое-то время наслаивает их друг на друга.

Останавливается и ждет.

R. Bharati

Резко останавливается, как будто натолкнулся на каменную преграду. Стоит недолго, затем разворачивается назад, всматривается в дорогу и в темноту сзади, кажется, ничего не видит. С некоторым затруднением:

With one foot on the platform, and one foot on the train...

Поправляет шарф возле горла, недолго раздумывает, подняв голову и оглядывая небо. Сам себе:

Ловля на живца, по старым добрым рецептам. Убить не убью, так хоть душу отвести...

Тихо, в пространство:

Еще очень хорошо использовать в подобных целях белых куриц.

Направляется в ту сторону, откуда к нему прилетели неприятные ощущения.

S.S.

Садится на скамейку. Закрывает глаза, делает несколько глубоких вдохов.

Решительно достает то, что сжимал правой рукой под отворотом пальто, и кладет перед собой на колени.

Сосредотачивается.

Неподалеку раздается несколько пистолетных выстрелов. Кивает головой в такт каждому из них, и в момент каждого кивка в той стороне, откуда слышна стрельба, что-то ярко вспыхивает.

Слышна полицейская сирена, которая приближается, но потом как-то захлебывается. Снова наступает тишина.

R. Bharati

Выходит к месту нахождения R. Bharati со стороны Strawberry Fields, выходит на дорожку, где тот сидит на скамейке, приближается к R. Bharati, небрежно помахивая тонкой тростью с серебряным набалдашником. На плечо R. Bharati, кружась, опускается сухой кленовый лист с дерева, под которым стоит его скамейка, затем лист срывается с его плеча на колени и застывает в воздухе над предметом, который он держит. Пальто Раваны на плече оказывается прожженным начисто.

Светским тоном:

Прекрасная ночь, не правда ли, сахиб? Я решил, что отныне не проживу и суток, без того чтобы не сходить с вами на свидание. Похоже, вы потихоньку разворачиваете боевые действия? Одна пострадавшая уже есть.

S.S.

Как только лист падает ему на руки, вскидывается и сбрасывает его на землю, где тот дотлевает в продолжение речи S.S.

Мрачно:

Отвратительная ночь. Сырая, холодная, и неудачная.

А вторая, значит, еще не страдает? Обидно. Придется принять меры.

Садитесь, отдыхайте. На вас это действует точно так же, как и на меня.

Повернув голову, косится на прожженное плечо, курящееся едким желтоватым дымком. Пытается стянуть края подпалины; это ему удается, но все пальто слегка перекашивает.

R. Bharati

Чуть поворачивает голову, пытаясь разглядеть картонный прямогольник в руках R. Bharati.

Откуда это у вас? Кажется, это единственное, чего я не понимаю в этой истории. Я знаю, кто вам рассказал об этой дорожке, но не помню, чтобы в пределах хотя бы одного квадратного акра от меня находился человек с фотокамерой. Я имею в виду, с исправной фотокамерой.

Легко дотрагивается тростью до скамейки, на которой сидит R. Bharati, она исчезает.

Запомните уже, любезный сахиб: мы с вами не совпадаем по фазе. Вам нужно отдыхать, а мне – нет. Вы любите сидеть, а я люблю стоять. В конце концов это кончится тем, что один из нас навсегда ляжет, а второй вознесется.

S.S.

Остается сидеть в воздухе.

Когда это произойдет, я постараюсь не забыть сбросить вам вниз эту безделицу.

Конечно, находился. Он был очень близко к вам, этот семнадцатилетний любитель красивых девушек, и камера у него была совершенно исправна.

R. Bharati

Недовольно:

Всегда одно и то же. Никогда нельзя ни в чем обвинить хоть раз кого-нибудь другого. Все всегда сам.

Увлекается какими-то одному ему понятными размышлениями, себе под нос:

Вот и предок тоже: "Сам убьешь себя"... "двойник"... дьявольские козни.

Резко обрывает себя, одной рукой берет R. Bharati за воротник и ставит на ноги. Не отпуская его, тихо и проникновенно:

Меня очень досаждает необходимость бегать за всеми теми людьми, которые мне небезразличны, и оберегать их от ваших домогательств. Мне это неинтересно. Более того, я бы давно добавил к вашей некогда сломанной и сросшейся руке еще и сломанную челюсть, но учитывая то, что убить вас я не могу, предпочитаю смотреть на ваше необезображенное лицо – хотя бы внешне.

Встряхнув, отпускает R. Bharati.

Если же от тихого фотошантажа вы перейдете к практическим действиям, мне придется пересмотреть свои взгляды не необезображенность вашего лица.

Прокручивает трость в пальцах, с удивлением отмечает, что она не исчезает. Понимающе кивает.

Так вот. Семнадцать лет или на два десятка больше – не суть, сахиб. Суть – в красивых девушках, которые не покупаются, сколь бы продажными они ни были. Впрочем, это уже примечание мелким шрифтом, вам его читать необязательно.

S.S.

Не двойник, а отражение. Вернее, его отсутствие, на одном из сделанных вами снимков. Я достал оригинал, проявил его заново, и получил то, что требовалось. Естественно, вы предстали в современном виде. Мне любопытно, кстати – почему у вас в тот момент, примерно с месяц назад, воротник был в снегу?

Дергает головой и оправляет на себе пальто, удостоверившись, что фотография надежно спрятана во внутренний карман сюртука.

Видите, я не прячу свои карты. Мне не нужны ваши девушки. У меня своих достаточно. И покупать я именно их тоже не собираюсь, в мире достаточно тех, которые продаются с радостью.

Я уже объяснял вашей... бывшей супруге, примерно в то же самое время, как она делилась со мной важной информацией, что все эти люди – только ниточки, за которые я держу вас. А вот в том, что они существуют, вы и в самом деле виноваты.

R. Bharati

Непонятным тоном:

Держите крепче, дорогой сахиб. Чем крепче вы держите, тем более связаны этим занятием ваши руки. А я тем временем хорошенько законопачу ту дырку в земной поверхности, в которую вы стремитесь запихнуть всю нашу несчастную цивилизацию.

Это единственная тема, которую я готов с вами обсуждать всерьез – теперь, когда всю необходимую информацию вы мне с готовностью поведали сами.

Легкомысленно машет рукой, прощаясь:

Да, а пташек своих не ищите. Ваша клетка у меня, и я собираюсь зажарить их сегодня в камине, насадив на какую-нибудь захудалую шпагу. Перышки пришлю.

Поворачивается и идет прочь, где к нему через некоторое время присоединяется черная пантера.

S.S.

Снова пытается оправить пальто. Полностью привести его в порядок ему так и не удается.

Сбрасывает его с себя и кидает на землю, на то место, где стояла скамейка. Негромко:

Приятного аппетита. Они послушны, молчаливы, всегда доступны, всегда в хорошем настроении, и с одинаковой охотой служат любому.

Злобно улыбнувшись, смотрит вдаль по направлению к выходу из парка, и в кустах на пути S.S. раздается яростный лай. Огромный пес выскакивает на пантеру сбоку, разинув пасть, но огибает ее по дуге и скрывается.

R. Bharati

Scene

Toronto, Canada

Feb 21st 1998, Night-time

Near lake Ontario

...Ну и что? Правда, что ли, не знали, что такое "палиндром"?

Смеется.

А может, им и не надо знать, что такое палиндром, Стэнни.

Неуютно ежится.

Ну и зима в этом году, ужас. И еще эти крысы под мостом... Пошли скорее в Марше, если успеем, конечно. Намерзлись уже, а завтра тебе еще экзамены проверять.

DV

Делает возмущенный жест, разгоряченно:

Ну как это не надо знать, а? А как теорема Пифагора выглядит – им тоже не надо знать?

Внезапно спокойно:

А может, и не надо. Зачем?

Медленно идут вдоль озера, постепенно сворачивая к Queen's Quay

Stan

Переключаясь на более интересную тему:

Слушай, я просто не могу поверить, что это дохлое дело вообще как-то раскрутилось. Ну, кто мог подумать, что найдутся люди, которые заинтересуются не просто этой детской книгой, но еще и самым отрицательным персонажем... Месяц прошел, живем!

Ускоряя шаг:

Люблю я все-таки это озеро. Хотя не удивлюсь, если в нем кто-нибудь таинственно утонул. Или просто – пропал.

DV

Замолкает, делает круглые глаза и идет рядом с DV, глядя на нее и хищно улыбаясь. Долго ждет, пока она посмотрит в его сторону. Наконец, дождавшись, утробно:

Ха, ха, ха-а-а...

Страшно?

Понимает, что его сейчас заслуженно отчитают. Поспешно:

Да, и было бы неудивительно. Озеро совершенно гипнотическое.

Stan

От души шлепает Стэна по теплой зимней куртке, радостно смеется.

Все-таки мы с тобой извращенцы, Стэнни. И вообще, спать надо чаще и раньше. Совсем уже забыли, как солнце выглядит. Пошли, пошли, нас ждут кофейные озера и блины размером с промышленный вентилятор.

DV

Задумчиво:

Марше надо запретить. Это фабрика по изготовлению огромных людей с нездоровым привыканием к вкусной еде. И вообще, почему у меня такое впечатление, что здесь все время зима?

Stan

Ворчливо:

Давай, мы сначалa спасемся там от голода и холода, а завтра пусть запрещают.

Ныряют в застекленный надземный переход.

Подрагивая:

Так это же страна хоккеистов. Для них и зима. Но ничего, не успеешь оглянуться, зацветут вишня, капуста, инжир и всяческие чувства...

Про себя:

Некоторые из них уже цветут.

DV

Медленно:

Вообще-то даже интересно – если помнишь, я эту книжку совершенно случайно снял с полки в аэропорту в Детройте (кстати, страшный город, конечно, особенно этот небоскреб с выбитыми стеклами)... Ну почему у меня на нее рука легла? Что-то в ней есть, конечно. Массовые истерии зря не происходят.

Stan

Заскакивают в ресторан "Марше" и проходят на свободные места в зальчике, который уже пуст и по этой причине едва освещен.

Радостно:

Теперь им придется терпеть, что мы тут сидим. Ну что, по сусям? Или пасты?

Остается сидеть за столиком.

Вот именно. Проходил весь Сан-Франциско, уткнувшись в книжку. Интересно, будут ли фильм снимать. Вообще, мне кажется, золотая жила. Но спору нет, Снейпа там сделают таким, что придется нам закрывать Подземелья. Никто нас не поймет.

DV

Кивает.

Да, наверное. По крайней мере, если будут придерживаться книги, то ничего культового у них не выйдет. Так, laughing stock.

Stan

Расходятся, берут себе еду и напитки, возвращаются к столику, усаживаются.

Рассеянно:

Что-то сегодня пусто здесь.

Оглядывается.

Ты знаешь, у меня, по-моему, глюки, но мне показалось, что я видела какого-то актера... Не могу вспомнить фамилию. И где играл – тоже не помню.

Слегка содрогается.

Есть же такие лица, теперь будет преследовать.

Съев пару sushi:

Вот ему бы эта роль пошла. Но тогда Дж.К. сможет попрощаться с детишками. Ее накроет снейпоманческим фэндомом, и потопит, как в зимнем Онтарио. Еще и ледком сверху закрепит.

Неуверенно хмыкает.

Эх, пустая это затея, Стэнни...

DV

Оживленно соглашается:

Да, да!! Точно! Я тоже его видел! И тоже не могу вспомнить, где.

Долго думает.

Как же это называлось-то, ч-чёрт...

Щелкает пальцами.

Не помню.

Съедает кусок пиццы с чрезвычайно задумчивым видом.

Нет, не помню.

Stan

Участливо:

Дежавюкнулось? Вот так мы с тобой и будем совпадать постоянно, пока нас обоих не хватит старческий маразм.

Подумав:

Хотя нет, меня раньше.

Снова оживляется:

Но каковы художницы подобрались! Слушай, я поверить просто не могу. Вот что значит артистические натуры. Немного смущенно: Да и из игры, может, что-то интересное выйдет. Пока, конечно, это так – свальный грех больше... Но кто знает, кто знает. У меня идеи кое-какие по сюжету бродят. Как раз хотела с тобой обсудить.

Останавливается на полуслове и смотрит в темное стекло, напротив которого сидит, словно увидела призрака. Суси выскальзывает из ее палочек и тихо опускается в соевый соус.

DV

Откашливается. Очень тихо:

Э-э... твой актер к нам пришел.

Видит, как суси DV падает в соевый соус.

А. Увидела, значит, в стекле.

Про себя:

Странный какой-то актер. Может, это и не актер вовсе?

Stan

Подходит к столику, за которым сидят Stan & DV, останавливается рядом. Вежливо:

Извините, пожалуйста, можно к вам присоединиться? Я впервые в этом городе, и мне показалось, что вы могли бы помочь мне с... с ориентацией.

S.S.

Растерянно указывает на пустой плетеный стул возле столика. Неуверенно:

Д-да-да. Прошу вас, конечно. Да мы, собственно, тоже не вполне коренные торон... торонтовчане, мистер...

DV

C готовностью:

Daimon. Francis Daimon, miss... Mrs... and you, Mr...

S.S.

Быстро:

Stan. У меня сложная фамилия, Mr Daimon.

Stan

Довольно:

Русская, наверное? Ну ведь не сложнее, чем Достоевский, правда?

Поворачивается к DV:

А у вас, видимо, еще более сложная фамилия, Mrs...

S.S.

Твердо:

Дина. Меня зовут Дина, а фамилия у меня еще более сложная, чем у Стэна, вы правы.

Неуверенно:

Так как же мы можем вам помочь, Mr Daimon? Вы потерялись? Но мы в самом центре, так что, правда, мы можем вас посадить на такси...

DV

Задумчиво помешивает свой кофе ложечкой, на несколько минут за столиком воцаряется молчание, на протяжении которого все почему-то расслабленно и не спеша разбираются со своей едой и питьем.

Неторопливо:

О, нет, нет. С этим у меня затруднений нет. Вы вот справедливо заметили, что это озеро довольно странное. И иногда страшное. У одного моего хорошего знакомого в нем пропала любимая девушка.

Не обращает внимания на изумление DV & Stan, продолжает:

Вы знаете, я хотел с вами проконсультироваться по поводу... м-ммм... как это? Интернета, вот.

S.S.

Участливо:

Что, вы, наверное, хотите сайт сделать, да? Это мы можем.

Небрежно, тщательно скрывая гордость:

Я там... даже для университета своего делал сайт. Очень красиво получилось, правда, потом надоело.

Stan

Нетерпеливо:

Да нет же!..

Опомнившись:

Впрочем, конечно. Сделать сайт. У всего сущего должен быть сайт. А у некоторых представителей этого сущего должно быть много сайтов. Вот у вас, дорогие Дина и Стэн, – у вас есть сайт? Не для университета, не по работе, а ваш, личный, интересный вам, персональный сайт? Какой-нибудь там... м-ммм... востоковедный, или литературный? Художественный?

S.S.

Вдруг успокаивается.

А! Ну, теперь же все понятно! Вы, видимо, наш сайт видели, так это он старый. И фотографии на нем старые...

С беспокойством смотрит на свое отражение в темном стекле. Думает: "Нет, не дождется он от меня признания в том, что тем фотографиям десять лет уж как исполнилось пять лет назад. Узнал ведь. Не все так плохо".

Но у вас тогда потрясающая зрительная память!

Недолго подумав:

Вообще, да. У нас есть теперь и другой сайт. Немножко литературный, немножко... ну – то, что называется "фанатский", хотя это неверно. Да вы не читали, наверное. Это так, игрушки всякие.

DV

Сидит молча. Потом:

А где вы играли, мистер Даймон? Мы с DV как раз пытались вспомнить, где же мы вас могли видеть – но безуспешно.

Stan

Вздыхает почти горестно:

Нигда я не играл, Стэн, нигде. Даже в школьной самодеятельности. Меня постоянно путают с одним актером, и это довольно обидно, потому что мы с ним, я считаю, совершенно не похожи. Вот скажите, вам было бы приятно, если бы вас постоянно путали с каким-нибудь актером? Только честно?

S.S.

Уверенно:

Конечно, нет! Вот если бы этого актера путали со мной – тогда совсем другое дело.

Беспечно:

А вы вообще чем занимаетесь? Наверное, книги продаете, да?

Stan

Совсем грустно:

Нет, нет... Если я похож на продавца книг, то уж лучше путайте меня с каким-нибудь актером. Да это неважно. Я... знаете, я занимаюсь поиском информации.

Оглядывает DV & Stan, и видит, что они готовы слушать дальше.

Как-то раньше все это было проще – делалось лично, с одним поговоришь, за другим посмотришь... почитаешь что-то. А сейчас вот настал этот Интернет, а я в нем ничего не понимаю. Но тут мы подходим к самому важному.

Замолкает и упирается взглядом в свою кофейную чашку.

S.S.

Шепотом:

Я поняла. Что-то на нашем сайте, на что вы наткнулись. Но на что? На что там можно было наткнуться? Это обычная... обычная тусовка... в одной части – псевдолитературная, в другой – "фанатская", что там могло заинтересовать профессионального охотника за информацией?

Тихонько оглядев длинные волосы и слишком элегантный для Торонто, хотя и неброский костюм Francis Daimon.

Знаете, вы, наверное, ищете какие-нибудь таланты. Вот этого у нас на сайте – хоть отбавляй. Особенно в плане художественном.

DV

Удивленно:

Поиском информации? А для чего? Ищете кого-нибудь или что-нибудь? Ведь не рецепт печенья же вам нужен...

Бросает многозначительные взгляды на DV, как бы говоря: что-то в нем не так!

Stan

Достает из кармана сигареты Sobranie Black, кладет на стол.

Вы не курите?

DV & Stan отрицательно мотают головами.

Вы не будете против?

DV & Stan мотают головами еще более отрицательно. В зал заглядывает официант, который пытается объяснить, что это зал для некурящих, S.S. смотрит на него с некоторой рассеянностью, официант исчезает, и через секунду возвращается с пепельницей, собирает со стола посуду и зажигает на столе свечу.

Поджигает сигарету, недолго молчит.

Вы, Дина, совершенно правы. Я, знаете, немного почитал и посмотрел ваш сайт, это забавно, да. Но меня заинтересовали некоторые художественные работы. Рисунки, конечно, это безусловно. Совершенно профессионально выполненные... вы не поверите, но последнее время художники и графики меня просто преследуют. Но вот еще коллажи. Да. Фотографии и коллажи. Вы можете об этом что-нибудь сказать?

S.S.

С уважением оглядев никогда не виданные черные сигареты с золотым фильтром.

Хм. Ну да, конечно. Даже с удовольствием скажу. Если у вас будет какая-нибудь работа для наших художников, я буду просто счастлива. Они стоят того, чтобы поработать за деньги.

DV

C легким подозрением:

Что-то не так с нашими коллажами?

С любопытством:

Там изображено что-то, что нельзя было изображать?!

Устыдившись своего приключенческого пыла, опускает нос в огромную чашку какао и замолкает.

Stan

Смотрит на Стэна с интересом:

В общем, да. Именно так. Одна из художниц с вашего сайта делает совершенно неординарные работы. При этом она порой использует в них фотообразы, которые мне ранее встречались. Мне бы хотелось понять... не она ли была автором некоторого количества работ, которые я встретил недавно в чужих руках.

Озабоченно:

Вас же, наверное, тоже расстроил бы breach of copyright? Так вот. Мне попалось несколько не цифровых, но бумажных работ вашего автора. И осталось понять только то, как это получилось.

S.S.

Беспокойно:

Вы, наверное, про Ssis говорите. Это ее коллажи хоть сейчас в любой журнал помещай, я и не удивлюсь, если их уже растащили. Да это вообще практика повсеместная – из Интернета все таскают и никаких копирайтов. И авторство не укажут. Немного обидно, конечно, но чтобы до такой степени, чтобы совершенно посторонний человек... искал нас в чужом городе, чтобы найти автора, обкрадываемого контрафакерами...

Останавливается. Поперхнувшись, начинает кашлять. Поморгав, смотрит на Francis Daimon. Вскакивает, натыкается на его удивленный взгляд, снова садится.

Севшим голосом:

А. Ну да. Понятно.

DV

Некоторое время смотрит на DV, не понимая, о чем идет речь. Затем смотрит на Francis Daimon, и до него постепенно доходит.

Так это же вы и есть!

Холодеет.

Вот это да! Вот это да!

Делает несколько больших глотков. Затем, уверенно:

Я знал, что все не так просто.

Stan

Медленно повторяет, чуть изменив фразу Стэна:

Я, безусловно, есть. То есть, существую. Но меня интересую не я, Стэн. Меня интересуют люди, которые не были выведены на страницах той книги, которая вдохновила вас на создание сайта, дай ему Ms Rowling и ваш энтузиазм долгой жизни, но не больше четырех лет.

Некоторое время сидит молча, затем поднимается.

С этим уже ничего нельзя поделать. Это талантливая работа. Эти карты Таро. Вы поймете чуть позже, Стэн, что Таро – непростые карты. А уж если в них поселить изображения живых людей... или некогда живших людей...

Вздыхает, делает неопределенный жест рукой и идет к кассам на выходе, где заинтересовывается открыткой с изображением одного из высотных зданий в Торонто, чрезвычайно зловещего вида, со странной башней наверху.

S.S.

Удивленно и разочарованно:

И что? Все? Ушёл он? Ты поняла, в чем дело? Нет, ну это непередаваемо!

Stan

Смотрит на Francis Daimon, пока он окончательно не теряется в толпе людей.

Вот как... Информацией он, значит, занимался. Я же говорю, что он в этой книге самый умный. Похоже, вне этой книги – тоже.

Утыкается взглядом в стол.

Ну, не бежать же за ним? Все равно нам никто не поверит. Скажем, встретили этого актера... BCE Place in Toronto как его?

DV

Хочет что-то сказать, потом быстро вскакивает и бежит следом за Francis Daimon. Догоняет его.

Скажите, кто вы на самом деле? И чем вы занимаетесь? И как зовут того актера, который на вас так похож?

Тихо:

Это действительно всё правда?

Stan

Оглядывает высокие потолки обширного зала в ВСЕ Place, в котором они стоят. Непонятно к чему:

Тут довольно красиво. Я не очень люблю Новый Свет, но там, где он стремится назад к Старому, – уважаю его усилия.

Переводит взгляд на Стэна.

А вы учитесь здесь? В UofT?

S.S.

Стараясь скрыть нетерпение:

Ну да, учусь... так, понемногу. То на одну лекцию схожу, то на другую. Здесь прекрасная библиотека.

Stan

Беспокойно:

Вы говорите очень похоже на одного знакомого мне ребенка. Это странно. Ну да неважно.

Быстро:

Да. Все правда. Верьте книгам. В книгах все есть, и в них вся правда.

Вкладывает в руку Стэна серебряную застежку в форме змейки, сжимает его руку в кулак.

Актера зовут Alan Rickman, это хороший актер. Наверное. Да. Очень хороший. Мне пора.

Быстро выходит из ВСЕ Place на улицу Younge и растворяется в мгновенно налетевшем снежном буране.

S.S.

Некоторое время стоит, думая: "Незаметно за край, и оставит меня..." Затем возвращается и садится за столик.

DV:

Актера зовут Алан Рикман. Точно.

Показывает застежку. С триумфом в голосе:

Нормально, а?

Stan

Смотрит на Стэна расширенными глазами, прилагая заметные усилия к тому, чтобы удерживать нижнюю челюсть на месте. Помолчав:

Ну что? Вторую чашку кофе?

DV

Согласно:

Да, да. Конечно. Кстати, почему-то у меня на минуту возникло такое впечатление, что я уже когда-то курил, давно...

Прикрывает глаза и мелко трясет головой, а когда открывает их, ему кажется на минуту, что вдалеке за одним из столиков сидит высокий худой человек в черном костюме и белой рубашке, совершенно безволосый. Человек тоже пьет кофе и курит длинную черную сигарету.

Очумело:

Дьявольщина какая-то. Да это же...

Человек внезапно исчезает, а Stan забывает, что хотел сказать. Растерянно:

Пойдем, да... Может, возьмешь бельгийскую вафлю?

Stan

Поднимается:

Ну да. Надо будет Подземелья проапдейтить. Пора уже.

DV

Bce Place in Toronto

Дальше:

Scene

New York,

Metropolitan Opera,

Feb. 22, 1998, evening

Scene

The First International Congress On New Para-Psychology

Panel Meetings

Feb. 23, 1998, morning

Повернувшись к соседу справа, открывает рот, но решает воздержаться: глаза у молодого человека совершенно остекленевшие, он безотрывно глядит на сцену, где что-то очень спокойно и даже уютно объясняет у проекционного аппарата высокий мужчина в галстуке-бабочке. От соседа также исходит тихое, ритмичное жужжание – видимо, где-то в кармане надрывается сотовый телефон.

Всматривается в него внимательнее. Вполголоса:

Полное спокойствие и удовлетворенность. Слов не разберу, конечно. Откуда ты, прелестное дитя? Ты хоть по-английски-то понимаешь?

Какое-то движение слева заставляет ее вздрогнуть, схватиться за сумочку на коленях и повернуться. Модно одетая женщина шумно встает и идет вверх по ступенькам к выходу.

K. McIlwane

...Таким образом, вполне очевидно, что Лоренц-инвариантность не требует однородности, и неопределенная квадратичная форма, описывающая пространственно-временные соотношения, хотя и теряет коммутативность, но тем не менее имеет нетривиальное решение при замене непрерывного спектра операторов на дискретный.

Меняет слайд и нажимает на кнопку магнитофона.

Мы можем теперь говорить о замене аналоговой модели так называемой музыки сфер на цифровую, с шагом, соответствующим единице этого спектра, как по трем вещественным координатам, так и по мнимой оси.

Раздается приятная, гармоническая музыка; интервалы логично и свободно разрешаются друг в друга.

Какие будут вопросы?

D. Price

Нервно сжимая руки, ходит взад и вперед за тонкой перегородкой, отделяющей сцену, на которой делает свой доклад Десмонд Прайс, от служебных помещений конгресс-зала. Проходя мимо S.S., вскидывает на него глаза:

Ужасно, Северус, как я вас подвела. Я всегда боялась публичных выступлений, а перед такой толпой маглов...

Irma Pince

Вслушивается в звуки, доносящиеся из зала, похоже, улавливая помимо звуков и еще какие-то сигналы. Не глядя на Ирму и, кажется, не особенно задумываясь над тем, что говорит:

Они не маглы, Ирма. Поэтому у вас и не сложилось с ними. И потом, не зря же я некогда загубил вашу научную карьеру? Не зря. Мало сделать достойное исследование. Представляя его результаты коллегам, надо – как и обычно, впрочем, – не забывать, что лишь тот ясно излагает, кто ясно мыслит. Если не будет схождения этих двух параметров, выступление обречено на провал.

Переводит невидящий взгляд на Ирму, через несколько секунд фокусируется на ней и осознает, что она застыла как вкопанная. Тем же легким тоном:

Последний пассаж, Ирма, касался не вас.

Неискренне улыбается.

S.S.

Дрожащими губами:

Вы знали, что я не смогу перед ними выступить, отчего же вы меня не остановили? Уже, наконец, пора выбрать, Северус, что для вас важнее: воспитать во мне то, что вы хотите во мне увидеть, или выполнять задачу, ради которой мы собрали здесь эту всю толпу людей, не понимающих, что это на них такое нашло.

Irma Pince

Бесстрастно:

Ирма, Ирма, Ирма. Вот и вы не хотите понять, что можно не успеть. Можно – опоздать. Можно все время считать, что сначала одно, а потом другое. Самообман. "Потом" не будет. Это я вам гарантирую, под страшным секретом. Все вместе и все сразу, сейчас – или умереть.

Но давайте же сконцентрируемся на докладе Профессора Прайса. Надо его поддержать.

S.S.

С некоторым трудом отрывает глаза от сцены, где продолжает звучать музыка, а странный докладчик стоит лицом к залу, немного склонив голову набок, и как будто гипнотизирует присутствующих взглядом – или же просто терпеливо ждет, что кто-то и в самом деле задаст ему вопрос.

Прикладывает пальцы к вискам.

У них в головах ничего, кроме этой музыки.

В разных углах зала раздаются мелодичные звуки, как будто люди простыми, чистыми голосами подхватывают и ведут мелодию, хотя рта никто не открывает.

Докладчик поворачивается боком, делает быстрое движение пальцами, и все звуки, которые были направлены в его сторону, как будто сдувает за правую кулису. Наступает тишина.

Облегченно вздыхает. Слушатели постепенно начинают шевелиться, кто-то неуверенно аплодирует, кто-то встает и начинает переговариваться с соседями.

Зажигается полный свет. Бесплотный, бесстрастный голос в динамиках объявляет десятиминутный перерыв.

Остается сидеть, несмотря на суету вокруг нее.

K. McIlwane

Входит за сцену, держа в руках небольшой прозрачный шар, который слегка светится.

Поймал почти все. Процентов пять-семь рассеялось, но это вполне в пределах... в пределах.

Поднимает глаза от шара на S.S.

Благодарю за помощь, Профессор... мисс. Я готов повторить на вечерней сессии, но вряд ли удастся второй раз собрать аудиторию такого же размера.

D. Price

Движением руки перемещает шар от Прайса к Ирме Пинс.

Благодарю вас, профессор. Это очень высокий результат, могу себе представить, каких усилий вам стоило собрать урожай с этой аудитории. Ничего, каждый понемногу... Мы боремся сейчас за каждый час. Конгресс должен тянуться столько времени, сколько понадобится, чтобы решить его участь вне стен Конгресс-центра. А пока – увы, позиционные бои.

Ирме:

Ирма, посмотрите, пожалуйста, кто там у нас следующий. Чем более сыгранно мы выступим, тем лучше. Нам нужно Бородино.

S.S.

Проконсультировавшись со своей программкой:

Атанасиус. Пойду проверю, готов ли он.

Прайсу:

Увидимся, Профессор Прайс. И благодарю вас: вы выполнили работу за двоих – за меня и за себя.

Выходит.

Irma Pince

Направляется на сцену, подходит к S.S. и Прайсу. Сдержанно кланяется. На нем всегдашняя черная сутана с высоким воротничком и скромный наперсный серебряный крест с еле заметной черненой розой.

Patron, Профессор... Во всеоружии, врученном в десницу мою Господом нашим, готов предстать перед растерянными агнцами...

Останавливается и некоторое время смотрит на S.S. Слегка откашливается. Решительно:

Ни крупицы истинного знания, Профессор. Ни крупицы. Только гипнотерапия.

Athanasius Kircher

Лезет в карман, достает оттуда игральную карту, смотрит на нее, комкает, бросает в угол. Вслед Кирхеру, напутственно:

Только так, Атанасиус. Как в молодости. Как учил вас господин Розенкрейц.

S.S.

Вступает в доклад так, как будто продолжает говорить нечто, хорошо известное слушателям, к этому моменту уже собравшимся в зале заседаний. Один незадачливый молодой человек пытается пошуршать фольгой от шоколадки, но Кирхер внезапно кидает на него взгляд, полностью лишенный обычного его монашеского смирения, и молодой человек застывает.

Стоя посередине сцены и обращаясь к залу, как с амвона, нежно:

...Роберт Флудд утверждал, что Христос есть краеугольный камень алхимического храма, таинственный порошок проекции, трансформирующий субстанции, с которыми соприкасается. Становление Христа в каждой человеческой душе представляет Валикую Работу, которая по ее завершении поднимает философа до возвышенного состояния Отца R.C., или Рыцаря Золотого Камня. Склонившись над философским камнем, каждый из вас, подобно патриарху Якову, воздвигает лестницу из алхимических ступенек, которая ведет через три мира и приводит к трону Иеговы. Философ понимает, что Природа есть суть, итог Бога, а человек – итог Природы. Философ и создает в своей реторте миниатюрную Вселенную. Он управляет ею, исследует ее и открывает законы, управляющие жизнью и смертью.

Устремляет взгляд куда-то в пространство.

Этим знанием он освобождает собственную душу.

Молчит, обводит взглядом аудиторию.

Он думает, что может освободить собственную душу.

Протягивает руку к залу и медленно сводит расставленные пальцы в кулак.

Пусть же он думает так.

Athanasius Kircher

Большая часть из слушавших первый доклад ушла, вместо них в аудитории сидят теперь совсем другие люди – на этот раз ярко выраженными небольшими группами, в каждой из которых одежда, общее поведение и даже черты лица людей очень похожи.

Незаметно привстав из своего кресла в одном из последних рядов, поворачивает голову, прислушиваясь к одной ей слышным звукам, исходящим из зала.

Садится с совершенно ошарашенным выражением лица.

И отец игумен как есть безумен. Он же только вошел, а они все уже у него в руке. Движутся в такт, думают в такт.

Вот так парапсихология. Сидят души, а над ними – пар. Парение.

"Это я организовал конгресс". Что же они, совсем не понимают, зачем?

K. McIlwane

Медленно переводит взгляд на шатенку в пятнадцатом ряду амфитеатра, вцепившуюся обеими руками в сумочку. Снова возвращаясь к ровному усыпляющему ритму:

...Это возражение посвященного старика исполнено глубины. Известно, что во время сна внутренний человек покидает материальную оболочку, чтобы погрузить свое утомленное световое тело во вселенский флюидический Океан и восстановить иссякшую жизненную силу. Он может переноситься на невероятные расстояния и различать вещи, внешние по отношению к нему, на физическом и астральном планах, посредством воспринимающих органов своего аромального тела, или формирующего медиатора. Само сновидение – не что иное, как более или менее расплывчатое восприятие отражений и явлений астрального мира, довольно смутные воспоминания о которых лишь частично согласуются между собой в состоянии бодрствования.

Немного наклоняет голову набок, удивительным образом копируя недавнюю позу Профессора Прайса и как будто снимая показания с аудитории.

В целом, где-то так.

Не давая залу прийти в себя, продолжает, удаляясь за кулисы:

Посвященные знают, в каких сверхфизических условиях астральное тело, таким образом исторгнутое из своего телесного подобия благодаря сну или экстазу, само может сгущаться и объективироваться до такой степени, что становится видимым и осязаемым, на громадных расстояниях от того места, где неподвижно покоится материальное тело, обычно в состоянии каталепсии. В состоянии каталепсии. Ката-лепсии. Да.

Athanasius Kircher

Arretez-vous, s'il vous plait, Monsieur Kirch... Уважаемый докладчик.

Встает со своего кресла в первом ряду.

Мне показалось, что в вашем докладе, и в ваших работах...

Почти переходит на шепот:

...немного преувеличена роль розы и особенно креста, в ущерб темперирующему влиянию лилии.

Оглядывается на погруженный в тишину и неподвижность зал.

Хотя... Ваша методика, несомненно, эффективна, это вы нам сейчас явственно продемонстрировали. Снимаю вопрос.

Золотоволосая женщина в белом платье

Cмиренно наклоняет голову, быстро проверяя взглядом исподлобья состояние зала. Женщине:

Мы поговорим об этом в кулуарах, мадам... миледи. Леди. Мое наследие так велико, что и лилии, одному из двух основных цветков Мага, в нем есть место.

Исчезает за сценой.

Athanasius Kircher

Не обращая уже внимания на происходящее, впивается глазами в задник сцены.

Он там. Он управляет всем, оттуда. Смотрит всеми глазами, слушает всеми ушами, собирает, взвешивает... Разбирается.

Опускает взгляд на свои руки, которые готовы разорвать сумочку. Разжимает их, разводит края сумочки, вынимает оттуда узкий цветной картонный прямоугольник. Скороговоркой:

Karen being the High Priestess by Ssis

Почему High Priestess? Тянет, и тяжело, и кричит совершенно не переставая, все громче и громче. Колется, мешает – всем, и мне, и ей, и... Резко встает. Никто в зале не шевелится и, похоже, не дышит, поэтому все ее движения отдаются, как ей кажется, оглушительным эхом.

И ей. Надо ее найти. Я неправильно сказала. Все наоборот, не может быть, чтобы она – не оказалась здесь. Я должна успеть раньше него.

Выбегает по ступенькам наверх и прочь из зала.

K. McIlwane

Выслушивает тихую деловую скороговорку Кирхера, глядя на крест с розой, который тот сжимает в руке; цепочка, на которой висело распятие, порвана. Согласно кивает, подходит к выходу на сцену, оглядывает зал, все выходы из него. Тихо, Кирхеру:

С их стороны здесь почти никого нет. Мы их подавили интеллектом.

Криво улыбается.

Все равно, все равно это временные меры. Удержание на границе.

Видит спешно выходящую из зала Карен.

Чип и Дейл спешат на помощь. Отважная пташка Карен, смотри... научим летать.

Возвращается за сцену.

S.S.

***

Веселой девушке в джинсах, свитере и кожаной курточке:

...В партере, Мэри-Сью. Пожалуйста. Людей у нас совсем мало, даже те, которые, казалось бы, должны быть "за нас", на самом деле сейчас крайне растеряны и не понимают, что происходит. Вы знакомы с Беатрис. Вы ей помогали с этим проектом. Просто держите глаза открытыми и будьте так же быстры реакцией, как тогда, на выставке японских ножиков.

Отправляет девушку в конгресс-зал.

S.S.

Осторожно выглядывает в зал из-за кулисы. Зажмуривается и делает шаг назад. Медленно выдыхает, поднимает голову. Шепотом:

Это просто еще одна аудитория.

С приветливой улыбкой выходит на сцену. Проходит за низкий журнальный столик, который стоит сбоку от экрана и кивает человеку за пультом.

Уважаемые коллеги, дорогие друзья. Сегодня вы увидете уникальный документальный фильм. И вы будете первыми его зрителями.

Becky Gaetano

Устраиваясь поудобнее:

О-бал-деть.

Вертит головой, оглядывая зал.

Все... как это? На высшем уровне. А если и буфет такой же, то к черту сегодня мою диету.

Краем глаза замечает какое-то движение рядом, резко поворачивается, выставляя руки перед грудью, одну впереди другой, и оказывается лицом к лицу с озадаченной дамой в деловом костюме.

Выдыхает и осторожно дотрагивается до плеча дамы.

Все будет хорошо.

Чинно садится, сложив руки на коленях, и обращает свое внимание на сцену.

Mary-Sue

На экране волнуется толпа, на трибуну поднимается Alice. Ровный голос Becky за кадром ведет размеренное, отчужденное повествование. Камеру иногда покачивает, как будто оператора толкают.

В паузе между текстом за кадром:

Безусловно, всем знаком эффект, который производят харизматические лидеры на толпу. Однако, я призываю вас сконцентрировать все свое внимание на экране и следить за оратором. Не сомневаюсь, что вы заметите определенные технические приемы.

Голос за кадром пропадает. Речь Alice слышна громче и громче. Текст приобретает все более ощутимую ритмичность.

Becky осторожно поворачивает рычажок громкости на дублирующим пульте перед собой. И крепко сжимает в кармане голубую ленточку.

Becky Gaetano

Задрав нос, подчеркнутым движением отряхивает плечо костюма, до которого дотронулась Mary-Sue и отсаживается от нее на одно место. Повернувшись к ней спиной, быстро подмазывает губы, поправляет бриллианты на шее и водворяет на место сбившуюся немного набок грудь – все отточенно и практически молниеносно, как мастер иай, подвязывающий рукава перед битвой.

Когда в зале темнеет, вытягивает из сумочки телефон и начинает тыкать в кнопки, но голос Alice останавливает ее.

Сначала ерзает на месте, потом, явно борясь с собой, встает и берется руками за спинку стула впереди.

Негромко, но убежденно, мотая головой так, что парик падает с головы:

Открывшая. Разогнавшая. К истокам!

Priscilla Brewster

Голос Alice звенит, но не дребезжит. Вибрации от него ползут по всему залу. Странно низким и спокойным голосом Becky повторяет с ней в унисон отдельные слова:

Никогда... раньше... не будет... и впредь... вы... уже... не сможете... помнить... наши... силы...

Слушатели, кажется, не замечают странного дуэта.

Becky Gaetano

Поднимает голову к потолку и что-то там высматривает. Начинает что-то шептать не сходя с места; с шеи Присциллы Брюстер, тихо звеня и сияя в свете ламп, сыплются на пол бриллианты. Сам себе:

У меня такое ощущение, что ее надо усыпить. Навсегда.

S.S.

То там, то здесь в зале по одному и группами встают люди с горящими глазами, глядящие на экран.

Хочет сказать что-то Присцилле, но видит, как с той градом летят украшения, цепочки и пуговицы и, кажется, осыпается макияж, и брезгливо отворачивается.

Все-таки мексиканцы приятнее, когда у них крышу рвет.

Осаживает какого-то пожилого господина с брюшком, который собирается нырнуть головой вперед через два ряда к сцене.

Mary-Sue

Камера, так долго снимавшая Alice крупным планом, отъезжает. В кадре огромная толпа народу, которая пульсирует в такт словам. Видно, что некоторые люди не выдерживают и падают. Никто не замечает этого. Оставшиеся стоять просто плотнее сдвигаются в освободившемся пространстве. Камера отъезжает еще дальше. По небу бегут облака. Падающие люди в толпе похожи на пузыри, лопающиеся на воде.

Понемногу убавляя громкость и иногда перекрывая голос Alice, говорит свои собственные слова, которые иногда совпадают с текстом на экране:

Эффекты воздействия магической инкантации на широкие массы еще не изучены. Ветер сеет в головах смятение и боль. Ветер сеет в головах страх и веру. Но управление ветром лежит в той области, где даже самые чистые паранормальные способности бессильны.

Зал неистово внимает этой странной речи. Becky сильнее наматывает ленточку на палец. На экране камера снова фокусируется на ораторе.

Becky Gaetano

Предельно концентрируется, стараясь помогать Бекки и Мэри-Сью. Тихо:

Вот так, Элис, все взаимосвязано. Вы кладете в лужи своих нынешних соотечественников, а мы с вашей помощью уложим лицом в грунт некоторое количество несчастных, которым, как говорит Мэри-Сью, "рвет крышу".

Не в силах дольше находиться вне контакта с залом, выходит в боковую кулису и гипнотизирует зал, иногда обеспокоенно взглядывая на Бекки.

Спокойно:

Держитесь, мисс Гаэтано. Вы же Борджа.

S.S.

Priscilla по соседству уже размахивает сдернутой блузкой, как флагом.

Это еще ничего, ребятки, вот подождите, сейчас...

Кто-то резко поднимает ее и разворачивает вбок.

Коротко стриженый амбал с квадратной челюстью и отсутствующим взглядом берет ее за горло, бормоча что-то про предателей дела возрождения.

Не задумываясь, коротко бьет его открытой ладонью в лоб. Сверкает небольшая молния, мужчина аккуратно отпускает ее, складывает руки по швам и валится набок.

Смотрит на правую кулису, кивает и встает лицом к залу.

Сейчас будет самое интересное.

Mary-Sue

Коротко глядит на часы, сверяясь с хронометражем фильма. На экране толпа доходит до вершины немого экстаза. Совершенно неожиданно ракурс сменяется. Зрители видят Alice немного сбоку. Становится понятно, что все это время она стояла не на трибуне, а на капоте яркокрасного джипа. Alice резко поднимает руки вверх, а потом разводит их в стороны.

Becky продолжает говорить, полностью убрав звук с экрана:

Коллеги, друзья. Наша сила в нашей щедрости. Наше возрождение в самоотречении. Наша победа в самоотречении.

Разводит руки и резко опускает их вниз. Alice на экране повторяет движение. Видно, как по толпе пробегает волна, бьющая о борт красного джипа.

Becky Gaetano

Поднимает руку ладонью вверх, сдувает в зал маленький переливающийся огонек. Желчно:

Генезис экстаза неважен. Главное получить экстаз. Держите, голубчики.

Мэри-Сью тем временем выбралась в проход и неторопливо разворачивается вокруг своей оси; создается ощущение, что от нее исходят волны, резонирующие со словами Бекки, усиливающие содрогания зрителей. Огонек рассыпается на множество своих подобий, которые влетают в руки каждому из присутствующих, исключая Мэри-Сью и Бекки. По залу проносится стон, который переходит во вздох, после чего все рушатся на свои места с закрытыми глазами и блаженными лицами. В целом все выглядят прилично, за исключением Присциллы.

Сам себе:

Ну, на сегодня предостаточно. Помнить они ничего не будут, а если и возникнет какое-то беспокойство, прием в Российском посольстве заставит их забыть все. Только бы эта Джуна не взялась кого-нибудь лечить.

S.S.

Прыгает на месте, не скрывая восторга.

Получилось! Получилось! И у меня получилось!

Выбегает на сцену. То к Becky, то к S.S.

Нет, вы видели? Р-раз – и всем по двойной порции! А этот! А эта, фу-у...

Я еще хочу. Давайте еще кого-нибудь так же. Хочу магию, побольше, и апельсинового сока.

Mary-Sue

Внимательно смотрит, как зал успокаивается. Обменивается взглядом с Mary-Sue и S.S. Кивает и, спокойно улыбаясь, уходит за кулисы. Сразу за кулисами садится на какой-то ящик. Смотрит вниз на свои руки, которые продолжают вертеть голубую ленточку.

Becky Gaetano

Распростившись с Мэри-Сью, отправившейся на промысел апельсинового сока, идет за кулисы. Подходит к Бекки.

Ну вот, Бекки. Велика же сила телевидения, правда? Трудный у вас получился фильм – и материал непростой. Пойдемте, может чего-нибудь крепкого?..

S.S.

Слабо улыбается. Видно, что она очень бледна. Сидит еще секунду и легко поднимается на ноги, улыбаясь уже совсем искренне.

Да нет уж. Куда мне крепкого сейчас. Лучше чаю или кофе. Мы можем где-нибудь посидеть?

Becky Gaetano

Легко:

Конечно. Можно у меня в штабном номере, можно в любом из здешних заведений, можно в городе. Где хотите.

Указывает Бекки на выход, останавливается. Медленно:

...Неужели?

S.S.

Чем ближе, тем лучше.

Удивленно вскидывает брови.

Неужели... что? Ведь еще ничего не закончилось.

Becky Gaetano

Ведет Бекки к лифтам, они быстро поднимаются наверх, входят в замаскированный под обычный гостиничный люкс офис конгресса. Вежливо:

Не обращайте внимания. Я неправильно истолковал ваше нежелание пить спиртосодержащие напитки. Сейчас будет кофе.

На кухне что-то щелкает, включается плита.

Рассеянно:

Лучше мне проследить за кофейником. Все-таки варка кофе – задача посложнее, чем работа с аудиторией. Располагайтесь.

Указывает Бекки на единственное глубокое мягкое кресло.

S.S.

Ну это, наверное, очень личное. Я бы лучше сварила кофе на весь Конгресс, чем...

Устраивается в кресле. Задумывается. Продолжает достаточно громко, чтобы ее было слышно в кухне.

Хотя нет. Я бы не отказалась от своего места. Я уже пробовала. Не хочу больше. Трудно, конечно, было. Но вы это, я думаю, знаете.

Прячет ленточку в карман и откидывается на спинку кресла.

Becky Gaetano

Возвращается с кофе, разливает его по чашкам.

Вы еще не привыкли, а тут сразу такая сложная задача. Все правильно. Но интересно то, что подобных сложных задач вам может больше и не представиться. Так что вы в самом начале своей магической карьеры взяли планку, с которой нормальный маг старого образца может ни разу не столкнуться за всю жизнь. Выпьем же за это кофе.

S.S.

Да, я думала об этом. О том, что сегодня, возможно, был мой магический звездный час. Я всегда рада, хотя слово "рада" слишком плохо отражает мои эмоции, и тем ни менее я всегда рада помочь вам, Фрэнк. Как говорят на этом континенте: я всегда буду там для вас. Просто, я не уверена, что вам еще понадобится моя помощь.

Берет чашку, греет об нее руки и делает маленький глоток.

В который раз за последнее время я чувствую себя на пороге чего-то следующего.

Becky Gaetano

Искренне:

Это хорошо было бы, Бекки, если бы мне больше не надобилась ни ваша помощь, ни помощь Профессора Прайса. Считайте, что вы с ним грудью закрыли подступы к родному краю – больше с этой стороны Океана было помогать почти некому.

А ваше следующее – это уже совсем мирная и радостная жизнь. Стройте же ее спокойно – вы заслужили.

S.S.

Смеется.

Ох. Я, кажется, забыла, что это такое. Или отучилась. Или стала ценить больше, потому что отучилась. Ничего. Привыкну.

Немного смущается.

Скажите, а как вы относитесь к приглашениям на свадьбу? Быстро продолжает, немного извиняясь: Вы только не подумайте, что я хочу разводить такую умильную семейственность. Я все-все понимаю. Правда. Мы и звать никого не хотим. Просто я подумала...

Becky Gaetano

Садится в офисное кресло на колесиках. Тоже слегка смущенно:

Если честно, Бекки, то, наверное, довольно настороженно. Вы не поверите, но все те свадьбы, на которых мне довелось присутствовать, включая свадьбу моих родителей, во время которой я был всего лишь в проекте, бывали осложнены какими-то неприятностями. Так что давайте, я лучше издалека... Пришлю вам ваших любимых цветов. А Профессору Прайсу достану редкий трактат по египетской астрономии. Или астрологии.

Обеспокоенно:

Только я не знаю, какие вы любите цветы.

S.S.

Я розы люблю.

Отставляет чашку.

Вы правы.

Делает неловкую паузу.

Я не знаю, как это сказать. Но я, правда, здесь. И буду здесь. Вы знаете, да? Это ведь у нас такое прощание, правда? Не на совсем, но я понимаю, я думаю.

Becky Gaetano

Легко:

Временное прощание, Бекки, временное. У нас с вами слишком много совместных воспоминаний о песках, джипах, камнях Кушана и дворцах Ватикана. Это все, знаете ли, бесследно не проходит.

А пока вы заслужили отдых и покой. Теперь мне надо будет как-то свалить этот Конгресс окончательно, и покой настанет повсюду. Я даже не верю, а знаю, что это так.

S.S.

Голос из коридора, приближаясь.

Нет, профессор Шварц... Забавная иллюстрация, не более того, я не слишком продвинулся по сравнению со Снайдером. То есть... Нет, конечно, неплохая работа, неплохая... Да, давайте завтра сядем и посмотрим, это было бы полезно. Доброй ночи.

Доброй ночи.

Стучит в дверь.

Можно?

D. Price

Поднимается:

Да, конечно, Профессор. Открыто. Вы очень кстати, и хорошо, что вы нас так быстро нашли. Принимайте героя дня, баюкайте, хольте и лелейте.

S.S.

Тоже поднимается.

Да ладно, тот еще герой.

Becky Gaetano

Входит, поворачивается сразу к Becky. Между ними происходит быстрый и молчаливый диалог, в конце которого она прикрывает глаза. Подходит и кладет руку ей не лоб. Обращается к S.S.

Нашел бы еще быстрее, если бы не старый коллега из UC-Davis – видимо, единственный, кого я не успыпил, а разогрел своими преобразованиями. Без меня он к этому номеру выйти не сможет, я надеюсь?

Отнимает руку. К Becky:

Устала? Спать?

D. Price

Некоторое время продолжает стоять с закрытыми глазами. Потом медленно открывает один, а за ним, нехотя, второй.

Да. Спать. Долго.

Becky Gaetano

Не давая Бекки и Прайсу совсем погрузиться в интимные разговоры, деликатно, но твердо:

Вот и славно. Вот и займитесь этим немедленно. Профессор, забирайте свою даму, здесь этажом ниже есть свободный номер, можете далеко не уходить.

Остальные судьбы мира подождут.

S.S.

Но... Я-то как раз еще вполне функционален, мне только проводить, и я к вашим услугам, Профессор...

Неудержимо зевает.

Только кофе сначала... У вас осталось еще на полчашки?

D. Price

С некоторой беспомощностью:

Профессор Прайс, у меня здесь кубический метр кофейных зерен, и вы мне больше совершенно не нужны. Пожалуйста, идите отдыхать. Кофе мы с вами сможем выпить завтра.

Или я дам вам кофе с собой, если вы хотите посторожить сон мисс Гаэтано. Или укладывайте ее спать, и пойдемте выпьем чего-нибудь крепкого хотя бы с вами. Или все же нет – идите оба спать. С любыми напитками в качестве night cap.

S.S.

Поворачивается к S.S.

Простите, вдруг как-то навалилось.

Оглядывается на D. Price, берет его за руку и снова отпускает.

Я думаю, мы пойдем. Спасибо вам.

Becky Gaetano

С облегчением:

Вам, вам обоим спасибо. Давнишнее и заслуженное. Всего вам доброго, Бекки. Профессор, мы с вами неизбежно пересечемся еще, пока идет Конгресс. А если не пересечемся, то Атанасиус... всегда передаст, где я есть, и я всегда буду рад... Да.

Подходит к двери, открывает ее. Бекки и Прайс идут к выходу.

Что-то вспомнив, почти незаметным и неуловимым движением ловит руку Бекки и надевает ей на палец старинный золотой перстень – воздушный и сияющий. Почти неслышно:

Эту вещь я не мог не отдать вам лично. Это... фамильное.

Всего хорошего.

Отходит вглубь кабинета, включает компьютер.

S.S.

Смотрит на S.S. Сжимает руку с кольцом. Быстро смаргивает. Выходит с D. Price из номера, не оглядываясь.

Becky Gaetano

Дальше

Scene

Helmsley Tower

212 East 42nd St.

New York

Feb. 23, 1998, at night

Сидит за столом у окна в своем номере, в рубашке с расстегнутым воротом. В комнате полутемно; в глубине молча отбрасывает на стену цветные блики телевизор, настроенный на CNN Headline News. Сложные серебристые приборы куда-то убраны, за исключением одного, небольшого, который виден на столике у кровати в соседней комнате; там горит лампа, на абажур которой наброшен газовый платок.

Может создаться впечатление, что он очень внимательно смотрит на то, что разложено перед ним на столе, он даже покачивается немного от напряжения, но глаза его закрыты.

Не открывая глаз, перекладывает картонные квадратики в ином порядке, переворачивая какие-то из них.

Жрица встретилась со Смертью и отправилась к Магу, сознание которого не оставляет императорская пара. Превосходно. Лучше не придумаешь.

R. Bharati

Сверяет какой-то текст, бегущий на экране компьютера, с текстом, написанным на массе клочков бумаги, в толстой тетради в кожаной обложке и на нескольких листах пергамента. Правит его то в электронном виде, то, наоборот, на бумаге. Через некоторое время что-то начинает его беспокоить. Немного хмурится, оглядывается на трех пестрых птичек, которых в своей обычной ленивой манере гипнотизирует черная пантера, сохраняет документ в компьютере, сгребает материалы в ящик письменного стола, подходит к золоченой клетке с птицами.
Задумчиво:

Бедные. Хочется в человеческий облик и послужить? Tut-tut... Придется потерпеть. Надеюсь, ни одну из вас не хватит инфаркт под взглядом этой кошки.

Словно услышав его слова, одна из птиц падает с жердочки на пол клетки.

Поднимает бровь.

Ну, не буду же я делать птице искусственное дыхание.

Выходит на свой круговой балкон и любуется видом на город.

S.S.

Black panther by Ssis

В дверь кто-то стучит, почти неслышными двумя ударами.

Глубоко вздохнув, открывает глаза. Протягивает руку, берет с соседнего кресла серый сюртук и накрывает им стол. Поворачивается.

Открыто.

Входная дверь приоткрывается. На пороге стоит женщина, с виду – лет тридцати с небольшим, в брючном костюме, с немного растрепавшейся парикмахерской укладкой выцвеченных волос. Она осторожно заглядывает в комнату, не переставая нервно крутить значок конференции, приколотый к лацкану.

Встает ей навстречу.

Не беспокойтесь, здесь совершенно безопасно. Специальная... ионно-плазменная защита, последние достижения, у меня над этим трудится целая свора нобелевских лауреатов. Ничего из того, что вас беспокоит, здесь произойти не может.

Подходит к женщине, прикасается пальцем к ее губам, предупреждая то, что она хочет сказать. Мягко, но уверенно берет ее за руку и ведет в спальню. Она не сопротивляется.

Дверь за ними закрывается сама.

R. Bharati

Глядя на Центральный Парк:

The City that never sleeps. Что они в этом понимают...

Трет глаза руками, его чуть покачивает; еле удерживается на краю балкона.

Сам себе:

Нет, раз так, то лучше мне внутрь.

Возвращается в номер, достает из ящика стола старую цыганскую колоду карт, наугад вытягивает из нее четыре. Недовольно фыркает.

Это не то.

Кидает карты в корзину для бумаг.

Садится в кресло, некоторое время смотрит в монитор. Затем встает, надевает пальто, обматывает горло шарфом и выходит из номера.

В лифте:

Не спит, значит, этот город? Ну-ну. Проверим.

S.S.

Дверь в спальню открывается. Выходит, держа на руках безвольно обвисшую женщину, от которой исходит быстро слабеющее голубоватое сияние.

Видите, милочка, совсем не больно.

Подходит к двери в номер, опускает ноги женщины на ковер и выпроваживает ее в коридор. Она уже немного ожила, но движется неуверенно. В дверях она оборачивается.

Протягивает руку и снимает с нее значок.

Это вам больше не понадобится. Полное исцеление. Никаких рецидивов. Домой, в Миннесоту, все будет хорошо.

Женщина кивает со слабой улыбкой.

Закрывает дверь у нее перед носом, возвращается в спальню, бросается на неразобранную постель, протягивает руку к серебристому прибору и вынимает из него, как из эспрессо-машины, небольшую золотую чашечку. Поболтав жидкость на дне, встает, возвращается к столу, садится и осторожно откладывает сюртук обратно на кресло.

Вынимает из конверта еще одну карту, кладет ее перед собой и одним движением выплескивает на нее содержимое чашечки.

R. Bharati

Идет по ярко освещенной улице, полностью погрузившись в свои мысли и ни на кого не глядя. Редкие прохожие, как обычно, обтекают его на приличном расстоянии. Отойдя довольно далеко от отеля, чувствует какой-то дискомфорт. Делает глубокий вдох, поднимает руку к голове, затем останавливает себя. Разворачивается к сияющей огнями витрине магазина модной мужской одежды.

Тихо:

Вот уж никогда не думал, что буду таращиться на витрины, как пожилой человек с подорванным здоровьем.

Чувствует, что его левой руке горячо, с недоверием поднимает ее к лицу, видит, что рукав быстро пропитывается кровью, наполнившей уже его перчатку. Сбрасывает перчатку на землю, его снова заносит, и он едва удерживается от того, чтобы не разбить витрину тяжелым набалдашником трости. Оглядывается на прохожих. Как ни в чем не бывало:

Эту комедию снимают скрытой камерой. Ведите себя естественно.

Аккуратно достает из внутреннего кармана пальто одну из пестрых птиц, изрядно помятую, методически выщипывает у нее из головы несколько перышек, после чего подкидывает в воздух. Вслед птице:

Позовешь этого своего... прислужника Кали. Он меня найдет.

S.S.

Посидев немного, встает, переходит на широкий диван перед телевизором. Переключает каналы до тех пор, пока не находит один со статической серой рябью, и с удовольствием откидывается на спинку дивана, внимательно следя за одному ему видимыми образами.

Через короткое время становится видно, что улыбка на его лице держится уже скорее машинально: увиденное его явно раздражает.

Встает, подходит к окну, просовывает руку сквозь тройной стеклопакет и втягивает обратно в комнату одну из своих птиц. Относит ее в спальню, где она превращается в девушку, без сознания и с наголо обритой головой. Кладет ее на постель и прикрывает одеялом. Проходя мимо стола, проводит над ним ладонью, собирая карты, которые исчезают за его рукой, и быстро выходит из номера.

R. Bharati

Scene

New York West Side

Abandoned White Star Pier

Same night

Стоит на пирсе, выдающемся далеко в Гудзон, почти не освещенном единственным фонарем, уныло мигающим среди гор заброшенных машин на полосе земли, тянущейся вдоль воды. Сам себе:

Now would I give a thousand furlongs of sea for an acre of barren ground...
I would fain die a dry death... You taught me language; and my profit on't is, I know how to curse: the red plague rid you, for learning me your language.

Прокручивает трость в руке, она пропадает.

S.S.

Выходит на пирс. За ним куча ржавого железа со скрипом рушится.

Стоит неподвижно на фоне облака поднявшейся пыли, и ждет, пока она уляжется.

Зачем вы позвали меня сюда? Это ни к чему не приведет. А я бы не позволил себе ничего лишнего. Вы это должны уже чувствовать, после столь долгой истории нашего совместного общения. Времени друг друга терпеть нам осталось до завтрашнего финального заседания, а после него разойдемся каждый в свой удел, и больше никогда не встретимся. Примите же действительность, наконец.

R. Bharati

Продолжает, не поворачиваясь, беседовать с Гудзоном:

We were not born to sue, but to command... The language I have learned these forty years, my native English, now I must forego: and now my tongue's use is to me no more than an unstringed viol or a harp...

Помолчав недолго, оборачивается к Раване, слегка протягивает к нему левую руку, и того относит к пока не осевшей массе старых машин. Что-то рушится. Негромко:

Как нехорошо лгать человеку, который все знает. Вы уже позволили, и не только в отношении меня.

S.S.

Протягивает руку за голову, вытягивает из стопки расплющенный остов "Кадиллака", как карту из колоды, и идет снова к основанию пирса, помахивая металлической лепешкой в воздухе. Потом отбрасывает ее в сторону.

Ниточки, любезный. Я же их не обрываю, хотя я и владею этой возможностью. Пока не обрываю. Но держать их в постоянном натяжении – необходимо. Видимо, бесполезно вам напоминать, что если бы вы согласились на мое предложение еще в Саграда Фамилия, все ваши многочисленные девушки никогда не услыхали бы обо мне.

А рука ваша быстро заживет.

R. Bharati

Не спеша идет навстречу Раване, подойдя к нему, быстро разворачивает его к себе спиной и, несильно толкнув в затылок, роняет на землю. Наступает ногой ему на позвоночник.

Еще одно "любезный", любезный сахиб, и вы будете первым бессмертным, передвигающимся на инвалидной коляске.

Неторопливо:

Знаете, ведь именно к этому пирсу должен был пристать "Титаник". Жалко, что все кочегары на нем утонули.

S.S.

С некоторым трудом вытянув руку в сторону, вынимает из воздуха карту "Император" и движением пальцев отбрасывает в реку.

Стоявший рядом "Шевроле" без крыши включает габаритные огни, моментально срывается с места задом, накрывает простертого R. Bharati, оставляя его между колес, и резко осаживает, оттолкнув S.S. задним бампером к кромке воды.

Откидывает машину, как крышку, вбок, и встает. Автомобиль, покачнувшись, с грохотом падает снова на колеса.

Мне известна эта печальная история. О том, как построен был самый большой, самый великий, неуязвимый корабль. В порядке конкуренции между Красной и Белой Звездой.

Мотор взревывает.

R. Bharati

The Emperor by Ssis

Улыбается удовлетворенно. Совсем тихо, неслышно R. Bharati:

Красотка Магдалена. Спи спокойно.

Небрежно машет рукой в сторону "Шевроле", мотор его глохнет. Делает шаг от края пирса, поднимает камешек и кидает его куда-то вбок. Не очень высокий, но крайне отвратительного вида кран для переноса автомобильного лома поворачивает стрелу, и над R. Bharati зависает то, что когда-то было бетономешалкой. Бак бетономешалки принимается раскручиваться – сначала медленно, потом быстрее и быстрее, становится ясно, что бетон в ней есть.

Раване:

Так немного лучше. Я привык к тому, что жалкие посредственности, нахватавшиеся повсюду крупиц вульгарных знаний, пытаются произвести на меня впечатление. Давайте остальные карты, сахиб.

S.S.

Смотрит наверх.

Вы и в любое другое время не можете со мной ничего сделать, а сейчас – тем более. Две еще живы, об одной жива память. А вашу карту я не отдам в любом случае, да это и невозможно, пока один из нас не добьется своей цели.

Видно, что он пытается за разговором сдвинуть стрелу в сторону, но это ему не удается. Вместо этого, обернувшись, обламывает движением руки одну из опор крана, и тот заваливается набок, укладывая стрелу между ним и S.S. Бетономешалка оказывается за парапетом и, зацепившись передними колесами за причал, делает несколько жалких попыток выбраться, но потом покорно глушит двигатель и с бульканьем погружается кормой в реку.

Вы видите, я не исключаю возможность поражения. Но карты – явно не ваша игра, вы не понимаете стратегии риска. Если я удержу вас, а я сделаю все, чтобы вас удержать, завтра к вечеру в новом храме Кали получит приношение новой, могущественной, сияющей, серебристой крови – взятой из черной земли и в нее же стремящейся возвратиться. Это ведь все так далеко от вас, от этого промозглого острова...

Кричит:

Почему же вы, черт возьми, никак от меня не отстанете?!

R. Bharati

Легко перемахивает через лежащую стрелу крана, останавливается напротив R. Bharati.

Еще три карты, сахиб. А насчет отстанете – нечестно. Вы первый начали, еще давно, когда были служкой при храме, а мисс Гаэтано спокойно работала на телевидении. Не будем вспоминать этапы большого пути, а то без следующего раунда рукоприкладства нам не обойтись.

Давайте карты. Быстро.

S.S.

Я все это время надеялся, что мы смогли бы разделить этот мир. Вы же продолжаете настаивать на единоличном владении. И это притом, что в этом мире из всех людей вас интересует от силы дюжина. Из которых к тому же часть вы убили.

Поднимает руку ладонью вперед.

Хорошо же. Прошлого нет. Оно кончилось.

Складывает пальцы; в них появляются карты "Смерть" и "Верховная Жрица".

Считайте, что мы только что встретились. Вряд ли, конечно, пожали друг другу руки, но тем не менее – могли бы согласиться на одну, решающую... партию в шахматы?

Предлагает карты на открытой ладони.

R. Bharati

Death by Ssis

Про себя:

Почему они все говорят цитатами из меня? Или я уже сказал в своей недолгой жизни все умные вещи, которые можно было сказать?

Раване:

Я готов сыграть с вами даже в гольф, лишь бы больше не встречаться. С вас еще "Императрица", сахиб. Завтра утром, в любом удобном для меня месте, любыми шахматами, включая хрустальные.

Не двигаясь:

"Императрицу".

S.S.

The Empress by Ssis

Не встречаться. Чувство, уверяю вас, совершенно взаимно.

В парке. У павильона. Фигуры там дают, под залог. Двадцать долларов.

Делает движение ладонью, под двумя картами обнаруживается третья.

Подбрасывает их в воздух, где они и повисают, и исчезает. Появляется сразу же в десятке метров, у входа на площадку, зацепляет рукой стальную сетку забора, скручивает две секции его в трубу, потом завязывает ее узлом, размахнувшись, по высокой дуге швыряет в воздух и уходит.

Его уже не видно, когда перекореженный металл без всплеска входит в воду где-то у нью-джерсийского берега.

R. Bharati

Сочувственно:

Расстроился. Тонкая натура.

Поворачивается снова спиной к городу и сходит с пирса на воду. Видно, как он проходит несколько шагов, а потом теряется в темноте.

S.S.

Scene

"Men's Re-Media" Magazine

3200B W Charleston Blvd,

Las Vegas, NV 89102

Cидит в крохотной комнатенке без окон, под потолком которой с неторопливостью горного орла, держащего высоту, машет лопастями вентилятор. Ноги в ковбойских сапогах задраны на заваленный стаканчиками из-под Колы, картонками из-под китайской еды, конвертами, журналами, глянцевыми бумагами и фотографиями стол. Стул его балансирует на двух задних ножках. По-видимому, находясь в нижней точке беспросветной тоски:

Мертвый. Мертвый, твою мать, сезон. Натуры совсем не стало. Девки с глазами вымерли, а у девок с задницей вместо задниц теперь бревна. Я уж молчу про сиськи.

Задумавшись о чем-то:

Мальчики вот – это другое... Но это не наша специализация.

Горько вздыхает.

Пошел бы я работать тогда к Ларри, давно бы сидел в Калифорнии с настоящими... девками. Пил бы холодный Будвайзер. Или нет. Клубничный дайкири. И делал бы такие сессии...!

Сжимает зубы:

Ничего, Барри, ничего. Все еще будет. Не навечно тебе эта дыра.

Barry Levenger

Открывает дверь, звякнув привешенным к ней колокольчиком. Стягивает с завитого голубоватыми кудряшками парика полупрозрачный козырек на резинке, защищавший ее глаза от солнца, и обмахивается им. Бросает на стол Barry связку конвертов и прочей корреспонденции. Не вынимая сигареты изо рта:

Опять по мальчикам сохнешь? По глазам вижу. Да нет в них ничего особенно хорошего, я тебе уж сколько раз говорила.

Садится за другой стол – вернее, раскладной столик в углу, на котором уместились телефон, фотография розовощекого младенца в майке с надписью "I (heart) Grandma", оправленная в рамку, и клавиатура от компьютера. Монитор стоит рядом на стуле и стопке старых телефонных справочников.

Посмотри, мне показалось, там опять из налоговой. Если то, что я думаю, то летим мы в этом месяце без кондиционера.

Dolly

Пытается говорить неприступным тоном:

Ты, Куколка, это... того. Больные мозоли Барри обходи через штат Колорадо с заездом в штат Вашингтон.

Ворчливо:

Чертова география.

Швыряет конверты на стол по одному, быстро пробегая глазами адреса.

Из налоговой... Да ладно, если налоговая, нас за чайлд-абьюз скоро повяжут тут всех... На последней сессии малолетка из балета в Пирамиде упала в обморок, потому что ей милкшейк не принесли.

Заводится:

Что я буду ставить на главный разворот? Двенадцать полос, отведенных под качественную – я повторяю, Долли, – качественную обнаженку. Под натуру, Долли. Где, я тебя спрашиваю, взять мне эту натуру? Тебя, что ли, поместить, нарядив в старого дедушку Фроста? Или где?

Натыкается на конверт, аккуратно подписанный от руки. Вздыхает.

Ну вот. Самотек. Сейчас посмотрим... хоть развеюсь. Прыщавые тинейджерки из Милуоки...

Barry Levenger

Из-за стены:

Долли? Ты принесла мне тему? Я всем велел искать тему! Ты ее ищешь? Потому что этот лентяй ее не ищет!

Открывает дверь и прислоняется к косяку, отдуваясь и утирая пот большим платком, как будто только что пробежал мили полторы.

Тема – это всё. Концепция. Свежая, как роса в пустыне. Увязывающая в единый узел сиськи и умы читателей. А не изыски твои, через два светофильтра в темноте от бедра.

Делает шаг и нависает животом над столом Barry. Поднимает со стола пласт журналов. По одному начинает бросать их обратно.

Каблуки. Латекс. Простушки с косичками и бюстами DD. Восток, Запад, Север и Юг. Нормальные, уважаемые ниши. С нормальными, уважаемыми подписчиками. И все заняты!

Joseph Elsevier

Стягивает ноги со стола, немыслимым образом заплетая их так, чтобы уместиться между стулом и столом. Нервно:

Босс, босс... А кто ищет, если не я? Я ж что... я как бобик по всем этим казино, бьюти-контесты всякие, да только мы платим сколько? Я говорю – сколько платим-то? Вот то-то и оно. За такие деньги, босс, ни фактуры, ни натуры, только банка политуры...

Нервно перебирает конверты, машинально вскрывает большой конверт, надписанный от руки, – из желтой вощеной бумаги, формата А4. Вытряхивает на стол фотографии и замирает.

Ээ... Гхм. Что это?

Barry Levenger

Ну, ты еще самотек мне...

Затыкается. Смотрит сначала на фотографии, потом на Barry, потом снова на фотографии.

Поднимает голову и оглядывает помещение неожиданно острым и трезвым взглядом.

Долли. Дверь запереть.

Где взял? Сам, на стороне? Нет, я тебя знаю, на стороне ты не то снимаешь.

Деньги? Будут деньги. Кажется, будут теперь деньги...

Joseph Elsevier

Неожиданно заходившими руками, берет одну из фотографий. Тихо:

Сепия? Нет... Винтаж. Живой винтаж. И никакого Фотошопа.

Тоже затыкается и очень аккуратно перекладывает снимки.

Тут ничего делать не надо. Подписи придумать, и вперед. Это ж они откуда такие? Таких и не бывает.

Barry Levenger

Делает затяжку потухшей сигаретой, ошалело глядя на Elsevier. Встает и тоже подходит к столу.

Не наши девчонки. Уж вы мне поверьте, я знаю.

Поймав зверский взгляд Elsevier:

Да иду, иду. Может, мне еще пистолет взять для безопасности? Концепцию нашел, это же надо. Может, зарплату увидим...

Приосанившись, вышагивает к двери и высовывает голову. Закрывает ее и поворачивается.

Нет никого. Кому мы нужны здесь.

Поворачивается снова, чтобы запереть дверь.

Dolly

Кто-то нежно берет Долли под локоть и вдвигает ее внутрь офиса. Почти интимно:

Ах, простите, Miss Parton, кажется, я успел.

Так же нежно отодвигает Долли в сторону и благодушно оглядывается.

Работа, работа, работа... Уж я-то знаю. Пресса, господа, свободная пресса требует отдавать всего себя. Всех себя. Себя и всех.

Наклонив голову, устремляет взгляд прямо на вскрытый конверт и россыпь фотографий, вызвавших такое ошеломление у редакторов.

Какие незрелые работы.

S.S.

Поворачивается к S.S., спиной к столу, закрывая собой обзор.

Кто бы вы ни были, в приемные часы, через секретаря. У меня важное служебное заседание.

Это моё, слышите? Моё!

Joseph Elsevier

Медленно разводит руки в стороны.

Ах, как же вы ошибаетесь, дорогой мой мистер Elsevier.

Озабоченно:

Кстати, вы не даете рекламу бытовой химии, парфюмерии и косметики от Elseve? Большинству ваших моделей это помогло бы. Говорю как специалист. По химии.

To Levenger:

Молодой человек, сложите, пожалуйста, фотографии в конверт. Здесь слишком тесно, а ваш шеф слишком широк, мне трудно будет самому.

S.S.

Несколько раз хлопает длинными ресницами, потом, повинуясь неясному импульсу, надевает темные солнцезащитные очки с зеркальным покрытием, и так смотрит на незнакомца. Заискивающе переводя взгляд с босса на незваного гостя:

Мм-мистер, вы... откуда? Они совершеннолетние, это же видно... Это нам прислали, все по закону. Или покажите значок!

Воодушевившись:

Или еще что-нибудь!

Barry Levenger

Да он от Стэнли из "Triple Delight", я эту лавочку давно знаю. Ничего он не покажет, потому что ничего у него нет. У них вообще давно уже ничего нет.

Нас двое... с половиной. А вы один. А у меня счета не плачены. Вы плохо представляете, что это такое – редактор в долгах. А это мой шанс.

Прочь, варвар! Не трогай мои... эти... Как их?

Joseph Elsevier

Машинально:

Чертежи.

Барри:

У меня есть что вам показать, дорогие мои акулы пера и барракуды фотокамеры. Вот.

Достает из внутреннего кармана пиджака другой конверт – меньше фоматом, чем конверт с фотографиями, но очень толстый.

Никто не мешает редактору стать бывшим редактором. В смысле, редактором, бывшим в долгах и расплатившимся с ними.

Все-таки, невероятным образом не задев главреда, обходит его и останавливается возле стола напротив Барри.

Так вот. Этот фотограф, который сделал почти все данные снимки, мне известен. И его копирайт ужасно дорог. Я не могу даже передать вам, что он обычно делает, когда его нарушают. Вам же прислал фотографии третий человек, – как говорит одна моя мимолетная знакомая из... м-ммм... из Торонто, – контрафакер. Так что вы мне фото, я вам деньги, и все довольны.

S.S.

Как камера дистанционного наблюдения, поворачивает голову вслед за движением S.S. – движение почти механическое, разве что без жужжания. Хватает со стола пустой желтый конверт. Осматривает его в несколько коротких приемов, не спуская взгляд с S.S.

Обратного адреса нет. Да. Может быть.

Переворачивает конверт.

Вообще никакого адреса нет.

Что у вас там? Другие фотографии?

Расширившимися глазами смотрит на конверт в руках S.S.

Я не продаюсь. Только если за дорого. Это... Джексоны? Гранты?

Joseph Elsevier

Удовлетворенно:

Задорого, мистер Эльсевье, задорого, не сомневайтесь. Какие такие Джексоны? – обижаете. Здесь некоторое количество Франклинов и еще всякая экзотика, если вы вдруг захотите оставить этот благословенный край...

Утыкается взглядом в лишенную окон стену и устремляет задумчивый взгляд за нее.

...и скрыться где-нибудь подальше.

Помимо этого, Барри, здесь есть адрес прекрасной коллекции ню, хранящейся у одного бедного, но талантливейшего фотографа, который обитает в Чикаго. Поверьте, его работы гораздо лучше этих.

Помахивает конвертом.

Решайте же, мне надо возвращаться.

S.S.

Осматривается. Оттягивает пальцем галстук на шее.

Долли смотрит на него, не мигая, опершись задом на свой столик и держа в одной руке сигарету, а в другой – зажигалку. Барри изо всех сил делает ему разнообразные жесты, не совсем понятные, но очень энергичные, хотя и ограниченные его желанием не привлекать внимание посетителя.

Протягивает руку вперед и отходит на полшага вбок от стола с фотографиями, переставая его загораживать.

Мы согласны.

Joseph Elsevier

C видимым облегчением вкладывает конверт с деньгами и визитной карточкой чикагского фотографа в руку главреда, вторую руку протягивает по направлению к Барри, туда одна за другой методически влетают фотографии, клапан его закрывается и запечатывается, конверт влетает ему в ладонь. Немного морщится, как будто конверт его жжет. Информативно:

Ну, слава индейской богине Йеманджи. Это был последний набор. Вы даже не представляете, какого краха мы все избежали.

Убирает конверт, съежившийся до размеров обычного письма, во внутренний карман.

Успеха вашему журналу, господа. Вы производите впечатление настоящих профессионалов.

Слегка наклонив голову в сторону Долли, выходит.

S.S.

В редакции какое-то время продолжается немая сцена.

Медленно разламывает конверт пополам, так, что в каждой руке у него оказывается по три банковских пачки, а на пол сыплются разноцветные авиабилеты.

Машинально заглядывает в ту половину, которая находится у него в правой руке. Оттуда с жужжанием вылетает золотая пчела с наборным янтарным брюшком и, покружив над Долли, садится ей на блузку и замирает.

Долли выпрямляется и аккуратно падает прямо в руки выскочившего из-за стола фотографа.

Joseph Elsevier

Scene

Buenos Aires,

Feb. 23, 1998, 5 a.m.

Перед камином, туго укутав ноги пледом, сидит старый человек и читает книжку. Очки его съехали на самый кончик носа, и стороннему наблюдателю, если только не подходить совсем вплотную, невозможно понять, спит этот человек или нет.

Doctor B.

В полной темноте, потому что небо затянуто тучами, подходит к небольшому домику, стоящему не очень далеко от Rio de la Plata, что, видимо, объясняет то, что вокруг дома холоднее. Ветер шуршит листьями пальм вокруг старого домика, выкрашенного в нежный лососевого оттенка цвет. Дойдя по усыпанной гравием дорожке двери, медлит в нерешительности, даже поворачивается спиной к двери и, похоже, еще раз говорит себе, сколько сейчас времени. Затем все-таки разворачивается и стучит в дверь тяжелым кольцом, вдетым в пасть льву. Сам себе:

Не было времени узнать, жив он вообще или нет. И здесь ли он еще живет. А уж все остальное...

S.S.

Вздрагивает и роняет книжку. Становится очевидно, что он все-таки спал. Медленно распутывает ноги и опускает их в тапки, но медлит вставать, потому что не уверен, не привиделось ли ему, что кто-то стучит в дверь. Сидит вполоборота к прихожей и ожидает повторного стука.

Doctor B.

Подождав некоторое время и не заслышав ни малейшего шевеления в доме, закладывает руки за спину, опускает голов и стоит несколько секунд в раздумьях, потом снова берется за кольцо, но опускает его не стуча. Достает из внутреннего кармана сложенную записку и просовывает ее в щель для писем на двери. Все так же задумчиво:

Ну и пусть. Ну, положим, здесь уже давно другие люди. Так они и не поймут ничего. А если он просто спал, и завтра ее найдет, ему будет приятно.

S.S.

Все-таки встает, и, тщательно переставляя ноги, пересекает гостиную, выходит из нее и, пройдя по коридору, подходит к двери. Выглядывает в окно, но за окном ничего не видно, а только слышно шуршание листьев и дуновение ветра. Осторожно приоткрывает дверь и видит незнакомца, уже собирающегося уходить.

Buenas noches, signor.

Улыбается.

Buenas madrugadas. Что вам угодно? Простите, я спал и не слышал стука.

Doctor B.

Поворачивается к двери вновь, наклоняет голову.

And buenаs madrugadas to you, signor, too. Простите вы меня, – в пять часов утра беспокоить людей в их собственных домах совершенно недопустимо. Мое имя Francis Daimon, я занимаюсь некоторыми разысканиями, и получилось так, что я проезжал через Буэнос-Айрес только в этот небольшой промежуток времени. Утром мне надо уже быть снова в Нью-Йорке, и поэтому я осмелился вас побеспокоить. Если можно.

S.S.

Отходит назад и открывает дверь.

Пожалуйста... Проходите. Но боюсь, мне нечего вам предложить. У меня бывает экономка, но сейчас уже слишком поздно. Чем же я смогу быть вам полезен? Помилуйте, мое имя едва ли известно за пределами более чем узкого круга...

Doctor B.

Проходит в дом вслед за доктором В.

Прошу вас – только полчаса вашего личного времени. Если вы не против – у меня есть с собой La Rioja, купленная специально на случай, если вы окажетесь дома, и небольшой стратегический запас коньяка.

Позвольте, мы посидим некоторое время, и поговорим.

S.S.

Поворачивается к S.S. и принимает у него пальто.

Вы пришли просто поговорить? Или, возможно, вам нужно где-то переждать ночь? Может, вам стоит сберечь вашу La Rioja... у меня есть комната для гостей, и я с радостью вам ее отведу.

Doctor B.

Немного обеспокоенно:

Нет-нет, что вы. У меня самолет. Мне надо перекинуться с вами парой фраз и спешить в Нью-Йорк. Но, право, если это совсем неудобно, то мне надо будет идти.

Делает движение, чтобы забрать пальто у доктора В.

S.S.

Не отдает пальто. Задумчиво:

В Нью-Йорк? Последнее мое путешествие было как раз из Нью-Йорка... давно, больше сорока лет назад. Каков-то этот город теперь, интересно?

Относит пальто в гардероб. Продолжает говорить:

Конечно же, это удобно. Прошу вас, пройдемте в гостиную.

Зажигает свет.

Вы должны извинить меня, здесь такой беспорядок. Я, с вашего позволения, достану бокалы и сяду в кресло, а вы, если вас не затруднит, налейте, пожалуй, сами вино. Это неучтиво, я знаю, но что-то очень замерзли ноги.

Достает бокалы, потом отходит и усаживается в кресло, тщательно замотавшись в плед. Смотрит на S.S.:

Интересно, что же могло привести вас ко мне сюда?

Doctor B.

Откупоривает бутылку с помощью швейцарского складного ножа, разливает вино по бокалам, подносит бокал доктору В., незаметно подогрев в нем вино. Неторопливо:

Сейчас вам станет теплее, я думаю.

Отходит и садится рядом с доктором В. в другое кресло. Оба они сидят лицом к камину, между ними располагается низкий журнальный столик.

У вас прекрасный беспорядок, доктор В. И дом. Нью-Йорк... и изменился, и не изменился, как я понимаю, хотя мне, пожалуй, не с чем сравнивать, разве что со старыми черно-белыми фильмами. В массе своей он стал вульгарнее, мужчины перестали носить мужские шляпы, а женщины – женские шляпки. В остальном же – он продолжает считать себя столицей мира. Это если вкратце.

Меня...

Медлит, затем решается. Как будто кидаясь в омут головой:

Меня привели к вам шахматы.

На всякий случай закрывает глаза.

S.S.

Опять улыбается:

Но я больше не играю. Ни сам с собою, ни с кем бы то ни было еще. И избегаю давать советы. Вы, наверное, понимаете.

Отпивает вина. С недоверием качает головой.

Хорошее вино!.. Но как же вы меня нашли?

Doctor B.

Открывает глаза по одному, осознавая, что никто не дал ему по голове шахматной доской. Кивает:

Понимаю, еще бы. На той новелле выросло довольно много читателей... и характеров.

Некоторое время думает.

Нашел – это неважно. Когда человеку очень нужно, он находит. Вы же знаете. Я не прошу вас сыграть – ни с кем-нибудь, ни со мной, нет. Понимаете, у меня через несколько часов назначена одна партия, от которой зависит все. То есть – вы даже не можете себе представить, насколько все. Совсем все, и не только для меня.

Без пауз, чтобы доктор В. его не перебил:

Нет, вы не думайте, я кое-что читал. Был период, когда я располагал большим количеством времени, и, собственно, это было тоже не вполне на свободе, что и навело меня на мысли о вас. Но тем книгам, которые я прочел тогда о вашем искусстве, о вашей игре, уже хороших пять веков. Они устарели.

Мне нужен прорыв. На прорыв во всем мире способны только вы один. Потому что вы, как и я, смотрите на эту игру с определенной долей ненависти.

S.S.

Слушает и молча кивает. Дослушав, некоторое время молчит. Затем:

Я не способен на прорыв. То, что описано в новелле, – это событие, которое сложно объяснить с материалистической точки зрения, а для меня и вовсе невозможно. Знаете, это похоже на... на больницу. Представьте себе – вы живете, с вами все в порядке. Потом внезапно вам делается плохо, становится все хуже и хуже. Вам делают операцию, и в течение некоторого времени после этой операции вам кажется, что вы вот-вот сойдете с ума – до такой степени ноют швы и сильны боли в потревоженных органах. Потом это все отходит, и вы понимаете, что самое ужасное позади. Однако неминуемо приходит такой момент, когда все ужасное накатывается вновь, и понимаешь, что оно никуда не девалось...

Нерешительно:

Или, наоборот, может быть, это ваш врач звонит вам и справляется о вашем здоровье. Но в любом случае – болезнь осталась, хотя ее и вылечили. Понимаете? Так зачем вам это? Что это за партия, от которой зависит всё?

Делает еще глоток вина и жестом предлагает F.D. налить ему еще.

Проиграть можно только то, что поставил на кон. Именно поэтому Ч. в той памятной игре ославился, а меня назвали всего лишь "экстравагантным безумцем от шахмат", каким я, без сомнения, и являлся... Но может быть, вам не стоит играть эту партию так, как будто ее проигрыш для вас равноценен смерти? Ведь в этом уже и есть проигрыш.

Doctor B.

Доливает вина доктору В.

Спасибо, что вы рассказали об этом, доктор. У меня тоже случались разные ситуации, которые можно описывать так или иначе – аллегорически. Тот сценарий, который вы обрисовали первым, я бы назвал ситуацией "пройдет". Бывают такие состояния – операционные, безнаркозные, послеоперационные... когда не выручает никакой, знаете ли, дзэн. И тогда нам остается одно заклинание "это пройдет, это пройдет".

Вздыхает.

Вы правы. Надо расслабиться. В конце концов, это-то – настоящая игра. Просто в шахматы.

Поднимается.

Только если ее проиграть, – другой, главной, совсем окончательной игры с самым важным противником не будет. И это по-настоящему обидно.

S.S.

Негромко:

Поворошите, пожалуйста, в камине угли. Что-то холодает, да и вы говорите загадками.

Одно могу сказать вам – если бы у меня за спиной тогда была вечность, если бы я мог забывать в промежутках между ходами о том, что играю, – я бы не проиграл. А рассказать вам о какой-нибудь тайной защите или каком-нибудь беспроигрышном эндшпиле я не смогу. Главное в шахматах – уловить тот момент, когда рождается новая игра, та, которая никогда и никем раньше не игралась. Тогда побеждает тот, кто подчиняет эту новую игру своему разуму и своей воле.

Doctor B.

Выслушивает доктора В., стоя у камина и заставляя угли давать больше тепла.

Вы снова правы. Глупо было думать, что шахматы – это техника или приемы. Ничего подобного не бывает вообще. Есть либо ремесло, либо искусство, шахматы – это искусство, и научить ему нельзя. Можно научить взгляду на него, и за эти ваши слова я крайне благодарен, доктор.

Знаете, я пойду уже, наверное. Нехорошо опаздывать на партию, от которой так многое зависит. Если вдруг выиграю, я вам напишу, можно? Ну, а если проиграю, думаю все это сразу поймут.

Улыбается, идет к выходу.

Не провожайте меня, пожалуйста. Я закрою дверь как следует.

Возле выхода в прихожую оставляет под зеркалом визитку.

И мне было бы очень приятно сделать для вас что-нибудь. Если вы сочтете возможным сказать, что именно, – скажите.

S.S.

Недовольно, опять распутывая ноги:

Нет, постойте...

Встает.

Дело не в искусстве и ремесле. Дело в озарениях, а они могут быть у любого; или в том, скажем иначе, готов вас ангел вести под руку, или нет. Но скажите все-таки, какую партию вы имеете в виду, где на ставке всё? Вы не похожи на безумца, чтоб просто так говорить громкие слова. И, кроме того, наверное, вы читали не только шахматные трактаты пятисотлетней давности... но и какие-то более недавние книги и сборники партий тоже видели?

Doctor B.

Разворачивается в дверях. Старается говорить спокойно.

Нет. В том-то и дело, что нет, доктор. Я никогда не любил игры ради игр, и никогда ими не занимался. Я их не чувствую. Извините за обилие этого "я", но иначе мой случай будет вам неясен. Я вообще считаю: все то, что потом называют, делая понимающий и глубокомысленный вид, "игрой", – на самом деле никакая не игра. Играть с людьми недостойно. А играть в игры – трата времени, мозг можно тренировать иначе, с гораздо большей пользой для него и для окружающих.

Молчит, тихо выдыхает.

В этом вся проблема. В том, что меня считают игроком, а я им не являюсь. Я просто живу так, как получается. Поэтому, если бы я мог, я бы сложил фигуры в шахматную доску и стукнул бы своего противника ее углом в висок. Но это не поможет, да и некрасиво будет как-то...

Снова смотрит в глаза доктору В.

Ставка в этой игре – наш мир, доктор. Вы не поверите, но это так. Если я проиграю, он весь уйдет внутрь. Не к интеллектуальному Падшему Ангелу с его дантовыми ужасами и справедливого судейского формата расплатой за грехи, а в тупой, гораздо более древний, селевой поток грязи и небытия, в котором нет ничего. Только грязная тьма и кишащие черви.

Непонятным тоном:

Но я выиграю. Я проиграю где-нибудь еще. Потом. Да.

S.S.

Стоит и слушает S.S. c выражением восхищенного ужаса на лице.

В каких же обстоятельствах, хотел бы я знать, человеку проще прочесть несколько средневековых трудов по шахматам, нежели один современный? Хм... Подождите меня тут.

Поднимает с кресла плед и набрасывает его на плечи, а затем выходит из гостиной, поднимается по лестнице и пропадает на втором этаже дома. Некоторое время слышен только слабый звук его шагов; наконец, он спускается, неся в руках старую обтрепанную книгу.

Вот. Возьмите это. Здесь изложены некоторые основополагающие принципы, интересные и неожиданные моменты из партий чемпионов двадцатого века. Мне почему-то кажется, что эта книга вам поможет.

Doctor B.

C благодарностью принимает книгу.

Спасибо, доктор. Теперь-то я точно должен буду вернуться к вам. Вот и почитаем в... м-ммм... в самолете.

Неожиданно замирает:

Боже милостивый. Что это за книга?

S.S.

Устало:

Обычная книга. В свое время, помню, мне так хотелось, чтобы она оказалась пера Гомера или Гете. С каким вожделением я осматривал ее, пробовал наощупь страницы, как замечательно было держать ее, ощущать переплет, вдыхать запах пожелтевшей бумаги! Мне трудно было достать ее – ведь когда я попал в больницу, книга осталась в камере – но мой доктор, сославшись на абсолютную необходимость работы с тем предметом, что вызвал мою душевную болезнь, все-таки получил ее у гестапо, а потом передал мне. Но, знаете, мне было бы неуютно умирать, зная, что дома у меня остается этот предмет. А теперь... теперь я успокоюсь.

Doctor B.

На этот раз S.S. смотрит на доктора В. с ужасом и восхищением.

Это вы. Это действительно вы. Все то, что вы и Цвейг когда-то сделали один раз, вы подтвердили снова. Не надо умирать, пожалуйста, впереди еще много интересного. Хорошо? Теперь, когда вы будете от этого свободны... Теперь я непременно выиграю.

Buenas madrugadas.

Про себя:

If I can make it there, I'll make it everywhere, it's up to you, New York...

Кланяется, выходит в прихожую, одевается и уходит.

S.S.

Scene

Central Park

New York

Feb. 23, 1998, 8:00

Появляется из Chess And Checkers House, неся коробку с фигурами. Оценивающе оглядывает выстроившиеся в ряд каменные столики – все они свободны, желающих играть в такую погоду немного.

Садится за один из столиков, ставит коробку на него. Поправляет пальто, поднимает воротник.

R. Bharati

Материализуется на сиденьи напротив R. Bharati спиной к каменному столику; разворачивается к нему лицом.

Нейтрально:

Доброе утро, сахиб. Вижу, вы принесли пистолеты.

S.S.

Пистолеты принес другой ваш знакомый.

Высыпает фигуры на доску, где они быстро расставляются, но не в исходной позиции – перед нами взаимные острые атаки.

Морщится немного.

Мне казалось, мы продвинулись уже несколько дальше. В этом месте вы считали, что надежно заперли меня.

Белая пешка h сама делает ход.

14. h4 ...

R. Bharati

Оглядывает доску немного лениво. Бормочет иронически:

О, как ужасно я ошибся. Ах, как жестоко я наказан...

Из зарослей неподалеку выходит черная пантера, но, повинуясь недоуменному взгляду S.S., обходит столик и снова скрывается. Зато в конце аллеи показывается грузный человек в очках, в котором можно без труда узнать Крюмменау. Про себя:

Каждый выгуливает своих зверей.

S.S.

Фигуры продолжают двигаться.

14. ... Rac8

Над доской появляется подрагивающее изображение плотного, ухоженного мужчины, который запечатывает конверт. Одновременно с этим в голове у S.S. раздается знакомый голос:

Здесь у него сильная, очень сильная вертикаль. Он освобождается ходом коня, этого не избежать, но самое главное впереди, эти три хода ничего не решают.

Белый слон отходит.

15. Bd1...

R. Bharati тянется к пешке b, но та движется сама. На доску оседает тяжелая, вязкая, но полупрозрачная тьма, и по вертикали "с" протягивается желтая линия, как будто нарисованная на асфальте.

15. ... b4

Над доской, в левом нижнем углу, появляются очертания высотных домов, вернее, их крыш. Тьма несколькими потоками поднимается немного вверх и втягивается в пешку на b4. Становится чуть светлее, но вертикаль "с" по-прежнему лениво течет черным цветом.

16. Ne2 ...

После отхода белого коня черный отскакивает в сторону, и ферзь черных принимает облик миниатюрного R. Bharati, который с клеткой в руках идет на месте, после чего садится в удобное кресло за столом у окна.

16. ... Ne5

Просчитать бесполезно даже пытаться. Вопрос только в том, кто на половину хода опережает другого. У каждого есть до сих пор возможность уйти в защиту, впрочем.

Voice of Doctor B.

Пешка "h" белых, превратившись в женщину в деловом костюме, поднимается по ступеням, входит в стеклянную дверь и оказывается на следующей клетке. Пешка на g6 тоже становится женщиной, похожей на свою соседку, но обнаженной, и поворачивается к ней. Пешка h вздрагивает, но не отступает.

17. h5 ...

Конь черных, низкий плотный мужчина, освободивший прошлым ходом Равану, после следующего хода указывает пальцем на ферзя белых, высокую светловолосую женщину.

17. ... Nс4

Я так и думал. Вы были правы, это очень серьезно. Мы видим только нескольких людей, но зависит от этой игры гораздо больше. Этой позиции нет уже ни в одной книге.

Ферзь белых, оглянувшись на короля в плаще, отправляется по диагонали к Карен и встает рядом с ней.

18. Qg5 ...

Крюмменау на доске занимает клетку, где стояла пешка белых.

Voice of Doctor B.

Берется за белого коня, защищая слабый фланг на с2, куда нацелились ферзь и ладья черных.

19. Nbd4 ...

S.S.

Видно, что он немного разочарован. Король белых, несмотря на то, что Крюмменау стоит рядом с ним, ничем не защищенный, смотрит в правый верхний угол доски, не обращая на того внимания.

Ждет какое-то время, не передвинутся ли фигуры сами.

Ухватив своего коня, снимает им слона белых. Пешка на c2, остывшая немного после предыдущего хода белых, раскаляется еще сильнее и отсвечивает уже не красноватым, а ярко-оранжевым огнем.

19 ... Nxd1

R. Bharati

Не задумываясь, как будто смахивая с доски мусор, двигает белую ладью, "съедая" Крюмменау-коня, и аккуратно ставит фигуру рядом с доской, ближе всего к себе.

20. Rgxd1 ...

S.S.

Крюмменау, стоявший неподалеку, тяжело опускается на соседнюю скамью. Взглянув на своего двойника, который превратился в обыкновенную фигуру, деревянную, немного облупленную с одного бока, отводит глаза.

Улыбается, увидев, что ему удалось-таки занять белых вдали от его короля. Видимо, это придает ему уверенности, что партия развивается в его пользу.

Делает ход. Вместо агрессивно двинувшейся через две клетки черной пешки "e" на доске стоит теперь большое, старинное зеркало в тяжелой раме.

20. ... e5

R. Bharati

Не позволяя себе отвлекаться на возникающие образы, бьет слона R. Bharati своим слоном. Может показаться, что он бормочет что-то про "белого и в броне", но это только кажется.

21. Bxg7 ...

S.S.

Бросает только беглый взгляд на положение своего короля, который похож на черную башню среди песчаных барханов.

В зеркале что-то коротко взблескивает, как от фотовспышки, и черная пешка берет белого коня, на которого напала предыдущим ходом. Сделав это, зеркало поворачивается немного вправо, пытаясь поймать отражение белого короля.

21. ... exd4

R. Bharati

Бьет черную пешку конем и заменяет одного коня другим, восстанавливая защиту. Кажется, в воздухе шелестит что-то не про "полцарства, а царство за коня", но это тоже акустическая илллюзия.

22. Nxd4 ...

S.S.

Задумывается.

Его двойник на доске оглядывается на него, встает из-за стола и марширует вдоль вертикали "c". Садится напротив короля белых, за шахматный стол, в который превратилась белая пешка, их разделяющая.

22. ... Qc3

R. Bharati

Закрывает глаза и протягивает руку над доской, как будто улавливая сигналы, идущие от фигур. Безошибочно тянется к белому королю, намереваясь увести его влево. Слегка пошевелив пальцами над ним, не меняя высоты, переносит руку к своему слону и бьет слоном черного коня наверху, освобождая место для ферзя и пешки. Открывает глаза.

23. Bxf6 ...

S.S.

Позы Раваны-черного ферзя и Раваны-игрока совершенно совпадают. Ферзь нетерпеливо оглядывается за правое плечо, ожидая, что черная пешка двинется вперед. Равана, оглянувшись, видит, что из опаленной дыры, которая снова открылась у него на плече, исходит знакомое голубоватое сияние.

Рукой пытается закрыть рану. Жест повторяет и фигура, которая медленно, от плеча вниз, превращается в миниатюрную скульптуру из черненой кости, наподобие нэцке. То же происходит со всеми оставшимися на доске черными фигурами.

Черный конь-Крюмменау, стоящий сбоку, не подвержен этому процессу, и тянется к карману своего пальто.

R. Bharati

Некоторое время смотрит на доску, не вполне доверяя своим глазам. Поднимается. Негромко, to R. Bharati:

Подождите меня, пожалуйста.

Направляется к Крюмменау. Из зарослей снова выходит черная пантера и устраивается так, чтобы видеть всех троих мужчин, присутствующих на месте событий.

S.S.

Встает навстречу S.S.

Вынимает руку из кармана пальто. В ней ничего нет.

Удивительно, Снейп. Вы так погано обращаетесь со своими женщинами, а они все равно каждый раз приходят вам на помощь.

А вот мне мое чутье отказало.

H. Krummenau

Смотрит на Крюмменау с некоторым недоумением. Недовольно:

Вы отвлекаете меня, герр Крюменау, я не понимаю, о чем вы. Не говоря уже о том, что могли бы сообразить сказать напоследок что-нибудь, что не стыдно передать потомкам. Говорите. Жить вам осталось два с половиной вдоха.

S.S.

Нет у меня потомков. Не озаботился.

А про стыд давайте кому-нибудь другому. Я делал свое дело, в меру возможностей. Которые, конечно, с вашими не сравнятся. Давайте, решайте еще одну проблему. Этим способом – они же все разрешимы, вас некому останавливать.

H. Krummenau

Задумчиво:

Ну что ж, мозг уже умер. И, по-видимому, давно.

Касается рукой пальто Крюмменау там, где должно быть его сердце.

Несколько интересных картинок напоследок. Вы от них умрете сами.

Крюмменау замирает, взгляд его стекленеет.

Отнимает руку. Крюмменау падает. Смотрит на него сверху:

Увы. С коктейлем не сложилось.

S.S.

И здесь... обманул.

Начинает сначала медленно, а потом все быстрее уменьшаться в размерах, пока не превращается в старую шахматную фигуру – цвет ее уже совершенно невозможно разобрать, остался только бесформенный, прелый огрызок на подставке.

H. Krummenau

Поддевает то, что осталось от фигурки, ногой, и забрасывает в кусты. Не оглядываясь, возвращается за стол, где остался R. Bharati, садится на свое прежнее место.

Ну, собственно, все, сахиб. Карта моя недействительна. Можете отдать ее мне в чисто коллекционных и символических целях, можете оставить себе. На память.

Кладет на стол конверт.

Здесь билеты в Афганистан. Мне кажется, храм надо восстановить. Кто-то ведь должен продолжать служить Кали.

S.S.

Для Кали нет больше особого смысла в моем служении.

Сбрасывает полуистлевшее пальто, оказываясь в своем сером сюртуке. Достает из внутреннего кармана конверт, кладет его перед собой.

Я бы остался здесь. А ваши билеты мне пригодятся. Я их продам. Если уж начинать заново, то здесь, в этом городе.

Бросив последний взгляд на доску, начинает собирать шахматы в коробку.

Знаете, мой мир был не хуже и не лучше вашего.

R. Bharati

Встает.

Ничего не выйдет. Вам, сахиб, – назад. Домой. Prativodhavya. И я не готов обсуждать с вами, как и с героически погибшим Крюмменау, что бы то ни было. Афганистан. Кушанское царство. Храм Сурхкоталь.

Buenas madrugadas.

Берет конверт, который R. Bharati положил на стол, достает из нее карту Таро "Маг", разглядывает ее.

Человек на ней некоторое время смотрит на него, затем делает короткий прощальный жест и удаляется в угол карты, где входит в зеркало. S.S. переворачивает карту рубашкой к себе, затем опять – картинкой. Это карта "Король треф". Кладет карту в карман и идет прочь. На столе перед R. Bharati, помимо конверта с билетом, остается еще тяжелая золотая монета с отчеканенной на аверсе женщиной, несущей на голове птицу. К нему присоединяется черная пантера.

S.S.

The Magus Tarot Card by Ssis

Дальше

"...просто потому, что я не могу больше листать том нашего старого Парацельса и выискивать в нем рецепты от того, от чего лекарств не придумали. У тебя был бред – я не знаю, что с этим делать, потому что ты не только никогда не спал и не терял сознания, но и никогда не болел, если только не ранился как-нибудь неосторожно, но сейчас я не знаю, что надо делать, – разве что ждать. Я теперь все время жду, Северус. Жду тебя. Ты, наверное, и сам понимаешь, что наше расставание – хотя бы ты и вернулся, сколько бы раз ты ни возвращался домой, – уже навсегда, но я жду тебя. Ты бы сказал – ты ведь сама решила, что надо расстаться, и был бы прав. Но ведь одно не мешает другому, правда?

Жертвы приносятся во имя чего-нибудь. Принесение жертвы – это уничтожение чего-то менее ценного во имя чего-то более ценного. Убийство жертвы ради жизни. Мы многое принесли в жертву, дитя мое, может быть, даже самих себя. Мне бы очень хотелось написать тебе, что ты "вырастешь и когда-нибудь поймешь", но мне почему-то кажется, что ты и так всегда понимал больше, чем я. Мною всегда двигала любовь – к твоему отцу, потом к вам обоим, потом к тебе, потом опять к вам обоим, но уже по отдельности. Этого ты, наверное, не поймешь никогда, потому что тебе никогда никто не был нужен, и если тобой и будет что-то двигать, то не любовь к человеку, а любовь к знанию. Но ты вырастешь и когда-нибудь поймешь, что нельзя любить знание и не любить человека. Хотя бы одного. Хотя бы своего ребенка. Хотя бы одну женщину.

Я пишу это для того, чтобы хоть что-то делать, и скоро, видимо, буду заполнять листы бумаги одним и тем же заклинанием, которое – единственное – является моей молитвой: "Это пройдет. Это пройдет". Это пройдет. Ты придешь в сознание, мы станем говорить о чем-нибудь постороннем, и ты переберешься в кресло, потому что не любишь лежать, и я буду смотреть в старого Парацельса, и в комнате будет слабо пахнуть полынью, и все пройдет. Если повторять это до полного растворения смысла, говорить столько раз, чтобы от слов остались только сливающиеся звуки: "этопройдет", – все получится. Это пройдет.

Я не хочу, чтобы ты видел эти строки. Не сейчас, когда тебе девять лет, ты невероятным образом преодолел расстояние от Winter Keep до нашего зимнего замка, и думал, что я не найду тебя возле этой стены, а потом стал бредить о Чаше и Столе. Но может быть, когда-нибудь, когда-нибудь, когда меня уже не будет, и тебе будет нужно что-то услышать, услышать от меня, увидеть буквы – просто буквы, написанные мной, а не осознать смысл того, что этими буквами написано, это письмо достигнет тебя. Ты всегда знал, что магия – в умении правильно желать. Я желаю, чтобы этот листок бумаги достиг тебя тогда, когда тебе это будет нужно. Когда никто не будет писать тебе писем, потому что все твои дела будут сделаны, или потому что никому просто не будет хотеться писать тебе письма. Когда ты останешься настолько же один, насколько был один всегда – рядом со мной, вместе со мной, далеко от меня. Далеко от всех.

There's an ocean between us, and you're alone in the ocean.

Я с тобой.

K.B.

A Castle near Targoviste
December 8, 1968"

Act Drop
Пешка by Ssis
НазадCall for Papers | Call for Papers | Оглавление | Contents | The World Is Not Enough | Мира недостаточно Вперед

He's watching

(RPG | Игра) | (Timeline | Хронология) | (Characters | Персонажи)

Назад(Site Map | Карта сайта) | (News | Новости) | (Serve Detention (Snape-Chat) | Снейп-чат) | (Fanart | Иллюстрации и рисунки) | (Статьи | Articles) | (Картинная Галерея Профессора | Professor Snape's photos) | (Картинная Галерея А. Рикмана | Alan Rickman's photos)Вперед


Click to visit Top X Snape sites!