Хрюша (c подачи Деда Пахома) Это наша с тобою судьба, это наша с тобой биография! (Из Бортжурнальных открытий) 06.04.2001 – 09:52:08 [Вырвано из контекста] ...Дышу, паронокопытненький мой, дышу. Спасибо, что старика не забываешь, советуешь по доброте унутренней. Я о тебе тоже помню и болею душевно за твои неустройства. А главное из тех неустройств есть то, что путаешь ты защиту русского языка с защитой своего краснобайства. До последних твоих раскаяний и сморканий я бы еще усумнился в ентой путанице, а теперь уж вижу точно, за что твоя душенька болит, что ее мучает. Забавный ты порось, остроумный, но тщеславен до судорог – инда трясет тебя всякий раз, ежели кто до фонтана твоего красноречия кощунственной дланью докоснется. Дед Пахом 06.04.2001 – 22:08:42 """"но тщеславен до судорог – инда трясет тебя всякий раз, ежели кто до фонтана твоего красноречия кощунственной дланью докоснется.""""" Точно, деда, угадал! В самую точку. Я раньще фонтанщиком работал, в Петергофе, ну должность была небольшая, типа там из-под льва убрать, Самсону зубы почистить. Но точило меня тщеславие изнутря, подтачивало, хотелось мне большего. Стал я поперву в конкурсах участвовать, на лучшего фонтанщика. Чего я тока не делал, как тока не старался, но жюря мне всегда говорило: "Нет Хрюша, это не фонтан" и зарубало все мои проекты. Завистники. Интриганы. Бездари. А ведь какие были проекты! Чего только стоили мои предложения поставить Самсону и Льву новые коронки. Подвести в глаза лепестрические лампочки. Заменить Льва на писающего мальчика... Вы только представьте себе этот монумент "Самсон, Разрывающий Пасть Писающему Мальчику" и струя, бьющая вверх и вбок на десятки метров! Да от туристов отбоя бы не было. Доллары бы текли зеленой рекой. Но... как я уже писал выше, интриганы, завистники, бездари не дали ходу. Они подсуживали каким-то мерзавцам, которые мыли их мохнатые лапы. Что было делать мне бедному, талантливому, молочному поросенку? Мой талант граничил с гениальностью. Я знал об этом, и поставил пограничников с собаками охранять эту границу. По утрам я вставал с подстилки под вальсы Иогана Вагнера и, обливаясь и умываясь слезами, одевал галстук не пиджак. С полчаса повертевшись у зеркала и почесав воспаленное тщеславие, шел на работу. О, как ненавистен мне стал этот каторжный труд! Однажды я не выдержал и дал Самсону в зубы, а Льву пендаля, но это заметил зампотылу и настучал на меня в ОГПУ. Что мне оставалось делать? Я бежал в Америку. Я бежал трусцой через Шанхай, через Ляо-Дзынь, через Грецию и Турцию, через Малайзию и Евразию, через горы и долы, через поля и леса. Копыта мои стерлись до ушей, я сносил семь пар кроссовок Саламандра на подошве из легированой стали, пять медных шапок-ушанок и одни гранитные трусы. Когда я прибежал в Америку, первым делом я получил пособие по безрыбице и налоговую декларацию. Со всем этим я пошел к врачу. Врач осмотрел меня, покачал головой, потом покачал сиську медсестренки, потом положил ноги на стол и, закурив толстую буржуинскую сигару, стал стряхивать пепел на погоны. "Что со мной доктор?" – спросил я его на чистейшем американском языке. "А хер тебя знает!" – задумчиво ответил он на ломаном русском и покачал другую сиську. "Однако кансилиуму собрать нада", – добавил он на изысканом чукотском и ушел в никуда, волоча за собой размякшую от покачиваний медсестренку. Я остался один. Совсем один. Один одинешенек. Как перст. Что было делать? Но в жизни всегда есть место подвигу. Я понял, что с капиталистами нужно выть по-капиталистически и открыл собственый фонтан. К сожалению, воды у меня в кране не было, всю выпили соседи по трущобе, но зато было много неиспользованных слов. По вечерам я набивал рот Биг-Маками и ходил на пустынный берег моря, где практиковался в ораторском искусстве, используя родную речь. Временами я орал так, что перекрывал грохот прибоя и отбоя. Тогда выскакивали местные жители и обзывали меня красной сволочью. Когда я набил пасть настолько, что смог непрерывно извлекать из нее фигуры речи, я открыл фонтан. Местные жители вскорости съехали из этих мест, земли упали в цене, и я приобрел их за четыре связки ракушек. Сейчас я с улыбкой вспоминаю те тяжелые времена. Ныне я владелец "Фонтана Красноречия", триллионер, пишу эти строки в ожидании пока Билл Гейтс и Джессика Раббит накрывают на стол в полуоральном кабинете. Тщеславие мое удовлетворено. ЭПИЛОГ ...лишь долгими длиными зимними ночами, когда завывает в каминной трубе злой северный ветер я, достигший всего, чего только может пожелать поросенок, вспоминаю Петергофф, одиноких, стоящих под ледяной струёй Самсона и Льва... и тогда я плачу... тихо плачу в мокрую и потрепаную жилетку моего верного дворецкого... он гладит меня по голове, и я засыпаю. А когда просыпаюсь, чуствую себя великолепно, и меня больше не тревожат ни менты, ни политики, ни кошунственые длани, ни жестокий прокурор пятого Центрального района города Н-ска... ** Другие тексты Хрюши на Яхте Отозваться в Бортжурнале Высказаться Аврально