Vaticano (6-2) | Ватикан (6-2)

Role-Playing Game "Professor Severus Snape's Seminar"
Ролевая игра "Семинар профессора Снейпа

(Played in the "Globe"
Играется в "Глобусе")

Scene 6-2: Vaticano
Сцена 6-2: Ватикан

11.06.1972,

Transylvania

Dear Severus,

Я получила очень любезные письма от твоих профессоров в Hogwarts: Madame Genevieve хвалит твои успехи в Charms, профессор Буркхардт – в Potions and Alchemy, Директор Дамблдор доволен твоими достижениями в Transfigurations, а Prof. McGonagall – недовольна твоим "снисходительным видом". Право, Северус, это никуда не годится. Тебе 12 лет, и быть снисходительным на занятиях никак нельзя. Директор мягко пеняет мне за то, что ты слишком часто интересуешься слишком многим из слишком неподходящего тебе – и как студенту второго года, и как студенту Школы, которая твердым краеугольным камнем стоит в русле старинной Светлой традиции.

Следующие строчки были сделаны видимыми несложными магическими средствами; в изначальном письме они отсутствуют.

Краеугольный Камень, стоящий в Русле. Директор шутит. Если русло разделить камнем, да еще поближе к устью, русло разделится на два потока. Северус, постарайся же ты сам стать таким краеугольным камнем – посередине. Пусть русло разделяется слева и справа от тебя. Ты знаешь свое место.

Продолжение письма:

Прошу тебя, будь разумнее. Береги себя.

Ну, а теперь о приятном. Мне удалось связаться с целым рядом наших добрых знакомых в Азии и в арабской части Африки, и на эти каникулы для тебя запланирована длинная поездка по всем древнейшим центрам евразийских цивилизаций. Я полагаю, без этого заниматься дальше магией не имело бы смысла. Дома идет большая реконструкция нашего замка, я бы не хотела, чтобы ты глотал пыль, да и я буду очень занята. Я приеду к тебе куда-нибудь в Марокко, в Первый храм в Иордании или в Карнак, как ты захочешь.

Успешно тебе сдать экзамены и, пожалуйста, чуть больше осмотрительности!

Yours,

Katharina Borgia

11.06.1972

London, England

Esteemed Mrs. Tepes:

Позвольте присоединиться к многочисленным поздравлениям по случаю празднования одного года со дня рождения Вашей дочери, и принести извинения за некоторую запоздалость этого послания. Несомненно, события такого рода – дело прежде всего семейное, и мы ни в коем случае не покушаемся на спокойствие Вашего родового поместья, которое послужит, я уверен, в ближайшие дни местом заслуженного мира и радости. Примите этот скромный знак, доставка которого поручена мне нашим Господином, в залог долгой и плодотворной дружбы.

С совершеннейшим к Вам почтением,

В письмо завернут серебряный кулон на тонкой цепочке – череп с крохотными изумрудами вместо глаз, изо рта которого вылезает голова змеи. Глаза змеи – рубины.

L.M.

My Dear M-r Gelmont:

Надеюсь, Вы простите мне столь длинный перерыв в нашей корреспонденции, но к Вашим услугам не прибегают до тех пор, пока они не делаются неизбежными. Семья нужна мне срочно. Мне бы хотелось, чтобы это была Америка, и чтобы они были бездетными магами. Обеспеченность не имеет большого значения, этот вопрос решается в одностороннем порядке. В то же время, хотелось бы, чтобы условия жизни семьи были достойными, а традиции – старыми.

Жду от Вас письма сегодня вечером, ночью, или завтра утром. В противном случае прошу считать мое обращение к Вам недействительным.

Sincerely,Katharina Borgia

12.06.1972

Plymouth, Mass.

Dear Mrs. Tepes:

Ваше письмо достигло нас с безупречными рекомендациями, но лучшей рекомендацией, несомненно, является родословная линия – и Ваша, и Вашей дочери. Мы будем рады оказать услугу двум столь древним родам. Вопросы оплаты первостепенными не являются.

Слугам дан приказ будить меня или мужа в любое время.

Сердечно Ваша,Priscilla Brewster

Scene:

Plymouth, Mass.

Brewster House

12.06.1972

Ворота в поместье открываются, машина заезжает на довольно длинную дорогу, ведущую к парадному входу в дом. Шофер в строгой форме открывает правую заднюю дверь темно-синего Bentley с затененными стеклами, подает Катарине руку.

Выходит из машины, высаживает маленькую годовалую девочку, крепко берет ее за руку. Кивает шоферу, чтобы он ждал. Услышав шум подъехавшей машины, дворецкий выходит из дверей и направляется к шоферу, намереваясь помочь ему с багажом. Катарина делает ему знак "Позже".

Поднимается по ступеням ко входу, ведя девочку за руку. Останавливается, ожидая, пока о ней доложат.

Katharina Borgia

Дворецкий исчезает бесшумно. Тишина.

Открывает дверь, но не выходит на крыльцо. На ней тщательно подогнанное под старину платье простой расцветки и чепец, в ушах – серьги с крупными бриллиантами.

Смотрит оценивающе на Katharina Borgia и девочку, потом переводит взгляд на автомобиль и довольно кивает.

Ах, что за куколка! Прелесть!

Обращается к Katharina Borgia, глядя ей куда-то в левое плечо.

Не беспокойтесь, Катарина, все уже устроено. Сегодня же прибудет детская мебель от Розы Стэндиш...

Делает паузу, ожидая реакции.

Priscilla Brewster

Любезно улыбается:

Mrs Brewster? Очень приятно познакомиться с вами. Вы полагаете...

улыбается уже очаровательно

... мы могли бы пройти в дом?

Kathatina Borgia

Присцилла, душечка. Без церемоний.

Пятится вглубь необъятной прихожей, со сводчатыми потолками в три этажа. Вдоль лестницы, поднимающейся на второй этаж, выстроилась прислуга.

Наклоняется над девочкой.

И как нас зовут? Гельмонт в спешке даже это забыл упомянуть.

Priscilla Brewster

Проходит несколько шагов внутрь дома, быстро охватывает взглядом холл и прислугу. Девочка держится очень свободно и смотрит на Присциллу большими карими глазами, без улыбки, но спокойно.

Вежливо, Присцилле:

Простите Mrs Brewster, мне сложно сориентироваться в обычаях Нового Света. Мне кажется...

Смотрит на прислугу более внимательно

... ваши слуги могли бы быть свободны? Я не займу у вас много времени.

Опускает взгляд на девочку.

Беатрис говорит, уже давно. Правда, она говорит не со всеми.

Katharina Borgia

Ну, что вы. Им нужно познакомиться с новой хозяйкой. Они же будут заботиться о ней, не я!

Хихикает. Подходит к Katharina Borgia, доверительным шепотом:

Они собрались поглядеть на маленькую вампирскую девочку.

Хихикает снова.

Кровь Тепешей в нашем доме! Бриджет Бишоп треснет от зависти.

Priscilla Brewster

Немного отходит от Присциллы, перестает улыбаться. Помолчав, пожимает плечами:

Мсье Гельмонт, видимо, что-то перепутал. В девочке нет крови Влада Тепеша. У нее другой отец.

Машинально отпускает руку девочки и передвигает ее себе за спину. Осознав, что сделала, снова берет ее за руку и удерживает на прежнем месте.

Идет вперед, медленно проходит между двумя рядами слуг. Девочке, негромко, но четко:

Смотри, Беатрис, эти люди – слуги. Это не хорошие и верные слуги, к которым можно относиться как к родным, не такие, как Ренфильд, это – лакеи. Смотри хорошенько, потому что ничего подобного в твоей жизни больше не будет.

Возвращается к Присцилле, проходит мимо нее, не останавливаясь, вкладывает в ее руку очень старую золотую шкатулку с гербом на крышке, содержащим изображение быка.

Идет к двери, не оборачиваясь:

Это небольшая компенсация, Mrs Brewster, оставьте себе ту детскую мебель, что вы заказали. Я думаю, вам все-таки повезет, и ребенка себе вы найдете.

Улыбается, машет рукой Присцилле, по-прежнему не оборачиваясь, возвращается к машине, шофер открывает ей дверцу, усаживает Беатрис и садится сама. Бентли неторопливо выезжает за ворота, когда ворота закрываются, машина срывается с места и мчит прочь на безумной скорости.

Katharina Borgia

Shhhit.

Правильно бабка сделала, что свалила с этого гнилого острова. Пусть хоть утонет.

Захлопывает дверь. Уходя в дом:

Но этот идиот, не выяснить, что девчонка еще и смешанной крови, сейчас же звонить...

Priscilla Brewster

Some Time Later, Plymouth quay.

Стоит, легко опираясь на деревянный парапет, на котором одной рукой придерживает сидящую на нем Беатрис, и разглядывает мачты Mayflower. Девочке, негромко:

Красивый, правда?.. Я думаю, тебе надо в этот раз все хорошенько здесь рассмотреть, Беатрис, потому что всегда стоит воспользоваться всеми возможностями...

Чуть запинается, но продолжает уверенно

...Даже и хорошо, что этот океан не будет разделять нас. Будем ездить... все время ездить с одного места в другое.

Улыбается:

Конечно, они что-нибудь придумают. Где-нибудь обложат Северуса... но это мы решим... я скажу, чтобы он постоянно оставался в Школе.

Улыбается совсем весело:

И он, конечно же, в ней останется. Да. Постоянно. Так вот, они нас не найдут, да и все. Станем мы с тобой летучими голландками, Беатрис.

Помолчав:

А вообще-то, это второй корабль. Первой была Susan Constant. Она прибыла сюда раньше лет на пятьдесят. И привезла, конечно же, беглецов.

Хочет обнять девочку, но только тихонько поправляет завиток волос у нее на шее.

Katharina Borgia

Вылезает из трюма Mayflower, сходит по трапу, опускается на скамейку рядом с Katharina Borgia. Достает из сумочки схему достопримечательностей, собирается ее развернуть, но останавливается. Негромко, Катарине.

Siete giusti?

Margaret Gaetano

Оглядывается на скамейку, куда опустилась дама, сошедшая с Мэйфлауера. Тихонько напевает музыкальную фразу из арии "Numi, se giusti siete"; опомнившись, учтиво:

Простите, madam, я не говорю по-итальянски. Вы должны меня извинить: каждый раз, встречаясь с непонятным, я пытаюсь ответить так, как меня научил... один магистр.

Catharina Borgia

Извините. Извините, пожалуйста. Что-то в вас... как родное.

Смущенно утыкается в карту, но сразу поднимает голову.

Хотите воды? Сегодня жарко, надо пить обязательно. Особенно маленькой.

Вздыхает, потом улыбается девочке.

Margaret Gaetano

Смотрит на женщину чуть внимательнее, чем принято смотреть на незнакомых людей. Тихо:

Спасибо. Вы правы, надо бы посидеть где-нибудь... что-нибудь выпить. Вы одна здесь?

Замолкает.

Нет, простите, так совершенно неприлично. Давайте я спрошу то, на что вам будет приятно ответить: вы итальянка?

Catharina Borgia

Встает.

Конечно, пойдемте! Там, под деревьями, тень. Или вам... поесть, может быть? Девочка – худенькая такая... "Мамма мия", через дорогу – название никуда не годится, но кормят там порядочно.

Вертит в руках карту, бросает ее в ближайшую урну.

Мэгги. Мэгги Гаэтано. В нашем квартале, в Челси, сложно не быть итальянцем, это даже вопрос не крови, а души.

Margaret Gaetano

Кидает взгляд на заведение, которое упомянула Mrs Gaetano.

Пойдемте.

Ссаживает Беатрис с парапета, берет за руку, идет рядом с Маргарет в заведение через дорогу.

Беатрис надо покормить и попоить, вы правы. Да и мы могли бы чем-нибудь угоститься.

Меня зовут Катарина, Мэгги. А фамилия у меня такая сложная, что я стараюсь ее людям не говорить. Разве что пишу иногда – когда заполняю анкеты.

Katharina Borgia

Катарина.

Качает головой.

Где-то я вас видела все-таки. Но не на улице, а как будто в книге какой-то. Даже не видела, а проходила с ребятами своими.

А можно, я приглашу вас к нам? Здесь недалеко, Аугусто все равно дома нет, понедельник у меня свободный, я одна во всей квартире.

Margaret Gaetano

Останавливается.

Нет. Пойдемте лучше просто в тень.

Уходит с солнца под сень деревьев. Чуть отворачивается, повернувшись обратно, дает Беатрис высокий стеклянный стакан с грейпфрутовым соком.

У вас...

Решившись:

У вас нет детей, Маргарет?

Смотрит на Маргарет без выражения.

Katharina Borgia

Помолчав:

Пока нет.

Вы знаете, с постоянными переездами, пока у Аугусто не кончился офицерский контракт, мы думали, что...

Замолкает. C удовольствием смотрит, как девочка пьет. Похоже, что механизм появления стакана ее просто не заинтересовал.

А у вас эта – младшая, да?

Margaret Gaetano

Незаметно вздрагивает.

Быстро:

Беатрис недавно исполнился один год. Я уже не кормлю ее грудью, она очень здоровая... Она не худая, не думайте, это ложная худоба. Когда она вырастет, у нее будет очень тонкая талия, длинная шея, большие глаза, четкие брови, высокий лоб, богатые волосы... как сейчас... довольно полные губы. Не очень. Но довольно. Она будет очень женственной, очень своенравной... как сейчас. У нее будут длинные ноги и все то, что принято женственным женщинам иметь женственным, будет у нее в порядке. Она будет очень умной и иногда немножко грустной... как сейчас. Она способна к языкам. Она хорошо спит, спокойна, умеет играть одна, обожает меня и всех тех людей, которых для обожания выбирает.

Девочка немного смущенно смотрит на Маргарет и ухитряется одновременно улыбаться и пить свой сок.

Она лучший ребенок на свете. Если не считать моего сына.

Смотрит на Беатрис.

Хотите?

Katharina Borgia

Кивает на протяжении речи Katharina Borgia, чем дальше, тем более удивленно.

С последним словом вскакивает и быстро идет прочь, но возвращается, поняв, что оставила сумочку на скамейке. Подбирает сумочку.

Нельзя так. У вас – счастье, чудо, Беатриче, а у меня... У меня тоже будет когда-нибудь.

Зажмуривается, качая головой.

Margaret Gaetano

Удовлетворенно:

Правильно.

Подхватывает Беатрис на руки и идет по улице прочь.

Katharina Borgia

Наклоняется, поднимает и вертит в руках оставленный стакан. Тот медленно исчезает у нее из пальцев.

Быстро поворачивается, бежит вслед за Katharina Borgia.

Margaret Gaetano

Останавливается, почувствовав Маргарет за спиной. Разворачивается к ней, прижимая к себе ребенка. Шепотом:

Я была бы рада умереть, Маргарет. Не спасать моих детей... не прятать их, не раздавать хорошим и добрым людям, не быть кукушкой. Честно говоря, я могла бы ее и не рожать. Глупо...

Наклоняет голову, глядя на завитки на макушке у Беатрис.

Но я не могу. Я нужна своему сыну, даже вдалеке. И я должна спасти девочку. У меня нет выбора.

Поднимает голову, смотрит вдоль улицы мимо Маргарет.

Я могу кинуться вместе с ней в океан с вашего пирса. Но тогда я лишу своего сына матери. Иначе нас когда-нибудь найдут.

Как в забытьи:

Отдать ее? Навсегда? Нет, нет...

Снова идет вперед.

Katharina Borgia

Забегает вперед Katharina Borgia, протягивает руку ладонью вперед.

Стоп. Останавливаемся и говорим внятно и связно. Умирать сегодня никто не будет, это первое. И во-первых, кидать и кидаться – никуда не годится.

Кто найдет? От кого спасти?

Видит, что Katharina Borgia смотрит мимо и хочет идти дальше. Тихо.

Что могу сделать – я?

Margaret Gaetano

Переводит взгляд на Маргарет, улыбается.

В вас заговорил учитель, Маргарет. Это хорошо.

Помолчав:

Поймите: то, что вы можете сделать, вы должны сделать для себя, не для меня. Если вы хотите... удочерить Беатрис, быть ей настоящей матерью, вырастить ее счастливой, – берите. Я сделаю все для этого. Вы переедете в хороший дом, вам никому не надо будет ничего объяснять, у вас будут все документы... Если вы думаете, что это опасно, – я не смогу вас разуверить. Это опасно.

Еще подумав:

Да. Это опасно. Извините. Это не выход.

Снова идет вперед, женщин нагоняет синий Бентли, из него выходит шофер, открывает дверцу, ждет.

Подходит к машине.

Извините, Маргарет. Забудьте, пожалуйста. Вы сможете забыть.

Поднимает руку как будто в прощальном жесте.

Katharina Borgia

Подождите.

Так не бывает. Магические крестные не вылезают из...

Кивает на автомобиль.

...тыквы с предложением исполнить все желания сразу, и при этом так, как будто просят о помощи.

Я не знаю, из какого мира вы появились, и какие в нем правила. Я вижу, что это не жестокая шутка, хотя мне и проще было бы так считать.

Но – забыть? Не надейтесь.

Margaret Gaetano

Отходит от машины, делает Маргарет жест, чтобы она залезала.

Когда Маргарет садится, сажает рядом с ней Беатрис, захлопывает заднюю дверцу, идет вперед к месту возле водителя, наклоняется возле окна, что-то говорит водителю на непонятном языке. Отходит на несколько шагов назад. Машина трогается.

Несколько секунд видно, что Беатрис прижалась носиком к стеклу и смотрит назад.

Остается на тротуаре, потом, когда машина скрывается из вида, снова идет к океану.

Katharina Borgia

***

Нижеследующее письмо было перехвачено. Ни одно из писем, приведенных в этой сцене, не сохранилось.

***

13.06.1972

Hogwarts

Мама,

За два дня я получил от тебя два письма, и ни одно из них мне не понравилось. Сначала ты уже второе лето подряд устраиваешь мне роскошные поездки по миру, а сама занимаешься чем-то, о чем скрываешь, потом ты отменяешь Алжир-Вавилон и Карнак, и оказывается, что нам можно встретиться дома, потом путешествовать, потом опять возвращаться домой. И хотя мне такая смена планов очень по душе, но у меня странное чувство, что за этот год произошло что-то, чего я пока не понимаю.

У меня все хорошо, экзамены уже совсем скоро, но мне нет до них никакого дела, – все хорошо. Я не принимаю никакой снисходительный вид, с чего бы? Мне всего двенадцать лет, и Проф. МакГонагалл пока еще знает больше, чем я.

Здесь всех очень заботит возвышение и деятельность того красноглазого пугала, о котором мы с тобой как-то говорили по пути в Хогвартс. Если смена твоих планов как-то связана с ним, то напиши, пожалуйста, и мы придумаем, что с этим делать.

Жду письма и скоро буду.

Yours,
S.Snape

Scene

Iceland

12 января 1998

Откидывает с головы меховой капюшон, сбрасывает рукавицы и коротко потирает руки.

Сейчас увидим, что осталось от прошлого раза. Даже если затянулось, восстановить не должно быть сложно.

Ощупывает воздух перед собой, иногда натыкаясь на невидимые препятствия. Делает непонятные, но эффектные пассы руками. Это продолжается минуты две.

Флоренс, разрешите вас побеспокоить? Просто подержать немного. Две или три штуки.

Ravana Bharati

Смотрит на манипуляции Раваны с воздухом, явно думая о чем-то другом.

Коротко:

Давайте.

F. Blackmoor

Подходит к F. Blackmoor сзади и осторожно поворачивает ее за плечи. Берет ее руку своей и кладет на что-то в воздухе. Негромко:

Вот это правильно.

Свой выбор вы уже сделали.

Проделывает то же самое с другой ее рукой.

И при этом не ошиблись. Если вас все еще интересует достижение вашей цели.

Ravana Bharati

Осторожно ощупывает пальцами странные формы, которые ощущает под руками.

Надеюсь, сахиб, то, что мы сейчас с вами делаем, – не просто сотрясение воздуха.

F. Blackmoor

Нет, что вы. Продолжение той же темы: всеми доступными методами. Играть все время одними и теми же, пусть даже самыми сильными своими фигурами – расточительно и опасно. Легенды о полной магической нейтральности этого острова оказались преувеличенными, и у меня получилось научиться этим пользоваться.

Медленно отпускает руку F. Blackmoor.

Держите. Может стать горячо.

Продолжает свои действия.

Ravana Bharati

С усилием:

I'm impressed. Думаю, магическая нейтральность Исландии вызвана не законодательными уложениями, а тем, что любая активность на острове просто замерзает. Физически.

Слегка поводит плечами и прикусывает нижнюю губу.

F. Blackmoor

Рассеянно, с паузами:

Кто его знает, чем она вызвана. Снаружи – холодно, внутри – кипяток. Знакомые заклинания не действуют. Повсюду бродят какие-то... даже не сказать, чтобы личности...

С натугой проворачивает что-то.

Хозяева. Того, сего. Управление действительностью слишком мелко раздроблено, роздано по крошкам. Идешь, как...

Прямо перед ним медленно расцветает сноп разноцветных искр, которые так же медленно продолжают двигаться в направлении его лица. Пытается отклонить голову. Дальнейшее происходит так быстро, что заметить что-либо невозможно. Оказавшись отброшенным к ближайшему ледяному выступу, мотает головой.

...как в темноте.

Ravana Bharati

Подумав, отпускает участки воздуха, к которым была приставлена. Подходит к Раване, встает над ним, чуть наклонив голову. Задумчиво:

Кажется, у маглов на подобных местах висит табличка "Не влезай – убьет".

Помедлив, протягивает Раване руку.

...Или вам пока лучше посидеть?..

Переводит ту же руку назад, указывая на источник снопа искр.

Что вы пытались оттуда достать? У вас там что – депозитный ящик и вы забыли шифр?

F. Blackmoor

Поворачивает голову на голос. Загребает рукой снега, бросает себе в лицо. Встряхивается.

Что?

А, это. Нет, это, скорее, шкаф. Или сундук. Очень большой, полный... инструментов. Всякой ерунды, и хороших инструментов.

Встает, отряхивается.

No matter. Кто-то бежал, хвостиком махнул. Эта дверь все равно не закрывается теперь полностью.

Все это неважно.

Ravana Bharati

Пожимает плечами:

Если все это неважно, сахиб, то давайте уже перейдем к чему-нибудь важному.

Любезно:

Я не хочу сказать, что не готова подержать для вас сколько-нибудь воды или некоторое количество звуков и цветов радуги, но если вы каждый раз будете так малоуспешно уворачиваться от хвостиков...

заставляет себя закончить фразу:

Мне будет еще более... трудно... поверить в то, что я сделала правильный выбор.

F. Blackmoor

Скроив на лице улыбку.

Здесь проходит граница, Флоренс. Из тех немногих, кто знает о ее существовании, еще меньше могут ее найти. Еще меньше – подойти к ней. Еще меньше – до нее дотронуться. Чувствуете, как сужаются круги? А я смог не только открыть ее, но и сделать так, что она не может больше стать непроницаемой.

Правильность вашего выбора – дело решенное. С играющим эту партию черными вы можете говорить теперь только с одной позиции. Силы и уверенности.

Ravana Bharati

Заинтересованно:

Граница?

Снова подходит к тому месту, где произошел непонятный выброс искр.

И какие же индейцы могут полезть из-за этого фронтира, сахиб? Вы хотели вызвать подмогу?

Снова разворачивается спиной к границе и лицом к Раване.

Впрочем, пусть это знание остается у вас. Сила и уверенность – вот то, что мне нравится в происходящем за последние несколько дней больше всего. Дайте же мне силу и наполните уверенностью.

Отвернувшись:

И давайте уйдем с этого холода. Это даже не норвежские фьорды.

F. Blackmoor

И обязательно вызову. Видимо, еще не настало время.

Возводит шатер со стенами из бледно-желтого шелка. Открывает полог. Посреди шатра бьет гейзер, тугой струей уходящий в потолок, его едва видно из-за клубящегося пара.

Убирает шатер. Перед ним по-прежнему вымершая ледяная пустыня.

Можно идти обратно в "Лофтляйдир". Сегодня местное население как-то особенно несговорчиво.

Дам, обязательно. Знание, которое и придаст вам все это. В обмен на безделку.

Ravana Bharati

Смотрит на Равану с сочувствием.

Вы не созданы для холодных краев, сахиб. Гиперборея... послушна северным ветрам.

Поправляет волосы и ждет.

F. Blackmoor

Цветок, Флоренс. Вы принесете мне цветок. Вам это не должно быть сложно.

Наклоняется, подбирает рукавицы.

Вы избавляетесь от прошлого, получаете то, что хотели, и живете долго и спокойно.

Ravana Bharati

Не веря своим ушам:

Цветок.

Растерянно:

Какой цветок, сахиб? В какой сад Гесперид за какими волшебными яблоками вы посылаете меня? От какого прошлого избавляете?

Тверже:

Мне не нужна долгая и спокойная жизнь. Мне нужен мой сын. Мне нужно, чтобы ни на него, ни на меня, ни на весь остальной мир не покушался человек, который с такой легкостью оставил от вашего двухтысячелетнего кушанского заговора немокрое место.

F. Blackmoor

Хлопает рукавицами вместе. Вокруг медленно, как на проявляемой пленке, выступает номер отеля "Loftleidir" в Рейкьявике. Он обставлен в точности так же, как и спальня в Сурх-Коталь. В углу – большая, в рост человека золотая клетка с четырьмя яркими птицами. У низкого ложа – фрукты, книги и небольшая ваза с одиноким одуванчиком.

Сбрасывает доху там, где стоял, она расстилается по полу медвежьей шкурой с оскаленными зубами.

В самом деле. С вашим сыном вы достанете его еще легче. Собственно, он мог бы сделать это и сам.

Забудьте о заговоре, забудьте о храме. Ничего этого нет и не было.

Номер принимает обычный вид, за исключением клетки и вазы.

Взаимно выгодный обмен. Ребенок находится на летающем острове.

Ravana Bharati

Подходит к столу, берет из вазы одуванчик. Цветок отворачивает от нее свой желтый венчик. Ставит цветок обратно. Медленно:

Это убедительно. Раз вы смогли выяснить то, чего не нашла я... Раз ваши глаза видят так далеко вверх, я верю. У вас есть силы.

Идет к двери, в дверях останавливается. Не оборачиваясь:

Почему вы уверены, что я не обману вас? Откуда вы знаете, что я не заберу ребенка – и все? Может быть, я не стану доставать вам этот цветок – я ведь приложила достаточно усилий к тому, чтобы он оставался целым.

F. Blackmoor

Что вы. Вы не сделаете ничего подобного. Я вам доверяю. К тому же, я тоже заинтересован в том, чтобы он остался как можно более целым.

Опускается в кресло.

И что будет дальше? Он найдет вас. Вам нужно описывать, что будет, если он вас найдет, и в этот момент все его внимание будет направлено – только на вас?

С цветком у меня будет больше возможностей ему противостоять. Немного больше возможностей, и значительно больше желания.

Ravana Bharati

Оборачивается:

Он... найдет меня? Вы чего-то не понимаете, сахиб. Если бы ему не было наплевать, он не дал бы мне висеть в воздухе посреди рушащегося храма и не дал бы вам унести меня в этот холод на себе, как прицепившийся к рукаву чертополох...

Обхватывает себя руками.

Ему наплевать. А цветок он не отдаст. Он умеет охранять свои сокровища. Гэбриел – тоже его сокровище... А я – уже нет.

Сползает по косяку двери на пол. Тихо:

Если только Гэбриел поймет... Он поймет. Он бредил один раз во сне... Я знаю. Он уже смог однажды, смог...

F. Blackmoor

Сидит некоторое время, не двигаясь.

Вы хотели – чтобы он не покушался, Флоренс. Вспомните, что это наша общая цель.

Забирайте сына, позвольте ему добывать игрушку. Так даже лучше.

Ravana Bharati

Тихо:

Я не играю в шахматы и в куклы. Я не играю роли на подмостках. Я не играю ноты, и на струнах не трогаю я звуки без приказа. Я не играю ни во что на свете. Я кукла, мной играют те, кто может. И те, кто научился играм в бисер.

Откалывает с отворота плаща булавку с бисерной головкой, сжимает ее в руке. Медленно исчезает.

F. Blackmoor

Scene

Venice, Italy

12 января 1998

Ты обязательно должна мне объяснить потом, как птица с размахом крыльев в пять... может, даже и в шесть метров, бегущая по взлетной полосе аэропорта Марко Поло, может кому-то казаться небольшим "Лирджетом" с выпущенными шасси. Мне кажется, ты это понимаешь лучше, чем я.

Церемонно раскланивается с парой, идущей им навстречу; те шарахаются.

Не смотри на меня так. Ты здесь уже бывала, а я еще нет.

D. Price

Смеется, вспомнив о птице. Машет рукой.

Да нет, этого и я не понимаю. Просто знаю, что так оно есть, и все. И я совсем не в этом смысле на тебя смотрю.

Оглядывается на какую-то странную личность в лиловой маске с черными перьями. Встряхивает головой.

Нет, то есть... ты разве не думал, что теперь будет?

Becky Gaetano

Кашляет гулко и надрывно. Негромко, собеседнику, сидящему рядом с ним на крыльце дома, на берегу канала.

Ты как знаешь, Луиджи, как знаешь. Я знаю, что многие идут к Косцу, и живут потом, как простые люди, не страдая от поднимающейся воды. Свою маску я скорее брошу в канал. Вероятнее же, что ее с меня снимут, когда я сдохну прямо здесь, на ступеньках.

Снова заходится в кашле.

Человек в маске и плаще

Теперь? Все будет хорошо.

Прости. Я слишком часто повторял это про себя.

Проходит мимо сидящих на ступеньках, оглядывается, как будто что-то его беспокоит. Не определив причины беспокойства, идет дальше.

В любом случае, мы что-нибудь придумаем.

D. Price

Отстав от D. Price, задерживается у ступенек, где сидят люди в масках. В глубой задумчивости идет дальше, спотыкается и чуть не падает с настила, который положен поверх затопленного тротуара. Приходит в себя, быстро идет вперед за своим спутником и берет его под руку.

Постой. Я не знаю, как это сказать. Ты ведь тоже слышал, правда?

Мне кажется, что я придумала. На самом деле, я это поняла еще тогда, когда он тебе руку поранил.

Видит женскую фигуру в золотистом плаще и капюшоне, низко надвинутом на глаза, сидящую на парапете. Женщина медленно покачивается из стороны в сторону.

Отводит глаза.

Это – не наше. Не твое и не мое.

Becky Gaetano

Поворачивает за угол.

Я слышал.

Останавливается. На земле лежит тонкая белая маска, почти не разрисованная, – только удивленно поднятые брови над прорезями глаз.

Рядом с ней присел человек, тоже в маске. Он снимает с себя плащ и укрывает им маску. Потом молча поднимается и уходит.

И видел. Это ведь мне не кажется? Здесь происходит что-то страшное.

Ты хочешь сделать то, чему эти люди так отчаянно сопротивляются?

D. Price

Стоит, прижав пальцы к губам. Потом поднимает глаза к небу, по которому быстро бегут неопрятные облака. Замечает еще одну маску с голубыми выцветшими лентами, висящую на фонаре.

Да. Страшное. Только оно еще не стало нашим.

Мне кажется, что они не хотят расставаться с магией, что кто-то собирает ее.

Я все думала. Мне хотелось вернуться. Вернуться туда, где наш дом, где ты профессор, а я журналистка. И все. Шепотом: Чтобы стало все, как прежде.

Нам просто нужно ее отдать.

Becky Gaetano

Наклоняется доверительно к D. Price.

А ты не зевай, не зевай. Не щелкай клювом.

Встряхивает головой.

Если вовремя сдашь, может быть, еще и во Флоренции места найдутся. Да у тебя и маски нет! Вот, держи, тебе пойдет. Доктор.

Нахлобучивает свою маску доктора, с длинным "клювом", на голову D. Price, а сам остается в полумаске, открывающей раскрашенный рот.

Ухмыляется и исчезает.

Венецианский маг

Стоит на мостике над каналом и бросает в воду розовые цветы из большого букета. Цветы камнем идут ко дну.

Маленькая девочка в маске коломбины

Сдергивает с себя маску, бросает на землю, где она немедленно вспыхивает и сгорает. Толпа вокруг них густеет, зажигаются фонари. То здесь, то там виднеются редкие фигуры в масках.

Почему это – нам? Мне, может быть. У меня этой...

Щелкает пальцами, но вместо сухого щелчка раздается музыкальный тон.

Вот этой. Никогда раньше не было.

Но за это много не дадут, конечно.

Как ты себе это представляешь? Сидит человек, и отмеряет? За такой-то дар – унцию счастья, а за этот – полфунта забвения? Как это можно взять, отдать, обменять?

D. Price

Глядя в сторону мостика, где толпа американских туристов в ярких куртках шумно фотографирует друг друга, не видя девочки с цветами.

Я никак себе это не представляю. И еще я не знаю, что мне дано. И откуда оно. Сначала я хотела в этом разобраться, а сейчас думаю: проще отдавать то, чего не знаешь. Посмотри, что с нами стало.

Долго молчит, потом тихо: Разве ты сам не этого хочешь? Я просто не знаю, что я еще могу сделать для тебя, для нас.

Becky Gaetano

Привлекает Becky к себе.

Ну, вот. Шли, шли, и вдруг распутье. Направо пойдешь – коня потеряешь.

Не спеши. Подожди.

Может быть, сначала разберемся, хочется ли тебе разобраться?

D. Price

Обнимает D. Price и стоит так какое-то время. Поднимает глаза и улыбается.

Пойдем в отель. Я устала и здесь сыро.

Ты прав. Давай не спешить. Мы можем уже не спешить.

Берет D. Price за руку и идет с ним назад, к площади Святого Марка. На углу оборачивается и видит, как бьются на ветру выцветшие атласные ленты.

Becky Gaetano

***

Стоит у тяжелой и темной двери нежилого на вид палаццо. Единственный источник света – фонарь на другом берегу канала.

Шепотом:

И-раз. И-два...

Осторожно, но с усилием толкает дверь, которая неожиданно легко и бесшумно открывается. Поправляет линялые голубые ленты на маске и делает шаг внутрь.

Becky Gaetano

Человек в дорожном костюме, с чемоданом, придерживает для нее дверь, потом проходит мимо и на улицу. Останавливается, взмахивает рукой, но останавливается на полужесте. Опустив голову, уходит.

В просторной комнате, освещенной мягким, рассеянным светом, у стены в ряд стоят несколько кресел, в дальнем углу – еще одна дверь. У противоположной стены, за стойкой бара, между бутылками с яркими наклейками тихонько шипит автомат для приготовления эспрессо.

В комнате никого нет.

Palazzo

Идет из библиотеки в свой старый кабинет в Ватикане, проходит незаметную дверь, резко останавливается возле нее. Секунду раздумывает, входит, взмахом руки освещает комнату, им же заставляет светиться экран затемненного монитора.

Садится к столу, на котором стоит notebook, в кресло на колесиках. На другом столе в углу комнаты видна огромная компьютерная система и второе пустующее кресло.

Поморщившись, набирает какие-то слова на клавиатуре, вглядывается в быстро бегущий ряд нот, которые занимают весь экран. Ноты раскрашены в разные цвета. Щелкает пальцами, указывает в левый и в правый углы комнаты, ноты на компьютере начинают звучать. Недовольно хмурится, встряхивает головой, звуки делаются еле слышными.

Тихо:

Ну что же, Miss Gaetano, посмотрим, какую песенку вы им споете...

S.S.

Проходит ко второй двери мимо пустых кресел. Останавливается, разворачивается, подходит к кофеварке. Принюхивается.

По крайней мере, кофе у них не пережарен.

Снова возвращается к двери и стучится. Потом толкает дверь ладонью.

Becky Gaetano

Добрый вечер.

Садитесь, пожалуйста. Я буду называть вас Isabella, потому что именно эту маску вы выбрали для своего визита сюда. Традиции, Венеция, вы должны понимать. Дойдет, вероятно, время и до вашего истинного имени. Если мы сумеем договориться.

Вы одна?

Il Falciatore

Садится в удобное кожаное кресло и спокойно смотрит на своего собеседника в простой черной маске.

Я пришла сюда одна.

Как прикажете обращаться к вам?

Becky Gaetano

Когда гордые, перепуганные маги шепчут мое имя на площадях, они говорят о Косце. Как вам удобно. Например, Скарамуш, в соответствии с моим одеянием.

Это хорошо. Что вы одна.

Но вы не отсюда, не из этого города. От чего мне вас спасать? Вы в любой момент можете уйти, улететь, исчезнуть, черная вода не имеет над вами власти.

Il Falciatore

Скарамуш... как будто пробует слово на вкус.

Я ниоткуда. Это не имеет никакого значения. Мне просто надо отдать вам то, чем я владею. Мне без надобности, а вам пригодится, раз вы собираете у гордых и перепуганных.

Я все равно больше ничего не могу для него сделать.

Becky Gaetano

Немного поколдовав с клавишами, делит экран на четыре части. В левом верхнем квадрате продолжают бежать строчки с нотами, в правом верхнем углу бьется тонкая зеленая синусоида, в левом нижнем появляются очертания береговой линии и каналов Венеции; город пульсирует разными цветами, в нижнем правом углу вспышками возникают слова и фразы, написанные шрифтом из Voynich Manuscript.

Звуки из углов комнаты сменяются приглушенным диалогом.

Опирается локтями о стол, подпирает руками подбородок, изучая экран. Себе под нос:

Вот как полезно ставить на людей магических жучков. И все-таки, жаль, что Лешу пришлось отправить в Месопотамию...

S.S.

Но вы на них не похожи, дорогая Isabella. Вы, извините, недостаточно перепуганы.

Я собираю вовсе не коллекцию. Горы масок – это очень опасная штука, и к тому же неприятное зрелище. Я не собираюсь просто отбирать у вас...

Приподнявшись, вдруг берет Becky за руку и наклоняется к ней через стол, всматриваясь в ее глаза. Отпускает руку и садится снова.

...то, чем вы в столь полной мере владеете. Только жестокая нужда могла побудить вас даже подумать с этим расстаться. А я ее не вижу.

Расскажете?

Il Falciatore

Нет. Не расскажу. И не буду спрашивать, зачем вы собираете свою не-коллекцию.

Просто это надо уже сделать, а не потрошить свою боль над кучей чужих линялых масок.

Как еще мы сможем вернуться назад? Забыть, избавиться от этого кошмара последних лет. Слишком долгих лет. У него морщинка и седина. Избавиться от магии, от воспоминаний и вернуться к той же ноте, откуда мы начали. Это все, что у меня есть. И я это отдам.

Добавляет мягко:

Мне кажется, так будет честно и просто.

Becky Gaetano

Немного нервно перебирает клавиши, делая звук диалога более четким. Синусоида вверху справа дергается, амплитуда между верхней и нижней точками кривой возрастает, полностью выходя из полосы "нормы". Венеция начинает пульсировать красными точками, они ширятся и кое-где сливаются. Текст шрифтом из Voynich Manuscript перемежается египетскими картушами и отдельными иероглифами.

Гипнотизирует экран, стараясь не особенно поддаваться тому, что видит.

Хорошую программку Тихий набросал... И название такое подходящее: "Les hommes qui passent". Хотя для таких объектов, как Венеция, надо бы поменять название на "Regarde le riches".

Блеск и нищета... Ну-ну...

S.S.

Просто – да. Честно – вряд ли.

Вы ждете, что я сам предложу вам цену. Этим вы сильно ее увеличили. Вообще, Bella, вы ведете себя совершенно не так, как ведут себя в этом кабинете.

Но у нас мало времени. Боюсь, что вы – последняя посетительница. Если вы желаете увенчать своей маской то, что мне удалось собрать, это будет самым достойным завершением из всех возможных.

Покой и забвение, я правильно понимаю?

Il Falciatore

Да. Правильно. Я не умею торговаться.

Поглаживает голубую ленту.

Что мне надо сделать?

Becky Gaetano

Я не знаю. Это знаете только вы. Я же сказал вам – я не могу ничего отобрать у вас, не более, чем могу это вам дать. Такой силы у меня нет.

Маска – это удобное... воплощение процесса. Можете ей воспользоваться.

Еще раз всматривается в Becky.

Вы забудете, оба. И о вас забудут.

Il Falciatore

Странно усмехается:

Ну что, Beata Beatrice, платим самым дорогим и самым ненужным? Тем, за что некоторые мои знакомые отдали жизнь? Чтобы он был просто профессором астрофизики, а вы были просто тележурналисткой? За элементарную "серую вуаль"?

Встает, отходит от компьютера, но продолжает следить за изображениями на мониторе.

И это правильно. Магия – обуза. А если бы не была обузой, вы бы отдали ему, скажем, маску с желтыми лентами.

S.S.

Берется за кончик ленты и начинает медленно тянуть. Останавливается. Кладет ленту на ладонь, а пальцами другой нежно ее гладит.

Лента теплеет и наливается синим цветом.

Нет.

Я не буду.

Коротко поднимает глаза на Скарамуша. Проводит пальцами по ленте, и та становится ярко-желтой.

Резко тянет за ленту и протягивает ее Скарамушу. Маска остается на ней.

Becky Gaetano

Хлопает входная дверь, слышен шум плещущейся воды. Вдруг громко и отчетливо звучат несколько тактов "Tu sei Pagliaccio".

Это, кажется, за вами.

Благодарю за интересную беседу. От вас я принять ничего не могу, Becky: желтая лента была бы слишком малой платой, синяя – слишком большой. Спросите у своего друга, он объяснит – на языке маглов это называется сверхтекучестью.

Кто-то громко стучит в дверь. Потом под нее начинает подтекать вода.

Мое обязательство остается в силе. Уходите. Скорее. Снимите маску, когда почувствуете, что совсем плохо.

Делает что-то непонятное с воротником своего костюма и исчезает. Дверь распахивается, и с криком "Нет!" и потоком воды вваливается D. Price.

Il Falciatore

Только ничего не объясняй. Я успел?

Хватает Becky за руку, поворачивает к себе. Увидев что-то в ее глазах под маской, кивает и тащит ее к выходу, по колено в воде.

В городе катастрофа. Поднимается вода, темная какая-то. Никто не замечает, так под ней и веселятся, кроме тех, что в масках. Они тонут. Тот, помнишь, который кашлял?

Останавливается на пороге, подсаживает Becky в простую черную гондолу, которая просвечивает насквозь, когда на нее падает лунный свет.

Ты не думай, объяснять тебе придется. Только не сейчас.

Забирается сам и отталкивается веслом.

D. Price

Встряхивает волосами и берет D. Price за руку. С ужасом смотрит на город вокруг.

Куда мы теперь?

Becky Gaetano

Городу уже не выплыть. Несколько островов в лагуне выдержат дольше, может быть, до них не дойдет. Он сказал, что лодке тоже осталось немного.

Машет веслом сильно, но неумело; гондолу разворачивает то вправо, то влево.

Говори, видишь ли ты то же самое, что и я. Вот там, рядом со старой церковью – красивое здание, освещенное. Звенит, как стеклянные подвески. Да?

D. Price

Оставляет на экране только изображение Венеции, чему-то улыбается.

Спокойно:

Enter Pinta.

S.S.

Смотрит туда, куда указывает D. Price.

Да, я вижу. И слышу. Это Музей стекла.

Смотрит за манипуляциями D. Price с веслом. Вдруг улыбается.

Ты не знаешь случайно, почему нас так любят катаклизмы?

Becky Gaetano

Поворачивается.

Перестань говорить моими словами. Прямо сейчас.

Замолкает и выводит лодку к пристани острова Murano. Она уже тоже залита черной водой. Если присмотреться, видно, что обычная, мутно-зеленая венецианская вода спокойно плещется значительно ниже того места, где они находятся. Лодка, поймав свет вышедшей из-за облака полной луны, рассыпается серебристыми осколками.

А ты, тоже совершенно случайно, еще не умеешь летать?

D. Price

Не смотрит вниз. Срывает маску и отбрасывает ее в черную воду. Берет D. Price за руки, они начинают сначала опускаться, но потом поднимаются и медленно движутся в сторону Музея стекла.

Умею. И совершенно неслучайно.

Знаешь, когда я чуть не сделала этого, я вдруг увидела целиком, что именно мне дано, и все поняла. Но об этом тоже потом.

Becky Gaetano

К гавани Венеции, распустив все паруса, подходит каравелла "Пинта". На капитанском мостике стоит человек, в котором при желании можно узнать Мартина Алонсо Пинсона. И корабль, и капитан немного слишком активно серебрятся в свете луны. Каравелла держится на "верхней воде", заливающей магическую Венецию. Не задерживаясь у причалов, "Пинта" неимоверным образом проскальзывает в венецианские каналы и начинает собирать тонущих и вздымающих руки венецианских магов в масках.

"Pinta"

Опускается на балконе второго этажа, входит под арку и останавливается.

Перед ним – озеро расплавленного стекла, которое пузырится и поднимается. В него, медленно кренясь, с печальным звоном падают витрины с экспонатами, которые расплываются на мгновение цветными водоворотами.

Обернувшись:

Не иди сюда. Не смотри.

D. Price

Уже стоя в проеме арки, глядит на бурлящее стекло. Делает шаг назад и случайно задевает рукой какую-то стойку. Стекло беззвучно опадает вниз.

Выходит на балкон. Смотрит на две лунные дорожки – на зеленой и черной воде канала.

Ты ведь все понял, правда?

Замечает где-то вдалеке силуэт парусного судна.

Becky Gaetano

Ходит по комнате взад-вперед, периодически поглядывая на экран, в нижнем правом углу которого сменяются какие-то цифры. Задумчиво:

...Адмирал плыл своим путем на запад до полудня, пока не убедился, что то, что вчера все принимали за землю, было – небом...

Даже и неплохо, что некоторые из старых сдали магию. Значит, не могли больше нести. Это мы скоро выясним.

Тихо:

Давайте же, Профессор, давайте... Move, move...

S.S.

Каравелла на огромной скорости подходит к острову и осаживает вмертвую у балкона.

Появляется у верхушки трапа.

Доктор, Miss Gaetano, прошу вас, не медлите. Судьба в очередной раз разрешила спор между Венецией и Флоренцией в пользу последней. Здесь через какое-то время все придется начинать заново.

Смотрит, как D. Price и Becky Gaetano взлетают на борт. Снимает свою черную маску и бросает в воду. Большая волна накрывает остров и выносит корабль в море.

Il Falciatore

Обнимает Becky Gaetano. К Il Falciatore:

Что из того, что я только что видел, в самом деле произошло? И почему я это видел?

D. Price

Стоит некоторое время, спрятав лицо. Потом поворачивается в объятиях D. Price так, чтобы видеть воду и луну.

Теперь с нами всегда будет так. Мы всегда будем так видеть. Слабо улыбается, стараясь не смотреть на Il Falciatore. Только вот, надеюсь, что стихиям надоест играть с нами в игры.

К Il Falciatore:

Как вы думаете?

Becky Gaetano

Слегка поклонившись:

Все именно так, к сожалению.

Обращается к Becky Gaetano.

Где вам удобнее было бы сойти? Равенна? Рим? Неаполь? Я отправляюсь в Перпиньян, поближе к дому. Я давно не был дома. Разумеется, я буду очень рад принять вас обоих у себя в замке.

Frederic Delacour, к вашим услугам.

Il Falciatore

Немного постояв, тихо выходит из комнаты с компьютерами. Дверь закрывается за ним, свет в комнате гаснет.

S.S.

Склонившись к уху Becky Gaetano, что-то коротко шепчет ей. Поймав ее вопросительный взгляд, несколько раз энергично кивает головой.

А как еще ты собираешься мне все объяснять? А главное – себе?

D. Price

На секунду крепко прижимается к D. Price.

Ты знаешь все, что я могу и хочу тебе сказать. Ты прав. Сама кладет себе палец на губы коротким жестом. Пожалуйста, езжай сейчас домой. Я очень хочу вернуться домой. К тебе. К нам домой. Что-то быстро шепчет на ухо D. Price.

Поворачивается к Frederic Delacour:

Будте добры, отвезите меня к нему.

Becky Gaetano

Смотрит задумчиво на Becky Gaetano.

Вы знаете, пожалуй, и мне неплохо было бы посетить Ватикан. Хотя бы, для того чтобы привести в порядок дневники. Подогнать отчетность, в каком-то смысле. Там, в библиотеке, замечательно работается.

В замке сейчас холодно. В другой раз.

К D. Price:

Профессор, "Пинта" собиралась через океан. Я уверен, что капитан согласится принять вас пассажиром.

Снова к Becky Gaetano:

Идемте ужинать, прошу вас. Венецианские маги – интереснейшие люди. Отпразднуем снятие масок.

Frederic Delacours

Scene:

Vaticano,

Same night, later

Отставляет в сторону маленький черный приборчик, подозрительно напоминающий диктофон, расправляет перед собой длинные листы с бесконечными рядами цифр и знаков. Листы свешиваются со стола, закручиваясь у самого пола. Делает какие-то отметки в небольшой тетради в кожаном переплете, которая постоянно норовит закрыться. В конце концов раздражается и шепчет тетради что-то, отчего она распахивается и листы расходится по корешку. Захлопывает тетрадь и уже готовится швырнуть ее в угол, потом проводит пальцами по корешку, тетрадь собирается в переплет, ежится под его рукой и принимает нормальный вид.

Вздыхает и встает. Непонятно почему идет к зеркалу и поправляет перед ним воротничок, шейный платок и манжеты. Смотрит на свое отражение с недоумением. Возвращается к столу.

Ворчливо:

Нельзя ли хотя бы на сегодня отменить эту чертову обостренную интуицию?

Садится на место, возвращается к своим занятиям, но через пару минут задумывается и бессмысленно смотрит в угол.

S.S.

Подходит к высоким дверям кабинета и стучит. Выдыхает и делает шаг в дверь, которая сама раскрывается ей навстречу.

Здравствуйте, Фрэнк.

Becky Gaetano

Встает, выходит из-за стола навтречу Бекки.

Доброй ночи, Бекки. Вот видите, нам удалось увидеться и вне пустынного ландшафта. Проходите, пожалуйста.

Делает приглашающий жест внутрь, указывая на два кресла, стоящих возле низкого столика.

S.S.

Подходит к креслу, садится.

В этом кабинете особенно остро чувствуешь, что только что пережила наводнение.

Фрэнк, мне надо поговорить с вами. Когда мы встретились первый раз,

вы не ответили мне, кто вы, и почему принимаете такое живое участие в моей судьбе и судьбе Профессора Прайса. Я приняла это, и приняла не только потому, что у меня не было иного выбора.

Все, что случилось с тех пор, – вы знаете. Скоро вы узнаете и о том, что произошло сегодня в Венеции. Но я пришла к вам не для того, чтобы поведать о катострофе. Я хотела задать вам другой вопрос, и я очень верю, что вы сможете мне ответить. Пожалуйста.

Расскажите мне обо мне.

Becky Gaetano

Проходит по кабинету в задумчивости. За это время перед Бекки возникают чашка с кофе, бокал с глинтвейном и странного вида печенье.

Рассеянно:

Угощайтесь, пожалуйста, Бекки. Обязательно угощайтесь. Знаете, человеку, замочившему ноги в магических водах Венеции, нужна поддержка. И непременно съешьте это печенье. Старинный эльфийский рецепт.

Останавливается возле своего стола.

М-ммм... Вы так великолепно справились с очередным испытанием, которое мир швырнул перед вами, Бекки, что я не могу не выполнить вашу просьбу. Я готов.

Что именно рассказать вам, Miss Gaetano? Из того немногого, что мне известно?

S.S.

Некоторое время выбирает между кофе и глинтвейном, и, наконец, отпивает глоток кофе. Послушно отламывает кусочек печенья и кладет себе в рот. Собирается с мыслями.

Расскажите мне про магию. Мне еще несколько неуютно произносить это слово. Я почувствовала, что она есть совсем недавно, но ощущение, как будто она была всегда. Как будто я всегда умела, могла... простите, мне немного не хватает слов.

В общем, я сегодня чуть не рассталась с ней. Но в последний момент поняла, что не могу. Что нельзя. Я увидела в себе магию во всей полноте, такое наверное, можно увидеть только единожды и невозможно описать словами. В общем, я поняла, что не могу. Ни для кого. Нельзя. И теперь я пытаюсь понять, что это было, откуда это во мне?

Becky Gaetano

Прислоняется к столу, складывает руки на груди.

Магия есть в мире довольно давно, вы ведь уже это знаете, правда? Она бывает самая разная. Та, с которой вам пришлось столкнуться в самом неприятном ее выражении, – худшая, самая злая, самая бездумная и самая неподходящая людям магия, – магия земли и ее всепоглощающих недр. Этой магией заведовали все Канишки и ее унаследовал у них Равана.

Подумав:

Винить их в этом нельзя. Как нельзя винить ядовитые грибы или какую-нибудь... с отвращением: ...росянку.

Это один способ получить магию – напитаться ею от земли. Другой способ – получить красивую, сформированную, узаконенную, причесанную европейскую магию по наследству. От родителей. Это наш с вами вариант.

Есть еще два варианта... вернее, три. Если хотите, о них я тоже поведаю.

S.S.

Сидит молча некоторое время, сложив руки на коленях, и смотрит в пол.

От родителей.

Собирается с духом, встает, делает шаг в сторону S.S., но не подходит к нему.

Вы знали моих родителей? Я не думаю, что мама... Нет. Она точно не была.

Becky Gaetano

Мягко:

Да. Я знал ваших родителей, Бекки. Только не тех, не американских. Настоящих. Вернее, нет.

Подходит ближе к Бекки, разглядывает черты ее лица.

Настоящими вашими родителями, – и я верю, что они были совершенно волшебными родителями для вас, раз сумели вырастить вас такой, какая вы есть, – были Mr and Mrs Augusto Gaetano. А ваши... физические отец и мать... да. Они были магами. Но не успели толком побыть вашими родителями.

С сожалением разводит руками.

S.S.

Нет.

Смотрит на S.S. с горечью.

Пожалуйста, не надо. У меня не хватит... иммунитета. Я не хочу. Мама с папой...

Зажмуривает глаза. Стоит так какое-то время. Возвращается в кресло. Отпивает кофе и продолжает очень тихо и ровно.

Простите мне этот срыв, сегодня был утомительный вечер. Продолжайте, пожалуйста. Вы знали моих запинается ...физических родителей. Да.

Они живы?

Becky Gaetano

Отходит, опирается о полку камина локтем.

Оставайтесь до завтра, Бекки. Завтра будет новый день. Вы отдохнете и подумаете, нужно ли вам добавлять к прекрасному комплекту ваших американских родителей, к тому волшебному будущему и новой, счастливой жизни, которая вас ожидает, наконец-то, после всех этих кошмарных лет, – новые знания о себе. Бесполезные знания. Эти люди уже умерли.

Ворошит угли в камине, глядя на летящие с поленьев искры.

Умерли.

S.S.

Я уже подумала.

Прикусывает губы, глядя в спину S.S.

Я уже научилась ждать, хотя так и не полюбила это занятие.

Пожалуйста, если вы можете мне рассказать больше, чем уже сказали, – сделайте это сейчас.

Задумывается, но потом продолжает.

Я не хочу вас утомлять долгими рассказами, но сегодня я уже один раз чуть не отказалась от родителей, от себя. Сейчас я понимаю, что ему это было так же не нужно. Но... это непросто, когда некуда возвращаться, когда нет того подвала, а есть только восемь лет, восемь бесконечных лет.

Мне нужна, нам нужна новая нота, с которой мы можем начать. Вы понимаете меня?

Becky Gaetano

Разворачивается к Бекки, смотрит на нее немного странно.

Я узнаю в вас вашу мать, Бекки. Ее бы тоже ничто и никогда на заставило отказаться от того, что составляло ее сущность...

Резко замолкает.

О, это сложная тема. Зайдем с другой стороны.

Подходит к Бекки, садится в другое кресло возле столика.

Зайдем со стороны экскурсионной. Потому что я могу слишком многое рассказать вам, а это было бы неправильно. Давайте лучше я покажу вам – совсем немного. А вы спросите что-нибудь, что захотите спросить. Идет?

Берет неизвестно откуда взявшийся бокал с красным вином.

S.S.

Выпрямляется в кресле и улыбается с облегчением.

Мы поедем сейчас?

Becky Gaetano

Аккуратно берет руку Бекки в свою.

Тихо:

Мы уже едем. Мы уже там.

S.S.

Не отнимая своей руки, осторожно оглядывается. Вид комнаты абсолютно изменился.

Где мы?

Becky Gaetano

Отпускает Бекки и встает с совершенно другого по виду кресла, чем были в Ватикане.

Во втором и последнем доме вашей матери, Бекки. В первом вы только что были. Ваша мать принадлежала к столь же славному, сколь и проклятому роду Борджа, самым известным представителем которых был Родриго, более запомнившийся людям под именем Папы Александра VI.

S.S.

Тоже поднимается и начинает медленно обходить комнату, то осматривая картины на стенах, то опуская глаза в пол, и бездумно проводя рукой по предметам мебели.

Останавливается перед портретом женщины в черном платье.

Это она? Как ее звали?

Becky Gaetano

Отходит к противоположной стене, разглядывая висящий на ней гобелен.

Да. Это она. Ее звали Катарина.

S.S.

Не отрывая жадного взгляда от портрета.

А отец? Они жили здесь?

Becky Gaetano

Переходит к окну и озирает из него заснеженный лесистый холм, на котором стоит замок.

Нет. Ваш отец узнал о том, что он ваш отец, совсем недавно. После смерти. Он не знал, что Катарина вас родила. Его звали Sir Anthony Winter, и он принадлежал к другому древнейшему магическому роду. Он жил в Англии.

S.S.

Продолжает смотреть на портрет еще некоторое время. Потом отходит к соседнему окну и прислоняется лбом к стеклу.

А вы?

Becky Gaetano

Поворачивается к Бекки, улыбается:

Я, конечно, вас старше, Бекки, но, во-первых, не настолько, чтобы годиться вам в отцы, а во-вторых, я еще не вполне умер.

S.S.

Дышит на окно и смотрит как исчезает туман с холодной поверхности стекла.

Я не об этом. Мне, кажется вы понимаете, о чем.

Мне кажется, что я тоже понимаю.

Becky Gaetano

Пожимает плечами:

Это вам только кажется. Магический мир тесен.

S.S.

Грустно улыбается и смотрит на S.S. мокрыми глазами.

Спасибо вам. Мне еще очень много надо будет понять и осознать, но сейчас уже отпустило. Вы мне расскажете о них? Когда-нибудь. Не сейчас.

Пусть будет так. Я это чувствую, но пусть все будет, как есть.

Becky Gaetano

Подходит к двери, открывает ее.

Пойдемте, покажу вам замок, Бекки. И нет, наверное, я не расскажу вам потом ничего сверх того, что готов рассказать сегодня. Так что пользуйтесь моментом.

S.S.

Идет вслед за S.S.

Да, вы правы. Не будем откладывать. Расскажите мне, пожалуйста, почему... почему я выросла не с ними? Вопросов слишком много, расскажите мне о них и обо мне.

Becky Gaetano

Ведет Бекки по коридору, методически открывая двери и показывая залы и комнаты.

Знаете, сколько в мире совпадений? Сейчас в этом замке живет та женщина, которую вы видели в Кушанском храме. Со своим сыном. Я же говорю, магический мир тесен.

Заводит Бекки в зал с оружием по стенам и длинным столом темного дерева, вокруг которого стоит множество стульев с высокими резными спинками.

Проходя вдоль стола и касаясь рукой спинок:

Катарина Борджа и сэр Энтони Винтер не были супругами. Она забеременела... и была готова избавиться от плода. Для итальянки, да еще с такими умениями, как у нее, это не составило бы труда. Но случилось так, что буквально в тот же день и ей, и будущему ребенку, то есть вам, Бекки, стала угрожать смертельная опасность. Характер Катарины был мало предсказуемым. Она сочла, что в этой ситуации труднее выносить и родить дитя, чем избавиться от него. И через положенный срок родила вас. А через год отдала вас – по той же самой причине смертельной опасности – вашей второй матери.

S.S.

Осматривает зал, в котором потолки теряются в темноте.

Умерла она от этой опасности?

Смотрит в сторону.

Этот замок – ваш? Как вы сами узнали обо мне?

Becky Gaetano

Честно:

Нет, замок не мой.

Без выражения:

Да. Ее убили. Перед смертью она сказала мне о вас. Вот так я и узнал.

Открывает следующую дверь и выпускает Бекки в библиотеку.

S.S.

Смотрит внимательно на S.S.

Дальше я пойму сама. Когда-нибудь.

Спасибо. Пожалуй, я больше не смогу задать сегодня ни одного вопроса.

Becky Gaetano

Указывает Бекки на единственное кресло, имеющееся в библиотеке.

Тогда, скажите мне, Бекки, если можете, конечно: теперь, когда полог над ваши прошлым был немного приподнят... каким вы видите свое будущее? Нужна ли вам помощь? Сможете ли вы одолжить мне Профессора Прайса дней на пять-шесть в феврале?

S.S.

Улыбается.

Да, конечно, я его никогда не держала.

Я вдруг поняла. Вернуться нельзя. Можно только начать. Я бы хотела рисовать.

Быстро смотрит на выражение лица S.S. Продолжает:

Мне всегда хотелось, и сейчас снова хочется, но уже совсем иначе. Сильнее, глубже, чище. Мне кажется, Десмонд уже догадался.

Мне надо будет еще учиться, но теперь у меня для этого много возможностей. Совсем других возможностей. И если мне понадобится ваша помощь, точнее – совет, я воспользуюсь вашей любезностью.

А пока, пока меня ждут дома.

Совсем тихо, глядя вниз:

И еще я знаю, как назову дочь.

Becky Gaetano

Удовлетворенно:

Отлично. У вас все отлично получится. Вы талантливы во всем, Бекки, и прекрасно нарисуете не только свою дальнейшую судьбу, но и... много интересных вещей. Вы были самым лучшим ребенком в мире, и будете самой лучшей матерью.

Вы извините, что я уже вмешался, но в Новой Англии проблем ни с чем у вас с Профессором Прайсом не будет. Вам даже не придется менять зубы, отпечатки пальцев и фамилии.

Мельком смотрит на свою левую ладонь, машинально тянется в карман, достает из него игральную карту, разглядывает, убирает назад.

Пойдемте... покажу вам еще несколько портретов. Может быть они вдохновят вас на что-нибудь особенное.

S.S.

Scene:

The Magic Flying Island of Castalia

12 января 1998

Осторожно переходит через пропасть по веревочному мостику, разделяющему Касталию на две части; поправляет на груди брошь-бабочку с бисерными глазами.

Оказавшись на противоположном берегу ущелья без дна, идет по извилистой дорожке между скал, выбираясь к реке. Оглядывается и находит взглядом группу китайских домиков. Один из домиков угнездился возле живописно изогнутой сосны, на ветвях которой лежит снег. Другой греется в лучах весеннего солнца, возле него цветут сливовые деревья. Третий стоит на островке посреди залитого водой рисового поля. Около четвертого цветет несколько жасминовых кустов. Подумав, идет к первому домику под сосной, кутаясь в изумрудный плащ с горностаевым подбоем.

F. Blackmoor

Из домика, рядом с которым растут жасминовые кусты, доносятся звуки фортепиано и громкое бормотание. Из окна вылетает пара разноцветных нот, и тут же на улицу выбегает мальчик с сачком, одетый в строгую ученическую мантию. Он ловит ноты сачком.

Так-то. Экспрессия, я все понимаю, а далеко от дома все же уходить нехорошо. Небезопасно. Кто-нибудь поймает и засунет в симфонию, а я потом ищи.

Ухмыляется и уходит обратно в домик.

Neophyte

Подходит к окну в своем доме без коридоров и устремляет взгляд в осенний смешанный лес, расстилающийся перед домом. Через несколько секунд в направлении его взгляда деревья отклоняются в стороны, затем раздвигаются, образую прямую, как струна, просеку. "Просека" вонзается в зеленые холмы, находящиеся за лесом, очень быстро разделяет их, как пудинг, разрезаемый ножом, устремляется дальше, через скальные породы, неимоверным образом шарахается в сторону, огибая черноволосую женщину в изумрудном плаще с горностаевым подбоем (женщина вздрагивает, оглядывается, но ничего не видит), затем луч быстро ощупывает все четыре китайских домика и влетает в окно дома, из которого выходил мальчик с сачком.

Отступает от окна, проходит пару раз по комнате. Переходит в другую комнату, садится к столу, расправляет пергамент и берется за перо. Посидев минуту, вскакивает и покидает дом.

S.S.

Выходит из домика под сосной, в спину ей продолжает нестись быстрая китайская скороговорка. Недоуменно хмурится и кутается еще плотнее. Направляется к краю заливного рисового поля, достает волшебную палочку, прикасается ею к рисовому ростку и садится в появившуюся на воде крошечную джонку без паруса и весел. Что-то пошептав ей, направляет лодку к домику посередине поля.

Оглядывается и видит серебряную ноту, тайком пытающуюся улететь от домика под кустами жасмина. Встает в лодке, пытается развернуть ее назад к берегу. Джонка угрожающе кренится и продолжает везти ее к середине заливного поля.

F. Blackmoor

С хитрым лицом выглядывает из домика.

Так всегда выглядывают в сказках. Чтобы только одна голова была видна. Вихрастая. У меня вихрастая голова?

На секунду исчезает внутри, потом опять появляется, значительно более всклокоченный, чем раньше, но ужасно довольный.

Вот теперь точно вихрастая, как у Макса и Морица. Правда, их потом на муку перемололи... А кто это меня тут вынюхивает?

Опять пропадает в домике. Мы слышим несколько достаточно тяжелых и мрачных минорных акккордов. Бормочет:

Страшно? Вот так-то, бойтесь меня все. Здесь я в безопасности. А то впечатление такое, что кто-то рядом кругами ходит. Высматривает меня. Кто бы это мог быть?

Внезапно бормотание останавливается, Неофит выходит из дома, подходит к жасминовому кусту и отламывает ветвь. Рисует ей в пыли перед домом голову, похожую на луковицу.

Луковые головы!

Ощутимо мрачнеет.

Neophyte

Подходит к дому с жасминовыми кустами и останавливается, вступая в беседу с прекрасной китайской женщиной, которая откладывает кисть, тушечницу и свиток, где можно увидеть заснеженные ветви сосны, домик и снегиря на ветке. Слышны ее слова:

"...птички с красными грудками, иероглифы, толченый жемчуг..."

S.S. говорит что-то совсем тихо, но стоит так, чтобы видеть происходящее внутри домика через окно.

"...он передал тебе яйцо Большой Птицы, я знаю..." – говорит женщина.

S.S. прикладывает палец к губам и подходит к стене дома, вглядываясь внутрь. Китаянка поднимается с места, но он показывает, чтобы она не шевелилась.

Китаянка смотрит на S.S. с испугом, затем, дождавшись момента, когда он вовсе перестает обращать на нее внимание, закрывает лицо сначала одним, потом другим рукавом и исчезает.

S.S. смотрит на Неофита и вслушивается в звуки, доносящиеся из домика.

S.S.

Встает в джонке прямо, не двигаясь. Устремляет взгляд вверх, снимает с груди брошь-бабочку и сажает ее на ладонь. Предельно сконцентрировавшись; бабочке:

Отвези меня к моему сыну.

Джонка нехотя разворачивается и плывет к берегу. Флоренс быстро выбирается на берег, поскальзывается, падает, бабочка срывается с ее руки и улетает прочь. Флоренс поднимается и, даже не озаботившись тем, чтобы высушить ноги и платье, бежит к домику возле жасминовых деревьев. Дойдя до двери, тихо открывает ее и входит, останавливаясь на пороге.

F. Blackmoor

Поворачивается на вращающемся табурете, не закрывая пианино.

Мама? Вот это да!

Хочет вскочить с места, но вдруг останавливается и вместо этого вперивается во Florence мерцающими глазами. Странным голосом:

Я не тебя видел в головах. Что с тобой? У тебя вид, как будто ты приняла решение. Меня это пугает. А мы давно не виделись, и я мог бы ошибиться, да вот только не ошибаюсь... Милая мама, объясни мне, что ты задумала, а не то не стану обнимать тебя.

Грустно:

Я не слышу твоего дыхания. Ты как будто затаилась.

Встает со стула и делает два шага навстречу матери. Вытягивает руку и пробует пальцами воздух. Лицо его искажается, и он отступает назад.

Neophyte

Опускается на корточки перед Neophyte, протягивает к нему руку.

Гэбриел... Гэбриел, разве можно уходить из дому, ничего не сказав матери? Почему ты убежал от меня? Почему?

F. Blackmoor

Продолжает отступать, чуть прищурившись.

А что же, я неправильно сделал, что убежал? Зачем ты мне не говорила? И почему нашла только сейчас? Ничего себе! Вот был бы у меня маленький сын, неужели бы я его сразу не нашел? Неужели бы не поставил, как говорят, всех на ноги!?

Странно. Что-то тут не так. Ты охотишься. Я боюсь.

Садится на пол и закрывает глаза.

Ты в огромном пузыре с пустотой, и мне не дотянуться до тебя.

Neophyte

Быстро оглянувшись, шепотом:

Я искала тебя, Гэбриел. Ты сам... сам закрылся от меня. Ты не отзывался. Почему ты ничего – ничего не передал, не написал мне? Почему?

Поднимается.

Я не нужна тебе.

Оглядывает комнату.

Тебе хорошо. На этом воздушном острове... который построил он... в этом созданном фантазией и воспоминаниями Китае... с другой матерью... Я не нужна тебе.

Отступает к двери.

F. Blackmoor

Вытягивает руку.

Подожди, милая мамочка, постой и не уходи. Нет другой матери. Есть только одна мама, а никакая не ужасная матерь. Вот она, мама... то отойдет от двери, то подойдет к ней опять. И никакой другой не было.

Но у этой мамы что-то не то в уголках глаз. Какой-то другой человек там есть, что ли... Изогнулся, затаился, выжидает.

Деловым голосом, правда, немного ушибленно:

Это еще не конец, впрочем. Сейчас тут еще появятся люди. Вот веселье-то и начнется.

Меняет позу так, что колени его оказываются сведены вместе, и садится на пятки. Вытягивает вперед руки. Между указательными пальцами появляется веретено, на которое намотаны черные волосы. Веретено начинает вращаться, и волосы постепенно седеют.

Из-за леса, из-за гор...

Neophyte

Тихо входит в дверь, обходит Флоренс, встает в нескольких шагах от нее. Протягивает руку, ловит выпрыгнувшее из ладоней Neophyte веретено; оно исчезает. Неофиту:

Не надо, Гэбриел. Не надо играть с веретёнами. Тебе нельзя.

Поворачивает голову к Флоренс:

Ты вымокла, Флоренс. И – запачкалась.

Не спеша оглядывает Флоренс с ног до головы, под его взглядом платье и плащ на Флоренс высыхают, впрочем темные пятна на зеленом бархате остаются.

To Neophyte:

Гэбриел, я хотел попросить тебя сопроводить меня в одной поездке. Мне понадобится твоя помощь. Твоя мама подождет тебя здесь, на Касталии. Я обещаю вам обоим, что верну вас друг другу.

Снова Флоренс:

Извини, Фло. Тот бисер, который был на твоей бабочке, был у тебя последним. Если я позволю тебе сейчас покинуть остров, ты больше на него не поднимешься.

S.S.

Хлопает в ладоши, но лицо его не выражает ровным счетом никакой радости. Довольно тоскливо:

Приятно видеть, что папа все тот же. Появляется в самые неожиданные моменты с самыми непонятными фразами и, разумеется, предложением поскорее уехать черт знает куда совершенно неясно зачем.

Смотрит на S.S. очень пристально:

Скажите, пожалуйста, что случилось с моей мамой? Я ведь очень сильно люблю её, и должен знать, почему она другая. Ее можно перекрасить обратно? Это временно, или она теперь такая навсегда?

Немного думает, потом:

А мне надо брать какие-нибудь теплые носки и носовые платки? Надо собираться, да?

Neophyte

Смотрит на S.S. со смешанным выражением ужаса, ненависти и надежды. Делает к нему шаг, но ее как будто относит назад.

Северус...

Останавливается, как будто задохнувшись, понимает, что не может произнести это имя.

Ты...

Тихо:

Ты мог бы меня разубедить. Тебе достаточно было бы сказать мне несколько слов, и я бы поверила. Ничего бы не было. Скажи.

Все же делает шаг вперед.

Скажи мне.

F. Blackmoor

Смотрит на Флоренс ласково:

Непременно скажу, Фло. Чуть позже. У меня, видишь ли, именно сейчас срочные дела. Внизу.

Поворачивается к Neophyte:

Очень некрасиво, юноша, обсуждать людей с другими людьми. Особенно в присутствии этих самых людей.

Подходит к Neophyte, берет его за руку, ведет мимо окаменевшей Флоренс к двери, поправляет на нем одежду, которая превращается в теплейшую меховую курточку с капюшоном и северным узором; остальной Неофит тоже оказывается одетым в различные сочетания меха и шерсти, из рукавов куртки свисают пестрые варежки.

Доверительно:

Доброе старое английское злословие, столь популярное в конце прошлого века в лондонских салонах, Гермес, – особое искусство. Я вас ему научу. А сейчас надо научиться ездить верхом.

Выводит Неофита наружу, негромко свистит. Из-за горизонта выносится нечто, больше всего похожее на черную стрелу с серебряным наконечником, подлетает ко входу в домик и встает, вздев вокруг себя столб пыли. Это вороной Wildethorne.

S.S. подсаживает Неофита в седло, затем садится сзади него сам.

Мама подождет тебя. Она пока познакомится с Фэй, попьет тут жасминового чаю. Отдохнет. Все будет хорошо. Поехали, м-ммм?..

S.S.

С интересом рассматривает одежду, затем вздыхает. Ехидно:

А я тут говорю: нет, граф, я не поеду! Я не могу оставить папеньку! Потом соскакиваю с седла и бегу к дому, но, не добежав, падаю на землю и начинаю сотрясаться в рыданиях.

Поехали уж! как мне в такой одежде назад?

Смотрит на Florence.

Не расстраивайся, дорогая мамочка. Не расстраивайся.

Дует в кулачок, и к Флоренс летит облако сахарной ваты.

Главное не в том, чтобы делать правильные вещи, а в том, чтобы никогда не сомневаться, что их делаешь.

Neophyte

Keflavik International Airport

Keflavik, Iceland

8:40 in the morning

Смотрит, как Neophyte, сидя на высоком табурете, доедает омлет со всеми доступными в этой части света видами мяса и овощей и запивает его апельсиновым соком.

Вообще-то, я считаю, что тебе еще рано пить кофе, Гэбриел. Дети не должны пить ни кофе, ни чай, пока не станут взрослыми, и не начнут сразу пить алкогольные напитки. Я читал об этом у выдающегося педиатра нашего столетия по фамилии Спок.

...Поэтому, если ты тоже хочешь кофе, тебе придется меня долго упрашивать.

Разглядывает за спиной Гэбриела стенд, рекламирующий туристический маршрут в долину Гейзир.

Ну, и как тебе самолет? Мне кажется, на Wildethorne было интереснее.

S.S.

Размахивает головой.

Нет, нет! Наоборот! То есть на коне тоже было интересно, он такой очень красивый, но на самолете было еще и страшно! Как его тряхнуло, когда в нас попала молния!

Думает.

Еще там были вкусные орешки и мягкие кресла. Правда, по-моему, они немножко удивились, когда меня укачало и я начал – специально, конечно! – пускать мыльные пузыри в форме рыбок.

Внезапно:

А куда мы едем и зачем? На твердой земле это уже можно обсудить.

Невинно:

За очень маленькой чашкой кофе с большим количеством сливок. Ведь от этого не будет вреда?

Neophyte

Немного укоризненно качает головой:

Ты ужасно легкомыслен, Гэбриел. Вздыхает: Впрочем, будь легкомысленным. Пока ты беспечен, я – спокоен.

Официант приносит S.S. кофе, а перед Гэбриелом кладет мятную лепешку в серебряной обертке.

Дожидается, пока Гэбриел немного отдохнет от еды и питья, оставляет на столике деньги, встает, ведет Неофита к выходу из аэропорта.

Мы с вами идем чинить поломки, Гермес. Вы же хотели приключений, там, в Японии, да? Интересовались, не закончились ли они все. Так вот: они не закончились. Можете задавать наводящие вопросы.

Выходят из здания аэропорта, садятся в такси. Таксисту:

Geysir, please.

S.S.

Заинтересованно:

Куда это мы едем? В знаменитую долину гейзеров? Что там?

Neophyte

Коротко обговорив с таксистом вопрос о том, что до долины около 150-ти километров и в чем-то его заверив, поворачивается в Неофиту.

Да, туда. Кину тебя в гейзер, и будешь в нем вариться, пока не отделятся твои детские косточки от детского мяса. В назидание всем непослушным детям, которые бегают из дому.

В долине гейзеров – гейзеры. А еще там была взломана нейтральность магической Исландии. И теперь, Гермес, Исландия протекает. Нам нужен голландский мальчик, который заткнет течь в плотине своим пальчиком.

S.S.

Но меня неправильно зовут. Если нужен голландский мальчик, то меня должны звать не Гэбриел, а, например... Ван Хельзинг. Хотя меня не могут звать Ван Хельзинг. Во мне для этого слишком мало роста.

Что же я, буду затыкать гейзер пальцем, а вы будете стоять и смотреть? И скажете, наверное: "Ты сделал это! Ты заткнул эту чертову дыру!" А потом мы обнимемся и уедем. Да?

Еще я не верю, что это просто рутинная починка. Наверняка что-нибудь будет не так.

Neophyte

Неприязненно морщится.

Право, Гэбриел, не мог бы ты привести в пример какое-нибудь другое голландское имя? Ван Дейк, например. Вермер Делфтский. Рембрандт, наконец. Ван Хельзинг, да будет тебе известно, сыграл не самую приятную роль в истории твоей собственной семьи. Не будем о нем.

Таксист сбрасывает скорость и постепенно останавливается, попадая в пробку на шоссе. На дороге собралась масса машин и автобусов и, похоже, пробка тянется достаточно далеко.

Расстроенно:

О-ооо... Кажется, началось.

Открывает дверь, выходит, обходит машину, открывает дверь со стороны водителя и что-то ему проникновенно говорит. Водитель растерянно вылезает. S.S. вручает ему некоторое количество купюр, затем подходит к другой машине, открывает дверь, разговаривает с водителем, открывает пассажирскую дверь, дожидается, пока шофер их такси туда сядет, и смотрит, как вторая машина разворачивается и направляется назад, в сторону Рейкъявика.

Садится на водительское место. Неофиту:

Перелезайте сюда вперед, Гермес. Поедем на поиски новой капибары.

S.S.

Восхищенно:

Ух ты! Будем нарушать правила?! Здорово! Со скоростью помчимся! И драка, наверное, будет?

Небо постепенно затягивает хмурый грозовой фронт.

Это не из-за нас?

Neophyte

Сосредоточенно вглядывается в пробку:

Uh-huh... будем нарушать.

Некоторое время неимоверным образом лавирует среди машин, которые как-то раздвигаются, пропуская их такси вперед.

Как все подобные места, Исландия защищена целым рядом специальных конвенций, которые нельзя не соблюдать. Это нейтральная магическая территория. Ни Темные, ни Светлые силы здесь не имеют практически никаких прав. Только обязанности. Здесь нельзя аппарировать. Здесь почти нельзя применять магию. Здесь вообще нельзя – ничего – трогать.

Такси съезжает с шоссе на обочину, выбирается на грунт и, почти не застревая в снегу и не подпрыгивая на кочках, обходит пробку, оказываясь прямо перед полицейским кордоном, загородившим огромную трещину поперек шоссе. На обочине шоссе стоит длинноволосый человек в темных очках, в длинной шубе из волчьего меха; воротник шубы поднят.

S.S. открывает дверь и обращается к человеку:

И вы здесь, граф? Не замерзли? Садитесь, подбросим.

S.S.

Молча залезает в машину на заднее сиденье и снимает темные очки. Становится видно, что под глазами у него черные круги, а белки покрасневшие, как будто он не спал две ночи подряд.

Здравствуйте, Prince. Не имею чести быть знакомым с вашим юным спутником. Вы представите?..

Count Attila Rokosz-Medvar

Быстро взглянув в глаза Аттилы в зеркальце заднего вида:

По крайней мере, граф, дневной свет вам все-таки уже не страшен. Да. Знакомьтесь: Gabriel Tepes.

Гэбриел, это граф Аттила Рокош-Медвар, мы довольно давно знаем друг друга.

Аттиле:

Не в самые гостеприимные края завели вас ваши странствия, граф. Неужели вам так и не удалось найти себя в более теплых областях Центральной Европы?..

Пока S.S. говорит, машина незаметно для полицейского кордона подбирается к краю разлома, заглядывает фарами вглубь, вытягивается и, аккуратно переступая колесами, перебирается через трещину.

S.S. снова берется за руль и продолжает путь к Geysir.

S.S.

Вскидывает брови, но тут же берет себя в руки.

Вот как. Впрочем, я должен был сам догадаться. Большая честь для меня познакомиться с отпрыском столь славного рода, юный мастер Тепеш. Меня зовут Аттила Рокош-Медвар.

Неожиданно вздыхает. Отворачивается и глядит в окно.

С вашим приходом, князь, многое – да что там, всё! – в нашем муравейнике изменилось. А вы, я уверен, знаете, что изменения непременно оставляют кого-то за бортом. Таким... человеком в этот раз оказался я. Но я не сожалею ни о чем. Континентальная Европа со всей ее кровавой историей для меня стала вдруг слишком уютной, слишком привычной, и я решил уехать. Я уже довольно давно здесь.

Замолкает.

Впрочем, вещи меняются и в этой стране. Иногда я думаю, что с некоторых пор вообще потерял возможность менять что-то сознательно. Мне кажется, будто над всем, что я делаю, простирается чей-то замысел, постичь который мне не суждено, а я лишь исполняю – возможно, с некоторым запозданием – его волю.

Count Rokosz-Medvar

Немного хмурится:

Мне не нравится детерминизм в принципе, граф. И в частности он мне тоже не нравится. Мне не нравится, что вас тянет к провалу, к области разбалансированности, которая образовалась здесь, в Исландии.

Помедлив:

Вы выглядете изможденным. И если вы ожидаете найти там, куда мы направляемся с Гэбриелом, некий гибельный восторг... вы его, возможно найдете.

Снова смотрит на Аттилу в зеркальце.

Может, вернетесь?..

S.S.

Качает головой.

Нет-нет. Если и есть что-то, что я уяснил для себя с достаточной ясностью, так это правило – не возвращаться. По крайней мере, по своему выбору.

Count Rokosz-Medvar

Поворачивается на сиденьи и некоторое время смотрит назад, после чего принимает обычное положение. С любопытством:

За нами летит клин больших белых птиц. Так надо?

Neophyte

Оглядывается. Спокойно:

И правда. Кроме того, на птице, что летит во главе клина, сидит человек в белом. Я его не знаю. А вы, князь?

Count Attila

Ободряюще похлопывает приборную доску машины рукой, что-то ей шепчет, скорость и без того быстро едущего такси увеличивается приблизительно вдвое. Меланхолично:

Все равно догонит. Но пусть хоть постарается. Это...

прикрывает глаза

...это – Лихтмайстер, господа. А раз это он, за его братьями дело не станет. Давайте соберемся.

S.S.

С испугом и восторгом:

Кто? Lichtmeister? Кто это?!

Neophyte

Уважительно:

Вы, князь, как обычно, похоже, знаете о происходящем значительно больше, чем мы. Возможно, расскажете нам, что происходит?

Грозовое небо покрывается сеткой молний. Начинается сильный снегопад. Клин птиц, управляемый Хозяином Света (Lichtmeister'ом), отстает, но продолжает преследовать машину. Граф Рокош-Медвар внимательно всматривается в переплетение стрел молний и видит, что вдалеке по вспыхивающим молниям, быстро и ловко перебрасывая себя с одной молнии на другую, карабкается маленькая фигурка.

Кажется, я вижу еще одного из братьев. И правда – кто это?..

Count Attila

Продолжает что-то шептать машине, которая теряет свой ярко-желтый цвет и умело маскируется под окружающий пейзаж, меняя цвет в зависимости от окрестностей. S.S. достает из внутреннего кармана пальто конверт, оставляет руль, открывает конверт, извлекает из него несколько сухих стебельков полыни, открывает окно, измельчает полынь в руке, протягивает руку за окно и дует на травяную пыль, которую немедленно подхватывает восходящий поток воздуха. Воздух закручивается за такси все расширяющейся воронкой и слегка относит назад двух братьев-преследователей.

Снова взявшись за руль, ровно:

Это Wettermeister, граф. Хозяин погоды. Вот кто отвечает за все эти докучливые циклоны, приятные в сельском хозяйстве антициклоны, прекрасные при взгляде сверху тайфуны с женскими именами и прочие засухи.

Прибавив скорости:

Жаль, что мы несемся не по льду. И что у меня в руках не руль какого-нибудь McLaren Ford.

Братья отвечают за стихии. Их задача не позволить нам вмешаться в состояние дел на нейтральной полосе.

Улыбается:

Знаете, граф... Я вот думаю, не доверить ли вам сопровождение юного Гэбриела куда-нибудь подальше отсюда. Все остальное вполне терпит.

S.S.

Удивленно:

Вот так... ни больше, ни меньше – а сразу за стихии? Откуда же они здесь взялись?

Count Rokosz-Medvar

Качает головой, недоверчиво:

Они, похоже, будут мешать мне затыкать пальцем дыру. И как же это вы их так примяли? Ведь здесь нельзя использовать магию. А то я тоже попробую.

Открывает окно со своей стороны и шепчет что-то. Снежинки, пролетающие мимо машины, превращаются в белых ос и устремляются к птицам, несущим Lichtmeister'a.

Neophyte

Сосредоточенно вглядываясь в дорогу:

Маленькая этическая задачка, Гермес. Нельзя, но необходимо. Братьям-погодникам наплевать на течь. И до всей той гадости, которая полезла из разлома, им тоже дела нет. Гадость же эта прогрызет все, куда проникнет...

На ходу открывает дверь, кидает на дорогу льдинку, выхваченную из воздуха, дорогу схватывает лед, машина ускоряется.

Захлопнув дверь, весело:

Нам за это достанется. Ну и пусть. Все-таки кройка и шитье этого стоят.

Аттиле:

Граф, поучаствуйте, пожалуйста. Там где-то наверняка крадется третий брат. Покажите им, как представители нашего племени обращаются с волками.

S.S.

Собирается уже ответить, что не видит никакого третьего брата, как вдруг замечает, что земля за ними начинает местами вздыбливаться и трескаться, и из расщелин наружу вылезают какие-то малосимпатичные существа. С сухой улыбкой отрывает от шубы большой лоскут и выбрасывает в окно, проговорив что-то на венгерском.

На том месте, куда падает лоскут, стремительно разворачивается серая воронка, из которой начинают выпрыгивать здоровые, лоснящиеся и, судя по всему, очень злые волки. Они бросаются к вылезшим из земли существам и принимаются откусывать от них куски.

Это поможет?

Count Rokosz-Medvar

Сосредоточенно:

Помогло, как видите.

Машина влетает в Долину гейзеров, у нее глохнет мотор. S.S. ошарашенно бьет кулаком по приборной доске, это не производит на такси никого действия. Отрывисто:

Наружу, быстро, к главному гейзеру. Защищаться всеми способами, включая зубы и ногти. Граф, последний раз: если вы уйдете отсюда вместе с Гэбриелом, я сделаю для вас все. Совсем все.

Вылетает из машины, дождавшись, пока ее покинут Неофит и Аттила, кидает в такси горсть снега, хватает своих спутников за что придется, отбегает с ними как можно дальше, и все трое бросаются на снег. Такси разносит в мелкие клочки, место действия заволакивает туманом, Братьев-погодников засыпает острыми металлическими и ледяными иглами, огненными разрядами и черным градом. Земля покрывается трещинами, из нее с оглушающим шипением лезут сверкающие змеи со слепящей чешуей и устремляются на Братьев. Землю под Аттилой, Неофитом и S.S. трясет.

S.S.

Путников настигает изрядно поредевший, но все равно достаточно внушительный клин белых птиц. С первой птицы спрыгивает и планирует Lichmeister. Приземлившись на землю, он принимается втягивать в себя свет. За маленьким отрядом вытягивается темный тоннель, который продолжает расти.

Говорит отчетливо и очень зло:

У вас есть свой остров. Оставьте нас в покое. Это наша земля.

Вспыхивает факелом и вновь запрыгивает на птицу, после чего взмывает вверх и, не переставая высасывать свет, отдает птицам команду. Птицы перестраиваются в подобие шила и атакуют S.S.

Lichtmeister

Рядом с Неофитом в землю бьет молния, по которой быстро спускается Wettermeister. От удара разверзается земля, и из земли высовывается стремянка. По ней наружу поднимается третий и последний брат – Erdemeister. Wettermeister подымает снежную бурю, которая валит Neophyte и графа Рокош-Медвар на землю, причем Neophyte сносит к расщелине. Тем временем Wettermeister направляет еще одну молнию в S.S.

Раздраженно:

Здесь ты и останешься, мальчишка.

Erdemeister подходит к месту, откуда бьет Великий Гейзер, и шепчет ему что-то. Тот выплевывает гигантскую струю воды и пара высотой в двадцатиэтажный дом.

You wanted mayhem? You get mayhem.

Капли в струе Великого Гейзера начинают вращаться по спирали, заливая все вокруг.

Brothers

Молча кидается к Неофиту, оттаскивая его от расщелины. Успевает махнуть рукой в сторону Аттилы, того сворачивает в огромный снежно-меховой ком и относит на некоторое расстояние и от гейзера, и от провала.

Поднимается на ноги, не обращая внимания на бущующую вокруг стихию и сверкающие молнии, чуть тянет Неофита за руку вверх. Тот не замечает, как поднимается от земли по трем ледяным ступеням, становясь почти вровень с S.S. Одну руку Неофита направляет в небо, другой его рукой указывает в землю. Медленно:

Behold the Magus

На мгновение все вокруг замирает, как будто схваченное льдом. Потом с неба начинают литься не вполне земные звуки, со стороны кажется, что S.S. и Неофит превратились в единое существо, и от них, сначала по земле, потом все выше и достигая неба расходится волна раскаленного добела ледяного сияния. Землю сковывает льдом. Воцаряется звенящая тишина.

S.S.

Стоит, закрыв глаза и застыв, в позе Мага из первого Аркана Таро. Из его руки, обращенной к земле, тянутся нити темного света, а из руки, направленной в небеса, протянулись белые лучи.

Neophyte

Делает несколько шагов, пытаясь сбросить оцепенение. По его телу пробегают слабые молнии, а вокруг головы кружится маленькое облачко снега.

Так это ты...

С очередным всполохом молний пропадает.

Wettermeister

С трудом встает с врезавшейся в землю обледеневшей птицы и подхватывает под мышки не подающего никаких признаков жизни брата. Лицо его темно.

Это ты... Маг! Тогда вылечи нашу землю.

Оттаскивает брата подальше. Тот постепенно сливается с землей и пропадает. Lichtmeister опускается на корточки, опускает голову на руки и остается недвижно сидеть, единственный из трех братьев.

Lichtmeister

Отпускает Неофита, заключает его ладошки в свои руки, возвращая им тепло. Опускает его на землю. Пробует его лоб. Затем, подумав, нос.

Озабоченно:

Заморозил ребенка... Хорош...

Все более ворчливо:

Конечно, вылечим. Куда ж мы денемся. Надо сначала хорошенько начистить друг другу лица, а потом уже можно лечить землю. А то "останешься здесь... мальчишка..." Ваше счастье, что я добрый волшебник.

Гэбриелу:

Гермес... Гэбриел... Скажи что-нибудь, пожалуйста. Очень тебя прошу. А то я уроню всю эту нейтральную Исландию куда-нибудь под бочок к Атлантиде.

S.S.

Наблюдает за происходящим с выражением полного непонимания на лице. Видя, что S.S. пытается согреть ребенка, наконец встает, подходит к ним, снимает шубу и накрывает мальчика.

Э-э-э...

Некоторое время бессмысленно молчит, затем:

Пусть княжичу будет тепло.

Опускается на колени рядом с Neophyte и кладет на него руку.

Count Attila Rokosz-Medvar

Начинает пускать мыльные пузыри в виде рыбок, но в остальном не подает никаких признаков жизни.

Neophyte

В каком-то подобии ступора проделывает следующее:

Поднимает Неофита с земли и укутывает его в волчью шубу Аттилы. Снимает свое длинное черное пальто и надевает его на Аттилу. Усаживает Аттилу на ледяные ступени, поднимает Гэбриела в шубе и показывает Аттиле, чтобы он держал его в тепле у себя на коленях, а не на земле. Сам остается в обычной своей глухой черной паре. Немного ежится, пожимает плечами, объясняет Аттиле:

Я не знаю, каким еще Великим Властелином какого цвета мне надо стать, чтобы магии, наконец, стало хватать на все. На борьбу со стихиями, на сохранение тепла и на то, чтобы не перегибать при этом палку и не сшибать друг с другом континенты.

Уходит куда-то вперед, довольно скоро пропадает из виду в снежной круговерти. Отсутствует приблизительно четверть часа. Спустя это время возвращается, довольно сильно хромая и вытирая носовым платком изрезанные в кровь руки. Озабоченно смотрит на Аттилу:

Исландию я зашил. То, что вытекло, уже не вернуть. Но больше нечисти не пролезет. Как он, граф? И как вы – живы?

S.S.

Поднимает глаза на S.S. Медленно:

Вы можете с полным правом убить меня за то, что я сейчас вам скажу, князь. Но я все равно скажу. Вас не было довольно долго, и все это время я держал на коленях ребенка – без сознания, беззащитного. Он был в моей власти.

И знаете, что удивительно? Мне не хотелось. Не потому, что я боялся смерти от ваших рук; и не потому, что я не в себе. Просто... просто у меня даже не возникло такой мысли. Ничто не шевельнулось во мне.

Говорит как будто в трансе, напевно:

И вот я, Аттила Рокош-Медвар, небезызвестный европейский вампир, – на ледяных ступеньках, взявшихся из ниоткуда, – сижу, укутанный в черное пальто одного из величайших магов, – держу на коленях его сына, и вокруг меня бушует снег, но я – я не чувствовал себя так ни перед одним камином, никогда.

Я хотел вообще-то уйти в эту расселину или черт знает что там было, пропасть, потому что был уверен, что не доплыву ни до одного берега, – никогда не перестану быть тем, кем был; не стану тем, кем должен бы.

Опять закрывает глаза; из-под век его катятся слезы. С улыбкой:

Но теперь, наверное, я поеду с вами в Лондон. Если можно. Даже не обязательно с вами. Хорошо?

Count Attila Rokosz-Medvar

Широко открывает глаза и стоит, не зная, что сказать. Помолчав:

Мне бы никогда не пришло в голову, Аттила. Я всегда считал вас одним из лучших, я же говорил вам это еще тогда, на Маргите. Понимаете, я почти всегда говорю правду. И насчет ответного гостеприимства при переправе из Ист-энда в Вест-энд мы ведь тоже договаривались, так?

Осторожно забирает Неофита у Аттилы, направляется назад, туда, откуда они приехали.

Вы артистическая натура. Лондон для таких, как вы. Я даже познакомлю вас с одним поразительным актером. Вы оцените.

Останавливается.

Если, конечно, мы до чего-нибудь дойдем и... если... Отвернитесь, пожалуйста. Это плохо, но другого выхода нет.

Замолкает, лезет в карман, достает нож, расстегивает левый рукав.

S.S.

Облизывает потрескавшиеся до крови губы:

Нет... нет, пожалуйста, не надо, уберите, вы убьете меня... пожалуйста, князь, остановитесь. Есть другой выход – перестать быть вампиром и стать человеком. Тогда, когда в Будапеште эти ваши слова мне передал Полидори, я решил, что это пустая риторика, поза и ничего больше. Но только что я понял, как это сделать... понял, понял!

Вскакивает и бормочет в исступлении:

Только не делайте этого, князь, только не делайте! Ведь главное, чтобы вы верили.

Count Attila Rokosz-Medvar

Мягко:

Прошу вас, Аттила. Ничего личного. Мне нужно поднять ребенка. Не надо мешать: на то, чтобы временно лишить вас сознания, у меня сил хватит.

Отворачивается от Аттилы, режет себе запястье.

S.S.

Ткань пространства рядом с S.S. прогибается внутрь, как будто кто-то бьет по ней изнутри палкой, и, наконец, прорывается от ударов трости с тяжелым набалдашником. Между S.S. и Аттилой появляется W. Woland, одетый в длинную отороченную мехом мантию. Меланхолически забирает Neophyte у отца.

Да уж, заштопали вы бедную Исландию на славу, рыцарь. Такое впечатление, что вы ее забили досками, а не зашили. Я еле вошел.

Кровотечение S.S. останавливается. Недовольно:

Что за нездоровые пристрастия? Зачем все время ломать, резать, пускать кровь? Пора бы вам обучиться более деликатным методам воздействия.

Кладет узкую прохладную ладонь на лоб ребенка.

Просыпайся, малыш. Поздоровайся с папой.

Neophyte открывает глаза и жует губами, после чего подмигивает S.S., поворачивается на другой бок и засыпает.

Кстати, хотел сказать вам, рыцарь, – этот ваш приятель от сохи – знаете, тот, с труднопроизносимым азиатским именем, – который тут недавно побывал до вас, зачем-то засунул нос кое-куда, где его вовсе не ждали. Там вообще не ждут, как правило. Вы уж передайте ему, чтобы был поосторожнее в следующий раз. Я тоже иногда выхожу из себя. Редко, раз в пару тысячелетий. Но этого, как правило, хватает.

Wolfgang Woland

Застегивает рукав. Забирает Неофита у W.W., отдает шубу Аттиле, возвращает себе свое пальто. Стоит некоторое время, опустив голову и глядя на ребенка, как будто что-то вспоминая. С усилием:

Благодарю вас, Мессир. Второй раз мы встречаемся с вами в Исландии. В первый раз я отдал вам некий подписанный контракт. Нынче вы... еле слышно: спасли ту самую душу, которая когда-нибудь будет принадлежать вам.

Поднимает голову:

Потому что отправить собственного сына на гибель ради каких-то там абстрактных идей может только Он.

Смотрит наверх.

Я, как оказалось, не могу.

К месту происшествия приближаются два разных звука. Откуда-то из чистого поля доносится звук копыт: это Wildethorne. Сверху доносится шум режущих воздух лопастей: это спускается вертолет без опознавательных знаков. Дверь вертолета открывается, и S.S. указывает Аттиле направление внутрь летательного аппарата. Аттиле:

Граф, вас доставят на Остров. Только прошу вас, не отвлекайте очень сильно пилота. Это дама.

Коротко кланяется кому-то внутри вертолета.

To Woland:

Еще одно такое вмешательство, Мессир, и я приду к вам вне рамок каких-либо контрактов. Я не забыл Стамбул. Я не забыл Стоунхендж. Я ничего не забыл.

S.S.

Смотрит на S.S. прозрачными глазами, совершенно игнорируя висящий над ним вертолет:

Стамбул, Стоунхендж... Вам придется мне напомнить, рыцарь. Память иногда подводит меня.

Некоторое время молчит. Затем говорит:

Вы никогда не задумывались над тем, мой дорогой Профессор, что я, возможно, совершенно не хочу, чтобы вы ко мне "приходили"? Что существующее положение вещей меня устраивает гораздо больше?

Поворачивается и идет прочь. Пройдя несколько шагов, останавливается и поворачивается.

Да, и к слову – позволяя матери вашего сына оставаться на одной стороне с Раваной, вы делаете стратегическую ошибку. Не надо обессиливать союзника и усиливать врага из соображений, не имеющих практической стороны.

Ну и, дабы не заканчивать на столь нехарактерно выспренной ноте, замечу, что местный холод имеет не совсем обычную природу, поэтому, пожалуйста, не забудьте по прибытии домой выпить горячего молока с медом.

Поворачивается с легким полупоклоном и исчезает в снегопаде.

Wolfgang Woland

Подходит с Неофитом к Wildethorne, на ходу меняя свое облачение на более пригодное для верховой езды. Устраивается на лошади, наклоняется к уху коня, что-то ему шепчет.

Сам себе:

Вы-то, может, и не хотите, Мессир... Да только я к вам все равно когда-нибудь приду. С чем приду – вопрос второй.

S.S.

Scene

Near Cleggan

County Galway, Ireland

January 13, 1998

В простом платье, подвязанном под грудью, лежит на животе перед камином, подперев подбородок рукой, и читает. Рядом стоят еще две стопки разноформатных фолиантов, разложенных беспорядочно, так, что самая большая книга оказалась наверху. Не глядя, тянется к серебряному подносу с фруктами, но останавливает руку и прислушивается.

Быстро вскакивает и бежит к двери, распахивает ее.

Fleur Delacour

Снимает шляпу, с которой немедленно обрушивается вниз небольшой поток воды.

Доброе утро. Или уже день?

Frederic Delacour

Глубоко вздохнув, прикрывает глаза.

Открывает их снова, берет отца за руку.

Папа.

Несильно тянет его к себе. Потом вдруг обнимает его шею руками и прижимается к нему.

Fleur Delacour

Сначала осторожно гладит Fleur по плечу, потом, видя, что она не собирается отпускать его, бросает шляпу, обнимает дочь крепче, другой рукой подбирает ее ноги и вносит ее в дом. Негромко:

Я столько раз обещал себе, что когда-нибудь приду сюда, что перестал в это верить. Вот поэтому я и здесь. Если бы я знал, то пришел бы раньше.

Frederic Delacour

Смеется. Опускает ноги на пол, поднимает руки и стряхивает с волос капли дождя.

Знал – что, папа? В мой дом тебе можно приходить всегда.

Я еще вчера знала, что у меня будут гости.

Идет в комнату.

Папа, ну, иди же. Здесь тепло и красиво, и я хочу с тобой скорее обо всем говорить.

Fleur Delacour

Идет за Fleur. Мимо его ног прошмыгивает brownie с тяжелым чайником, из носика которого идет пар.

Знал... Да нет, пожалуй, это неправильно. Я так еще ничего и не знаю. Только чувствую что-то.

Входит в комнату и останавливается. На стене висят несколько картин с видами старого, заросшего парка. На большинстве из них дует порывистый ветер, который гонит по небу серые облака. Из-за облаков иногда выглядывает солнце, от которого мокрый ковер павших листьев на земле вспыхивает золотом. На одной, напротив, тихий зимний вечер, медленно падает крупный снег.

Это твои?

Frederic Delacour

Снова смеется.

Конечно. Тебе нравится? Я поняла, что очень много зависит от красок, и пришлось учиться их готовить. Придет весна, наберу только что раскрывшихся почек, разотру их, и у меня весь мир зазеленеет.

Присаживается на ковер у камина и смотрит на отца снизу вверх.

Ты совсем не изменился. С тех пор, как изменился.

Fleur Delacour

Садится рядом. Стопка книг немедленно рушится.

Oh.

Берет книги и начинает их быстро и аккуратно раскладывать по одному беглому взгляду на обложку. Те, на обложке у которых ничего не написано, задерживает в руках чуть дольше, потом уверенно отправляет на нужное место.

Ты знаешь, Fleur, мне кажется почему-то, что я теперь такой – надолго. В своем возрасте я могу себе это позволить.

А ты?

Frederic Delacour

Я?

Я не думаю об этом, папа. Мне – просто нравится. Когда вокруг сменяются времена года, а я просыпаюсь каждое утро в своем доме, отдергиваю занавески и смотрю, что этот мир хочет сегодня мне сказать.

Fleur Delacour

Оглядывается вокруг.

В камине мягко и бесшумно обрушивается прогоревший брикет торфа.

Ты здесь очень многого не услышишь. Здесь очень тихо. Слишком тихо.

Frederic Delacour

Не может быть слишком тихо.

Подвигается ближе к отцу и кладет голову ему на грудь. Мягко:

Это называется – покой, папа. Ты считаешь, я его еще не заслужила?

Fleur Delacour

Хочет сделать резкое движение, но останавливается.

Осторожно кладет ладонь на затылок Fleur. Помолчав:

Заслужила. Если бы я мог отменить весь мир, девочка, я бы сделал это для тебя.

Вместо этого я его принес с собой. Может быть, мне надо уйти.

Frederic Delacour

Я не закрываю глаза. Я все вижу.

Ты хочешь спросить меня – что дальше?

Fleur Delacour

Да. Наверное, я хотел бы сказать тебе, что вижу я, но это не принесет тебе никакой пользы. И покоя не принесет.

Frederic Delacour

Отстраняется немного.

Ты все равно мне все расскажешь. Только мне нужно немного времени, чтобы подготовиться.

Вдруг вскакивает.

Папа! Вторник!

Fleur Delacour

Смотрит удивленно и вопросительно.

Frederic Delacour

Поворачивается, оглядывая комнату.

Вторник, вторник, базарный день в деревне, мне нужна бумага, шерсть, пряности, как же я могла забыть...

Подбегает к креслу, подхватывает накидку.

Подождешь? Я быстро.

Fleur Delacour

Встает.

И не подумаю. В такую погоду тебе нечего делать на улице. Мимо деревни я проходил сегодня, и вполне смогу найти там все, что тебе нужно. Неумение мужчин справляться с подобного рода поручениями сильно преувеличено.

Frederic Delacour

В прихожей распахивает дверь. Порыв ветра окатывает ее дождевой водой с ног до головы. Вскрикивает и захлопывает дверь. Оборачивается к подошедшему отцу. Виновато наклонив голову:

Да, папа.

Нужно много всего, но срочно – только корицу и шафран. Все остальное я смогу растянуть на неделю. Посмотри, там должны быть женщина, высокая, стройная, вся седая, ее зовут Кэти. Кэти О'Клэр.

Fleur Delacour

Кивает.

Вот видишь.

Brownie подает ему шляпу.

Кэти O'Коннел.

Смеется и выходит под дождь.

Frederic Delacour

***

Идет по базару, равнодушно оглядывая ряды с фруктами, останавливается возле закрытого лотка серебряных дел мастера. Заинтересовавшись небольшой шкатулкой с кельтским узором, вертит ее в руках.

Из-под серо-серебряной шляпки с вуалью видны только ее шепчущие что-то губы: можно узнать слова "...шкатулку для твоей шкатулки?.. Мне скоро снова пригодится такая вещь, да..."

Открывает и закрывает шкатулку, проверяя замок. Потом усмехается. Кладет шкатулку и передвигается к лотку другого торговца серебром.

F. Blackmoor

Останавливается рядом, осматривает кольца. Берет одно, грубовато сработанное, в руки, поворачивает. Кольцо дает слабый красный отблеск. Откладывает кольцо, собирается взять другое, сплетенное из тонких серебряных нитей, с небольшим зеленым камнем, но к нему же тянется узкая женская рука с длинными пальцами.

Поднимает голову.

Frederic Delacour

Плавно продолжает движение, убирая руку и кладя ее себе на грудь. Поправляет пушистый серебристый мех, которым оторочен воротник ее серо-серебряного зимнего костюма. Можно заметить, что ни на ее шляпе, ни на одежде нет капель дождя.

Губы под вуалью слегка улыбаются. Негромко:

Простите. В любом случае, эти украшения не в моем стиле.

F. Blackmoor

Склоняет голову.

Жаль.

Хотя мне кажется, скорее, наоборот – вся эта страна не в вашем стиле, а это кольцо достаточно на нее непохоже, чтобы подходить вам.

Frederic Delacour

Чуть пожимает плечами, идет к следующему продавцу, продолжая говорить и не оглядываясь.

Потери и несоответствия. Вот то, что происходит последнее время, M-r. Мне никогда не нравился тот перстень с изумрудом, что я носила, не снимая... многие годы. И он теперь не у меня. Ах, какая большая потеря.

Покупает серебряную шкатулку в индийском стиле, убирает ее в муфту.

Вот это, пожалуй, больше мне соответствует. Все-таки, у меня слишком горячее сердце.

Смотрит на золотистую пирамиду апельсинов у продавца через ряд.

F. Blackmoor

Что с вами, Флоренс?

Зачем вы здесь? Вы ищете свою потерю?

Подходит ближе, тихо:

Чем я могу вам помочь?

Frederic Delacour

Видимо, переводит взгляд на Фредерика. Медленно:

Что со мной? Вот вопрос, на который нет ответа, Фредерик. Лучше не задавать такие вопросы.

Ах... Потерю? Перстень с изумрудом, который дарит время, когда оно так нужно, и нет сил, или который останавливает добрых великанов, которые хотят вмешаться в прошлое и сделать так, чтобы кто-то погиб, а кто-то остался жить... Перстень, в котором может находиться порошок, при разведении в вине делающийся Veritaserum... Перстень, который жжет кожу, когда тот, кто его подарил, находится поблизости?

Подходит к Фредерику, берет его под руку.

Я не ищу его. Я его отдала. Я все отдала, Фредерик. Опять и опять.

Вздыхает.

Я даже отдала свое директорство. Надеюсь, что все-таки временно.

Поворачивает к Фредерику голову.

Вы здесь у Флер? Давайте, я доведу вас до ближайшего поворота. Мне хочется в тепло, а задерживать вас – не хочется.

F. Blackmoor

Все отдать невозможно.

Осторожно придерживает руку F. Blackmoor другой рукой.

Я знаю, где здесь тепло. Совсем недалеко от ближайшего поворота. Пойдемте, прошу вас.

Frederic Delacour

Сговорчиво:

Вы правы, Фредерик. Как всегда. Мне хочется верить, что у меня в какой-то мере есть вы. Я имею в виду – ваше понимание, ваша... дружба. И Флер.

Коротко смеется:

Как странно. Те трое, которые остались за скобками нашего квадратного соглашения, похоже, способны будут все-таки найти общий язык. Даже будучи... брошены.

F. Blackmoor

Это вовсе не странно.

Отходит от дороги и начинает подниматься на холм по небольшой тропинке.

Флер будет рада, я уверен. Но... Вы могли бы прийти ко мне. Вы могли бы найти меня раньше, когда я был в... Впрочем, неважно.

А в каком смысле – брошены?

Frederic Delacour

Ровно:

Я нашла вас, Фредерик. Кинулась к вам сразу же, когда случился этот ужас. Я знаю, вы много работаете, чтобы убрать последствия происшествия. Извините, я не знаю, как назвать то, что случилось, другим словом, без драматизации и лишнего пафоса.

Смотрит вдаль.

С тех пор я все брожу... ищу что-то... Какой-то смысл. Смешно. Я так старалась тогда, так тщательно обрабатывала вас и Флер, чтобы привести к этому соглашению... Мы вместе подняли этот цветок, удержали его. И вот – все это зря. Флер удалилась в добровольное изгнание. Вы работаете, как и работали. Я... Я – опять одна.

Как это обычно. Как обычно.

F. Blackmoor

Морщится.

Все не совсем так. Я работаю немного в иной сфере, а девочка... Флер – у нее не было тогда другого...

Но все же. Ничего обычного. И хорошо, что вы тоже это чувствуете. Хорошо, что вы здесь. Вы правы, так у нас больше шансов разобраться в том, что он... что происходит сейчас.

Frederic Delacour

С вежливым интересом:

Вы виделись с ним недавно, Фредерик? Знаете, мне интересно понять, что он делает. Мы как-то на бегу пересеклись вчера... Там...

указывает головой наверх

В этой летающей крепости. Кстати, ваша младшая дочь в полном порядке. Я успела послушать, как она бойко читала какую-то рукопись на баскском языке.

Свободной рукой поднимает вуаль, смотрит на Фредерика, улыбаясь:

Я все понимаю. Это разные вещи. Равновесие он каким-то образом умудряется хранить сам, как и объявил тогда... возле того кромлеха. А выброс – это другое. Это плата по другим счетам. Знаете, Фредерик, мне просто очень хочется, чтобы мне позволили принять участие в этой самой оплате. Все-таки я – не враг.

F. Blackmoor

Останавливается на вершине холма.

Вы зря не позволили мне подарить вам то кольцо, Флоренс.

Все мы принимаем участие. Хочется нам этого, или нет. Это и есть то, что я понял вчера. Хотя встретились мы тоже немного на бегу. На его бегу, как мне показалось. У меня не займет много времени рассказать это вам.

А потом мы пойдем в тепло.

Frederic Delacour

S.A.:

Время плетется и дело дрянь

Толстой иголкой сквозь рыхлую ткань

Небо набухло махровым

Вымокшим и бестолковым

Полотнищем. Видимо, снег.

Видимо, прошлый, качнувшийся век

Видимо, возраст подходит,

Тешится и хороводит,

Но не флиртует, а так -

Липкой конфетой в кулак -

Детский и сонно-горячий.

...Скоро и вечер бродячий

С жидким желтком фонарей

Хочется, чтоб поскорей...

Scene

Bibliotheca Vaticana

Magic section

January 12, 1998 (the previous night)

Присев, быстро пишет, не глядя в пергамент, разложенный на коленях, другой рукой, чуть повернувшись, листает большой том, раскрытый на нижней полке, на стопке других книг.

Мимо проходит монах, который, минуя его, склоняется в неглубоком приветственном поклоне. Не пройдя и двух шагов, монах склоняется еще раз, надвигает капюшон и быстро уходит в боковую дверь.

Frederic Delacour

Спускается по бесконечной винтовой лестнице в один из залов хранилища со стеллажами, уставленными книгами. На середине лестницы смотрит вниз, находит взглядом Фредерика. Что-то вспомнив, очень быстро сходит, идет в соседний зал с каталогами, вытаскивает один из каталожных ящичков, маркированный "Flam.-Fulc.", выдергивает из него две стоящие рядом карточки, кладет в карман, возвращается в зал, где работает Фредерик.

Подходит к Фредерику.

Доброй ночи, переходящей в доброе утро, Фредерик. Вижу, вы как-то не очень удобно устроились.

S.S.

Закрывает книгу и встает. Пергамент сворачивается; подхватывает его рукой.

Доброй ночи и вам, Профессор. Вы знаете, я так насиделся в кабинете за последнее время, что только рад этому неудобству. Не позволяет задерживаться в одном месте слишком надолго.

Я совершенно буквально зашел сюда по дороге. Строго говоря, никакой необходимости в этом не было.

Frederic Delacour

Недоверчиво качает головой:

Что за скрытность, M-r Delacour... Алонсо успел шепнуть, кого он доставил вверх по Тибру в Рим. И кого вы лично благополучно доставили из гнилых венецианских каналов прямо в мои теплые руки.

Не хотите рассказать о сборе урожая в Венеции? А я буду записывать за вами и прикажу издать после иллюстрированный in-folio под названием "Французские проказники, или Венецианский Косец". В одном экземпляре. Но с золотым обрезом.

S.S.

Улыбается.

Я всего лишь делал свою работу. Говорить почти не о чем. Никакой скрытности, что вы. И записываю я сам. Меня заинтересовал один из них, вернее, его родословная, такая интересная маска...

Поднимает пергамент.

Расскажу, одновременно с удовольствием и беспокойством. Спасти удалось многих, но не всех. А главное – все это паллиатив, симптоматическое лечение...

Frederic Delacour

Указывает Фредерику направление к ближайшей двери, которая открывается перед ними, ведет его к себе в кабинет.

Давайте сверим часы, если вы не против. Должен заметить, что картина была не для людей с ослабленными нервами, вроде меня. Гибель древних магических гнезд действует угнетающе. Вы выступили как военный хирург, M-r Delacour, мужественно произведя отсечение нескольких гангренозных конечностей. Может быть, теперь венецианская магия... м-ммм... отрастит себе что-нибудь новое. Синьор Ардженто принял всех уцелевших – да и не уцелевших тоже – венецианцев в свои широко распростертые объятия. Несмотря на зиму, все напоены розовым вином и накормлены фигами. В таких условиях даже у самых ослабленных прорежутся хоть какие-нибудь зачаточные способности.

Усаживает Фредерика в кресло возле низкого столика.

Спасибо вам за Miss Gaetano и за Профессора Прайса. Профессор поможет нам в Америке, а мисс Гаэтано заслужила, чтобы ей помогли. Я ваш должник, M-r Delacour.

S.S.

Венецианцы во Флоренции. Они чуть не устроили мне небольшой бунт, когда узнали, что Рим – не конечная станция путешествия.

Садится.

В этом-то и проблема, Профессор. Некоторые отсекли себя сами. Те, от которых я не ожидал этого никак. Мне хотелось выпрыгнуть из-за своей маски и... не знаю, шлепнуть пару раз по щекам, накричать, привести в себя.

Хорошо, что все закончилось. И хорошо, что закончилось именно на Беатрис. Удивительная девушка. Одновременно бесстрашная и разумная.

Это честь, Профессор, никак не долг.

Frederic Delacour

Улыбается:

Она назвала вам это имя? Удивительно.

Задумывается ненадолго.

О, простите, рассуждаю о долге, и ничего вам не предложил. Мне тут прислали из Латинской Америки пару смешных маленьких тыкв и занимательную сухую смесь, из которой они там делают что-то, что позволяет работать по ночам и не чувствовать себя при этом вурдалаком. Не хотите попробовать?

Подходит к стене, разворачивает лицом гравюру под стеклом. На гравюре изображены бескрайние пустые пески.

Так вот. Сами, значит, сами. Главное, что Новых в той части Италии не осталось. А вы выступили, выходит, не только Косцом, но и Гамельнским крысоловом. Да не обидятся на меня венецианцы. Но если вспомнить, что маски врачей, лечивших от чумы, напрямую связаны с ее разносчиками...

Садится.

Мне их жаль. Особенно того, который кашлял. Где он?

S.S.

Не спать по ночам я уже научился, но если ваше снадобье поможет мне при этом работать, а не танцевать на карнавале, я готов на все.

Лезет в карман плаща, достает простую маску, выкладывает ее на стол. Тихо:

Вот он. Мне показалось, что я успел, но он... Мы не смогли договориться. Это обратная сторона моей деятельности крысолова.

Поворачивается, тоже смотрит на гравюру.

Frederic Delacour

Смотрит на маску.

Uh-huh. Понятно. Ношение материальных, а не умозрительных масок никогда не доводит до добра.

Перед Фредериком появляется стоящая на тонком треножнике тыковка с серебряной соломинкой. Внутри настой, пахнущий травами.

Есть ли столь насущная необходимость работать по ночам? По ночам надо спать. Книги никуда не убегут, так мне кажется.

Снова смотрит на гравюру.

Да. Там, как оказалось, было другое магическое гнездо. Гнезда уже нет, а осы разлетелись... И это, дорогой мой M-r Delacour, сулит нам еще много бессонных ночей за тыковками с матэ, а, скорее, даже и без них.

S.S.

Поворачивается обратно, но потом снова обращается к гравюре, как будто что-то привлекло его там.

Встряхивает головой.

Показалось.

Устраивается поудобнее в кресле и берет калебасу с треножника.

А может быть, вы и правы. Но книги – это не работа, скорее наоборот, попытка уйти от нее.

Простите, если эта информация не для меня, но мне интересно: кому вы доверяете там, в осином гнезде?

Frederic Delacour

Берет из ящика письменного стола простую волшебную палочку из очень старого черного дерева, указывает ею на стену, завешенную портьерой. Портьера отъезжает, на стене виден китайский шелковый экран, посередине пустой.

Я как раз хотел вам рассказать. И, если получится, даже показать. Дело в том, что там, в бывшем Кушанском храме, обнаружился Mastermind наших нынешних проблем и приключений. Доверять там совершенно некому. Я и себе-то не вполне доверяю.

Указывает на экран, на котором появляются 64 клетки, половина из них белые, половина черные.

Знаете, я никогда прежде не испытывал большого интереса к играм, не имеющим отношения к практике. Разве что бисер... Но это была необходимая стадия обучения. А тут вдруг понял, что мы вступили в некую партию. Вот ведь незадача – игру придумали тоже в Индии. Вы разбираетесь в шахматах, Фредерик?

S.S.

Делает глоток, морщится, отставляет тыкву в треножник. Смотрит на экран.

Надо же, не показалось. Я думал, это так отражается лунный свет, проходящий через переплеты окна, в стекле вашей гравюры.

Разбираюсь на уровне выпускника двухгодового подготовительного курса к той самой Игре в Бисер. Это обычные шахматы, или какой-нибудь древний восточный вариант?

Frederic Delacour

Смотрит на экран испытующе.

Понятия не имею. Сделаем, какие хотите. Это все, вообще говоря, может и не очень удачная метафора, отдых для головы. Гораздо приятнее думать, что если не можешь уничтожить противника (а должен вам заметить, что этого противника было бы полезнее всего просто уничтожить), можешь его хотя бы переиграть.

Вздыхает.

Ну, пожелайте моей метафоре удачи в бою.

На экране расставляются, быстро вышиваясь шелком, шахматные фигуры.

Метафора моя, поэтому и белыми хожу тоже я. Справедливо, как вы считаете?

Делает небольшое дирижерское движение палочкой, фигуры подравниваются и замирают.

S.S.

Серьезно:

Эти вещи связаны, разумеется. Я внимательно слежу.

Насколько я понял, дебют уже отыгран? И именно там, в песках?

Frederic Delacour

Взмахом палочки заставляет двинуться вперед белую королевскую пешку.

Кажется, да. Итак...

Начало тривиально. Открываем двери и входим. Намерения наши чисты, одежды – белы.

Тщательно вспоминая шахматные названия:

Поехали. Королевская пешка е2-е4. Дверь открыта, мы в храме. Черная пешка идет на положенный ей с5, в контакт не вступает и запускает ритуальные пляски по законам дебюта с красивым мафиозным называнием.

Фигуры исчезают из начальных позиций и быстро перетекают на новые.

С нашей стороны, как вы помните, вступают кони и люди. То бишь, рыцари. Белый конь на f3. С той стороны тихо выходит вторая пешка, на d6.

Cо стороны экрана доносится отдаленное конское ржание и бряцание мечей.

Мы послушно подставляем другую свою пешку. На d4. Скажем, это один из кушанских солдат. Или Мсье Молинар. Обычный размен. Смелая черная пешка проглатывает наживку и не морщится. Теперь она у нас на d4.

Слышно приглушенное шипение и звук порхания крыльев.

S.S.

Кивает.

Cицилианская партия. Хотя как раз сицилийские маги ее не жаловали. Она позволяет обеим сторонам вести атаку. Или две. Или три.

Дальше, по правилам, белый рыцарь выравнивает положение, но черные выдвигают вперед своего?

Frederic Delacour

Кивает головой:

Да, еще один пассионарный остров, где наступают сразу и все. Все точно: наша птичка... Вернее, наш конь, не теряя темпа, склевывает толстую сытую пешку. Конь на d4, хтонического змея больше нет. Получается, что и он тоже был в этой игре разменной дебютной пешкой...

Белый конь заметно раздается в размерах и размахивает радужными крыльями. S.S. укоризненно цокает языком, конь возвращается к норме.

Но и с той стороны всадники не дремлют. Черный конь перемещается на f6, стараясь держаться подальше от наших славных рядов.

...У нас есть еще один всадник, и вы с ним знакомы, он совершает несколько важных действий. Белый конь на с3. Черные опять двигают пешку. Очередной артишок выходит на g6. И мы сделали по пять ожидаемых дебютных ходов.

Опомнившись.

О, извините, увлекся. О змее, птичке и артишоках чуть позже, хорошо?

S.S.

Следит за передвижением фигур.

Что? О Птичках? Эту линию называют обычно вариантом дракона. Или же драгуна, чтобы отвлечь маглов от мыслей о существовании сицилийских драконов.

Дальше – чернопольный слон белых на e3? Впрочем, это классический вариант, сомневаюсь, чтобы вы его применили. Хотя он и дает легкое преимущество белым, но скорее через позиционную игру ближе к концу.

Frederic Delacour

Внимательно слушает Фредерика.

Хм. Видите ли, там, в этом Кушанском храме, я еще не знал, что это Сицилийская партия. И что это вообще партия. Так что вот, когда я потом думал об этой несчастной метафоре и пытался соотнести ее с тем, что там разыгралось, то получилось у нас вот что...

Дебюты скучны, ибо они расписаны. Да я их и не помню толком. Поэтому на шестом ходу на сцене появляется, неожиданно и против правил, как раз наш с вами белопольный слон... белый и в броне... Вот он скромно выдвинулся на e2. Его никто там не ждал. Он сам удивлен тем, что он белый – в нешахматном смысле.

Не менее скромным образом черный слон противника делает шажок вперед на g7. Как вы прекрасно помните, в дебюте не принято бить друг друга тяжелыми предметами без предупреждения. Под этими движениями мы подразумеем общую неразбериху внутри храма.

Некоторое время смотрит на экран.

Но настала пора подключать тяжелую артиллерию. Наш левый, чернопольный, слон занимает позицию е3, впереди своего сотоварища, – и дебют Дракона мы на этом заканчиваем.

Тайм-аут.

S.S.

Черные, я думаю, рокируются.

На экране черный король заходит за ладью.

Интересно, куда?

Такой шестой ход за белых я не припомню. Это уже не совсем дракон, вы только поиграли с ним немного и отставили. Но если черные откажутся сейчас от атаки, расшатать их позицию мне представляется сложным, несмотря на отличное развитие.

Frederic Delacour

Прикрывает глаза, о чем-то думая. Шахматы потихоньку, нить за нитью, исчезают с экрана.

Черные... Да. Рокируются, окапываются... Наверняка, готовятся обойти, окружить и взять в плен... Или расшатывают доску, надеясь, что она разломится, и все белые фигуры попадают в разлом. Не знаю.

Смотрит на калебасу и матэ Фредерика.

Не понравилось? Так я и знал. Пойдемте куда-нибудь в город, хотите? А после этого я, наверное, туда.

Показывает глазами направление наверх.

Вся литература по шахматам у меня там. Да и Магистр...

S.S.

Встает.

Спасибо. Если можно, я бы все-таки еще поработал. Это зелье в самом деле удивительным образом действует на организм, вы правы.

А утром и мне пора будет уходить. Выполнять обещания, слишком давно данные себе.

Наклоняет голову.

Мое неубывающее почтение Магистру. И если вы встретите Габи...

Frederic Delacour

Делает знак кому-то, тихо прошуршавшему за дверью.

Все двери открыты здесь для вас, M-r Delacour. Увы, собрать Конгресс за неделю-другую не вышло. Но ничего. Пока посмотрим, как там поживает рокировка...

Прощально кивает и выходит, воткнув в шов одежды на груди булавку с жемчужной головкой.

S.S.

Антракт

S.S. – Ravana Bharati

Sicilian defense, Dragon variation

e4 c5
Nf3 d6
d4 cxd4
Nxd4 Nf6
Nc3 g6
Be2 Bg7
Be3 0-0

The Game

Scene

Ireland

...И все то время, что мы обсуждали отвлеченную шахматную партию, мне представлялось, как на доске становится все больше клеток. И все больше фигур.

А тот символ нашего соглашения он и в самом деле взял на хранение себе.

Frederic Delacour

Непроизвольно сжимает руку на локте Фредерика.

О, вот как. Все-таки наши кровные узы никто не отменил. Я ведь тоже была там, в этом храме, и кое-что видела. А перед этим видела роскошный шахматный набор. Хрустальный.

Останавливается и смотрит с холма вниз, на городок.

Наверное, не стоит мне идти с вами, Фредерик. Хрустальные фигуры слишком легко бьются.

F. Blackmoor

Тоже останавливается и осторожно берет руку F. Blackmoor.

Именно потому, что никто не отменял. Вам нужна пусть небольшая, но все же передышка, Флоренс.

Отпускает руку.

Frederic Delacour

Решившись:

Да. Вы правы. Пойдемте. И потом – я соскучилась по Флер. Мне... хотелось бы убедиться, что она в порядке. Что с ней все хорошо.

Идет вперед к дому, оглядывая окрестности, слышит шум волн внизу, под обрывом. Находит глазами лес неподалеку.

Останавливается и оборачивается к Фредерику.

Взял себе – в этом я не сомневалась... Правда, я думала, что, учитывая его... активный образ жизни, учитывая элементарную опасность выронить этот драгоценный камень, он не станет все-таки носить его в кармане. Страшно подумать.

Улыбается.

Мужчины и карманы. Чего только в них не найдется.

F. Blackmoor

Тянется к карману плаща, вытаскивает из него два небольших свертка, облегченно смеется, прячет их обратно.

А я, напротив, не понимаю, как жещины без них обходятся. Это же так естественно.

Подходит к двери, которая сама открывается перед ним. Дождь прекратился, ветер разрывает над океаном облака и относит их от горизонта.

Frederic Delacour

Смотрит внутрь дома со страхом, но Фредерик не видит ее лица. Тихо:

Женщины носят сумочки, Фредерик. Обычные женщины.

Немного поводит плечами и разводит руки, на одной из который надета муфта. Сумочки у нее нет.

Какой милый дом. Флер – умница, что нашла его себе.

Останавливается в дверях.

Я не могу переступить этот порог.

F. Blackmoor

Из глубины дома:

Папа, заходи, не стой на улице.

Появляется в дверях прихожей и останавливается.

Потом идет к порогу и протягивает F. Blackmoor руку.

Fleur Delacour

Переступает порог, берет руку Флер чуть выше локтя и слегка приобнимает ее, глядя вглубь дома.

Тихо:

Здравствуйте... Здравствуй, детка.

Я слышу, как бьется твой пульс.

Отстраняется, смотрит на Флер блестящими глазами.

Вот. Теперь я спокойна.

Оборачивается к Фредерику:

Я спокойна, Фредерик. Я почти счастлива.

F. Blackmoor

Вздрагивает.

Осторожно дотрагивается кончиками пальцев до шеи F. Blackmoor чуть ниже уха.

Я тоже... слышу. И не только твой голос.

Fleur Delacour

Входит в дом, дверь за ним закрывается. Brownie принимает его плащ, раскорячившись деревянной вешалкой. Смотрит молча на женщин. Потом приседает, роется в кармане плаща, при этом лицо его болезненно морщится. Поднимает пальцы к виску, справляется с собой и поднимается с двумя свертками.

Шафран и корица, девочка. И гости.

Frederic Delacour

Отступает от Флер. Пытается вдохнуть поглубже, но не может. Непроизвольно прикладывает руку к груди, потом опускает ее ниже, себе на живот. Делает еще один судорожный вдох и немного сгибается вперед. Через секунду все-таки находит воздух, выпрямляется. Обводит взглядом окна дома, ощупывает глазами все видимые двери и лестницу.

А...

Смотрит на Флер; шепотом; ее не слышно:

Нет, нет. Бедная моя... Бедная девочка.

Быстро оглядывается на Фредерика.

Эта общая жидкость красного цвета... убивает и спасает. Нет.

Медленно снимает шляпу, смотрит на нее.

Пусть только спасает. Я знаю. Давайте лучше о шафране.

F. Blackmoor

Закрывает глаза и бледнеет.

Где-то наверху раздается звон разбиваемого стекла.

Вздыхает глубоко. Краска возвращается на ее лицо. Открыв глаза, спокойно:

Это всего лишь ветер.

Берет F. Blackmoor за руку. Другой рукой отбирает у нее шляпу и бросает в угол.

Все прошло.

Поворачивается к отцу.

Спасибо, папа.

Ведет F. Blackmoor в комнату.

Fleur Delacour

Постояв какое-то время в прихожей, крепко зажмуривается, встряхивает головой. Brownie ускальзывает за хозяйкой, плащ падает на пол, из него, звеня, вываливается что-то небольшое и блестящее.

Наклоняется и с удивлением поднимает точно такое же кольцо, как и виденное им на базаре – плетеное, с зеленым камнем.

Быстро прячет его и проходит в комнату.

Frederic Delacour

Проходит за Флер в гостиную, быстро окидывает взглядом картины, мебель, взгляд ее падает на апельсин на блюдце-листке, лежащий в углу. Подавляет дрожь.

Дождавшись приглашающего жеста Флер, медленно расстегивает и снимает теплый жакет, отороченный мехом по воротнику, оставляет его на диване. Садится в кресло.

Как хорошо. Как спокойно тут... Чисто. Мне кажется, вы были здесь счастливы, Флер. И... безукоризненно улыбается... и есть счастливы. Научите меня. Я тоже хочу, чтобы все прошло.

F. Blackmoor

Садится за стол, складывает руки перед собой.

У вас есть совсем другое, не то, что у меня. Вам не надо стремиться к этому.

Обводит глазами комнату.

Я построила этот дом, и он мой теперь. Может быть, вам нужно построить – свой?

Fleur Delacour

Останавливается у кресла F. Blackmoor, чуть сзади. На словах Fleur видимо вздрагивает, как от удара.

Отрывисто:

Я посмотрю, что случилось. В библиотеке.

Быстро выходит.

Frederic Delacour

Не сводит взгляда с Флер, ощущая спиной напряжение Фредерика, дожидается, пока его шаги стихнут наверху лестницы. Сильнее обхватывает подлокотники кресла руками.

Я всегда верила в вас, Флер. Знала, что вы справитесь... даже с ним. Вы справились. У вас еще все будет. То, чего у меня уже нет, – у вас – будет.

Встает.

Какие странные встречи происходят у нас... Какие-то закрытые, полные невысказанных мыслей, затаенные.

Проходит по гостиной, видно, что ее тянет в другие комнаты, но она подходит к окну, смотрит на лес.

Все здесь наполнено осенью, весной, огнем, горящими листьями, прогулками под снегом... Белый павильон. Иероглифами...

Поворачивается к Флер.

Расскажите мне о нем, Флер. Прошу вас. Мне что-то надо сделать – найти его и Гэбриела. Найти этот несчастный камень. Все опять утеряло стабильность, все опять катится к обрыву. Вы, наверное, не захотите мне помочь, но мне просто не к кому больше обратиться.

F. Blackmoor

Я не ищу его.

Встает и тоже подходит к окну.

Поэтому я, наверное, не могу помочь вам его найти.

Я его даже не жду. То есть, я не считаю дни. Я не знаю, как давно он был здесь. А вы...

Грязные пятна на зеленом бархате?

Вы видели его совсем недавно. Не ищите его, Флоренс. Не ищите и равновесия тоже. Найдите только своего сына.

Fleur Delacour

Начинает кусать губы; лихорадочно:

Я не прошу тебя помочь его найти... Все его убежища... все его подземелья и заоблачные выси я знаю, все это у меня здесь, под веками.

Показывает на свои глаза.

Это не физический поиск, милая, маленькая, светлая девочка. Он сам приходит, когда считает нужным, и к кому считает нужным, m-lle Delacour. Приходит и берет. Забирает и разбивает. Склеивает и заставляет верить: то, что склеено, лучше целого. И потом опять разбивает. Наполняет чем-то, что сам же и выпьет. Дарит, для того чтобы отобрать.

Делает шаг к Флер, тянет к ней руку, пальцы ее сводит судорогой.

Ты думаешь, грязь пристает только к изумрудному бархату? Ошибаешься. Может, я тоже предпочла бы кровь, а не грязь, но результат один... детка. Результат один. Из-под колес любви нельзя выбраться без крови. Из-под них нельзя выбраться вовсе. Никому.

Смеется, ее трясет, смех переходит в зажатое рыдание.

И он не выбрался. А ты храни свой дом, девочка. Из него не видны гранитные колодцы.

Закрывает лицо рукой, быстро идет к двери, выхватив у brownie свой жакет.

F. Blackmoor

Быстро сбегает по лестнице.

Флоренс! Нет!

Загораживает F. Blackmoor дорогу, охватывает ее одной рукой. Заглядывает в комнату, видит Fleur, которая сидит под окном, обнимая колени.

Тихо:

Нет. Тише. Да, это кровь. Кровь. Но она нас еще и связывает.

Несильно прижимает F. Blackmoor к себе. Другой рукой вкладывает что-то в ее руку.

Frederic Delacour

Упирается в грудь Фредерику сжатыми в кулаки руками. Лихорадочно:

Извините... Извините, Фредерик... Я не должна была идти сюда.

С ужасом оглядывается назад, на Флер. Скороговоркой:

Меня мучают странные сны, знаете? Мы ведь все плохо спим, наверное... Если нас – я имею в виду, нас... снова смотрит на Флер – не усыпить с особым тщанием... И я вижу ее, вижу ее... какой-то остров посередине какого-то озера... Какие-то мечи, каких-то лошадей, ворона, летящего сквозь огонь... Синий шелк и письмена на нем, вышитые серебром.

Отстраняется.

Спасибо. Спасибо за кольцо. Я буду хранить его. Все время.

Вглядывается в глаза Фредерика с последней надеждой.

Что мне делать? Скажите же.

F. Blackmoor

С трудом встает. Неуверенно идет к двери.

Ты права. Нельзя. Выбраться нельзя.

Опирается на отца, тот поддерживает ее другой рукой.

Остров и озеро, да. Вода и огонь и сталь. А для меня – еще и лед.

Вдруг улыбается и закрывает глаза.

Ты очень красивая.

Снова открывает глаза. Серьезно.

Хорошо, что ты пришла. Я смогу сказать тебе то, что ты сама знаешь. Иди к нему.

Fleur Delacour

Неловко освобождается и отходит на шаг назад. Поворачивается к F. Blackmoor.

Я не вижу... так глубоко. Я чувствую только тень. Черную тучу.

Чему-то коротко смеется.

Если выход и есть, то он – в самой ее середине. Потому что, видит Мерлин, во всех остальных местах я его уже искал.

Frederic Delacour

Манит к себе свою шляпу, подходит к зеркалу, надевает ее. Смотрит куда-то в самую глубь зеркала расширившимися глазами.

Оборачивается к Флер:

Извини меня, девочка. Не верь ничему, что я тут наговорила.

Фредерику:

Спасибо, Фредерик. Все будет хорошо.

Поправляет волосы на затылке.

Вот что удивительно. Я знаю, что все будет хорошо. Пожелайте мне удачи.

Улыбается, прощально машет рукой, выходит.

F. Blackmoor

Останавливает жестом отца, который делает движение в сторону двери. Прикладывает палец к его губам, берет его за руку и ведет в комнату.

Над океаном светит солнце и идет крупными хлопьями снег.

Отходит к комоду, открывает ящик, быстро перебирает там обрезки материи, выхватывает небольшой кусок зеленой ткани, распахивает окно и вытягивает руку, потом вносит ее обратно и закрывает окно.

Солнце скрывается за облаком. На зеленом бархате лежат несколько пушинок одуванчика.

Fleur Delacour

Bibliotheca Vaticana

Magic section

January 13, 1998

Осторожно достает из стеллажа книгу.

Ух. "Morgenstern, или о происхождении и свойствах дьявола". Автор Карл Ингрехт. Вот это да! Любопытно. А между тем даже в нашем Дурмштранге ученикам говорят, что такой книги не существует.

Перелистывает страницы, читает:

"Однако часто забывают, что тот, кого мы решили поименовать Утренней Звездою, был величайшим и мудрейшим из сонма ангелов... и, забывая об этом, начисто отрицают в нем ангелическое, пророческое, созидательное начало, руководствуясь издавна укоренившейся, но от того не менее порочной религиозной традицией..."

Вот так еретические мыслишки! Смеется. Но интересно. Надо бы почитать. А вот хотя бы прямо и сейчас.

Садится на пол и углубляется в чтение.

Neophyte

Лихорадочно листает выглядящую ужасно дешевой и недолговечной книжонку на русском языке, в мягкой обложке. Хватается за голову. С недоверием снова подступается к книге, стараясь минимально к ней прикасаться. С невероятной скоростью прочитывает еще два десятка страниц. Издает сдавленный стон. Берет книгу за краешек обложки, как нечто очень грязное или ядовитое, встает и несет ее к камину. Совсем уже приготовившись кинуть ее в огонь, внезапно что-то вспоминает. Издает еще один сдавленный стон и думает, что делать. Повернув книгу в воздухе, создает вокруг нее целлофановую обертку и несет свою жертву в лабораторию, примыкающую к кабинету.

В кабинете методически перебирает какие-то реактивы, достает достаточного размера кювету, кладет в нее книгу, принимается поливать ее кислотами и щелочами, периодически что-то зловеще приговаривая, отчего жидкости вспыхивают вокруг книги и на ее поверхности разнообразными нехорошими огнями. Книга мучительно корчится в адском пламени и через некоторое время исчезает без следа. Кювета, в свою очередь, исчезает, подчиняясь взмаху руки S.S.

Мстительно:

Вот так. И ни один Доктор Ди не сможет возродить эту мерзость у себя под грушевым деревом.

Прислушивается к чему-то внутри себя. Изумленно:

Гермес.

Быстро идет в архив.

S.S.

Продолжает читать, с трудом разбирая средненемецкий.

"Особое место, которое Рейнская школа приписывает фосфорной трансмутации в Albedo, объясняется, помимо прочего, и сакральным совпадением наименований – как Lucifer (Morgenstern), так и Phosphoros – обозначения Венеры; поэтому к свойствам фосфора нам следует отнести также..."

Neophyte

Влетает в зал, где устроился Неофит. Уже открывает рот, чтобы сказать что-то, и тянет руку, но останавливается над ребенком.

Tut-tut, Гермес. Сидение на полу. Чтение завиральных инкунабул. Нет бы принести мне, задать какие-нибудь вопросы?.. А вы разве не знаете, что люди, которые изучают ужасные сатанинские трактаты, рискуют своей бессмертной душой?

Идемте отсюда.

Отсылает книгу назад на полку движением руки, манит Неофита за собой.

Идем, идем. Маленькие мальчики должны читать книги о благородных мушкетерах, ну, в крайнем случае, о непонятных фараонах или об английских рыцарях, а не всякую герметическую чушь на языке, предназначенном для философов, а не для детей.

S.S.

Неохотно поднимается с пола. Упрямо:

Я же Гермес. Значит, мне полагается все герметическое. В том числе и чушь.

Подумав, уныло:

Но вообще-то я действительно не понял, что он имел в виду с этой фосфорной трансмутацией. Хотя в принципе книга... э-э... познавательная.

А про английских рыцарей я уже читал. Я "Белый отряд" Дойла знаю практически наизусть, не говоря уж о "Сэре Найджеле". Кстати!

Глаза его разгораются.

Вот я подумал. А почему вы не рыцарь?

Neophyte

Возмущенно:

Это кто тебе сказал, что я не рыцарь? Ты что, не видел своего генеалогического древа? Ну пойдем, раз уж выдалась такая возможность, покажу.

Фыркает:

Совершенно непонятно, как получилось так, что тебя абсолютно ничему не научили. Ну ничего, будем потихоньку восполнять. Саркастически: Будут же у меня отцовские дни, вот и восполним. Дойлу, между прочим, рыцарство досталось не за книжки, Гермес, а за врачебную самоотверженность во время англо-бурской войны. Якобы.

Входят с Неофитом в основной кабинет S.S.

Если хочешь, я тебе потом немного расскажу о трансмутации.

Замолкает.

Хотя вряд ли. В другой раз.

S.S.

Тихо входит в кабинет, смотрит на Неофита и на S.S.

Да... Профессор. Вряд ли сегодня. В другой раз. Вы ведь обещали вернуть нас друг другу, – так я готова.

Улыбается Неофиту:

Здравствуй, Гэбриел. Видишь, сегодня я, должно быть, уже такая, что ты не будешь меня бояться и не узнавать.

Подходит к Гэбриелу и крепко обнимает его, тем же движением отодвигая ребенка от S.S. и задевая его руку своей рукой. S.S. немедленно отходит на шаг в сторону.

На ухо сыну:

Ну? Все хорошо?

F. Blackmoor

Удивленно смотрит на Florence.

Да... Все хорошо. Я читал книжку на языке философов. А что у тебя случилось? Почему ты стала такая, как была? Не совсем такая, конечно. Но спокойная. Там в Касталии у тебя за лицом как будто прятался тигр, и готовился на меня прыгнуть.

Доверительно:

Очень было неприятно.

Neophyte

Слегка ворошит волосы Гэбриелу.

Я просто очень волновалась, Гэбриел. И много путешествовала. Ты не понимаешь, глупый ребенок, что матери не умеют быть спокойными, когда у них отби... когда от них убегают дети.

Оборачивается к S.S.

Профессор? Мы ведь можем идти, правда?

F. Blackmoor

С умилением смотрит на Флоренс и Неофита:

Да... Headmistress Blackmoor. Вы с сыном можете быть свободны. Владейте друг другом, берегите себя, будьте здоровы, учитесь хорошо, and may God deliver you from all evil.

Усаживается за свой стол и достает из ящика письменного стола сложенный в много раз лист огромного формата, расправляет его на столе, на нем обнаруживается сложная таблица. Углубляется в какие-то расчеты.

Весь Ватикан в вашем распоряжении. Я бы вам советовал переночевать сегодня здесь.

Не глядя, машет рукой куда-то в сторону.

Там у Гэбриела некоторое количество комнат, вы можете уединиться. Вас обласкают.

S.S.

Иронически:

Злобно попрощался, теперь можно нормально попрощаться.

Например, потрепать мне волосы и сказать: "Ступай, сынок". И еще поцеловать в лоб.

Подумав:

Но можно и не целовать.

Автоматически берет Florence за руку. Старательно имитируя серьезность:

Сложная у нас, конечно, семья.

Neophyte

Ведет Гэбриела к выходу, так и не дождавшись от S.S. какой-либо реакции на слова ребенка.

Выводит Неофита из кабинета, идет с ним в его комнаты.

Знаешь, Гэбриел, может, правда, не надо нам сегодня ехать? Я так набегалась в эти дни... Давай мы с тобой лучше поговорим, как раньше. Расскажешь мне, где был, что видел. Выпьем яблочного сока, да? А утром вернемся в школу. Пора нам уже браться за хозяйство.

F. Blackmoor

Задумчиво:

Всегда считал, что если можно куда-то не ехать, то лучше не ехать. В жизни столько раз обязательно требуется уехать, что, если не уезжать тогда, когда это не нужно, то останется больше сил, чтобы уезжать, когда надо.

Некоторое время обрабатывает сказанное им же самим. Затем:

"Как раньше" – плохое словосочетание, мне не нравится. Сразу представляешь себе какие-то перемены многозначительные – грустные люди за столом сидят, молча пьют кофе... глядят в разные стороны, вспоминают что-то.

Решительно:

ФУ! Не хочу. А яблочный сок наоборот.

Neophyte

Усаживается на уютный диван в комнате Гэбриела, оглядывается.

Кто бы мог подумать, что в этом борджианском гнезде может быть так... так хорошо устроено все для ребенка.

Где вы были, Гэбриел? Что за срочный побег, что за отъезд понадобился твоему отцу, что он вырвал тебя буквально из моих рук?

Вздыхает.

Извини, но, видимо, нам придется серьезно поговорить. В последний раз. Поговорим сегодня, кое-что решим, и потом будем жить спокойно. Не как раньше. Как будет.

F. Blackmoor

Усаживается на маленький пуф. Озабоченно:

А что надо решать? Я скажу: мы были в Исландии. Познакомились с представителями исландской метеорологической элиты. Серьезные люди. Еще с одним человеком встретились по дороге. Он был какой-то напряженный, а потом вообще куда-то делся, я его с тех пор не видел.

Neophyte

Взволнованно:

Исландия? Вот как... И я недавно была в Исландии, Гэбриел. Неприятное место. Но это неважно. Ты посмотрел на гейзеры, и это, наверное, неплохо.

Вот что я должна тебе сказать, а ты, дитя мое, должен бы решить, как быть. Скажи, ты помнишь тот египетский камень, который ты некоторое время хранил для... для него?

F. Blackmoor

Качает головой.

Ну нет. Не сказал бы, что Исландия неприятная. Там снега много, а уж гейзеры – вообще поражают. Дырка в земле, а из нее бьет мощная струя воды и пара. Почему так – непонятно, но очень красиво.

Еле заметно напрягается.

Камень, конечно, помню. А что?

Neophyte

Дожидается, пока вошедшая монахиня поставит на столик графин с яблочным соком и какие-то закуски.

Ну вот. Легкий ужин, как я понимаю...

Видишь ли, Гэбриел, это очень сложная история, даже и не знаю, с какого момента ее рассказать тебе. Этот камень – большой и важный символ доверия, сотрудничества и дружбы между несколькими людьми. Некоторых из них ты знаешь, и всех их видел тогда, в лесу во Франции. Это я, это... малышка Габи и ее старшая сестра, ты помнишь – Персефона... Это их отец, M-r Delacour. Мы все связаны договором о хранении этого камня и всего того, что он олицетворяет. Это не пустой символ, не имеющий силы, мальчик мой. Это настоящий краеугольный камешек, лежащий в основе спокойствия и надежности жизни в нашем мире. Понятно ли это тебе?

F. Blackmoor

Подходит к столику, наливает в стакан соку, кладет на тарелочку несколько тарталеток и передает все это Florence.

Я понимаю, конечно. Но, с другой стороны, просто так мне бы его тогда и не отдали на хранение, правда ведь? Наверное, была причина.

Neophyte

Берет тарелочку, сок, тарелочку отставляет, сок вертит в руках.

Все ужасно сложно, Гэбриел. Понимаешь, правда... нет – Истина – это не один какой-то монолитный кусок породы, который можно взять и отрыть в заброшенном карьере. Или отлить в алхимическом атаноре. Правда... это большой комод, стоящий в самом темном углу, и когда ты хочешь понять, что же это такое, эта правда, ты подходишь к нему раз за разом, с разными ключами, бьешься о его окованные медью острые углы, и открываешь то один ящик, то другой. Сегодня один, завтра другой. Некоторые не открываешь никогда. И общую мозаику этой правды ты, Гэбриел, сможешь собрать только когда стукнешься обо все углы. И откроешь все ящички.

Что тебе сказать? Я не знаю всего.

Задумавшись, молчит. Затем продолжает.

Но если ты позволишь мне сказать тебе то, что я вижу сейчас как правду, то это будет вот что. Камень, символ и гарант равновесия, Гэбриел, должен принадлежать тем, кто его таким символом и гарантом сделал. Флер, Габи, тебе, мне, мсье Делякур и – и – профессору Снейпу. И знаешь, почему я называю его в последнюю очередь?

Потому что из всех нас, Гэбриел, он единственный, кто... который может сознательно причинить другому человеку зло. И даже убить человека. Такой человек не может единолично владеть властью над магическим миром.

F. Blackmoor

Некоторое время молчит. Потом, подумав:

А даже если папа может сознательно причинить вред, что в этом такого? Или надо, чтоб этот камень был у кого-то, кто, даже если захочет, не сможет сделать ничего плохого? Но так, по-моему, тоже неправильно. Не бывает беззубых гарантов.

Я и еще кое-что думаю.

Медленно:

Мне часто доводилось слышать, как кто-нибудь говорил, какой папа плохой. Но хотя он действительно довольно странный, он никогда никого не предавал; а тех, кто слабее него, не терзал и не унижал. Вот я и задумался – не захочет ли кто-нибудь использовать этот камень против него? Просто потому, что он настолько нетакее всех остальных.

Neophyte

Улыбается.

Кто захочет, Гэбриел? Я? Сестры Делякур? Мсье Фредерик, который работает с твоим папой рука об руку, и буквально на днях был в этом самом его кабинете и в том же Архиве, который, я уверена, ты постарался за эти дни облазить?

Все непросто. Ты же видишь – мы не очень дружны с твоим отцом. То есть... у нас сложные отношения. Но они сложные просто потому что так сложилась наша жизнь – сложно. Потому что... Потому что этим огромным комодом с запертыми ящиками с самого начала владеет твой отец, а не я. Это он не позволяет мне узнать всю правду.

Подходит к Гэбриелу и садится на ковер рядом с его пуфом.

Я не умею говорить так просто, как ты, дорогой мой ребенок. Я не могу просто назвать его твоим "папой", и тем самым упростить все вопросы. "Папы", даже когда делают кому-то зло, обычно никогда не причиняют вреда своим детям, поэтому детям сложно понять, что эти самые папы могут быть... страшны и опасны для других людей.

Берет Гэбриела за руку.

Я ведь не прошу тебя подсыпать ему в бокал яда, Гэбриел. И я не прошу тебя сделать гораздо более сложную вещь – попробовать и помирить нас с ним. Я не прошу тебя лишить его могущества или магии, я же знаю, что это невозможно и не нужно.

Я прошу тебя помочь мне проверить, что этот камень – жив. Что он по-прежнему слушается нас всех. Мы проверим, посмотрим на одуванчик, и вернем его.

Смотрит на сына.

Слишком уж многое в последние месяцы идет наперекосяк, милый. Я боюсь, что твой отец, немного заигравшись в свои эксперименты с мирозданием, сменил одуванчик, растущий из этого камня, на чертополох.

F. Blackmoor

Внимательно и без улыбки смотрит на Florence; она видит, что от зрачков Neophyte разбегаются в стороны по радужке золотые лучи.

Я не упрощаю вопросы, мама. Я просто хочу понять, не упрощает ли их кто-то еще. А что, если этот камень попадет не в те руки? Не знаю, какими именно силами он наделен, но, если он настолько важен, то уж наверное немалыми... Вдруг кто-нибудь захватит его – что будет тогда? И призываешь ли ты меня верить сестрам Делякур и их отцу так же, как я могу поверить тебе? неужели ты могла бы поручиться за них всех?

Почему ты не можешь провести эту... демонстрацию в присутствии папы? Боишься, что он покажет тебе фальшивку?

Neophyte

Долго смотрит в глаза сыну, потом опускает голову. Тихо:

Он никогда... никогда не пойдет на это, Гэбриел. С ним невозможно договориться прямо и честно; вся история с этим камнем, с этим соглашением это подтвердила. Он собрал нас всех, удостоверился в нашей лояльности и в наших силах и одним движением отстранил нас. Отстранил совсем. Это он, Гэбриел, а не я, действует, никого не ставя в известность о своих планах. Как в самом начале, когда он забрал тебя у меня и сказал, что ты умер. Как потом... о, я не буду рассказывать тебе все истории из прошлого.

Снова смотрит на Гэбриела.

Ему до сих пор везло. Но после того, как заклятье было сломано, и ты узнал, что он твой отец, после того, как возникли эти Новые маги, я боюсь, что он просто не справится. Он считает, что справится. Но если он – не справится, будет поздно. Будет поздно, мальчик мой.

F. Blackmoor

Широко раскрывает глаза.

Сказал тебе, будто я умер? Но зачем?!

Замолкает. Потом, через силу:

Ты вот, кстати, говорила, что его нельзя лишить магического дара – а на самом деле можно... я сделал это однажды, но повторять не буду, слишком уж все было плохо.

Встает и наливает себе еще соку. Возвращается. Задумчиво:

Если честно, я даже не разберусь, что делать. Как же я-то могу помочь? Действительно, он постоянно делает какие-то вещи, которых от него не ждешь, и неправду говорит часто... но, может, без этого всем было бы только хуже – откуда же мне знать?

А чего ты хочешь, мама? Чтобы я попытался забрать этот камень? Не лучше ли вам попробовать договориться?

Neophyte

Cкладывает ладони вместе, подносит их к лицу.

Я не могу с ним договориться, Гэбриел. Ты же видел. Он сейчас... рассержен на меня, очень рассержен. Я ведь не уберегла тебя от этой правды. Из-за того, что я не уследила за тобой, разрешила тебе поговорить с этим Винтером, все и случилось. Я виновата. А твой отец, Гэбриел, не умеет прощать оплошности. Видишь, как все завязано в узел?

Встает.

Я хочу, чтобы ты достал у него этот камень, да. Он наверняка носит его с собой. Просто принеси мне его, я быстро покажу его остальным хранителям и верну его профессору Снейпу. Сама. Может быть, это поможет нам помириться.

Смотрит на ребенка:

Это моя последняя надежда, Гэбриел.

F. Blackmoor

Тяжело вздыхает, садится на пол и качает головой.

Я попытаюсь. Я верю, ты не просто так это говоришь. Но брать у него без спроса такую важную вещь... вдруг он увидит? Ведь размажет меня, как масло по куску тоста, и не посмотрит, что я сын. Поэтому я надеюсь, что это все и вправду не зря.

Пускает колечко дыма в форме морского конька, укусившего себя за хвост.

Да... Надеюсь, что у меня будет какое-то оправдание.

Жалобно:

Еще мне не нравится мое ощущение. Не хочется мне брать у него этот камень. Что-то меня расстраивает, не понимаю только, что.

Вздыхает.

Neophyte

Подходит к Гэбриелу, опускается перед ним на корточки, улыбается:

Гэбриел... Что ты говоришь? Ну подумай, что ты такое говоришь? Он скорее прыгнет в Тибр, чем допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты же ребенок, и ты был – и долго был – единственным хранителем этого камня. Ты же можешь просто захотеть на него посмотреть? Вот и все.

Это приключение, Гэбриел. Мы все иногда берем что-нибудь без спроса. Больше мне нечего тебе сказать.

F. Blackmoor

Долго молчит. Наконец, Florence встает и отходит в другой угол комнаты. Тихо, но довольно отчетливо:

Он, может, и прыгнет в Тибр, но только выкинув туда предварительно еще десяток-другой людей.

Окончательным тоном.

Я постараюсь достать тебе камень, мама. Считай, мы договорились.

Neophyte

Scene:

Later, same evening

Ходит из угла в угол в своем "компьютерном" кабинете, заложив руки за спину, и негромко говорит вслух:

Aczinor, child of Jove, royal and benevolent, Liiansa, child of Saturn, dark and rigid, Ahmlicv, child of Hermes, bright and quick, Lzinopo, child of Luna, reflective and changing, Laidrom, child of Mars, forceful and willfull, Alhctga, child of Venus, loving and sensual... Come unto this Temple, and be its roof, so that the acts of men within the Earth be as the acts of the Gods within the womb of Nuit! Yea, ye children of the Gods, come unto this Temple, and enliven the earth with your flavorful waters...

Затем подходит к столу, на котором стоит компьютер, и с удовлетворением наблюдает, как эти слова, трансформировавшись в шифр Voynich Manuscript, ползут по экрану.

Продолжает свои перемещения по кабинету, на ходу листая какие-то сколотые скрепкой бумаги.

S.S.

Заходит в кабинет. Пытается выглядеть веселым, но у него не очень хорошо получается.

Вы работаете, да? Я могу тогда попозже зайти. Просто мама куда-то ушла, вот я и решил – может, мы бы сходили куда-нибудь погулять. Нам ведь назавтра уезжать, а я здесь ничего особенно не видел.

Neophyte

Оборачивается к Гэбриелу.

Это подождет, Гэбриел. Не надо заходить попозже, позже уже будет ночь. Да, действительно, мама права. Очень любезно с ее стороны дать мне... попользоваться... дать нам с тобой пообщаться перед вашим отбытием на эту скалу посреди холодного моря посередине зимы. Теплый январский Рим – это же такая гадость.

Пока он говорит, экран притухает, на нем упрямо остается гореть слово Temple, которое не перевелось в енохийский текст.

Пойдем. Этот город стоит того, чтобы его увидеть. Или... может, хочешь что-нибудь особенное? Что-то конкретное?

S.S.

Задумчиво ходит туда-сюда, трогая книги и разные компьютерные приспособления. Грустно:

Даже и не знаю. Хочется какого-нибудь праздника, чтоб было весело. Но при этом не хочется убегать, сражаться, распобеждать никого не хочется. Так, какое-нибудь развлечение – здорово было бы.

Neophyte

Весело:

Не хочется распобеждать? Жалко. Пойдем тогда, распобедим какую-нибудь детскую сказку.

Подходит к компьютеру, набирает несколько слов в поисковой машине.

У тебя там есть такая штука, в Дурмштранге? Нет? Вот и не надо. Сначала магия, маглские приборчики потом. Итак...

Идем тогда, да поскорее, в Off-Night Repertory Theatre. Они дают сегодня что-то шерлокхолмсовское. На английском. Мне лично интересно. Годится?

Смотрит на ребенка просто и доброжелатело.

S.S.

Удивленно:

Как это, шерлокхолмсовское? Я и не знал даже, что по нему есть спектакли. Я думал, все, что здесь играют, – это как всякие грустные мужчины бегают по сцене за статными черноволосыми женщинами и поют по-итальянски о своей любви.

Даже и не знаю.

Чуть-чуть молчит (ровно столько, чтоб S.S. не успел разочарованно пожать плечами). Затем:

Вообще-то в театре обычно все очень чинно. И бывает скучно. С другой стороны, если по Шерлоку Холмсу – то, наверное, не должно быть скучно. Так что пойдемте.

Neophyte

Непонятно глядя на Гэбриела и преображая его одеяние в выходное маглское.

Гэбриел, ты снова вернешься в свой ограниченный мир, и будешь там долго, очень долго, всю жизнь. Но знаешь...

Берет его за руку и ведет к выходу

... я бы хотел, чтобы ты запомнил, что ты пока совершенно дикий, провинциальный, необразованный, невоспитанный ребенок, который ничего не понимает ни в искусстве, ни в литературе, ни в жизни. И ты в этом совершенно не виноват. Виноват я.

Быстро проверяет что-то в карманах, достает из правого кармана небольшой серый камень, смотрит на него, кладет обратно, уже в карман обыкновенного черного пиджака, а не обычного своего сюртука; сам уже будучи одет так, как положено выглядеть приличному человеку, отправляющемуся в театр.

В следующий раз – запоминай – мы будем говорить о трансмутации и ее отражении в книге Ингрехта и об опере.

Закрывает глаза ребенку рукой, они оказываются у входа в театр.

Уф. Молодцы. Успели.

S.S.

Критически оглядывает себя и обиженно фыркает.

Я пока еще не в том возрасте, чтоб можно было меня называть диким и невоспитанным.

Загибает пальцы.

Во-первых, я много читал. Во-вторых, я знаю языки. В-третьих, я достойно попутешествовал, я почти... коспомолит. В-четвертых, вместо того, чтоб давать мне всякие обидные характеристики, можно было бы конкретно сказать: Mable, Mable, will you be able to take your elbows...

Поворачивается к S.S.:

Off the table.

На одежде S.S. загораются и некоторое время блуждают огни св. Эльма. Отворачивается.

Это я просто так, для усиления эффекта. А в ограниченном мире я жить не буду. Я лучше что-нибудь придумаю специальное.

С сомнением смотрит на мизинец, потом все-таки решает промолчать.

Neophyte

Это ужасно. Ужасно. Я не должен к нему привыкать.

Отпускает руку Неофита. Строго:

Коспомолит? Ну да, конечно. И миниатюрист, еще бы.

Ваше счастье, Гермес, что я довольно давно не видел ваших локтей на столе. Я бы застрелился.

Проходит с ребенком в ложу.

Знаешь, есть вещи, к которым привыкаешь и перестаешь их ценить. Возможность быстро перемещаться. Возможность всегда иметь в своем распоряжении номера в отелях и ложи в театрах. Магия.

Усаживает Неофита на мягкий стул, обтянутый традиционным бордовым бархатом, с удовлетворением оглядывает ложу.

В ложе, Гермес, есть еще удобная возможность опираться локтями о мягкий парапет. А если зрелище тебя слишком захватит, есть возможность расслабиться и знать, что даже если тебе захочется упасть вниз, добрый знакомый всегда успеет схватить за шиворот и поймает в падении.

Садится сам, слева от ребенка, вручает ему программу.

Мне даже интересно, какой будет у них мистер Холмс. Надеюсь, не как в опере, – низенький, толстенький, горячий итальянский рагаццо с обворожительным тенором.

S.S.

Смотрит в программку. Читает:

The Adventure of the Beryl Coronet. Про берилловую диадему, значит. Это хорошая история, я ее помню...

Внезапно бледнеет и поспешно говорит:

А вот тут написано, что Шерлока Холмса играет некий Michel Tod. Немец, наверное, хотя имя вроде бы не немецкое. Доктор Уотсон – K. Orson Rovier. Смешанный состав.

Закрывает программку и садится поближе к краю сиденья.

Вот сейчас и посмотрим.

Neophyte

Недовольно открывает свою программку.

Мишель Тод? Какое самомнение. Это наверняка сценический псевдоним. И Фиолетовый тут уж точно совершенно ни при чем.

Поворачивается к Гэбриелу.

Я же говорю, Гэбриел, не надо читать на ночь герметические трактаты, написанные Человеком-Ястребом. И вообще.

Оглядев на всякий случай пристальным взглядом периметр ложи.

Ни один Мишель, будь он хоть трижды Тод, сюда не проникнет. Пусть они сами там разбираются со своей берилловой диадемой.

S.S.

Наблюдает за тем, как гаснет свет и медленно поднимается занавес. Нервно потирает ладошки. Тихо:

Итак, мы начинаем.

Neophyte

Scene

No. 221B Baker Street

London

February 21st, 1892

На сцене – уютная теплая комната. Перед камином, укутавшись в плед, сидит высокий и чрезвычайно худой человек – очевидно, Шерлок Холмс. У него в руках трубка. Рядом стоит д-р Уотсон. Он смотрит в окно; за окном метель.

"Интересно, как они сделали падающий снег?" – Neophyte

Посмотрите-ка, Холмс, вон бежит сумасшедший. Как только родственники считают возможным выпускать их на улицу одних.

John Watson

Холмс встает и подходит к окну, не вынимая рук из карманов халата. Внезапно сцена как будто каким-то непостижимым образом слетает с места, и мы видим картину в окне глазами Холмса, через плечо Уотсона. Нам становится видно, как по утрамбованному кэбами утреннему лондонскому снегу бежит мужчина лет пятидесяти, высокий, солидный, с широким энергичным лицом и представительной фигурой. Он богато, но неброско одет; и приближается быстро, то и дело подскакивая, как человек непривычный к физическим упражнениям. Сцена возвращается на место. Холмс отходит от окна и удовлетворенно потирает руки.

Не думаю, Уотсон, что этот человек сумасшедший; скорее напротив, в нем достаточно здравого смысла, чтобы в минуту беды броситься за помощью к нам.

Sherlock Holmes, Esq.

Изумленно:

Вы думаете, он бежит сюда?

John Watson

Садится в кресло перед камином и прикрывает глаза, удовлетворенно кивая головой.

Именно. Я уверен, что этому человеку требуется посоветоваться со мной.

Сцена опять смещается; и мы, следуя за нею, покидаем комнату и видим картину глазами бегущего человека -– вот он достиг дверей номера 221-Б по Бейкер стрит; а вот он звонит и притопывает на месте, с нетерпением ожидая, пока ему откроют, и бьет себя по туфлям тростью, пытаясь счистить налипший снег. Это старший компаньон второй по величине банковской конторы в Лондоне -– Александр Холдер из банкирского дома "Холдер и Стивенсон" на Треднидл-стрит.

Дверь открывается, и Александр Холдер, не дожидаясь приглашения, взбегает по ступенькам, ведущим на второй этаж. Его встречают Холмс и д-р Уотсон. Сцена возвращается на место.

Вы пришли ко мне, чтобы рассказать, что с вами случилось? Вы, очевидно, утомились от быстрой ходьбы. По снегу кэбы ездят очень медленно, и потому вы, наверное, бежали от ближайшей станции подземки. Успокойтесь, придите в себя, и я с радостью выслушаю, что вы хотите сказать.

Sherlock Holmes

Некоторое время Александр Холдер раскачивается на месте, после чего бросается к стене и ударяется об нее головой. Уотсон хватает его за руки и усаживает в кресло. Они с Холмсом обмениваются взглядами, и Уотсон уходит за стаканом воды. Холмс говорит мягко и успокаивающе:

Прошу вас, не волнуйтесь так. Что бы ни случилось у вас, уверен, мы найдем способ вам помочь. Пожалуйста, расскажите, в чем состоит суть вашего дела.

Играет напряженная и зловещая музыка. Актеры молчат – Холдер раскачивается взад-вперед в кресле, а Холмс как будто застыл напротив него мрачным изваянием. Ровное и уютное освещение сменяется на темно-бордовую подсветку. Между Холмсом и Холдером из пола вырастает ширма. На ней появляются буквы:

Holder and Stevenson Bank

Threadneedle Street

London, February 20th 1892

Sherlock Holmes

На мини-сцене появляется марионеточная кукла, одетая в точности как Александр Холдер. Кукла сидит за столом и разбирает бумаги, смешно двигая маленькими ручками. Внезапно перед куклой появляется другая кукла, по комплекции крайне похожая на Шерлока Холмса, но иначе одетая. Судя по осанке, одежде и довольно подобострастному, хотя и не униженному, поведению куклы-Холдера нам становится понятно, что вошедший – исключительно высокопоставленная фигура. Тягостная музыка продолжается.

Mr. Holder, I have been informed that you are in the habit of advancing money.

A member of royal family

The firm does so when the security is good.

Alexander Holder

Высокая кукла ходит вокруг стола, заваленного бумагами.

Мне совершенно необходимы пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, и притом немедленно. Конечно, настолько незначительную сумму я мог бы и одолжить у своих друзей, но я предпочитаю сделать этот заем в деловом порядке, и оттого вынужден сам заниматься этим. Вы, разумеется, понимаете, что человеку моего положения неудобно вмешивать в это дело посторонних. В будущий понедельник мне вернут крупную сумму денег, и я погашу вашу ссуду с уплатой любого процента. Но мне крайне важно получить деньги сразу.

A member of the royal family

Кукла-Холдер в задумчивости облокачивается о стол.

Я был бы счастлив безоговорочно дать вам деньги из своих личных средств, но это довольно крупная сумма, так что придется сделать это от имени фирмы. Элементарная справедливость по отношению к моему компаньону требует, чтобы я принял меры деловой предосторожности.

Alexander Holder

Иначе и быть не может.

Кукла берет в руки крошечный квадратный футляр черного сафьяна, который перед тем положила на стол возле себя.

Вы, конечно, слышали о знаменитой берилловой диадеме?

Кукла-Холдер согласно и преувеличенно активно кивает головой, так, что кажется, будто голова сейчас отвалится.

В диадеме тридцать девять крупных бериллов. Ценность золотой оправы не поддается исчислению. Минимальная ее стоимость вдвое выше нужной мне суммы. Я готов оставить диадему у вас.

Кукла-Холдер берет в руки футляр с драгоценной диадемой и поднимает голову. Становится видно, что кукла банкира мелко дрожит. Кукла посетителя нависает над ним.

Вы, разумеется, понимаете, мистер Холдер, что мой поступок – свидетельство глубочайшего доверия, которое я питаю к вам. Это доверие основано на том, что я знаю о вас. Я рассчитываю на вашу скромность, на то, что вы воздержитесь от каких-либо разговоров о диадеме. Прошу вас также беречь ее особенно тщательно, так как любое повреждение вызовет скандал. Оно повлечет почти такие же катастрофические последствия, как и пропажа диадемы. В мире больше нет таких бериллов, и, если потеряется хоть один камень, возместить его будет нечем. Но я доверяю вам.

Пауза. Сидящий в кресле настоящий Александр Холдер повторяет: "Если потеряется камень, возместить его будет нечем. Но я доверяю вам".

Куклы пропадают. Пропадает и сцена. Подсветка меняется обратно на ровную и уютную.

A member of the royal family

Холмс в задумчивости отходит к камину и принимается набивать трубку.

Что же было потом?

Александр Холдер продолжает рассказ.

Sherlock Holmes

Сидит на своем стуле, расслабленно положив руки на мягкие подлокотники и закрыв глаза. Похоже, он чему-то непонятно улыбается, но возможно, что это просто игра света и тени, падающих в ложу со сцены.

S.S.

Отвлекается от рассказа Александра Холдера на сцене и осторожно всматривается в лицо S.S.

Вроде уснул. Да только с чего бы это ему вдруг спать? Или, может быть, как говорят, усталость накопилась, – пошел вот со мной в театр, уставший такой, но веселый, и вдруг уснул.

Подумав, совсем тихо и очень быстро:

Бедненький.

Думает.

Что ж я теперь, должен у него вытащить камень?..

отвлекается и слышит слова со сцены:

"...к той части рассказа, которую хотел бы изложить особенно детально. Обычно я сплю не очень крепко, а беспокойство в тот раз отнюдь не способствовало крепкому сну. Около двух часов ночи я проснулся от какого-то слабого шума. Шум прекратился прежде, чем я сообразил, в чем дело, но у меня создалось впечатление, что где-то осторожно закрыли окно. Я весь обратился в слух. Вдруг до меня донеслись легкие шаги в комнате рядом с моей спальней. Я выскользнул из постели и, дрожа от страха, выглянул за дверь".

Neophyte ежится. На сцене внезапно открывается окно, и в комнату врывается метель. Шерлок Холмс спокойно подходит к окну и закрывает его. Актеры молчат; S.S., кажется, продолжает спать. Neophyte вздыхает и, решившись, воровато залезает рукой в карман S.S. Внезапно со сцены раздается крик Александра Холдера, сопровождаемый ударом литавр:

Артур! Негодяй! Вор! Как посмел ты притронуться к диадеме!?

Neophyte быстро выдергивает руку из кармана S.S. и начинает дрожать. Холдер продолжает кричать:

Подлец! Ты обесчестил меня, понимаешь? Куда ты дел то, что украл?

S.S. никак не реагирует на вопли.

Neophyte

Медленно открывает глаза. Негромко:

Театр в театре – это, конечно, находка. Ну, то есть, они думают, что итальянская публика забыла Шекспира, который так любил итальянские истории... Хм. Авангардизм. Это не тот Мишель Тод.

Немного выравнивается в своем кресле.

И Холмс не вполне тот. И не самый интересный сюжет. И бериллы поддельные.

Оборачивается к Гэбриелу:

О, извините, Гермес, любимец богов. Не обращайте внимания на мой скепсис. У нас у всех свой Холмс, угодить довольно сложно.

S.S.

Строптивым шепотом:

А мне нравится Холмс, он длинный и мрачный. Мне вообще все нравится, и еще я не понял, как они сделали снегопад. Но если вам скучно, то давайте уйдем. Можно пойти куда-нибудь к реке, поиграть в снежки, только если не насмерть.

Neophyte

Меланхолично:

Нет-нет, зачем же уходить. Если ты не очень хочешь спать, то снежки мы организуем после спектакля. У нас здесь, правда, нет снега, но мы ведь сможем позаимствовать немного у братьев-погодников, м-ммм?

Только обещай, что не будешь засовывать в снежки камушки, как умэбоси в рисовые колобки, а то, действительно, получится насмерть.

Разворачивается к Неофиту:

В смысле, если ты в меня попадешь таким снежком, то я попаду в тебя своим снежком, потом закатаю в большую снежную бабу, воткну на место твоего милого маленького носа уродливую неочищенную морковку, вместо глаз – черные испанские маслины без косточек, надену на голову жестяное ведро и оставлю до весны.

Снизу начинают шикать.

S.S. наклоняется над парапетом и кому-то проникновенно улыбается. Шиканье стихает. Неофиту, очень тихо:

Извини, увлекся.

S.S.

Удивленно смотрит на S.S., потом начинает хихикать.

А потом я такой приеду в Дурмштранг. И мне скажут: о, Гэбриел, как ты подрос и изменился! А я скажу: да, я многое повидал, вот годы и избороздили мое чело... нос мой стал морковкой, глаза – маслинами, волосы – жестяными, а руки – веточками.

Тянет к S.S. руки как будто издали, и тому на секунду кажется, что у Neophyte вместо кистей и ладоней – ветки.

Вот так! Но хорошо же – не хотите уходить, давайте досмотрим.

Поворачивается в сторону сцены, чему-то улыбаясь и скаля зубы.

Neophyte

Смотрит на Неофита с уважением. Тихо:

Давай досмотрим, Гэбриел.

Меланхолически хлопает себя по карманам, что-то разыскивая. Видимо, не определив искомую вещь наощупь, перерывает карманы все по очереди, в конце концов лезет в левый внутренний карман пиджака, достает оттуда ручку с золотым пером, берет программку, перекидывает левую ногу через подлокотник кресла, устраивает на ней программку так, чтобы на пустой странице можно было писать, и что-то быстро на ней чертит.

Неофиту, доверительно:

Не обращай внимания, просто если я сейчас не запишу эту формулу – забуду.

S.S.

Кивает головой:

Ага. А Холмс, между прочим, уже начал расследование. Интересно.

Neophyte

Скучным тоном:

Он его уже закончил.

Решительно убирает программу, ручку, достает из правого кармана крупный берилл, показывает его Неофиту.

Что это, дитя мое?

S.S.

Невинными глазами смотрит на S.S. Возбужденно:

Это берилл! Скорее, прячьтесь! Сейчас Холмс обнаружит, что это вы украли камень из диадемы!

На сцене Шерлок Холмс обводит холодным тяжелым взглядом зрительный зал.

Neophyte

Встает, несильно размахнувшись, кидает берилл на сцену. В полете камень разделяется на два, в руки Холмсу впархивает взъерошенный снегирь. Публика ахает, где-то за сценой слышно, как падают на пол марионетки. В руки S.S. возвращается с середины траектории полета прежний невзрачный серый камешек, который S.S. ловит и дает Неофиту.

Отодвигает стул, в котором сидит Неофит, открывает дверь из ложи, указывает ему на выход.

Спектакль мы все равно сорвали. Такая уж у нас семейная привычка, Гермес. Срывать чужие постановки. Пойдем. Покидаемся снежками.

S.S.

Холмс невозмутимо, как будто ожидал этого, относит снегиря к окну и выпускает птицу наружу, после чего подходит к вешалке у окна, снимает с нее твидовый редингот (плечи которого припорошены снегом, налетевшим через окно) и берет трость. S.S. бросает последний взгляд на сцену и вдруг понимает, что уже видел где-то именно эту фигуру именно в этой одежде...

I am setting off to Streatham, my dear Watson; and I would strongly recommend you to accompany me. The matter may prove to be worthy of your time, unless, of course, you have other, more demanding engagements.

Sherlock Holmes

Выходит из ложи.

Не сорвали вовсе... По-моему, хорошо получилось. Органично. И птица у вас получилась красивая, с красной грудкой. А вот интересно – почему бывает только обагренный кровью, а просто обагренный – например, свеклой – не бывает? Странно.

Мама расстроится, ну да ничего... что-нибудь придумает. Мне же следовало бы получше последить за ней. Она стала странная, и просит о странных вещах. Когда слышишь в первый раз, кажется нормально и даже убедительно, но потом понимаешь, что это как будто гипноз. Не люблю дурман, уж лучше пусть будет постоянно драка.

Neophyte

S.S. и Неофит оказываются на реке. Тибр схвачен крепким льдом, падает снег. S.S. отходит подальше и лепит снежок, подкидывает его в воздух и ловит.

Ну? Готов? На счет три?

S.S.

Быстро лепит огромный снежок размером с небольшой кочан капусты. Деловито:

Дважды полтора – три.

Напрягшись, кидает снежок в S.S. Снежок, не долетев до S.S., в полете превращается в снежного колобка с ручками и ножками; колобок падает на лед, аккуратно сгруппировавшись, после чего убегает куда-то в темноту с тихими ругательствами.

Не получилось.

Neophyte

Кидает свой обыкновенный снежок в Неофита, тот попадает ему в плечо.

Получилось. Давай, ребенок, говори правду.

S.S.

Морщится.

Фу, не хочу правду. А что непонятно-то? Попросили меня взять камушек у вас, который я же сам вам и отдал. А я подумал... и решил не брать.

Конец истории. Но я могу еще какие-нибудь кровавые подробности придумать.

Neophyte

Лепит новый снежок, подкидывает его вверх, он приземляется Неофиту на шапку, засыпая его снегом.

Молодец. Теперь кинь в меня нормальным снежком, попади, и пойдем назад. Расскажу тебе что-нибудь, что ты заслужил узнать.

А кровавые подробности будут позже.

S.S.

Послушно лепит снежок и кидает в S.S., попадая ему куда-то в район солнечного сплетения. Раздается звон, как от выстроившихся трех семерок на одноруком бандите, и из рукава S.S. начинают сыпаться монеты. Довольно:

Ух ты, практически золотое сечение. Хорошо попал. Ну ладно, пошли.

Подумав:

Я только очень прошу, не надо никого убивать и пытать, а то я пожалею, что не взял камушек. Вы же не будете?

Neophyte

Смеется, поддевает одну из монет носком. Лед на Тибре начинает стремительно таять, река принимает свой обычный вид, монеты идут ко дну. Подходит к ребенку, который за время, пока S.S. шел к нему, немного погружается в воду, но не промокает, берет его за руку, достает из воды. Идет с ним к берегу.

Буду, Гермес, как же не быть. А ты жалей всю оставшуюся жизнь. Что не взял.

Выбравшись с ребенком на набережную возле моста Sant' Angelo:

Или не жалей. В общем, в следующий раз расскажешь. Ну что, идем домой, ты получаешь что-нибудь вкусное, и мы ставим небольшой алхимический опыт? Чтобы у тебя было немного настоящего золота на карманные расходы?

S.S.

Немного недовольно:

Будете убивать и пытать – я очень сильно расстроюсь. Обещайте мне, что станете это делать только в самом крайнем случае. Я полагаюсь на ваше доброе сердце.

Покрепче хватается за руку S.S.

Я хочу тирамису. Но если нет, то я могу просто шоколадный десерт.

Neophyte

Останавливает такси, усаживает Неофита на заднее сиденье, садится рядом, говорит водителю, куда ехать.

Тирамису, так тирамису. Думаешь, это съедобно? Тогда так: ты меня научишь есть сладкое, а я тебя... Ну ладно, довольно на сегодня аллегорий.

Поворачивается к Неофиту:

Давай заключим с тобой пари. Если я выигрываю, ты через некоторое время приезжаешь ко мне, мы садимся друг напротив друга и кое в чем разбираемся. Если проигрываю – ты не приезжаешь, и все остается как было.

S.S.

Совершенно без задержки:

Согласен. Только я в любом случае приезжаю, ладно?

Задумчиво:

Люблю приезжать. Вот уезжать не люблю.

Neophyte

Vaticano

Bibliotheca Borgiana

January, 14, 1998,

Ante Lucem

Отпирает дверь, перепробовав массу заклинаний, бесшумно входит и оглядывается. Говорит своей волшебной палочке "Lumos!", оглядывает интерьер и предметы, не осмеливаясь зажечь свечи. Приглядевшись, понимает, что вошла не в комнату, а в большой длинный зал. Тихо:

Профессор Снейп? Cеверус?..

То, что ей удается произнести имя "Северус", убеждает ее в чем-то. Продолжает свой обход зала при неверном свете, исходящем из палочки. Пятно света скользит по портретам на стене. Флоренс всматривается в черты людей, изображенных на них. Под каждым портретом подписи. Она видит изображенного анфас человека довольно благочестивой внешности, в папской митре, под портретом написано "Алонсо Борджа, Папа Калликст III, Хранитель", в одной руке у него раскрытая книга, а в другой – крест. Приглядевшись, видит, что крест на поверку оказывается узким черным стилетом с треугольным лезвием и крестообразной рукоятью. Шепчет:

Вот вы какие Хранители, Борджа...

Передвигается к следующему портрету, на котором изображен мужчина, сидящий в пол-оборота к зрителю. Видит надпись: "Родриго Ланцол, известный под фамилией Борджа, Папа Александр VI, Хранитель". У Родриго в одной руке раскрытый манускрипт, в другой – стило. Уже не удивляется, увидев, что стило тоже преобразовывается в знакомый узкий стилет, ей кажется, что его лезвие обагрено кровью. Оглянувшись на портрет Алонсо, обнаруживает, что стилет из его руки пропал, и он снова держит богато украшенное распятие. Глаза Алонсо направлены на нее, на губах его играет загадочная улыбка.

Резко оборачивается, рывками освещая углы комнаты. Дрожащим голосом:

Северус! Я же знаю, что ты следишь!

Ни шевеления, ни ответа. Флоренс идет к следующему портрету, немного содрогаясь от холода. Бормочет:

Зачем я отдала этот изумруд? Я бы точно знала, здесь он или нет. А теперь я просто дрожу от страха. Я обошла все комнаты. Я никогда не найду этот камень.

Натыкается на кресло, бьется о его твердую деревянную ручку ногой, садится.

Гэбриел... Сказал, что он отдал ему камень, там, в театре. Но Гэбриел вернул камень. Вернул... Значит, он снова спрятал его. И скорее всего, обратно, к себе в карман. Глупый ребенок так и не понял, что он не спит. Никогда не спит. Совсем. А если он не спит, то он так и будет перекладывать камень из кармана одного своего сюртука в карман другого. И я никогда, никогда его не найду. И не получу. Я никогда ничего не получу...

Потерев ушибленную ногу, снова встает и направляется к третьему портрету. На портрете изображен еще один Борджа, на следующем – еще один, Флоренс идет от одного портрета к другому, сопровождаемая изображениями одного и того же черного стилета и провожающими ее взглядами Хранителей с тех портретов, которые она уже прошла. В самом конце зала луч света упирается в последний портрет. На нем изображен человек в черном, сидящий спиной к зрителю. Не нужно долго размышлять, чтобы понять, что изображен на холсте S.S. Он сидит в кресле с высокой спинкой, руки его опущены на подлокотники, а перед ним, на противоположной стене комнаты, в которой он изображен, – портрет человека, лицо которого скрыто в тени.

Стараясь не дрожать:

Еще бы. Если он сумел сделать так, что его никто и никогда не мог сфотографировать... даже мы тогда, в Азкабане... то уж портрет с себя писать он бы тем более не позволил. Тот, кто смотрит на изображение, неизбежно вступает в контакт с моделью. Он всегда предпочитает вступать в контакты сам. Ни одна дорога не ведет в тот Рим, в котором правит... читает: "Severus Tepes. Хранитель".

Непроизвольно тянет руку к портрету и дотрагивается до руки S.S., лежащей на подлокотнике кресла. Тихо:

Что же твои руки пусты, Северус? Где какой-нибудь из твоих многочисленных манускриптов? Где прикованный ржавой цепью раннесредневековый фолиант? Где фамильная волшебная палочка? Где фиал с особо эффективным ядом? ...La Cantarella? Где перо, где твой треугольный стилет, где какой-нибудь мудреный ключ в форме египетского ангха, где старинный английский меч, где твой японский вакидзаси или французская шпага, наконец, хотя бы плеть или стек, ты ведь у нас всадник... Откуда я все это знаю? Может, по крайней мере, роза? В твоих руках даже цветы превращаются в орудие подчинения и убийства.

Тихо отходит от портрета назад, не сводя с него глаз, и упирается в какую-то преграду. Резко оборачивается и видит, что за ней никого нет. Тишина. В полугипнотическом ужасе:

Что это было?

F. Blackmoor

В тишине начинает нарастать звук, который могла бы издавать натягиваемая все больше и больше струна, он становится практически невыносимым, Флоренс закрывает уши руками, трясет головой, потом, не в силах больше это выдерживать, кричит и валится на пол. В комнате опять становится тихо.

Поднимается, растерянно оглядывается, идет к выходу. Благополучно добирается до двери, хочет выйти и понимает, что дверь не открывается. Разворачивается, прислоняясь к двери спиной, с ужасом всматривается в темноту, понимает, что выронила палочку там, где настиг ее звук рвущейся струны, пытается зажечь свечи каким-нибудь заклинанием, но у нее ничего не выходит. Портрет S.S. в конце линии портретов Хранителей Великого Архива начинает светиться неверным голубоватым светом. Становится видна перспектива перед глазами сидящего на портрете человека и, соответственно, зрителя.

Поняв, что выход закрыт, Флоренс снова идет к портрету и всматривается в него. Картина, висящая на противоположной стене комнаты, на которой изображен сидящий спиной к зрителю S.S., освещается. Совершенно ясно, что и на той картине изображен он же, но понять, в каком именно образе, – нельзя, т.к. изображения на полотне сменяются. Похоже, что это и не картина вовсе, а зеркало. Создается впечатление, что сидящий в кресле человек тоже поднял голову и смотрит в это живое зеркало.

В зеркале видны какие-то бескрайние песчаные волны, из них вырастает большой храмово-дворцовый комплекс из желтоватого камня, но это не Кушанский храм. Изображение уходит внутрь песка, зритель оказывается внутри тесного каменного ящика, потом идет каким-то длинным каменным коридором, потом камень превращается в черную воду, коридор затапливает... Зритель обнаруживает себя внутри бешено несущейся темной кареты, изображение скачет, видны искаженные ужасом и яростью лица каких-то людей, по их одежде видно, что дело происходит больше века назад, затем полотно зеркала изнутри покрывается брызгами крови, еще и еще, потом кровь заливает его полностью.

Кровь медленно стекает с изображения, видны вертикально стоящие камни посреди зеленой равнины, две луны, столб света, бьющий снизу рамы зеркала-картины, какие-то тени, затем темнота. В комнате темно и тихо. Но в голове Флоренс звучит и не умолкает чей-то предсмертный крик. Через некоторое время он стихает, и она, схватившись за стену и тяжело дыша, продолжает вглядываться в картину в картине. На полотне возникает чаша, на этот раз античного вида, на ее дне плещется неприятно выглядящая зеленоватая жидкость, чаша наклоняется, жидкость выплескивается из зеркала, несколько капель пролетают через полотно и попадают на Флоренс, – на ее губы и на руку. Капли сильно жгут.

Флоренс автоматически облизывает губы и пытается стереть яд с кожи руки, но ничего не может сделать с ощущением ожога, которое быстро охватывает всю ее кожу и забирается внутрь. Ей кажется, что она то ли замерзнет сейчас навсегда, то ли сгорит.

Зеркало внутри картины продолжает показывать другие образы. Флоренс успевает только увидеть человека в алых одеждах, который сидит в кресле перед гаснущим камином, и глаза его стекленеют, затем видит какой-то довольно большой черный камень с вырезанными на нем письменами на нескольких языках и, не в силах больше терпеть боль, со стоном разворачивается, сползая по стене на пол.

Шепчет:

Где же этот камень?.. Хотя бы увидеть его... увидеть...

F. Blackmoor

Выходит откуда-то из темноты и подходит к Флоренс, вставая над ней. Некоторое время смотрит на нее.

Доброй ночи, Флоренс. Что это с тобой?

S.S.

Поднимает полные муки глаза на S.S.

Все-таки отравил... Ты еще давно отравил меня, еще тогда, в самый первый раз... Тебе уже не надо было этого делать сейчас. Лишний труд.

F. Blackmoor

Опускается на колено перед Флоренс, осторожно поднимает ее лицо, проводит рукой по голове, распуская волосы. Вдумчиво:

Больно, да? Я просто не знаю, Флоренс, чем еще воздействовать на тебя. Слов ты не понимаешь, по губам читать перестала, действия трактуешь ошибочно.

Берет ее руку, разглядывает пятно, которое оставил яд.

Я ведь обещал тебе когда-то, довольно давно, в том отеле в Греции, что познакомлю тебя с некоторыми новыми измерениями физических страданий, раз уж другие страдания кажутся тебе столь легко преодолимыми. Не настала ли пора потратить на это какое-то количество времени, м-ммм?

Прикасается губами к руке Флоренс, и она ощущает, что то жжение, и тот холод, которые она испытывала, делаются интенсивнее.

Медленно:

У меня как раз выдалась свободная ночь.

S.S.

Говорить и думать она не может, смотрит в глаза S.S., пытаясь высмотреть в них что-то. Постепенно жар и холод делаются слабее, ее перестает трясти.

С огромным трудом разлепляет запекшиеся губы. Не отрывая взгляда от S.S.:

Я готова провести с тобой эту ночь. Как всегда. Как всегда, когда у тебя выдается свободная ночь для меня. Хочешь помучить и убить? Я готова. Я устала. Делай, что должен.

Хватается за руку S.S. и ухитряется встать, крепко держась за него.

Мне лучше... Ты яд, но ты и противоядие. Я все это знаю. И еще – ты – обман. Может быть, именно сейчас, когда я уже не горю и не коченею, я умираю. В твоих руках. Как всегда.

F. Blackmoor

Не выпуская Флоренс, ведет ее в противоположный от магического портрета угол зала, останавливается перед областью самой непроницаемой тьмы. Отстраняется, берет по очереди ее руки и вытягивает их вперед. Руки Флоренс ощущают какие-то старые деревянные панели, инкрустированные и полированые, затем бронзовые украшения и замочные скважины.

Легко проводит рукой по спине Флоренс, чуть подталкивая ее вперед, сам отходит назад и садится в кресло, глядя на нее.

Обволакивающе:

Вот она, правда, Флоренс. Ты так живо описала ее Гэбриелу, что она – видишь – материализовалась. Она перед тобой. Это ничего, что у тебя немного кружится голова и звенит в ушах. Ничего, что ты отравлена. Ничего, что было холодно и горело все внутри, ничего. Разве можно дойти до правды удобной лесной тропинкой, ни разу не наступив на змею, не подвергнувшись нападению диких зверей? Не зная, что эта дорога ведет к океану смерти, не попытавшись свернуть, и все-таки не вывернув снова на ту же дорогу?

Открой эти ящики, Флоренс. Ты найдешь в них то, что ищешь.

S.S.

Сжимает руки. Не оборачиваясь:

Тебе не нужны никакие Crucio. Твой голос скручивает все нервы, которые есть в человеке, завязывая их в узлы. Ты знаешь об этом?

Так нечестно, Северус.

Видно, что произнесение имени далось ей предельным напряжением сил. Назвав S.S. по имени, Флоренс вскрикивает, обхватывает себя руками, не удержавшись, все-таки падает, ее бьет в конвульсиях, на губах выступает белая пена.

F. Blackmoor

Вздыхает, встает, берет из воздуха стакан с водой, подходит, снова опускается рядом с Флоренс на пол, приподнимает ее, подносит стакан к ее губам. С трудом разжав ей зубы, вливает в нее немного воды. Без выражения:

Не знаю, Флоренс. Откуда мне знать. Я-то себя не слушаю. Я слушаю других людей, и слушаю обычно очень внимательно. Сейчас все пройдет.

Чуть сжимает плечи Флоренс, дотрагивается до ее висков, проводит руками по ее рукам.

Встань, пожалуйста. За последний час ты упала в этом зале на пол трижды. Постарайся больше не падать, а то это может плохо кончиться.

Помогает Флоренс встать. Видно, что вместе с припадком, вызванным произнесением его имени, она избавилась и от признаков отравления.

Непреклонно:

Вперед, Miss Blackmoor. Вперед.

S.S.

Еще какое-то время крепко держится за руки S.S., опустив голову и прислонившись лбом к его плечу.

Я не хочу. Понимаешь – я ничего этого уже не хочу. Никакой правды, никаких камней и цветов, я хочу...

F. Blackmoor

Высвобождает руку, прижимает указательный палец к губам Флоренс.

Тс-ссс... Но есть ведь вещи, которые надо заслужить, правда? Разве когда-нибудь было иначе? Это того стоит, ты же знаешь.

Пропадает.

S.S.

Подходит к большому старинному шкафу, который освещается неярким светом. Пробегает руками по ящикам, замочным скважинам, кое-где торчащим из них ключам. К своему удивлению, обнаруживает, что все ящики выдвигаются свободно. В каждом из ящиков находит бумаги крайне ценного вида, магические артефакты, старинные предметы. В одном из ящиков обнаруживает два одинаковых треугольных кинжала с золотыми зернами в основании клинков. В другом – алый драгоценный камень. В третьем – большую кедровую шишку, зернышки которой сияют самоцветами. Поначалу с возрастающим интересом и увлечением разглядывает все свои находки, принимается даже читать какие-то записи, потом понимает, что открыла все ящики, кроме одного, и что этот последний ящик, большой, с овальной дверцей, в самой середине шкафчика, не открывается. Шепчет заклинания, пробует все имеющиеся ключи, но дверца не поддается.

В отчаянии оглядывается:

Северус!

Ответа нет. Зал пуст.

Снова оборачивается к ящику. Берется за углы шкафа руками, в изнеможении прислоняется к холодному дереву лбом. Шепчет:

Я устала. У меня нет никаких сил. Я ничего не хочу, ничего. Отпусти меня. Отпусти меня, пожалуйста. Это конец.

Что-то звякает об пол. Флоренс вздрагивает и смотрит вниз. Это кольцо с кельтским узором и темно-зеленым камнем, которое подарил ей Фредерик. Медленно наклоняется, поднимает кольцо, сжимает его в руке. Раскрывает руку и разглядывает узор, появившийся на непрозрачном камне. Это египетский ангх с поперечной перекладиной ниже верхней петли и яркой точкой в середине петли-овала. Смотрит на замок в овальной дверце.

Подносит кольцо к замку и прижимает камень к его узору.

F. Blackmoor

Scene

Azkaban Prison

Следственное крыло

6 марта 1981 г., вечер

За дверью слышится шуршание плащей, потом наступает тишина. Кто-то тихо стучится, дверь открывается.

Добрый вечер.

Переступает порог, снимает островерхую шляпу и стряхивает с нее мокрый снег.

Очень рад, что застал вас в столь поздний час, мисс Блэкмур.

Улыбается.

Headmaster Dumbledore

Поднимает голову от стола, заваленного папками и бумагами, с удивлением смотрит на вошедшего. Узнав Директора, вскакивает с места.

О! Headmaster Dumbledore! Как я рада... Вернее, как я не рада видеть вас здесь!

Указывает Директору на стул.

К сожалению, Headmaster, у меня здесь только один стул, помимо моего собственного. И даже пересесть так, чтобы не находиться с вами по разные стороны стола, я не в силах.

F. Blackmoor

Пожалуйста, не беспокойтесь. Я сиживал на таких стульях, по сравнению с которыми это – роскошное кресло. Да вот, совсем недавно, спустился я...

Устраивается на стуле, задумывается о чем-то на мгновение.

Да, так вот. Я вижу, что вы погружены в работу, несмотря на вечер пятницы, поэтому не стану задерживать вас. Тем более, что мне вряд ли удалось убедить местную службу охраны порядка удалиться из этого крыла на достаточно долгое время. Где же он...

Копается в складках плаща. Вытаскивает горсть конфет, смотрит на них, кладет на стол перед F. Blackmoor.

Угощайтесь. Я сейчас.

Продолжает поиски.

Headmaster Dumbledore

Берет конфету, изумленно разглядывает. Кладет снова на стол.

Что-то случилось, Headmaster? Какое-то развитие событий, о котором мне не успели сообщить? Неужели... неужели поймали Вольдеморта? Ничем иным я не смогла бы объяснить то, что вы появились в Азкабане с горстью конфет для меня.

Я... я поддерживаю свои силы здесь другими средствами.

Выдвигает ящик стола, в нем что-то стеклянно звякает.

Все-таки, все нормальные люди так или иначе реагируют на дементоров. Наши школьные алхимические курсы очень помогают в этом плане, Headmaster.

F. Blackmoor

Я рад, рад. Обязательно передам ваши отзывы старине Буркхардту, пусть порадуется тоже.

Случилось?

Вытаскивает наконец сверток пергамента, запечатанный разноцветными печатями, обрамленный шелковыми кисточками, бантиками и, кажется, даже одним мышиным хвостом.

О, нет. К сожалению, ничего подобного не случилось. Вообще, с поимкой у нас в последнее время все обстоит не лучшим образом.

Протягивает свиток через стол F. Blackmoor.

Вы доверите мне открыть камеру, или проводите меня?

Headmaster Dumbledore

Медленно распечатывает свиток, глядя на Директора. Читает:

"...В связи с особыми обстоятельствами... засвидетельствованное под магической присягой... в качестве признания особых заслуг ходатая перед британским... В порядке исключения и при условии..."

Поднимает глаза на Директора.

Что это, Headmaster? Это что – шутка?

F. Blackmoor

Что? А, да, в каком-то смысле. Не очень удачная, но у нас есть время ее забыть, после того, как справедливость в этом случае будет восстановлена.

Видите ли, несмотря на довольно неприятные гримасы, направленные в мою сторону, все необходимые подписи и печати я собрал без труда. А убеждать министра мне, по счастью, и не пришлось, достаточно оказалось моего слова. Быть самому убежденным в правильности своих действий – очень помогает.

Наклонившись вперед, негромко и с улыбкой:

Я с радостью использую свое влияние в помощь вашему следствию. Когда оно перестанет быть направлено на человека, не имеющего к нему отношения.

Headmaster Dumbledore

Сильно побледнев:

То есть как – не имеющего? Что вы говорите, Headmaster? Я же сама видела у него вот здесь...

указывает на внутреннюю сторону своего левого запястья

...тот самый знак принадлежности. Если бы он не разделял убеждения... он бы... собравшись: он бы не получил его. Не пережил бы сам процесс. Я это знаю, Headmaster. Я хорошо веду свои дела.

F. Blackmoor

Вы правы, Флоренс. Чтобы получить знак, приходится жертвовать многим, иногда даже тем, чтобы на какое-то решающее мгновение заставить себя – разделить. Разделиться. Да.

Та невнятица, которая написана в документе, является достаточным основанием, чтобы освободить Профессора под мою личную неусыпную ответственность – а будьте уверены, именно такой она и будет.

Это не тот человек, который вам нужен, из чисто практических соображений. Ваше следствие не ведет от него – никуда. Верно?

Не дождавшись ответа, твердо:

А я уверен, что больше пользы он нам всем принесет на другом Острове.

Headmaster Dumbledore

Растерянно:

Да... конечно. Конечно, Headmaster. Если кому-то и можно доверять во всей этой истории, то только вам. Следствие никуда... вы правы. Ни о нем, ни о других... ничего. Естественно. Как естественно.

Проводит рукой по лицу.

Но почему же он мне не сказал? Он же мог сказать, я же спрашивала. Достаточно было сказать, я бы что-нибудь придумала...

Встает.

Извините. Я все понимаю. Идите один, прошу вас, Headmaster. Мне надо будет собрать здесь вещи.

Вручает Директору ключ с биркой "№4".

Спасибо. Вы, конечно, не открыли мне глаза, но я теперь знаю: есть то, ради чего их стоило бы открывать.

F. Blackmoor

Собрать вещи. Хороший, спокойный выходной. Вот это правильно.

Тоже встает.

Благодарю вас. Мне даже жаль немного, что наша с вами первая встреча за почти два года должна была произойти в такой мрачной обстановке. Не сочтите за труд, порадуйте старика весточкой, когда окажетесь в Лондоне?

Вертит в руках ключ, который все время старается повернуться бородкой наружу.

Номер четыре? Хм.

От двери:

Не огорчайтесь. Съешьте карамельку.

Выходит.

Headmaster Dumbledore

Садится, а скорее – падает обратно на свой стул. Достает из ящика и открывает дело S. Snape. Начинает читать его с самой первой строчки, многие страницы перечитывает по нескольку раз.

Не дочитав, откладывает дело, берется за пергамент и перо, пишет что-то красными чернилами.

F. Blackmoor

Поднимает ключ перед собой. Ключ взблескивает зеленым, дементор у двери в четвертую камеру шипит и пятится.

Ворчливо:

Сам, сам справлюсь. Иди, отдохни тоже.

Вставляет ключ в замок, преодолевая некоторое сопротивление. Замок щелкает. Смотрит через плечо на дементора. Тот исчезает в боковом коридоре. Открывает дверь.

С порога видит, что S.Snape стоит у окна. Входит, прикрывает дверь.

Северус, нам пора.

Headmaster Dumbledore

Оборачивается, видит Директора.

Что, Headmaster, в вас тоже наконец-то распознали скрытого борца с режимом?

S.Snape

Наклонив голову:

Надеюсь, что еще нет. Здесь меня признают скорее как представителя этого самого режима.

Пойдемте. Я собираюсь поторопить вас. Дело не в том, что кто-то может передумать. У вас накопились значительные задолженности в учебном плане. Местами – просто умопомрачительные.

Headmaster Dumbledore

Смотрит на Директора с недоверием.

Что вы сделали, Headmaster? Что вы сказали в Министерстве?

Делает шаг к выходу.

Если вы им сказали правду, то мне нет никакого смысла возвращаться в Школу.

Всматривается в лицо Директора.

О... Вот как. Даже и не знаю, благодарить ли вас, Headmaster, и если благодарить, то как.

S.Snape

В Министерстве, Северус, все было довольно скучно. Все говорили очень тихо и не смотрели мне в глаза.

Вы непременно вернетесь, и именно в Школу. На время, по крайней мере. Если я прав, то нас в ближайшем будущем ждут большие события.

Толкает дверь, но она снова заперта. Резко машет в ее сторону ключом, дверь выносит с петель.

Безобразие.

Headmaster Dumbledore

Немного смущенно:

Простите. Наверное, не надо было вам лично... сюда. И вообще.

Не глядя на Директора:

Мне стыдно, что я попался, Headmaster. Обещаю вам, что больше не попадусь. Пойдемте, только...

S.Snape

Именно. Постарайтесь уж, пожалуйста.

Поворачивается.

Да, Северус?

Headmaster Dumbledore

Выходит из камеры вслед за Директором, останавливается. Неопределенно машет рукой куда-то в сторону.

Сегодня пятница, да? Ну, то есть, вечер пятницы, занятий уже нет? Тогда, если вы позволите, я бы задержался до завтра. В смысле, если можно, вы возвращайтесь в Школу без меня. А я прямо вслед за вами.

Поспешно, чтобы Директор не смог возразить:

Вы не думайте, меня больше под замок уже не упихают. Ведь приказ же есть? А дементоры на меня не действуют. Мы с ними близки... по духу. Да.

S.Snape

Очень быстро обдумывает что-то, потом протягивает S.Snape ключ.

Тогда передайте это мисс Блэкмур сами.

Завтра утром, у меня в кабинете. И, если можно... недолго. Я за вас поручился, как вы знаете.

Берет из воздуха свою шляпу и уходит.

Headmaster Dumbledore

Молча смотрит в спину Директору. Затем разворачивается к камере №4, делает глубокий вдох, некоторое время буравит взглядом валяющуюся на полу дверь.

Дверь истончается, меняет очертания, и через некоторое время возвращается на свое место. Теперь это уже ажурная кружевная занавеска с игривой бахромой понизу. Кружевом вывязано на ней: There is no place like home.

Полюбовавшись на плоды своих усилий, подкидывает ключ, ловит и направляется в конец коридора, в Следственный Отдел.

S.Snape

***

Сгребает в огромную кучу нагромождения бумаг и папок со своего стола, несет в угол кабинета, отгибает носком туфли угол неприятного бурого коврового покрытия, кидает бумаги, зажигает их каким-то тихим заклинанием. Отходит на шаг, чтобы огонь и дым не летели на нее, и смотрит на импровизированный костер остановившимся взглядом.

F. Blackmoor

Cтучит в дверь, слышит изнутри короткое "Enter!", входит. Дверь за ним закрывается медленно и окончательно. Флоренс оборачивается, блики огня от сжигаемых бумаг отбрасывают тени на ее лицо.

Подходит к стене, к специальному стенду с крючками, на которых висят ключи от камер. Находит пустой крючок с цифрой 4, вешает на него ключ от своей камеры.

Молча стоит возле стены, скрестив руки на груди.

S.Snape

Смотрит на S.Snape, чуть приоткрыв губы и молчит. Делает какой-то неуверенный жест.

Зачем ты пришел? Уходи, пожалуйста. Я не смогу ничего сделать, если стража вернется. Им не объяснишь про указ...

Замолкает. После паузы:

Я ни о чем не жалею.

F. Blackmoor

Доброжелательно:

Я, кажется, не задал тебе пока ни одного вопроса, Флоренс. Поэтому можешь ничего не объяснять.

S.Snape

Делает шаг к стене, возле которой стоит S.Snape.

Северус!..

F. Blackmoor

В свою очередь делает шаг к F. Blackmoor.

Да-да, Miss Blackmoor? Несколько слов без протокола?..

Меня уже скоро 22 года как зовут этим именем, однако должен же быть какой-то смысл.

Делает еще шаг к Флоренс.

Как ты считаешь, Флоренс? Должен ли быть смысл во всем, что происходит?

S.Snape

Лихорадочно:

Чего ты добиваешься? Чего? Если бы ты был нормальным человеком, ты бы с самого начала все мне сказал – просто и открыто. Ты бы сказал – Флоренс, я боюсь за тебя, потому что иду работать у Вольдеморта, и нам надо быть осторожнее, тебе лучше уехать из Hogwarts, а не оставаться в докторантуре... Ты не должен был запираться, когда я тебя арестовала... зачем? Мы бы придумали, как все связать, – и твою легенду, и твою деятельность... Ты же сам начал весь этот кошмар!

F. Blackmoor

Подходит к Флоренс, берет ее за руку, усаживает на стул для арестованных. Спокойно:

Ты что-то разволновалась, милая моя Флоренс. Не стоит. Смотри, тебе каких-нибудь двадцать лет, а у тебя такое озабоченное, изможденное лицо.

Обходит стул, кладет руки на плечи Флоренс.

Расслабься. Хочешь, я тебе помогу?

S.Snape

Пытается встать, но S.Snape без усилия возвращает ее на стул. Откидывает голову, смотрит на него снизу вверх. Шепотом:

Ну, что ты сделаешь? Что? Привяжешь меня к стулу, заткнешь рот и станешь резать на части? Какой смысл?

Тебя освободили... я поняла, что ошиблась... тебе недостаточно торжества?

F. Blackmoor

Отрицательно качает головой.

Недостаточно. Мне нужно искреннее раскаяние и полный отказ от своих заблуждений.

Берет руку Флоренс, затем другую, по очереди заводит их за спинку стула. Аккуратно смыкает пальцы одной ее руки вокруг запястья другой.

Ласково:

Ты уж подержи себя в руках, Фло, хорошо? А то ты раскаешься... но не искренне, а в результате жестокого насилия с моей стороны.

S.Snape

Начинает немного паниковать, но старается не подавать виду. Пытается разомкнуть руки, но у нее это не получается. Севшим голосом:

Как... как ты это сделал?..

Снова дергается, потом затихает. Закрывает глаза.

Что?.. Что ты будешь делать?..

F. Blackmoor

Обходит стол F. Blackmoor, оглядывает его. Выдвигает ящики, находит ящик, в котором хранятся составы, вытаскивает его из стола, ставит на столешницу. Задумчиво:

Буду резать, буду бить... все равно тебе...

Поднимает голову, глядя на Флоренс.

Все равно. Тебе. И не дергайся больше, пожалуйста. Потому что если ты упадешь на пол вместе со стулом, я поднимать тебя не стану. Более того, мне будет даже удобнее.

S.Snape

Смотрит на S.Snape с ненавистью.

Я ошибалась. Я думала, у тебя есть какие-то причины. А у тебя их нет. Ты просто мстительное, непрощающее чудовище. Убийца и садист. Все эти разговоры о миссии у Вольдеморта – прикрытие. Ты убийца и... во всем лучший.

Улыбается немного безумно:

Ты лучший Death Eater, Северус. Я не сомневаюсь в этом.

F. Blackmoor

Смотрит на Флоренс с тем большей нежностью, чем больше она заводится. Удовлетворенно:

Отлично. Просто отлично. Просто – то, что нужно. Терпеть не могу покладистых женщин. А привязанных и разъяренных – напротив, очень люблю. Если они, по крайней мере, хорошо сложены.

Быстро соединяет какие-то жидкости и кристаллы в одном фиале, тихонько его встряхивает. Доверительно:

Сейчас мы усилим эффект, правда, милая моя девочка, м-мм?

S.Snape

Снова дергается, затем затихает. Пытается улыбаться:

Перестань, пожалуйста. Все, что ты хочешь сделать, можно сделать полюбовно и не здесь. Не сейчас. Я ведь написала заявление, я бросаю эту работу. Ты ведь не будешь... Ты ведь не сможешь... меня... мне...

F. Blackmoor

Подходит к Флоренс и заставляет ее проглотить содержимое фиала. Тихо:

Сейчас мы устроим тебе California Dreaming, милая Флоренс. Ты, кажется, так до сих пор и не поняла, с кем связалась.

Заходит за спинку стула, легко проводит ногтем по шву правого рукава Флоренс, перебирается на ее плечо, отчеркивает воротник, продолжает движение вдоль шва ее длинного платья на боку. Повторяет ту же манипуляцию с ее левым рукавом. Разрезанная ткань практически не держится на F. Blackmoor. Расцепляет ее руки, кладет их ей на колени.

Обходит стул и смотрит на Флоренс.

Enjoy the ride.

S.Snape

Закрывает глаза, улыбается. Поводит плечами и откидывает голову назад.

I'm enjoying it, you bastard. Do what thou wilt.

Тихо:

Я это заслужила.

Шепотом:

Я этого ждала.

Я этого добилась.

F. Blackmoor

Some time later

Подходит к стене со стендом для ключей, не оглядываясь в противоположный угол, где свернулась клубочком F. Blackmoor. Она одета, как в самом начале, глаза ее открыты, сухи и блестят странным блеском. Снимает с крючков все до единого ключи, нанизывает колечки с бирками на палец, легкомысленно прокручивает ключи в воздухе.

Оборачивается к F. Blackmoor.

Советую тебе побыстрее уносить отсюда ноги, милая Фло. Как бы тебе ни хотелось посидеть в уголке и посмаковать ощущения. Потому что сейчас в этом заведении будет очень шумно. Я, конечно, присмотрю, но...

Идет к двери.

S.Snape

Распахивает дверь и останавливается на пороге, выставив палочку впереди себя и крепко зажмурившись.

Руки на стол!

Открывает глаза и оказывается лицом к лицу с S.Snape.

Или... Можно просто вверх...

Craig Croaker

Аккуратно вынимает палочку из руки Крейга, кладет ее себе в карман. Крейг дергается, S.Snape предупреждающе останавливает его жестом.

Вы ведь этот... Unspeakable? Вот и молчите. Тс-ссс. Молчите, пожалуйста.

Отступает назад, глядя Крейгу в глаза и маня его за собой внутрь кабинета. Указывает ему на стол.

Руки на стол. Тогда, может быть, вы выйдете сегодня отсюда живым. И почти невредимым.

S.Snape

Оглядевшись, замечает в углу Флоренс, смотрит на нее вопросительно, но она никак не реагирует.

Ничего ты не сможешь сделать, слизеринец. А потом мы еще докопаемся, с чьей помощью ты занавесочки развешиваешь.

Подчиняется приказу.

И их, и тебя познакомим с дементорами поближе. Тебя – раньше. Они уже выдвигаются на позиции, я позаботился.

Craig Croaker

Пожимает плечами, дотрагивается до обеих рук Крейга, лежащих ладонями на столе. Затем проводит пальцами по его лбу.

Опять невежливость. Придется поправить вам пару винтиков в голове, Крейг.

Ободряюще хлопает Крейга по плечу.

Пообщайтесь пока с мисс Блэкмур и не забывайте, что вы оба – мои заложники.

Выходит.

S.Snape

Пытается оторвать ладони от стола или просто пошевелиться, но, увидев, что это ему не удается, быстро оставляет это занятие.

Громким шепотом:

Что... Что он с тобой сделал?

Про дементоров я ему наврал, вот что. Какие не на дежурстве, те спят.

Флоренс! Ну, не молчи же ты, развяжи меня, и пойдем... Пойдем отсюда! Отсидимся у меня.

Craig Croaker

Ворочается, медленно поднимается. Подходит, пошатываясь, к столу. Смотрит на Крейга немного безумными глазами, без необходимости поправляя на себе платье, которое лишь слегка помято.

Хрипловато:

Стой, Крейг. Все будет в порядке. Теперь я это знаю.

Садится на свое место, опирается локтями на стол, закрывает лицо руками.

F. Blackmoor

Scene:

Roma, Bibliotheca Borgiana,

January, 14, 1998

Some time later

Отпирает замок в овальной дверце и на всякий случай отступает от нее назад. Дверца медленно открывается наружу, изнутри льется свет. Подходит ближе и видит сияющий и горделиво поворачивающийся из стороны в сторону цветок одуванчика, растущий из невзрачного серого камня. Он накрыт хрустальным колпаком.

Аккуратно достает небольшой китайский поднос, на котором лежит камень с одуванчиком, переносит всю конструкцию на ковер, садится рядом, зачарованно глядя на излучающий сияние одуванчик. Кажется, что из этого небольшого святилища доносится чистая музыка. Смотрит на одуванчик очень долго. Сама с собой:

Ну что же. Вот он, четвертый раз. Я снова оказалась на полу в этом зале. Приди же и закончи, что начал.

Осторожно снимает колпак и подносит руку к одуванчику.

F. Blackmoor

Отделяется от темноты возле стены и подходит к Флоренс. Она испуганно отдергивает руку.

Негромко:

Ну что? Убедилась?

S.S.

Поднимает голову, смотрит на S.S., беззвучно шевелит губами.

Затем:

Я все это время спала. И там, в Азкабане... И здесь. Это все мне привиделось. Ничего этого не было. Я не была отравлена... я не умирала... Не горела и не замерзала. И там. Там тоже. Это был какой-то галлюциноген. Все, что там произошло, – не произошло. Это все...

F. Blackmoor

Утвердительно кивает:

...придумала ты сама. Да. И, надо заметить, неплохо придумала. Бери камень и пойдем.

S.S.

Недоверчиво:

Зачем же брать? Он так прекрасен. Я столько пережила... столько сделала, чтобы убедиться, что он прекрасен, и никто не сможет ему повредить. Даже ты. Даже я.

Протягивает руку S.S., он помогает ей подняться.

Я не хочу его брать. То, что лежит у тебя в карманах, лежит в самом надежном месте.

F. Blackmoor

Привлекает к себе Флоренс, говорит ей на ухо.

Ты все-таки бываешь иногда удивительной умницей, Фло. И хотя я до сих пор ужасно, страшно, зверски, непередаваемо зол на тебя, и предпочел бы, после всего того, что ты натворила, не дотрагиваться до тебя даже клюшкой для гольфа, ты все-таки умница.

Кстати о карманах.

Берет руку Флоренс, отправляет ее во внутренний карман своего сюртука, для чего ей приходится расстегнуть некоторое количество его пуговиц.

Эта вещь принадлежит тебе. Если ты еще раз кому-нибудь ее отдашь, честное слово Темного Властелина, я разберу тебя на части, нерв за нервом, и это не будет сон.

Подумав:

А потом каждый отдельный нерв завяжу в аккуратный узел.

S.S.

Затаив дыхание вынимает из кармана S.S. перстень с изумрудом. Тихо:

Ты прав. Я никогда не спрашивала, что это за перстень. И не буду спрашивать. Я понимаю, что... его надо было заслужить.

Смотрит в глаза S.S.

Я заслужила?

F. Blackmoor

Ведет F. Blackmoor с собой прочь из зала с портретами.

Об этом мы поговорим завтра.

S.S.

Act Drop

S.S. – Ravana Bharati

Sicilian defense, Dragon variation

...8. f3 Nc6

Черные развивают новую фигуру.

9. Qd2 a6

10. 0-0-0 Qa5

SS в Ватикане. Флоренс нащупывает уязвимости.

11. Nb3 Qc7

Ход ферзя на обострение нейтрализован конем, который для этого покидает центральную позицию.

12. Bh6 b5

13. Rdg1 Bb7

Противоположные рокировки позволяют и белым, и черным наращивать давление и готовить атаку одновременно. Ферзевый фланг белых не защищен от простого прямого нападения, несмотря на стянутую туда легкую кавалерию.

Потому что застилало от слез

Потому что над водой плыла гарь

Потому что все легко удалось

Потому что начинался январь

Потому что ночь была – молоко

Потому что у тебя настал день

Потому что дом сейчас далеко

Потому что под ресницами тень

Потому что не гусиным пером

Потому что взмах руки – ну и пусть

Потому что не манила добром

А за плечи обняла грусть

S.A.

К счастью, быть мне всегда в ответе

Вот за эту белесую рань

Под ногами учится ветер

Танцевать со мной па-д'Эспань

А во след мне несется отборный

Но не ругань (спина напряглась)

Как на улице взглядом – нескромный

Городской, обезумевший вальс

Миг. Волной тишина накрывает,

Оставляя до лучших времен,

И оглохшая память листает

Алфавитный свой индекс имен.

S.A.

Снегом в волосы – легкой проседью

Пропиталась зимой одежда

Тонкой кистью, ажурной росписью

Ретуширована нaдежда.

Знаки робкие прeпинания.

Переплет облепив оконный,

Дымный след твоего дыхания

Опьяняющий и незаконный

Улыбаясь, как будто заживо

Будто раннее воскресенье

Заметает. Молчи. Не спрашивай

Мне уже ни к чему спасенье.

S.A.

Вот и еще одна сцена сыграна. Под конец стало ясно, почему большой кусок действия, проходивший на широких просторах Земли от Плимута и Ирландии до Исландии, от летающего острова в небесах до двух великих городов Италии, с отсылками к Северу Индии и холмсовскому Лондону, все-таки назывался "Ватикан". Герой сменил базу. И я вместе с ним обжился в этом Ватикане его настоящих предков, в британизированном Ватикане, в осовремененном Ватикане, где чувствуется присутствие Тихого Леши с его компьютерными богатствами, где на равных сосуществуют диктофоны и завиральные герметические трактаты, из которого можно выскочить в Английский Театр, а под мостом Сант-Анджело можно вдруг постоять на льду по идее незамерзающего Тибра.

Сцена сыграна, и она почему-то снова оставила ощущение маленькой смерти. Какой-то точки. Как того удара сибиллиным кинжалом на Броккен, почти как той тройной гибели, когда был убит и Вольдеморт, и герой по имени S.Snape, и Директор. Пока трудно понять, почему конец этой сцены оставил такое чувство вымотанности и опустошенности. Флоренс была права, когда, сама в это не веря, сказала всем своим "конфидентам", идя на задание, что все будет хорошо. Оно, кажется, получилось хорошо. Ее вывернули наизнанку и в реальном времени, и в прошлом, – без прошлого никак нельзя, ведь в нем корни Сегодня, как бы часто ни говорилось, что прошлое прошло, и дверь за ним закрыта. Может, Профессор и предпочитал бы так думать, но другие не могут. Потому, наверное, что для него прошлое во многом было результатом его собственных действий, а для них оно было попыткой справиться с его действиями, направленными на них.

Игра, как пандемия, стала охватывать очень многое в мире. Она и раньше покрывала своей идейной составляющей многие вечные вопросы, ставила читателя и зрителя перед массой моральных дилемм и гипотетических выборов, заставляя думать о том, как можно или нельзя, и если можно, то почему, и если нельзя, то кому. Не становится проще с ответами на все эти вопросы, они кольцуются и кусают себя за хвост, сплетаясь в восьмерки-бесконечности, и снова кусают себя за хвост, вот еще чуть-чуть, и новый змей дотянется до хвоста, и уже совсем не выскочишь. И делаются ужасные вещи не по глупости и недомыслию (Катарина и решение родить дочь), а во имя непонятной, никому не нужной, никем не воспетой гордыни. И если Катарина как женщина делает их, наверное, просто потому что как бы кричит небесам и остальному миру: "Видишь, я живу. Я не только живу, но и создаю новую жизнь, чего бы это ни стоило", то ее сын вспахивает поле гораздо шире. Под внешней линией повествования неумолчно и неумолимо лежит некая сколь лихорадочная, столь и неостановимая деятельность.

Ужасные хтонические змеи, количеством две штуки, не менее ужасные сарумановского толка гиганты, работающие плерому, прекрасные китаянки, всегда готовые передержать ребенка в зарослях жасмина, Магистр Гриммельсгаузен, получивший работу там, в небесах, какие-то поездки в Левант и в Корею, какое-то то ли сломанное, то ли восстановленное колесо сансары при помощи спасенной от своей собственной руки Хигаки, какие-то гравюры, шрифты, скачанные архивы, каталоги и библиотеки... Темплум. Ноты и элемент Z. Что-то происходит за кулисами этой Игры. И у меня нет никакой уверенности в том, что если и когда оно произойдет, то Все Будет Хорошо Со Всеми. Что эта мантра сработает.

А пока я частично счастлив. Видя выправленную Флоренс и расслабившегося Неофита, видя, что Профессор, конечно, не вполне целым выбрался из-под множественных колес, которыми он себя переехал с помощью то Самого любимого Ангела, а то и собственного "я", но все-таки выбрался. Выбрался настолько, что может заниматься не только своими спасительными идеями и обязанностями, но и живыми людьми. Жаль, что нет, кажется, ни одного живого человека, который смог бы, был бы допущен, хотя бы случайно, до того, чтобы заняться им самим. Все участники этой шарады так или иначе вынуждены думать о том, что он себе там думает. Что он там себе делает. Почему и зачем. Как и для чего. Хорошо уже, когда получаются какие-то беспомощные выводы в стиле – ах, у тебя же все-таки были причины. Уже от этого немного легче. Но тут уж без вариантов: заняться им никому не будет дано – и не только потому что не пустят, а потому что слабо.

И я, на самом деле, вовсе не уверен на сто процентов, что это все было галлюциногеном. Не только Флоренс может получить удовольствие от поездки. Он сам, имея в виду некую цель, умеет получать удовольствие от того, что в его руках в равной мере хорошо работают все те вещи, которые перечислила Флоренс. Да и голыми руками, по-моему, получается ненамного хуже. И вместе с Флоренс, я могу сказать: "I'm enjoying it. Do what thou wilt."

N.N.

В этом доме (под самой крышей) давно не живут пауки –

потому что (я точно знаю) здесь прячется василиск.

Ослепший от старости и диабета, а может быть, от тоски,

он чистит клювом чешуйки, и просо берет с руки.

В этом доме холодный ветер выносит из кухни сор,

и на стеклах даже в апреле цветут ледяные цветы.

На фамильных портретах – следы от ядов и давних ссор,

а реторты и колбы, конечно же, наполовину пусты.

Каждое утро в окнах слышится крыльев шум:

прилетают к кормушке голуби – Алконост и Сирин.

Домовой поедает из сахарницы застывший в камень изюм,

и каплями древних бальзамов чай закрашивает в кармин.

В этом доме не помнят имен живых, и не прощают теней.

В коридорах зеленых зеркал, львиных лап, потайных дверей

россказнями о благородстве богов маскируют подлость людей,

и признаются в любви – лишь через сорок дней.

ua0916ki

I Won't Go Down with This Ship

Лицо надменное и грустное, взгляд вечно мимо и печальный

Под каблуком не сердце хрустнуло, не лед мелодии прощальной.

К устам прижатый перст. Молчание. Жест указует прочь, на знанье,

Где не признанье, там призвание, как не алкать среди алканья?..

И перья страуса склоненные, и все забыть я не могу

Глаза безжизненно-бездонные и сон на дальнем берегу.

Мы погружаемся неспешно, неслышно, воды холодны

Корабль, построенный безгрешно, не хочет вниз: просмолены

его борта, расправлен парус, не скинут вычурный наряд

с плеч той, что на борту осталась. Но я молчу, и все молчат.

***

А маркой на разорванном конверте

Логическая маска Красной Смерти.

***

Так бросьте же рассказывать мне сказки

из-под таинственой холодной полумаски.

To Venetian Magi