––––– Причал ––––– Просто ––––– Ритмы ––––– Мостки ––––– Брызги ––––– Аврал


Тётушка
Дорога, которая вела к башне
Встречи в Париже

Зачем нужна дорога, если она не ведет к башне?

...[Лужкова яма на Манежной] – “Поломанный исторический ландшафт” – да, хорошая была площадь. Миттерану вот тоже приспичило нигде как посреди Лувра свою пирамиду поставить. Лувр разные короли веками достраивали, и как-то им всем было дано не нарушить гармонии, пока не явился политик и не стал себя обессмертивать. Хотя, наш приятель физтех сказал, что пирамида ему не мешает ничуть, но это об одном говорит – до какого возвышенного состояния могут довести человека прогулки по Парижу.
В предпоследний день мы все-таки пошли к Эйфелевой дылде. Издали она мне не мешала, особенно если вообразить, что она не железная, а кружевная – из черных ниток сплетена, накрахмалена и на ниточке же подвешена. Ладно, пошли, поглядим поближе, тем более я только что открыла для себя площадь Вогезов, так что не совсем по земле ходила, а как бы тоже на ниточке в двух дюймах над землей, и башня мне не была страшна. По дороге Дядюшка высмотрел ресторанчик в переулке, он такие любит, где местные едят. Меню в окне перечисляло борщ, цацыки и кулебяку. Мы пожалели, что не забрели сюда с Uliss’ом. Французские изыски так его утомили, что он уже мечтал о борще, хотя обычно его не любит, и даже искал русский ресторан, но местные нам объяснили, что обед с вином в том русском ресторане, что они знают, станет в пятьсот долларов, так что мы решили это дело пропустить.
Пока мы складывали зонтики и пробирались в сигаретном дыму к свободному столику, я заметила у красивого бритого старика ностальгически родную общую терадку в сорок восемь листов, исписанную плотно и изящно, с завитушками. Он собирался читать оттуда двум крашеным блондинкам. Услышав, как мы обсуждаем меню по-русски, одна блондинка отвлеклась на минутку и с красноречивою гримаской отсоветовала заказывать пожарские котлеты, а посоветовала белое вино.
У стены сидел еще старик, с седой бородой, как у графа Льва Николаевича, только длиннее. Он развалился на стуле, вытянув ноги в джинсах и закрыв глаза, и было отчего-то понятно, что глаза у него голубые. Похоже, он вообще спал.
Хозяйка, как ни странно, не знала по-русски. В зале кроме меня и двух блондинок, была еще только одна дама, точнее барышня, поразительно красивая, со странным противоречием: большие темные глаза, тонкое белое лицо, черные волосы в локонах предполагали такие же томные манеры, но она на весь зал энергически уличала Лукашенко в стремлении объединиться с Россией, чтобы стать президентом. Трое молодых людей внимательнейшим образом ее слушали.
Вино оказалось хорошим. Бритый старик прочел из тетрадки анекдот о любовнике в шкафу. Он говорил по-русски, медленно подбирая слова, но с тем прекрасным старинным выговором, который, правду говорили, еще сохранился в эмиграции.
Кто-то из дальнего угла спросил, есть ли у французов аналог русской пословице “язык до Киева доведет”. Публика подумала, но не аналога не нашла. Дядюшка предложил “все дороги ведут в Рим” – его очень серъезно опровергли.
Блондинка, та, что помогала нам с заказом, раскрыла русскую газету. Я спросила Дядюшку, как он думает, это местная газета, или «оттуда». Юноша за соседним столиком, до сих пор тихонько тянувший свое пиво, ответил: «оттуда». Ой, – удивилась я, – вы единственный человек здесь, о котором я думала как не о русском. – Это потому, что я армянин. Мы поговорили о положении в Армении, о разных диаспорах, юноша интересовался, как помогают американские армяне своим беженцам, а то здесь совсем не помогают, и вообще Франция только сейчас признала армянский геноцид (еще тот, начала века). Ему придется уехать из Парижа, у него контракт в Туре, в оперном театре, а здесь у него квартира, а квартиру снять нелегко. Мы горячо поздравили его с контрактом. Наши соседи услыхали и тоже стали поздравлять: да что ж ты молчал, что тебе его, наконец, подписали! Юноша улыбался и кланялся. Жаль, я постеснялась спросить, какие партии он поет.
Потом поздравляли отзывчивую блондинку – у нее сынуля только что сдал экзамены в консерваторию, ему советуют идти по классу тромбона, у него руки длинные. Сама она журналистка, ну, пока подрабатывает как придется, детей нянчит, полы моет. Она спросила, где мы жили в Киеве, я назвала свою Шулявку – никто не знает, а звучит хорошо. Оказалось, она помнит Серый Дом и Дом Специалистов – у нас на Шулявке большие дома носили имена, как пароходы. Свободных столиков уже не было, но люди все приходили. Журналистка всем сразу сообщала (Представляете, кого я тут сейчас встретила!), что мы с нею два месяца в одну школу ходили, не уточняя в каком году. Подошел холеный дядька в макинтоше и в английской кепке, спросил давно лы мы в Париже, узнал, что визитеры, сказал: «А, туристы…», отвернулся и больше в нашу сторону не смотрел.
Барышня разделалась с Лукашенко и теперь говорила о своей сессии, молодые люди все так же глядели ей в рот. Ее почтительно спрашивали из-за других столиков: Вы в Сорбонне учитесь? – она отвечала, что в Минске, что адвокатом будет, а все, кто входил, ее опять про Сорбонну спрашивали. Наконец, она объявила, что пока на первом курсе, а последние два года, может, и будет учиться здесь. Я так удивилась, что спросила через весь зал, годится ли здешнее образование, чтоб работать адвокатом там, кто-то хмыкнул: «непростой вопрос», все засмеялись, а барышня сказала, что будет здесь изучать международное право.
Старик с бородой вдруг открыл глаза, встал, подошел к нашей журналистке и попросил кусок газеты для самокрутки. Он оказался высоким, пластичным и не таким уж старым. Его долго не понимали, он объяснял про самокрутки, показывал длинными умными пальцами, как их сворачивают, упомянул солдат и фронт. Наконец, его поняли и стали выбирать неинтересное место в газете, чтоб пожертвовать.
Пришел крупный славянин с хорошей осанкой и прекрасно очерченым подбородком, поуговаривал журналистку переехать к ним в Версаль, там квартиры дешевле и есть еврейская организация, которая неевреям тоже помогает. Потом подсел к нашему столику и стал рассказывать, какая Франция разная и красивая, север совсем другой, чем юг, и как здесь до славян никому дела нет, здесь помогают арабам и черным, да что там славяне, своего брата француза на улицу выкинут, а араба возьмут. Потому, что у арабского эмирата тут все сплошь куплены.
Дядюшка покончил с обедом и сказал, что нужно идти, а то не успеем к башне. Я попросилась отсюда не уходить, сидеть и слушать аж пока не будет пора бежать к Японскому Ветерану к семи часам.
Уходя, я восползовалась своим дамским статусом и сказала общее «до свидания», а Дядюшка жал десятка полтора рук. Нас звали заходить еще, они здесь каждую субботу собираются в три часа. Мы обещали. Записали телефоны и побежали к Японскому Ветерану, чтоб идти в гости к ВБА, зверски опаздывая, как всегда в Париже.
Еда в этом ресторане была ничего, только все пересолено по сравнению с обычной французской едой.

Отозваться в Бортжурнале
Высказаться Аврально