Морвен и Рэнд Палмер Гора Броккен Прогулка на Лысую гору и обратно Началась вся эта история с загадочного, но сильного нежелания туда ехать. Нежелание было преодолено, чему я радуюсь до сих пор. В конце концов, взойти на классическую Лысую гору европейских легенд – нет, такую возможность упускать было нельзя. Первым впечатлением стал городок Гослар, где мы ночевали и куда прибыли уже поздно и в темноте. К хостелу пришлось идти через весь центр – старый и в темноте очень живописный и таинственный. Людей очень мало, зато много освещенных окошек в маленьких домах и многоярусных теремах с резными и рисоваными узорами, которые здесь оказались вместо того типа фахверков, которые уже встречались на западе Германии и казались даже привычными. Здесь глаз радовали уходившие в темноту резные балкончики, мезонинчики, полуколонночки, а также невмерной высоты крыши. Я впервые увидела крышу, превышавшую по высоте свой дом – трехэтажный, между прочим! Вдобавок мы там заблудились в узких улочках, и вволю наплутались. <Комментарий - ссылка на текст про Гослар> Хостел отыскался на холме, или даже скорее на плече первой горы, и тоже располагался в старом тереме. В этом оказались свои плюсы – красивый завтрачный зал (обедами тут не кормят) с потолком в резных старинных балках… и свои минусы – удобства в коридоре, душа нет. Ну – увы. И стартовали мы с утра в сторону Броккена, исполненные намерения покорить эту вершину своими силами. Тем более что впервые за всю неделю погода соизволила исправиться. В противоположность московскому, август здесь вышел довольно противный – мокрый и влажный. Стоял не то первый, не то второй солнечный день во всем регионе, было еще прохладно – самая лучшая погода для задуманного. Мы доехали до соседнего, совсем маленького городка Бад-Харцбург и пошли пешком от вокзала. Городок и стал первым сюрпризом, а точнее, его главная улица – настоящая, правильная, зеленая улица, с большими старыми каштанами в два ряда и широкими тротуарами. После вызывающей клаустрофобию тесноты большинства немецких городов, где озеленять улицы предпочитают в кадках и подоконничных корытах, это было восхитительно! А современные теремки по обе стороны этой чудесной улицы создали у меня неистребимое ощущение Дачности. Именно современные, но почти все – с глубокими лоджиями, прикрытыми частично узорными деревянными решетками. И столбики у балконов узорные… Улица вела через весь город и заканчивалась почти в лесу. На выходе из городка, среди прочих указателей к разнообразным природным достопримечательностям, была стрелочка с надписью «Сказочный лес», указывающая в сторону ближайшего склона. Стрелочку украшала рельефная группа, представляющая Волка и Красную Шапочку. Красная Шапочка зловеще скалила зубы и хватала Волка за шкирку, размахивая зажатой в другой руке корзинкой. Было очевидно, что она собирается немедленно осчастливить его пирожками. С капустой и яблоками. Не слушая возражений. Он не отвертится! Отсюда, собственно, начался наш подъем наверх. Вся эта местность называется Харц, и представляет собой внезапно выпирающий из почти плоской равнины массив покрытых лесом гор. Равнина еще и почти вся распахана, что усиливает контраст. Причем эта группа – первая после равнин севера и едва ли не самая высокая. Другие массивы Среднегерманской возвышенности, такие, как Эйфель и Арденны, – гораздо ниже. Это забавная особенность европейских гор – они могут внезапно подниматься посреди плоской местности. Ярчайшую иллюстрацию к этому мы видели по дороге: вздыбленный над плоскостью узкий, крутосклонный, извивающийся хребет, щетинящийся лесом, и разорванный в одном месте рекой. Называлось это природное чудо Porta Westfalica – Вестфальские ворота. Может быть, объясняется такой феномен тем, что эти равнины покрывало море, которое расширило долины и сгладило неровности… Горы Среднегерманской возвышенности в среднем невысокие, их высота исчисляется сотнями метров. Броккен же достигает 1142 метров над уровнем моря, при высоте равнины в этом месте в 200 метров, и является безусловно высочайшей горой к северу от Шварцвальда. К нему зелеными ступенями поднимаются прочие горы Харца. Большая их часть сейчас – национальный парк, точнее, два – на разных германских землях. А до недавнего времени здесь проходила граница между ГДР и ФРГ. Горы – вытянутые, округлые, плавных очертаний… Собственно, по происхождению Броккен – родня Медведь-горе, такой же несостоявшийся вулкан. Полмиллиарда лет назад здесь был период активной вулканической деятельности; около 50 миллионов лет назад магма вновь попыталась прорваться в этом регионе на поверхность, но не смогла, лишь подняла вверх огромный купол, да так и оставила. По горам и лесам извиваются аккуратные тропинки. Поскольку – национальный парк, сходить с них не рекомендуют соответствующие объявления. Лес частью лиственный, частью еловый, и захламлен стволами упавших деревьев преизрядно. У меня возникло подозрение, что не чистят его специально – чтоб у туристов было меньше соблазнов в него лезть. Хотя европейский лес как-то коварнее нашего. В нем обитает на порядок больше всяческих колючих ползучек. Они и стелются по земле, так и обвивают стволы – климат влажный, зима мягкая… и колются! И здесь пройти труднее, чем у нас. После одного забега по такому лесу, еще в прошлый визит в Германию, я долго отцепляла растительных агрессоров от одежды и изучала оставленные ими царапины на обувной шкуре. Мда… у меня на собственной шкуре таких не было, ни на Урале, ни в Крыму, ни в Подмосковье… Проходя здесь и глядя на папоротники вдоль дороги, я подумала о колючках, которыми бурно вооружились всякие там покрытосеменные для защиты от ужасных травоядных. И которыми, на счастье пешехода, пренебрегают эти почтенные голосеменные. Я бы даже сказала – не унижаются до них. А на вопрос «почему», они, вероятно, высокомерно бы отозвались: «Динозавров пережили – и вас переживем»… После первого участка пути и подьема по лиственному лесу мимо извивающихся мелких речушек и ручьев, мы вышли на какую-то вершину. Своей плавной округлостью это напоминало не макушку горы, а скорее нашу холмистую равнину, и дорога, протянувшаяся куда-то вдоль нее, была издевательски плоской. Еще там нашелся ресторанчик. Куда уж без этого в европейских лесах… Повсеместно – аккуратные бревенчатые мостики через речки, дороги частью асфальтированы, другой частью – просыпаны гравием, там и сям – скамейки. Так что идти по Харцу – отнюдь не риск и не спортивный подвиг, а прогулка. Здесь открылись первые виды – на склоны соседних гор, в щетине елей. Редкое здесь зрелище – нетронутые, некошеные дикие луга в серебристых и желтоватых метелках… Затем случился первый обрыв. Конечно же, оборудованный смотровой площадкой со скамеечками. Но нам скамеечки не указ, я полезла смотреть со скального выступа, что гораздо интереснее. С него открылся еще один вид на щетинящиеся елями увалы и на хороший такой обрыв вниз – порядка сотни с лишним метром прерывистого полета. В солнечных пятнах, рыжий от опавших игл… Еловая колоннада стала следующим украшением пути. Ели здесь, по-видимому, посаженные, – заготовкой леса в Харце жители окрестных городков занимались веками. С боков тропу обступили ежевика и малина – дикие, в мелких зреющих ягодах. Наверное, дисциплинированные немцы их не трогают. А я не удержалась… Потом дорога вывела к водохранилищу. Потрясающе красивому, восхитительному, солнечному… Чистому. Плотина была построена как раз в войну. А после – точнехонько по ней прошел раздел на западную и восточную Германии. Табличка на бетонном кубике в центре плотины сообщает о сложностях, которые возникали при этом с эксплуатацией плотины – приходилось держать две группы специалистов, потому что на вторую половину чужую группу упорно не пускали. Там до сих пор стоит пограничный столб. Один. С облупившейся черно-желто-красной полоской. Уж не знаю, как они тогда водохранилище делили… На сходе с плотины табличка информирует, что вода в водохранилище – чистейшая, природно фильтрованная, питьевая, поставляется во все окрестные и некоторые крупные города, потому не мусорить и не купаться. А вот запрета пить не было, поэтому, пройдя чуть дальше, мы спустились к воде и напились. Вода здесь – торфяная, теплого коричневого цвета. Вкусная.. Дальше дорога шла берегом, и продемонстрировала нам изумительные виды на сверкающее озеро, купол Броккена и плавно уходящие в воду склоны гор. Что ж, отсюда уже было видно, что в буквальном смысле слова лысым Броккен быть давно перестал. Купол украшала игла башни ретранслятора и некие строения. Броккен относился к ГДР, и в те времена на его вершине располагался пограничный пост и военная база. Не считая метеоцентра, который там был основан еще раньше. Не считая… а вот об этом позже. Здесь стали попадаться люди. Почему-то все – встречные. Часто – на велосипедах. Учитывая, что дорога в этом месте вся в паутине еловых корней – а куда им еще деться, тут несколько сантиметров земли по сплошном камням! – велосипедисты нередко выглядели задолбанными и громко ругали дорогу. А лес тут и впрямь труднопроходимый. Ели посажены – наверняка посажены, хоть и нигде не написано – очень плотно, их нижние сухие ветви торчат частым гребнем, упавшие стволы перекрывают дорогу любому желающему сунуться вглубь, а вдобавок, склоны тут неровные, корни и камни выпирают над тонким слоем земли и бурых игл… Зато вдоль дорожек – восхитительные колоннады огромных сильных деревьев. Между камней и корней то и дело сочилась вода. Похоже, земля и игольная подушка пропитались ею, как губка, под сомкнутым еловым пологом всегда прохладно и сыро. Тоненькие ручейки булькали по обе стороны дорожки, пересекали ее пятнами сырости или уходили под нее, в дренажные трубы. И убегали в озеро. Весь путь через лес сопровождался этим веселым бульканьем. Иногда оно было единственным звуком. Потом его нарушали или наши шаги, или шаги и голоса очередной встречной группы. Некоторые аборигены шагали на удивление деловито, поглощенные намерением дойти до цели, и не обращая никакого внимания на эту красоту. Будто каждую неделю так ходят, для моциона. Пфе! На выходе из ельника встретились развалины какого-то каменного домишки, все еще огороженные. Видимо, чтоб не растащили на камушки священную частную собственность. Немцы – большие любители на камушки растаскивать. Это я не со зла, просто о подвигах немцев на этом поприще я знаю больше всего, так уж случилось. В ноябре-декабре прошлого года, в первую свою поездку, я писала о римском городе Августа Треверорум, ныне Трир, где в XVIII веке бережливые немцы интенсивно разбирали на оживившееся строительство уцелевшие в городе римские укрепления и императорские бани. Ядом тогда, сдается, был забрызган весь мой экран. И ведь умом понимаю, почему люди так поступают, а все равно бешусь. Видимо, так проявляется мой природноый консерватизм, настоянного на наивном убеждении советского детства: старое – это музейная ценность, его надо беречь и показывать людям, чтобы знали, каким оно было. Среди подвигов бережливых немцев числится и попытка разобрать в период освоения Крыма Россией в том же XVIII веке Судакскую генуэзскую крепость XIV века на строительство домов в Судаке – там поселилась небольшая колония русских немцев. Несомненно, решили, что нечего такой груде камня пропадатьзря. Колонисты успели разобрать не то один, не то два пролета стены, после чего их строительный пыл притормозил русский гарнизон, разместившийся в крепости. За что ему преогромное спасибо скажет всякий, видевший красоту золотых судакских башен на фоне пронзительной синевы крымского неба. Судакская крепость не такая отчищенная, как иные древности, но она все равно прекрасна, только дела до того хозяйственным немцам не было. А в городке Гослар моя коллекция образцов немецкой бережности пополнилась еще одним образцом… <Ссылка на текст про Гослар> Вскоре за помянутыми развалинами, стоявшими на великолепном пушистом лугу с крикливыми кузнечиками, мы свернули на бетонку, которая после небольшой ложбины уверенно повела вверх, и ознаменовала начало восхождения непосредственно на Броккен. Бетонка эта, будучи «нашей», ГДРовского времени, была проложена к пограничному посту, к вершине, и являет собой образец реализации русской идеи педантичными немецкими строителями. Я бы даже сказала – осмысления этой идеи, прямо в процессе работы. Она сложена из довольно узких, длинных плит, которые вначале были проложены двумя «колеями», но на подъеме их стали укладывать поперек, для плотности и устойчивости покрытия. Все аккуратно, плотно пригнано, нигде не вздыблено, идти очень удобно. На бетонке грелись на солнышке бабочки и кузнечики, и те и другие – какие-то очень мелкие. Что интересно – бабочки же, вроде, обыкновенные «медведицы», но у нас они раза в два-три больше. А сквозь плиты местами просачивается вода из очередных ручейков. По сторонам стояли все те же ели, но теперь ростом пониже, а вдоль дороги начали выплывать из травы или из-под ветвей темные валуны. Это не граниты, а какая-то серая зернистая вулканическая порода – диабаз, что ли? Забыла… Пройти где-либо, кроме дороги, сложно, даже просто по траве: она прикрывает камни тонким слоем, оставляя невидимые коварные щели, где частенько булькает вода. Ну, а ели просто сидят на камнях, обнимая их нижними ветками, пробираться под них – только на четвереньках, при острой необходимости. Нет, действительно, какая влажная местность! Я незадолго до того еще удивлялась – откуда в озере такая коричневая торфяная вода? Ну, не встречала я еще болот в горах. А теперь увидела своими глазами – отсюда, где мы идем. И ниже. И выше. Камень плотный – воду не пропустит, дерн тонкий – не впитает, ели всю не выпьют, даже если обопьются вдрызг. И вот на любом плоском лоскутке пространства образуется оно, болотце торфяное, размером иногда в три простыни. С края мохнатого дерна в бегущий ручей падают коричневые капли. Пока я смотрела под ноги себе и елям, мы все поднимались, и взгляду начали открываться панорамы. Сперва мелькнула только часть, между какой-то скалистой макушкой и деревьями, затем пространство стало расширяться. За горами вдруг все резко стало плоским-плоским, с маленькими зелеными кочками, и расчерченным на рыже-бежевые квадратики полей и участков – до самого горизонта. Утром воздух был прозрачный, но сейчас была уже середина дня, и на горизонте стала скапливаться легкая дымка. Надо сказать, дымка здесь почти всегда. Еще вчера были дожди, воздух вроде бы промылся, насколько вообще возможно, – но за сутки уже скопилась новая дымка, несмотря на чистое небо и несомые ветром упругие разбросанные клочья облаков, которые ну просто обязаны показывать прозрачность воздуха. Вот такая загазованная Европа. И это при всех драконовских требованиях к автомобилестроителям и при опутанных экологическими строгостями, а то и выведенных или остановленных тяжелых и грязных производствах. Так что эти драконовские меры трижды оправданы, и я с ужасом представляю, как же они жили раньше, точнее – чем дышали. Поднимаясь, мы видели все новые панорамы, открывались не только поля, но и пройденная нами часть Харца, а также уходящая на юг его дальняя часть. И над Харцем воздух был ощутимо прозрачнее и чище. А ели вдоль дороги делались все ниже, обзаводились кривыми, мертвыми ветвями, серыми и вывернутыми, как кости. А вскоре и вовсе пошел частокол стойких мертвых деревьев. Здесь начиналась верхняя треть горы, которую затрагивают зимние бури. Мы уже шли выше, чем поднимались Эйфель и Арденны на западе (там не более шестисот метров над уровнем моря). По статистике на Броккен приходится 306 облачных дней в году, и из них большинство – зимой. Зимой наверху страшно: эта часть открыта абсолютно всем ветрам, до нее беспрепятственно долетает поток прямо с Атлантики, хорошенько разогнавшись над остальной Европой, и всей своей мощью обрушивается на вершину. Деревья залепляет мокрым снегом, они обледеневают сверху донизу, превращаясь в причудливые и зловещие белые скульптуры, подобные склоненным ведьмам. Мертвые серые скелеты, принимая на себя удар, прикрывают собой от ветра остальной еловый массив. Остальные живут под этим прикрытием. <ссылка на серию фотографий с зимнего Броккена> А крошечные светлые елочки оптимистически пушатся на обочинах – они маленькие, им пока не страшно. Некоторые высотой с ладонь, а уже по форме совершенно правильны и умилительны. Интересно – ели всегда и упорно прямые при всех ветрах. Раньше как-то не замечала. Те, у которые обломаны вершины, устремляют к небу ближайшую боковую ветку и вновь так растут. А сосны обычно ведут себя иначе – перекручиваются, стелются, принимают всякие причудливые формы. Сосновый лесок, виденный в свое время на верхних уступах Демерджи, где непрерывно дуют мощные северные ветра – высотой с человеческий рост, и весь извернуто гнется к югу. А эти стоят. Небольшое отступление – мощная валунная скала выперла из земли справа от дороги. Поскольку при виде всех этих соблазнительных камней у меня давно чесались руки (и ноги), я тут же бросила сумку на обочину и помчалась туда. С наслаждением пропрыгала и пролезла через всю группу камней на самую верхушку, чем ввергла в удивление какую-то немецкую чету, обалдело смотревшую на мои прыжки. А мне эти камни радостно напомнили уральскую Соколиную горку на ролевой игре «Роман Плаща и Шпаги». Так что я быстренько оказалась на макушке и даже огорчилась, что подъем так скоро закончился – конечности вовсе не устали! Ох, какой оттуда открылся вид… в том числе и на огромный, равномерно идущий вниз наш склон, усеянный группками цепляющихся за валуны елей! Сверху это было как-то особо отчетливо видно – какая тонкая, в разрывах и кружеве, шкурка земли, как мощно выпирают несокрушимые земные кости… Для сходства прямо передо мной поднимались несколько серых еловых скелетов. Впереди, среди зеленых увалов, лежало знакомое озеро, и даже виднелся городок, из которого мы вышли. Как-то уж очень далеко он оказался! А за ним уползали в дымку все те же цветные лоскуты и зеленые кляксы на плоскости. Только видимых городков стало заметно больше. Справа обнаружился выглядывающий из-за очередного увала городок Вернигероде, находившийся раньше на восточногерманской территории и получивший на память от ГДР кварталы пятиэтажек. Жаль, что увидеть их не получилось, мне было любопытно. Как гласила карта, камни, на которые я так лихо взмыла, гордо именуются «скала Бисмарка». Все-то у них тут окультурено и поименовано. Кстати, с них можно прекрасно спуститься (и подняться!) по высеченным вокруг обратной стороны ступенькам. То-то немцы так удивлялись. А по ступенькам мне неинтересно! В обратном направлении уже была видна вершина, холм перед ней – этакое плечо горы, именуемое Малым Броккеном, извивающаяся дорога и ватага велосипедистов, которые столпились на очередном повороте и съезжали вниз по одному. Вскоре им предстояло трястись на еловых корнях. Следующий наш привал случился в неожиданном месте: в черничнике. Валунная полянка поросла черникой вся, мелкие спелые ягоды так и просилисьв руки. Не то чтобы ее было много, но я не удержалась и ускользнула с дороги попастись. Сюр! В сердце урбанизированной Германии, в национальном парке, пастись в черничнике – единственный раз в этом году! Несколько кустов мы очистили, а потом платочком стерли следы преступления с губ, чтобы не вызывать удивления встречной публики, которая чернику-то ест, но в основном, в йогуртах и джемах, а о том, что она растет в лесу, могут вообще не знать. Этот привал был последним. Вскоре мы взошли на помянутый Малый Броккен, протянувшийся вперед плоскостью метров на триста, на котором оказалось – конечно, болото. Самое высокое болото в этой местности… А может, и не самое. Вершина была прекрасно видна, как и все, что на ней было и творилось. Так вот, с некоторой грустью сообщаю, что Лысая гора быть по-настоящему лысой перестала давно. На ней огромная красно-бело-полосатая вертикаль теле- и прочего -ретранслятора, построенная еще в ГДРовские времена и дизайном напоминающая космическую ракету – из советских фильмов о космосе. Она стоит на треноге, которую венчают три огромных диска, а уже над ними подымается ступенчато сужающаяся полосатая труба. Кроме того, вершину украшает основательное башнеобразное здание, увенчанное белым шаром, а чуть дальше – второе подобное, цвета старого дерева (оно и обшито досками). А еще… на вершину Лысой горы проложена, вы не поверите, железнодорожная ветка. Ей больше ста лет, это узкоколейка рубежа XIX-XX веков, и по ней до сих пор ходит тщательно отреставрированный паровоз со старинными вагончиками, возле которых – настоящие открытые площадки и переходы между ними – по мостику с перильцами. Дорога обвивает вершину дважды, а затем спускается, петляя между отрогами Броккена и по ущельям, к Вернигероде. Именно поэтому столько народу топало нам навстречу – они просто доезжали наверх поездом, любовались видами и отправлялись вниз, на прогулку. Или съезжали на велосипедах. И я им посочувствовала. Подниматься на гору – это совершенно другое чувство… и усилия. Гораздо интереснее, когда мир последовательно раскрывается перед тобой. На Малом Броккене нас впервые догнал здешний ветер. До того мы были прикрыты самим телом горы, да и день выдался очень спокойный. Здесь я окончательно влезла в куртку. Спускающийся же народ и вовсе был одет довольно тепло. Ну так и у нас в сумке ехали два толстых свитера – для страховки. Шутить не стоило: при облачной сырости и ветре тут и летом бывает по плюс пять, ветер же на вершине, бывает, доходит до 30 метров в секунду и даже когда не сбивает с ног, пронизывает до костей. А то, что сегодня он оказался слабым и страховка не понадобилась – только к лучшему. Перед нами с настоящим паровозным свистом и дымом проехал поезд и исчез за поворотом. Непосредственно за рельсами началась вершинная часть купола. Очередной плакат напоминал: охраняемая зона, ходить исключительно по дорожкам. Для верности дорожки ограждались деревянными перилами. Вершина представляет собой альпийский луг – действительно, травнопушистую лысину, окруженную кольцом приземистых, покалеченных елок. То, что осталось от луга – не так уж мало, – охраняется с целью защиты растений. И они, пожалуй, правы, потому что Такие Стада Туристов, которые там бегают, вытоптали бы тонкий слой жизни напрочь! И очень быстро. Строений оказалось еще больше, чем было видно снизу, но они сосредотачивались в двух местах – у самой «макушки» и возле конечной станции узкоколейки. Да еще торчала одиноко вторая башня: весьма почтенное и полезное здание, здешняя метеобашня, и она примерно одного возраста с железной дорогой. Самая высокая точка Броккена отмечена грудой валунов с табличкой. Груду облепили беспрестанно фотографирующиеся туристы, толпы слонялись вокруг, чуть не толкаясь – вот где шабаш-то! Дом-башня рядом с ретранслятором был построен для погранзаставы, а сейчас в нем, вот так так! – гостиница! И ресторан. А рядом музей Броккена – в еще одном строении, невысоком и полускрытом новой стеклянной пристройкой. Жуть мохнатая! Цивилизованная жуть. Виды оттуда открывались восхитительные. При хорошей прозрачности воздуха видимость – около 200 километров, но эту прозрачность еще надо поймать! Должно быть, только сразу после мощного большого дождя. Потому что с момента, как мы впервые увидели эти дали со склона, дымка еще уплотнилась и завесила горизонт. В южную сторону, куда вытянулся на сотню километров зеленый Харц, было видно заметно лучше: леса и горный стекающий воздух сдерживали дымку, не пускали дальше первых склонов… А если сесть на ограждение центральной площадки лицом к лугам, можно представить, что это совершенно дикое место, и нет никого постороннего до самого горизонта на этих лугах… Ага, и уши заткнуть. Луг пушистый, в серебристых метелочках, а над ним – летящие облака причудливых форм и меняющиеся на глазах. Облака громоздились довольно пухлые, кучеватые и низкие, казалось, что полосатая игла сейчас зацепит их за пузико, оторвет клок шерсти, и он останется висеть там, покачиваясь и тая. На площадке перед гостиницей (которая, вроде бы, является бывшей казармой пограничников), стоит будочка, сложенная из кусков здешнего камня. С широким входом, одной створкой от дверей, дощатой старой крышей и табличкой, гласящей, что это – первый приют для посетителей вершины, и был он построен аж в конце XVIII века. Другая табличка, с каменным рельефным профилем, сообщает, что сюда поднимался Гете. Гете обегал пол-Европы, он даже забирался на Этну! Вот они, истоки европейского туризма, неразрывно связанные с литературой романтизма! А на карте Харца по другую сторону Броккена, в западной части Харца, обозначено еще и «болото Гете». Мы посмеялись и пришли к выводу, что это – последняя надежда графомана: утопившись от отчаяния в болоте Гете, он хоть таким образом становится сопричастен искусству… Мы обошли вершину по дорожкам, посмотрели на обнажения с другой стороны лысины, которым дали звучные названия Дьявольский трон и Ведьмин алтарь. Это две груды камней, ничего мистического в них при дневном свете нет, а еще они прекрасно видны с заставы. Интересно, как это ведьмы и прочая нечисть должны были собираться здесь во времена ГДР – в режимной пограничной зоне? Я очень ярко представила себе такие картины: немец-пограничник виновато сообщает русскому начальству – вот, мол, собираются каждый год, традиция у них… На что начальник заставы возмущенно орет – нашли где собираться, в режимной зоне, другого места нет?? В одном Киеве этих Лысых гор штук пять! (Кстати, на карте только города Киева и впрямь пара есть, и еще в окрестностях). После чего начальник заставы – вторая картинка – хватает первое, что попало под руку, например, швабру, и мчится разгонять визитеров. С криками – «Где разрешение на культмассовое мероприятие в режимной зоне? Где пропуск горисполкома?! Не допущу разврата на объекте!» И лупит шваброй низколетящих ведьм, сбивая с курса. Мда… А вроде, такая чудесная вершина, с удивительным видом, с красивыми камнями… хотя народное воображение – оно такое, ему только дай, одного здешнего ветра хватит, чтобы населить нечистью всю вершину. Еще здесь когда-то был экспериментальный сад. После погранзаставы от него ничего не осталось (очередная нашлепка рассказывала, что после ухода погранцов вершину пришлось чистить и приводить в порядок), а сейчас планируют восстановить и как-то экспериментировать с растениями дальше. Пора было спускаться. Решено было пройти пешком часть пути вниз и сесть на этот смешной антикварный поезд в местечке Ширке (название которого я все время забывала, перевирала то в Шульке, то в Шпульке, то в Шкурке. Вот и сейчас пришлось уточнять в атласе). Как упустить возможность на таком проехаться! Да, через сто лет все превращается в антиквариат. А вообще, европейцы на такое горазды – они даже в одну знаменитую пещеру проложили узкоколейку. После чего, конечно, от исходного пещерного мира, обитателей и микроклимата осталось немного. Харц, по крайней мере, большой, от двух веток (вторая уходит на юг, к тамошним городкам), даже с паровозиками, вреда особого нет. Что подтвердилось перед нашим уходом. В пять ушел предпоследний поезд, туристов стало резко меньше, и, когда мы проходили мимо платформы к дороге, перед нами пробежала рысью лисица. Рыже-бурая, пятнами, как старая сиамская кошка. Нырнула в еловый лесок и пропала. Порадововшись за нее, мы рванули вниз, потому что времени в запасе – до отхода поезда из Ширке – оставалось меньше двух часов. Разумеется, мы выбрали другой путь, иначе не стоило и затевать. В выбранную сторону вела асфальтированная дорога, почти шоссе. Правда, ездить сюда по ней разрешается только работникам национального парка и всего того, что понастроено на вершине. На том спасибо… Конечно, по сторонам быстренько начались ручейки и хлюпанье – стоило только завернуть за тот самый лесок с лисой. Харц дает начало бесчисленному количеству ручьев и мелких речек. Прямо губка. Первый участок спуска мы бодренько протопали по шоссе, окруженному привычным еловым караулом, но вскоре решили срезать путь и свернули на довольно крутой спуск – в ущелье. И путь этот представлял наглядную картину – каким становится склон, когда его ногами тревожат. Лысые камни. Округлые и угловатые, бугорчатой лентой убегающие вниз. Между ними кое-где журчит вода. Сбоку все в траве, из которой она вытекает и в которую впитывается обратно, а дорожка – это камни и утоптанная земля между ними, огороженная теми же деревянными перилами. И местами проложен дощатый настил и ступеньки, потому что не больно-то удобно ковыряться по таким камням. Но тут у меня в голове вновь зазвенело РПШ и Соколиная горка, где тропинка частью проходила по старому обвалу с вот такими же чудесными валунами, по которым носились днем и осторожно пробирались ночью, и где так здорово переходили реку по камням. А вокруг – такой же восхитительно-солнечный каменистый склон, только там были сосны – высокие, прямые сосны, здешние ели почти такие же. Шесть часов подъема и еще час блуждания по куполу испарились из ног, как с горячей сковороды. Меня понесло. Броккенские камушки ложились под ноги сами – я шла вниз на хорошей скорости, чуть не пританцовывая, и временами казалось, что стою на месте, а каменную мозаику услужливо подносит к моим ногам, как ленту транспортера, поворачивая в нужных местах. Я с наслаждением выпендривалась перед самой собой. Тело радовалось безмерно. Промелькнула мимо экскурсия немецких школьников, топавших вниз со старательной аккуратностью… Каменная лестница очень вовремя кончилась. Потому что потом ноги запинались на ровном месте, и не исключено, что, продлись спуск в таком режиме, я бы куда-нибудь больно влетела. Но в тот момент мне было жалко. Чувствовала себя не то ребенком, у которого отобрали игрушку, не то голодным, у которого увели тарелку в разгар обеда… Этот скоростной спуск нам здорово сэкономил время, потому что предстоял еще приличный кусок пути до Ширке, прямо вдоль железной дороги. Но там был вполне оборудованный путь, только поверхностью он напоминал терку – весь в щебне и камнях покрупнее, ребром. Подозреваю, что довольно старый. По левую руку у нас был валунный ельник, из которого к дороге время от времени выступали живописные глыбы и вытекали ручейки, по левую внизу – ветка, а за ней склон дальше вниз. Навстречу пропыхтел паровоз – другой, не тот, что в первый раз, но такой же шумный и совершенно киношно «чуф-чуфкающий». Именно он должен был нас подобрать на обратном пути. Так что мы прибавили ходу, я как-то резко перестала запинаться и выдала хороший темп. Причем еще и потому, что останавливаться уже не стоило – ноги мои протестующе орали, как они устали. На ходу ор был тише. Напоследок запомнился роскошный каменный «дракон», высунувшийся из ельника, и несколько довольно крупных источников, нырявших в дренажные трубы под дорогой до самых колен их даже на карте обозначили. Мы из них пили и топали дальше в темпе хорошей спортивной ходьбы. И, как водится, даже поторопились. Вылетели на вокзальчик и обнаружили, что до поезда больше пятнадцати минут. За время ожидания мои ноги завыли в голос. Действительно, легче было идти дальше, чем просто встать со скамейки… Здесь был «конечный пункт» общедоступного подъема транспорта, ждали кого-то два туристических автобуса и машины. А еще наличествовали семафор и до самых колен тендер для паровоза, как в книжке, поворотная труба с краном. Прелесть! Ну и два ресторанчика, куда ж без этого, стойка открыток и связка ведьминских кукол верхом на метлах… Но мне ничего из этого не было интересно до самых колен до момента, когда, наконец, выполз из леса паровозик. Игрушка! Игрушка на колесах! Кстати, на станциях во всех трех городках Харца, где мы были в этот раз, присутствовали «памятники старины» – колеса от старых локомотивов, где-то целая рама с колесами, огромными, больше человеческого роста, а где-то проезжали и мимо целого на вечном приколе. Здесь же – игрушечка размером с грузовик ЗИЛ, ну, чуть повыше. И настоящая… Мы погрузились в Это, бросили вещи на сиденья узкого вагончика и застряли на площадке. Оно поехало. Со свистом при отходе, с фырканьем и чуфыканьем, громким выпусканием пара. А справа – открылись такие роскошные склоны вниз, что я чуть не вываливалась с площадки, высовываясь подальше, пищала и, возможно, даже слегка подпрыгивала от восторга. Потому что склон начинается прямо под колесами, а ты выше, и словно паришь над ним, а он не торопясь под тобой поворачивается… а тебя обдает периодически дымом, иногда даже брызгами воды от паровоза… Когда склоны закончились, я выдохлась и плотно устроилась сидеть. Но окончание пути меня порадовало не меньше начала. Поезд въехал в Вернигероде, пробрался по типичному немецкому пригороду… и выполз НА УЛИЦУ! Неторопливо пропыхтел вдоль заборчиков, калиток и палисадников, оставив позади блестящие машины. Было полное ощущение, что едешь в трамвае! Есть у нас такие города, где трамвай заходит на полудеревенские окраины… Мы были единственными, кто вышел здесь, после чего поезд усвистел, упыхтел и устучал куда-то дальше. Очень хотелось прогуляться еще и по Вернигероде, потому что до поезда в наш Гослар оставался час с лишним, но это было все. После заключительной вспышки энергии в поезде усталость скачком распространилась от ног на весь организм, а ноги ныли и гудели по всей длине. Все, на что меня хватило, – неторопливая прогулка через центр к вокзалу. Но здешний терем я еще сумела увидеть – мы прошли мимо, через рыночную площадь. Это ратуша, выстроенная как фахверк, но с галереей на деревянных столбах на первом этаже и с двумя высокими, острокрышными круглыми башенками! <Комментарий - ссылка на текст про Вернигероде> Дальше – несколько улиц, вокзал и состояние усталой прострации. Я задремала в поезде, насилу проснулась и шла через ночной Гослар – ну не то, чтобы ночной, но в одиннадцатом часу жизнь здесь остается только на рыночной площади – уже в изрядно глючном состоянии. Глючило тело, мне было холодно, хотя мы и поели, и куртка с кофтой на мне остались, а после прохода по городу бросило в жар. Затем «продолжается гон на почве переутомления. В гонке принимает участие весь организм»: я вовсю хохмила и шутила по дороге, находясь в вышеописанном состоянии, да так, что ни одной хохмы потом не вспомнила, а по приходе в хостел ощутила вдруг зверский голод, причем довольно странный. Проигнорировав запас бутербродов с ветчиной, я набросилась на сохранившийся пакетик сластей (орехи в сахаре, глазури и цукаты в шоколаде) и чрезвычайно деловито схрустела их все за несколько минут. Жирной точкой вечера стали «помидоры сушеные», услышавшиеся мне в нашем вялом разговоре. Это меня сразило, и я, наконец, отрубилась, приложив к тому вполне сознательное усилие. Назавтра нам предстоял день в маленьком городе высоких старинных теремов и романских церквей. Высказаться Аврально