Семьи у меня нет. Поэтому, когда я работаю так, как мне хочется, а не так, как надо окружающим, мой режим постепенно сползает вниз, как тающие по весне сугробы. В первый день свободы я просто чуть позже ложусь, на следующее утро – высыпаюсь от души, вечером следующего дня заваливаюсь спать уже совсем поздно, то есть, ночью, а не вечером, затем встаю в полдень, и в конце первой же недели подобного домашнего отпуска темнота в моем режиме смыкается, и я сам смеюсь над собой, думая, что в роду у нас явно были вампиры, и спать мне надо не на диване, а в обитом красным шелком гробу. Особенно манит и дурманит подобная жизнь зимой. Встаешь уже затемно, а ложишься, когда утро только начинает красить серым цветом стены… неродного города N. Ну так вот. Я хочу рассказать об одном казусе, который произошел со мной, когда я находился в длительной командировке в Северной Америке. Один из тамошних университетов был настолько любезен, что предоставил мне возможность продолжить образование и написать диссертацию на английском языке. На службу ходить мне было не надо, библиотека работала до двенадцати ночи, интернет – спутник любого
одинокого человека, оторванного от дома и от родной речи – вовсе не различает утра и вечера, жил я в центре города напротив круглосуточно открытого продуктового магазина, в общем, все условия для зимнего вампиризма были налицо.
Строго говоря, зима уже задумывалась над тем, чтобы перейти в весну, но мысли эти были еще ленивыми, спалось городу N под своими сугробами и несшимися с Озера убаюкивающими ветрами долго и надежно. Но ведь все мы, подгоняющие и тормозящие время, всегда с трепетом ждем, когда начнет подрастать день, уже с конца декабря радуемся, что католическое Рождество несет нам прибавление света, а в феврале судорожно принюхиваемся к ветру, ожидая, что он повеет обнаженной землей, талой водой… В общем, я не
исключение.
Я встал поздно, до позднего вечера провозился, в пятый раз перекраивая свои научные тезисы и биясь над формулировками на любимом, но все же чужом языке, а в три часа ночи понял, что голова болит, в ушах звенит, в желудке урчит, мышцы окаменели, и надо идти на воздух. Собрался и
вышел.
Если вы думаете, что мне есть, что вам рассказать, то вы ошибаетесь. Нечего мне рассказывать. Смотрите: я прошел, кутаясь в зимнюю куртку, до основной "восьмерки" (сдвоенного двора), на которой стоит университет, в который раз полюбовался на готические его очертания и на то, как странно,
но гармонично он вписывается в урбанистическое окружение города N, вспомнил, каким зеленым, веселым, цветущим, увитым плющом и усаженным студентами он бывает с середины весны до поздней осени, быстро замерз и
пошел домой. Дело шло к четырем ночи, и в это время даже наш даун-таун затихал перед тем, как часа через полтора уже вновь проснуться для нового серого дня. Перед подъездом дома мне наперерез кинулся молодой мужчина в расстегнутой светлой кожаной курточке на рыбьем меху, с полуспортивной сумкой на плече, в джинсиках на тонких ногах и в черном джемпере, из-под которого виднелся воротничок светлой рубашки. Это был крайне изможденный человек, но он не был бродягой.
– Сэр! – обратился он ко мне и быстро заговорил, увидев, что я не прошел мимо, а повернулся к нему, – сэр, вы, я вижу, имеете отношение к университету N, а я выпускник криминологического отделения этого университета...
– А. Понятно… – ответил я, дежурно улыбаясь, чему научился в первый же месяц жизни в Северной Америке, – И?.. – (так я пытаюсь отобразить вопросительное выражение своего лица, долженствовавшее показать человеку, что пора уже было говорить, в чем дело, а не тянуть).
Мужчина достал из карманов курточки какую-то ламинированную карточку и белый пластмассовый пузырек, взял их в разные руки и повел рассказ, иногда для наглядности встряхивая своими богатствами.
Он, выпускник университета N, ныне жил в городе М – успешно работал
в какой-то юридической фирме (тут ночной собеседник даже сказал, сколько денег у него на счету и сколько наличности в доме), имел квартиру, машину, друзей… Сегодня с утра он приехал в наш город N на автобусе,
чтобы принять участие в конференции, но на улице его свалил приступ эпилепсии – тут мой новый знакомый затряс пластиковой карточкой, подтверждавшей то, что он действительно эпилептик. Он очень волновался.
Чем дальше он рассказывал, тем больше он волновался. В углах его губ появилась плотная белая пена, руки, встряхивающие сокровища, тоже стали белыми – почти синюшные тонкие руки без перчаток (о чем он вообще
думал в это время года?..) начали подтрясываться, и я испуганно подумал, что с ним может случиться новый припадок. Но он продолжал.
Итак, незадачливый путешественник свалился на утренней улице города N с эпилептическим припадком и, естественно, не попал на свою конференцию, а вместо этого попал в больницу. Но прежде, когда он валялся на холодных улицах города N в припадке падучей, какой-то бомж вытащил у него кошелек со всеми деньгами, обратным билетом до города М., кредитными карточками и номерами социального и медицинского страхования. На эпилептике осталась лишь его эпилептическая карточка. Как жестяной солдатский жетон. Судя по всему, она-то его и спасла.
Рассказчик говорил быстро, как будто боялся, что если он остановится, я
сбегу от него – и действительно, мы стояли близко от освещенного подъезда моего дома, на который я периодически поглядывал, я замерз и хотел в тепло, мне не хотелось слушать никаких несчастных местных людей, мне хотелось к своему компьютеру в свои тезисы, в свой интернет, к своему радио… Но я стоял, а человек продолжал.
В больнице его привели в чувство, дали пару таблеток (тут он, потряс пузырьком
с пилюлями) и два билетика на городской автобус – они стоили четыре доллара (мой новый знакомый продемонстрировал один уцелевший билетик). Воспользовавшись билетиком, он поехал из больницы к своему институтскому другу, который жил нынче в шикарном кондоминиуме как раз напротив моего дома (рассказчик махнул рукой на громаду MC, сиявшую бриллиантовыми огнями элегантных реклам и теплыми желтыми лампочками на всю зиму увитых гирляндами деревьев). Мой путешественник был просто уверен, что застанет
дома друга, его жену, или его дочь. Зря. Автоответчик дружеского телефона сообщил ему, что друг находится в командировке, а жена и дочь в загородном домике, координат которого эпилептик не знал. Стемнело. Он уже несколько часов бродил вокруг этого дома и подходил к людям, обращаясь за помощью.
Рассказчик знал, чего хочет. Билет в город М., – сообщил мне он, – стоит 36 долларов. Его беготня вокруг кондоминиума отсутствующего друга принесла ему за несколько часов попрошайничества и исполнения своей истории улов в 12 долларов – тут он, верный своему принципу демонстрации всех имеющихся вещественных доказательств, достал из кармана и показал мне эти деньги. Теперь ему нужно было 24 доллара, чтобы пойти в автобусный терминал, находившийся в трех кварталах от места нашей
встречи, купить обратный билет в город М. и уехать от этого столичного кошмара обратно в мир и покой своей обычной жизни. Слава богу, что у него не было семьи, которая могла бы за него волноваться! – радовался
эпилептик. Я уже лез за кошельком и выгребал деньги. "В конце концов, мы же все люди… – бормотал он, – мы же, наверное, христиане…" (Вообще-то, в "политкорректном" городе N. было рискованно говорить
подобные фразы, ибо ошибись он, и будь я мусульманином, буддистом или иудаистом, на этой фразе мы могли бы разойтись ни с чем; слава богу, что я, как говорится, агностик православного исповедания, далекий
от эксцессов политкорректности). Увидев деньги, он позволил себе расслабиться и начал дрожать уже заметно для глаза.
Мой ночной рассказчик скомканно поблагодарил и метнулся к девушке, входившей в наш же подъезд. Девушка шарахнулась. Я медлил. Он растерянно развел руками: "Я не добуду в это время ночи оставшихся денег". Мне стало стыдно.
– Пошли, – сказал я и потащил его через дорогу в круглосуточный продуктовый магазин. Пока мы шли, мужчина ругал себя, говорил, что чувствует себя, как говно, что он в жизни не попадал в такие ситуации, что у него даже нет при себе визитной карточки, чтобы мне оставить, а
когда я менял у кассира пятидесятидолларовую купюру, он накарябал на каком-то огрызке бумаги мой телефон (я не стал просить у него его координаты) и адрес электронной почты. Мы разменяли деньги, я добавил ему
недостающее и, наконец, сообразил спросить, ходят ли в это время ночи междугородные автобусы из города N. в город М.
Я не был уверен, что не стал жертвой опытного каталы. Я не был уверен, что сделал правильно, не купив Рэнди в магазине горячего кофе с молоком и пончик. Я не был уверен, что правильно живу, шатаясь по вечерам по улицам чужого, такого насквозь чужого города, где "люди и христиане" снабжают эпилептика двумя билетиками на автобус и выпроваживают зимой на улицу, нимало не беспокоясь о его дальнейшей судьбе. Мне было стыдно, что я не дал ему сразу все требуемые деньги. Мне было жаль моих денег, потому что жил я на гранты, а на гранты широко не поживешь. Я беспокоился за Рэнди с его голым горлом и голыми голубыми руками, и мне опять было чего-то стыдно.
Потом я почему-то ждал от него звонка. Решив, что телефонный разговор со мной мог быть для него слишком большим испытанием, звонка вскоре ждать перестал и стал ждать письма. Я, черт возьми, стал беспокоиться – доехал ли он целым в этом его состоянии и снова клял себя за то, что не
покормил его, то ли пожалев денег, то ли… не знаю чего и застеснявшись...
Прошел месяц. Рэнди не объявился. Я не смог классифицировать для себя этот случай, хотя один раз похожий густоволосый худой человек в короткой курточке и со спортивной сумкой мелькнул неподалеку от моего дома, и я метнулся за ним, как гончая, боясь увидеть Рэнди. К счастью, фантом исчез быстрее, чем я смог его опознать.
Вскоре у меня кончился период вампиризма: в один из разов, когда я встал
"днем" в семь часов вечера, я просто не стал ложиться спать, и к весне мой изматывающий режим принял нормальные человеческие очертания. В конце марта мне прислали приглашение на конференцию из города В. в соседней североамериканской стране. Вечно стараясь экономить на транспорте и предвкушая возможность покрутить головой по сторонам, ибо я очень люблю американские дороги, я отправился в междугородный автобусный терминал покупать себе билеты. Я приобрел билет до города В., и вдруг меня осенило:
| Высказаться Аврально |
|
