Даже непонятно, как начать. И стоит ли рассказывать эту, не вполне обычную историю? Кому, понимаете ли, любопытны потаенные углы чужого сознания? Ведь так можно и в самом себе обнаружить что-то неожиданное и страшноватое. А какому зрителю это нужно? Он-то не спеша приходит в темный зал и удобно устраивается на мягких стульях, чтобы, в первую очередь, забыться, а во вторую – забыть. А тут на него сваливается автор со своими сомнительными видениями. Хочется уйти. Впрочем, жалко потраченных денег, а на улице дождь (или холод). Приходится смотреть.
Все-таки попробуем, в соответствии с известными законами, обозначить время и место действия. Время пускай будет нынешнее – чтобы не отягощать повествование выдуманными историческими деталями. Место – неопределенное, какой-нибудь большой, разлинованный – или разбросанно-сумбурный – но все равно полный потерявшихся людей город. Скорее на западе, чем на востоке, хотя это, впрочем, особенной роли не играет. В данном, сугубо конкретном случае.
В достаточно просторной квартире одного из многоэтажных и относительно зажиточных жилых комплексов (ночной кадр: огненные змеи раскиданных окон напоминают о спящем драконе) обитают двое – он и она. Живут вместе уже несколько лет, детей у них нет, особенных забот тоже не замечается. Все движется довольно размеренно и распланированно, как и должно быть в нашу пастеризованную и обезжиренную эпоху. Работа, выходные, отпуск, снова работа. Кухня, стиральная машина, телевизор, газета, книга на диване, даже компьютер. С балкона видны длинные вереницы автомобилей, струящиеся по автостраде (это надо взять по диагонали – получится немного длиннее). Жена иногда подолгу стоит на балконе, курит и смотрит в проседающее над горизонтом небо. А муж не обращает на это внимания – он вообще не любит, когда она
курит. Кроме того, он часто занят – поджимает работа, а он трудолюбив и обязателен. Тем более, что лишние деньги никому не мешают, а особенно – его жене: она иногда срывается, едет на белой машине в просторный стеклянный магазин и покупает что-то не очень нужное, но, как правило, весьма дорогое. Муж с ней не спорит – в конце концов, семейная жизнь предполагает разумные компромиссы. В какой-то момент он
замечает, что жена стоит на балконе с телефонной трубкой в руках.
Здесь возникает небольшой вопрос. Должно ли быть показано в кадре знакомство жены с другим – вы уже поняли – мужчиной? По законам литературы – совершенно не обязательно. Потому что происходящее можно описывать с точки зрения мужа, почти что от его лица. А для кино одной, пусть даже зигзагообразно движущейся камеры недостаточно – получится ограниченно и бедновато. Тут, впрочем, режиссеру предоставляется полная свобода действий. Только не надо ничего нереального. Может быть, в магазине? – нет, лучше в небольшом, но чистом ресторанчике (двигающаяся на третьей скорости пухлая официантка принимает заказ, забавно оттопырив локти), куда жена заходит перекусить субботним, нет, скорее,
воскресным утром (в субботу – у них с мужем неторопливый семейный завтрак, в выглаженных халатах или
пижамах, с кофе и поджаренными хлебцами, кефиром, творогом и неровно нарезанным маслом на очень маленьком блюдце). А до этого ночью – такие же неторопливые, но вполне взаимоприятные ласки, предшествующие расползанию участников на раздельные, накрахмаленно шуршащие подушки. Переход от сцены в спальне к сцене в кухне как раз лучше начать с вышеупомянутого масла – его оплавляющиеся квадратики сползают по стенкам глубокой и не очень удобной пиалы – и, быть может, наводят особенно проницательного зрителя на какие-нибудь фрейдистские мысли.
Этим же днем (а все-таки лучше – следующим) жена знакомится с новым мужчиной. При этом я бы советовал избегать всевозможных штампов. К примеру, мускулистого растрепанного брюнета в полурасстегнутой рубашке (волосатая грудь, немного развязное поведение и тому подобные атрибуты известных образов). Более того, мне почему-то кажется, что этот герой должен быть достаточно обыден внешне – и по двум причинам. Во-первых, проводится тонкая мысль, что на его месте мог быть почти что любой, а во-вторых – что дальнейшие трансформации, им переживаемые, вовсе не являлись предопределенными – просто его тоже захватил непредсказуемый водоворот. Знаете что? Я бы даже сделал его немного похожим на мужа героини – жестами или неумением аккуратно разрезать омлет. Вот почему она совсем не была встревожена, когда он в первый раз с нею заговорил, и даже слегка чему-то улыбнулась. Она прекрасно знала этот тип мужчин – чуть-чуть неуверенных, но постаравшихся убедить себя, что они не так уж плохо устроились в этом мире и тщательно скрывающих собственную беззащитность. И вот – он начинает с ней разговаривать, она, что называется, дает ответную реплику, и между героями завязывается диалог. Тема и конкретные слова значения не имеют. Ибо важен контраст – ведь вы уже заметили, что с мужем они давно не разговаривают, просто обмениваются обыкновенными полубессмысленными фразами – они ведь живут вместе, а какие здесь могут быть разговоры?
И в этом месте я бы тоже предостерег от банальностей. Не надо представлять мужа невнимательным и нечутким, не делайте из жены львицы в клетке, денно и нощно ждущей какого-нибудь шанса. Тем более, что здесь есть соблазн залезть в подсознание и вызвать на экран какое-нибудь из ее сновидений – хорошо, я согласен, но пусть оно только будет расплывчато и неопределенно, без лоснящихся тел и переплетенных ног. Ведь наши герои отнюдь не на грани, они очень прилично существуют – они живут в спокойном современном мире, без террора, войн и землетрясений, у них всего-то – небольшие финансовые проблемы, и даже не проблемы, а заботы – к какому месяцу и на что именно удастся скопить денег. И все. Но, как известно, в том-то и загадка человеческого естества, что оно иногда стремится к неведомому от хорошего, что в один миг бросает спасательный круг обыденности, потому что привыкло к неизменности комфорта и принимает его за данность – вечную и не могущую быть утраченной. Слепота это или поиск, творчество или глупость? Неизвестно. Да и, положа руку на сердце – нам ли в этом разбираться? Тут хотя бы попробовать запечатлеть неожиданность происходящего потрясения и его очень неполную психологическую обоснованность. Ведь в том-то и ужас внезапного разлома, что предопределявшие его трещины – не просто незаметны с поверхности, а как бы вообще отсутствуют – и, есть ли они, нет? – можно выяснить только пост-фактум. Все дело в переплетении трещин и их густоте – но кому они видны до разрыва? Кому интересны после него? Итак, жена и второй мужчина знакомятся, разговаривают. На деле, их беседа длится много дольше, чем сам кинофильм, но этого, к сожалению, нельзя показать. Разработчик диалога должен двумя-тремя ключевыми фразами отметить те часы, во время которых наши герои идут навстречу друг другу. Ведь так важно понять, отчего это происходит.
Да все от того же. Одиночество – есть причина и следствие всех наших душевных переживаний. Герои ничем не отличаются от зрителей. От одиночества бросаются в омут и в одиночку из него выползают (если выползают вообще). Чтобы потом отдышаться несколько месяцев или лет, снова затосковать и снова неуклюже и растопыренно прыгнуть с первого попавшегося обрыва. Наш второй герой – тоже одинок, только по-другому, может быть, он просто еще не успел испытать присущего героине иного рода одиночества, иногда называющегося одиночеством вдвоем. Ему пока неизвестно, что человек подобен пирамиде и может
коснуться другого только одной, не им выбранной гранью. Он тоже потаенно несчастен, он тоже готов
распахнуться и открыться – любой буре, любому сквозняку.
После чего у них завязывается достаточно бурный роман – то есть, они от слов переходят к делу. Подробности – на усмотрение режиссера. Не подлежит, однако, сомнению, что жена в эти моменты распахивается, раскрывается настолько – и так жадно и радостно, что удивляет сама себя. Ну а немного не готового к этому любовника – просто потрясает. Поэтому он почти сразу же выключает мозг и отдается на волю волн. А жена неистовствовует. Иногда, по причинам, которые легко назвать физическими, она затихает и задумывается. Но вот здесь, пожалуйста, обратите внимание на двойственность испытываемых женой чувств – она и счастлива, и беспокойна одновременно. Ее что-то очень сильно тревожит и не отпускает. И необыкновенно быстро, в соотвествии с законами жанра, эта двойственность приобретает почти немыслимую остроту. Ведь жена не уходит из бывшей жизни, не будучи уверенной – почему? – в жизни последующей, и не прошлое она оплакивает, не будущее лелеет. Наоборот – она очень скоро устанавливает, что привычная среда обитания – въелась, вошла в ее плоть, что сложно покинуть – не только обжитую квартиру, не только совместный банковский счет. Выясняется, что и с мужем ее связывает что-то необъяснимое и, как ни странно, отнюдь не рассыпавшееся. Что она вспоминает о нем, волнуется – часто в самые неподходящие моменты. А новый герой этого пока не замечает, а если и замечает, то не придает особого значения – может быть, к нему еще ни разу не уходила чужая жена, и все происходящее для него внове. Или он просто отвык от женщин, а, возможно, не успел их узнать – такое тоже случается. И по всем вышеперечисленным причинам бездумно купается в запотевшем блаженстве. В этом месте зритель должен обязательно позавидовать любовнику, и на долю секунды захотеть оказаться на его месте.
Теперь – о муже. Он-то довольно многое замечает – еще бы, он же прожил с женой много лет, а в таком случае знаешь движения и интонации другого человека и легко видишь их внезапную перемену. Муж начинает волноваться, ибо страсть обыденная – тоже страсть, немного приутихшая, но отнюдь не погасшая. Нельзя же, в конце концов, гореть нескончаемым чувством и за завтраком, и за обедом, и за ужином? А потом – в постели – неустанно гореть опять. Людям свойственно конденсировать энергию – как раз на случай из ряда вон выходящих оказий, сходных с описываемой. Это – реакция инстинктивная, то есть – природно обоснованная. Так вот, когда муж видит, что женщина – его женщина – медленно, но неуклонно от него ускользает – то он первым делом пытается отмахнуться от невозможного, конечно же, не может этого сделать, и постепенно, но очень верно начинает страдать. В довершение всего, в один прекрасный день (а все-таки лучше – вечер) жена официально и отчаянно ставит его в известность о происходящем. Ей просто некому это больше рассказать, она слишком горда, чтобы делиться с приятельницами своей разорванной душой, или, что гораздо реальнее – слишком одинока. Последнее обстоятельство можно подчеркнуть – пустая болтовня с сослуживицами, соседками и истошный бессмысленный телефонный звонок какой-нибудь полузабытой подруге юности. Видите, моя цель состоит в том, чтобы вам стало жалко всех действующих лиц этой, с позволения сказать, драмы. Тем более…
Тем более, что жена пробует бороться с собой. Она решает, что новая страсть ведет в никуда – как и все страсти – и пытается ее оборвать. И все идет вроде бы ничего, да вот только выясняется, что собственный муж ей стал в физическом смысле неинтересен (я выражаюсь так замысловато, чтобы скрыть обычную мужскую беспомощность перед тайнами женской сексуальности). Опять же, конкретные обстоятельства, возгласы и выражения лиц – на совести актеров и режиссера. Что, впрочем, не может скрыть очевидного факта – она, увы, холодна, потому что несчастна (и наоборот). Наш любовник, кстати, тоже начинает испытывать муки различного рода, будучи неожиданно и беспричинно удален от свалившейся с неба
любимой (и какой любимой!). Он-то совершенно не пытается бороться с собой – он громко и неустанно воет
на луну, а потом бросается на поиски героини, и, и конечно же, ее находит. После чего весьма логичной
представляется следующая сцена, в которой муж (достаточно уничтоженный предыдущей ночью) застает счастливого (счастливого?) соперника у себя дома. Еле дрожа, с пересохшими губами, он, стараясь не бежать,
проходит в свою комнату – кабинет? – и осторожно прикрывает дверь.
А его – не замечают. То есть в сознании наших любовников отпечатывается факт присутствия мужа в доме. Но они поначалу не придают какой-то важности подобному изменению интерьера. Особенно наплевать на это герою момента, победоносно царствующему над распростертым перед ним женским телом. Здесь, пожалуй, стоит отметить произошедшую с данным героем трансформацию. В начале знакомства с героиней он вовсе не так надменен, не так убежден в своих силах и достоинствах, особенно – физических. Опять же, известное дело – отдающаяся женщина всегда безумно возвышает мужчину в собственных глазах. Даже описавшийся зайчишка, будучи уверен в своей потенции, довольно скоро превращается в зажравшегося хорька. До жены гораздо быстрее доходит нетипичность, а главное – нечестность ситуации. С одной стороны, оказавшийся лишним муж почти ощутимо царапает плотный воздух будуара, или, иначе говоря, являет собой относительно заметное черное пятно, то и дело проступающее на багрово-бурном небе. А с другой –
присутствие третьего действующего лица прямо за тонкой стенкой спальни приводит любовников к труднодостижимому иными способами уровню возбуждения. Героине становится стыдно собственного экстаза, ранее неведомых, или ведомых, но забытых (на ваше усмотрение) удовольствий. И она зовет мужа, чтобы поделиться с ним. Можете усмотреть в этом проявление материнского начала. Так сказать, его несколько странную сублимацию.
Когда всколоченный бессонницей полуодетый муж слышит стук в стену, то сначала думает, что ему почудилось, и он, наконец, заснул. Потом понимает, что нет – он пока еще не спит и пока еще жив. И идет на зов. А любовник возбуждается снова. И хотя жена уже немного устала, но устоять, конечно же, не может. Муж входит в комнату и долго-долго стоит посреди терпких стенаний и глухих толчков. Наконец жена замечает его.
Откровенно говоря, я не знаю, что она хочет этим сказать. А муж, видимо, знает. Или просто, повинуясь чьему-то неслышному приказу, расстегивает одну из пуговиц измятой рубашки.
– Да, – стонет жена. – Это хорошо. Да, так. Иди сюда, – и не очень легко понять, к кому же именно она обращается. Но муж воспринимает это как команду, и продолжает раздеваться. Наконец, его замечает и любовник, но почти не удивляется (замедляется на секунду, а потом распрямляется с прежней силой) и не протестует. А что? – с ним пока не случалось ничего плохого и ему совсем не страшно. Ведь в центре новой вселенной – он: царь и демон, жрец и бог.
– Иди сюда, – шепчет жена, – ну, иди же. Сейчас ты увидишь, как это… Как это хорошо. Иди, помоги мне. Я тебе покажу, – она зовет, она предлагает – но не себя, а того, кто принес ей эту новую радость. И муж – согласен. Ведь зовет – она. И он присоединяется к ней. И ласкает, обнимает, ублажает любовника – вместе с ней, наконец-то – вместе с ней. Наконец-то он – не один. А потом жена устает, или ей просто становится интересно посмотреть на своих мужчин со стороны, и любовник, словно одержимый бык, владеет мужем, и теперь уже они стонут вместе, а завороженная невиданным зрелищем жена, сидя на углу кровати, старается угнаться за ними и судорожно перебирает пальцами где-то в низу живота.
Утро начинается там же, где закончилась ночь. И так же. Ночной хмель не оставил, не покинул наших героев, и пусть они немного стыдятся друг друга, но не настолько, чтобы порвать влажную и сладостную паутину. Хотя возможно, что какое-то стеснение посещает мужчин следующим вечером. Не зная чего ожидать и не веря вчерашнему, они перебрасываются зажатыми фразами из углов гостиной, делая вид, что ничего не было, что ничего не будет. Выход из положения находит жена – а женщинам свойственны простые и правильные решения – наливая им по рюмочке, потом еще по одной, а потом – приглушая свет и привлекая обоих к себе. После чего они начинают жить втроем (что, по нынешним временам, не так уж необычно). Не вполне традиционным представляется только распределение функций в этом, если так можно выразиться, союзе, ибо, хотя, как положено – двое удовлетворяют одного, но этот один – не женщина. Поэтому любовник катается как сыр в масле (в прямом и переносном смысле). А счастливый новой человеческой общностью муж быстро понимает, кто главный в этой новой жизни (или же у него начинают проявляться спавшие дотоле амбивалентные сексуальные инстинкты, присущие, как утверждают некоторые, в
той или иной степени, нам всем). Или же, что еще более вероятно, он где-то в глубине души знает, что восстановлению прошлой связи – не бывать, и старается создать что-то новое. Он принимает на себя все
новые функции – делает что-то по дому, становится невероятным чистюлей и периодически дарит любовнику какие-то безделушки (или – кое-что подороже безделушек). И постепенно начинает соперничать с
женой за внимание любовника, делая это все более и более успешно. А любовник – не прочь. Он все принимает – и подарки, и поклонение, и удовольствия. И поневоле задумаешься – а только ли
на его месте мог бы быть любой? Может, с его точки зрения, из его угла – и на месте жены мог быть почти каждый – каждая? Но он об этом, судя по всему, не очень размышляет. Как-то жена застает обоих
мужчин в ванной. Они в разгаре. И любовник нетерпеливо машет ей рукой – уйди, не мешай. И выражение ее лица становится островатым – и немного смутным. Ее уже до этого посещала какая-то новая серая мысль.
Ведь и внутри человек – тоже пирамида, он всегда стремится к наивысшей точке собственного потолка, вечно подпирающей собою недостижимую внешнюю пустоту.
Напряжение нарастает. Мужчины сближаются все больше, иногда совместно приходя к ней, иногда – столь же совместно – уходя. Оказывается, одиночество втроем – невозможно. Кто-то всегда оказывается лишним. Жена знает, что повторения ей не перенести. Или не хочет его переносить. Поэтому близится развязка.
Жена устраивает ужин при свечах. Неважно, что за праздник, да и праздник ли? Ненужный календарь уже давно перестал существовать. И в соответствии с давней традицией она подсыпает (или подливает) мужу яд – лучше бы, конечно в вино. Ведь можно так устроить, что он любит какой-то определенный сорт мадеры, амонтильядо или еще чего-нибудь столь же – или более – красивого и вкусного, чтобы застраховать жену от возможной ошибки? Да она и сама страхуется от нее, проверяя спрятанный в шкафу – в комоде? – старый позабытый револьвер.
Но потом все идет наперекосяк. Конечно же, вино выпивает любовник – муж давно пытался пристрастить его к своей любимой марке. Какой-нибудь там Дом-Периньон десятилетней давности – я не особенно разбираюсь в подобных тонкостях. Жена это видит в последний момент, и кричит – страшно, громко и смертно кричит, и мы вместе с ней понимаем, что всю жизнь – она любила любовника, его и никого больше. Она почти сходит с ума, ей кажется – и нам вместе с ней (а может, и не кажется), что муж, он и только он – во всем виноват. Кто, как не он, истребил ее старую жизнь, а теперь отнимает у
нее единственную и последнюю любовь? И она бежит за револьвером.
Дальнейшее предсказуемо. Смятение, боли в животе, схватка с ломающейся в конвульсиях женой, попытка добраться до телефона, выстрел, медленно скользящая лампа, опрокинутый стол, упавшая свеча, еще один выстрел, еще один крик. Обезумевшее лицо жены, пытающейся что-то разглядеть на своей окровавленной ладони. И дым, дым, дым. Легче всего, как известно, горят занавески.
Муж чудом выбирается из дома. Ему просто не остается другой дороги – все пути, кроме окна или двери, преграждает пламя, жаркое и алчно коптящее, словно разгневанное чем-то или кем-то. Огонь неостановим и жаден. Прожорлив и непобедим.
Грязный и невредимый, муж стоит на другой стороне улицы и неотрывно смотрит на дымящиеся окна. Мимо воют машины пожарных. Наверху что-то звонко взрывается. Горизонтальный столб жара извергается со знакомого нам балкона. Непонятно откуда доносится последний крик. Санитары ждут своей очереди и неторопливо переговариваются в приятно кружащемся сине-красном свете. Муж разворачивается и уходит. Он снова свободен. Он снова один. Луна начинает проступать сквозь распадающийся дым. Зрители неохотно поднимаются с мест. Можно запускать титры.
|
Все тексты Петра "Флегматика" Ильинского на "Яхте" Сайт автора Высказаться Аврально |
|
