Сергей Кравченко
Кавалергард
1.
...И вот, господа, возвратился я в Столицу из Карлсбада после лечения на водах.
Немцы тамошние отрепарировали* меня вдоль и поперёк, так что выглядел я вполне прилично:
товарищи по Офицерскому собранию узнавали меня не сразу.
Поручик Бесяев, который своими глазами видел, как под Дохенау виконт де Бордери снёс мне
палашом кивер и выбил глаз, больше всех удивлялся моему перевоплощению.
Его можно было понять: это он опознал потом тело виконта и нашёл на обочине мой кивер,
из которого умиротворённо смотрел в высокое австрийское небо мой глаз...
Теперь Бесяев не находил слов радости и только таращил на меня свои мутные белки в
апребуарных прожилках.
Кампания, пока я лечился, подошла к концу, и тыловая скука по мере возвращения полков
сменилась сначала буйным весельем, а затем – расслабленным сплином, когда ждать уже нечего, осень
полна горького очарования, вино пьется легко и беззлобно, и даже кое-как пишутся стихи...
Наконец, сезон взял разбег, и я почти без отвращения стал ездить в оперу.
А там закружилась вереница балов и званных вечеров "по поводу" и "под предлогом".
Неполнота штата кавалеров ещё сказывалась, и я, к своему удивлению, стал получать приглашение
за приглашением. Бесяев, правда, легко разрешал этот кассетет: общество было возбуждено вестью
о моём удачном вдовстве и преувеличенными слухами о тройном наследстве. Делать нечего,
стал я ездить и по балам.
И вот, как-то в октябре у княгини Татьяны Васильевны, рекогносцируя фуршетный столик,
был я окликнут, и более того! - тронут под локоть графиней Р., с которой когда-то... гм..., ну вот.
Улыбаясь и глядя, как обычно - в упор, она мне говорит: "Рада Вас видеть, mon cher ami!
Позвольте recommander Вам мою дочь! У неё сегодня первый бал!". На мою реплику, что
не отказался бы recommencer с ней самой, madame изображает очаровательное притворное смущение и
подводит меня к юному созданию, похожему, как две капли рейнского, на старую Р., в наши годы.
Та же холодноватая грусть, загадочная, меланхолическая опустошенность, такие же круглые тёмные глаза...
– Позволь, мой друг, представить тебе графа К., моего старинного и верного... honori, – она
ещё что-то говорит, но я не слушаю, а всё смотрю на юную Р., с которой происходит занятная метаморфоза:
она начинает дышать, туманно смотрит на меня, не мигая; из под пудры у неё проступают веснушки,
вздрагивает верхняя губа, вздымается грудь...
Здесь неожиданно приключается досадный казус: мой левый глаз - гордость богемских стеклодувов,
по непонятной причине покидает свою обитель и отправляется как раз туда, куда он перед
этим пытался смотреть - в декольте юной Р..
С девицей случается обморок, maman охает и хлопочет...
Я, прикрываясь перчаткой, подхватываю свой магический кристал, выскочивший из под юбки потерпевшей,
и конфузливо удаляюсь...
Таким образом, господа, все надежды разобраться в моих коллизиях с Р. я теперь почитаю
утерянными навсегда.
Бесяев, впрочем, со мной не согласен. Дай-то Бог! Ему виднее вдвое!...
2.
... И поэтому, ma cheri Lora**, maman повезла меня на Литейный к доктору.
Не знаю, что он ей наговорил, но она пыталась с крайней precaution внушить мне всякие деликатные мысли:
будто бы у меня какой-то особенный возраст, и душа у меня - desespoir, и угнетают меня какие-то
тайные желания. А выход из этой situation только один - mariage sur-le-champ... Могли ли мы с тобой
предположить, ma cheri, что barriere d'innocence вредна для здоровья?!...
Стали мы с maman ездить по балам. Я - с любопытством, она - с тайной надеждой на
какой-то особенный demander de marier...
Однако ничего интересного до поры не происходило. Менуэты сменялись мазуркой,
старики бормотали о войне и спиритических сеансах, девицы a trivialite липли к офицерам. И вот на
балу у одной старой подруги maman сижу я, как обычно, скучаю, отмахиваюсь веером от духоты и каких-то
противных статских балбесов. Тут всё и произошло...
Maman подводит ко мне военного. Седоватый такой chevalier, но мундир - великолепный.
И глаза! Таких глаз я ещё не видела! - светло-серые, почти голубые, не бегают туда-сюда, как у всех
этих наших cousins, смотрят прямо, умно, открыто, кристально-чисто.
Maman что-то говорит, говорит, а я вся оказалась во власти этих глаз, излучающих доброту,
тепло, проникающих насквозь...
Между нами протянулся le rayon optique, и я не стремилась освободиться от действия этого луча.
Напротив – вся отдалась возрастающему напряжению. Я уж совершенно не слышала maman,
не видела ничего вокруг: ни танцующих пар, ни свечей в канделябрах.
Только тёмный силуэт полковника, склонившегося к моей руке, был ещё различим в сгустившейс
мистической мгле. Его прикосновение пронзило меня горячей сладкой болью.
И вдруг – будто молния сверкнула между нами! - огненная искра поразила меня в грудь,
прокатилась обжигающей судорогой по всему телу! Я лишилась чувств...
Теперь я сама не своя. Не нахожу себе места, не могу измыслить повода,
чтобы снова увидеть Его. Но maman меня не понимает, почти смеётся надо мной!
И ничего, дескать, в графе нет, а глаза у него стеклянные, и уж она-то его знает:
для замужества он непригоден, и ничего он по отношению ко мне не показывал,
а только глумился над моей неопытностью из чувства мести к maman за её давнишний refus...
И ещё она говорила о какой-то выходке графа, и что эта выходка - совершенно в его духе...
...Так что, не знаю, ma cheri, как мне дальше и жить...
Граф всё не едет и не едет...
Высказаться Аврально |
|
