дек. 1989
Когда сиреневые облака растают в горечи убегающей темноты
запада, пушистые вершины темно-зеленых хвойных красавиц посеребрит жгучий взгляд
просыпающегося востока и эхо веселого щебета возвестит о новом пришествии
светлого ока, нечаянные звуки утреннего возбуждения природы тонко вплетутся
в увлекательный сюжет моего последнего сна и он растает, оставив на моем
лице улыбку и обещая сладость первого потягивания, и я сползу на теплый ковер
и пойду по комнате, с удивлением узнавая предметы и по-доброму хмурясь
ярким зайчикам, просачивающимся сквозь дышащие свежей прохладой утра
тяжелые занавески, и подойду, весь еще теплый от воспоминаний, к двери и
скажу сонным душевным голосом:
– Ну, сколько можно занимать туалет?8 ноя. 1990 12:18
Когда высоко плывущие, с рваными мартовскими краями,
облака осветились последними редкими кусками раздраженного солнца,
город словно бы вздохнул и растекся в теплой сумеречной усталости, остывая
дымным воздухом и грязным пешеходным снегом. Кое-где на холодном небе
появлялись первые альфы и беты из звездных атласов. Резкие троллейбусные
звуки все реже раздавались в вечерней прохладе притихших закоулков, уступая
вздохам и шепотам расположившегося на отдых городского пейзажа. Мирные
дуновения все более весеннего ветра слегка раздвигали пышные метлы
разросшихся тополей и чуть раскачивали старую деревянную беседку, неуклюже
нависшую над мерзлой коркой черного снега; мерный скрип ее убаюкивал,
угасая в сонных чердаках панельных домов эхом сельского подворья, старой
калитки, притаившегося в сарае домового... На улице уже ни души, только
изредка, расплываясь в темноте, мелькала быстрая тень подвального кота,
отправившегося на поиски своей полосатой Дульсинеи. Тихо вокруг. Город
засыпал, гася последние окна. Лишь у второго подъезда, оперевшись рукой о
стену, стоял полусогнувшись запоздалый прохожий и, раскачиваясь, громко и
натужно блевал.
07 мар 1989 23:00-23:20
В те самые полчаса, когда луна с улюлюканьем входила в
первую четверть, Прохоров стоял в переходнике и благообразно
прельщался. Он был очень нарочит. Его капленосное "ню-ню"
злодумчиво листало новый альбом "Наутилуза". Прохоров
прельстился в последний раз и надел на выдох пожухлую кепи. Он с
уверенностью откашлялся и сказал: "Ну, я не знаю!" Вздохнул.
Выздохнул, обернувшись на внезапный шухер со стороны блокотника.
Блокотник пошатнулся, и из-под него выползла недодрипанная
лошадь. Она подползла к Прохорову и, икнув, молвила: "Лошадь
вот". И начала думу думати. "Ишь ты, – оценил Прохоров, – тоже
ведь, стерлядь." Не зная, что ответить, та поползла дальше,
нещадно мотая хвостом. Она к тому же отдавала себе отчет и,
хорошо разбираясь в аксессуарах, никогда не преминывала
пописывать письма в редакцию. Прохорова нехорошо обдало пылью
с-под ее хвоста, и он философски похрустел песочком. Лошадь
обернулась и, тявкнув, "Сам козел!" поползла за угол, неровно
обрастая яблоками. Блокотник стошнило. "Ню-ню", – сказало "ню-ню"
и выронило припев на самом интересном месте. Прохоров сплюнул
песочным тестом и пошел на могилку бабушки о чем-нибудь
покляться. Во всеобщей атмосфере гряло революционным пафосом.
Буревестники там, пингвины…
4 марта 1991
Брать или не брать? Вот какая проблема. Не было проблемы,
и на тебе, проблема. А дело было так. Задумал как-то Тутанхамон дачу
строить. Или не дачу, я не помню. Но факт тот, что под соусом важности для
науки и прогресса всего человечества. В плане перестройки египетского
хозмеханизма. Естественно, за казенный счет. Что-то ему там жрецы под этот
проект выделили. Какие-то мощные средствА. Ну, сразу было видно, что не на
одну пирамиду. Как минимум, на пятнадцать-двадцать. Стал Тутанхамоша думать,
как эти средства приложить. Можно, конечно, нанять вавилонских строителей.
Они с этим делом у себя в Вавилоне наловчились. Строят, как на дрожжах.
Но – загвоздка – большие деньги просят. Все-таки жалко, казенные-неказенные,
а уже вроде как свои, раз тебе их выделили. Можно было бы их сразу в фонд
зарплаты перевести, но ведь спросят, те же жрецы, как идет строительство,
заложили ли фундамент, пойдут разговоры. Нехорошо. Ну, значит, кто будет
строить, решил Тутанхамон, – рабы, конечно. Ему ведь что, рабу, надо?
Ничего. Только чтоб не умер. Да и то. Вот Тутанхамон набрал тыщ шестьсот
рабов и говорит: "Вот, ребята, будем строить светлое будущее. Прогресс
всего человечества. Чаяния народов. Чудо инженерной мысли. Преимущества
нашего строя. Бей жидов, спасай Египет!", ну и прочую бодягу. Начали они
строить. Только, интересное дело, рабы есть отказываются. "Раз, говорят,
такое дело, на совесть будем работать, а не на похлебку." Вот поди и
разбери их.
Другие тексты Леонидыча
|
Отозваться в Бортжурнале Высказаться Аврально |
|
