Решил вот я дневник писать. Нет, я не писатель там какой, но просто как подумаю, что столько всего на свете, а если что, так и про деревню-то нашу и не вспомнит никто. И потом, люди же у нас – величайшие. А помрут – как и не было их, вот что обидно. Вы не подумайте, что я спьяну писать удумал, меня события последних дней на это подтолкнули. Но я, видно, непонятно пишу. Так что, все по порядку.

Я вот все "якаю", а кто "я" и не сказал. Я – Андреич, а зовут меня Валентин. Сторожем я у нас в Натре работаю. Это деревня такая – Натря. Ну, сторожить, по правде, у нас особо нечего – вся деревня-то: десять домов, но ведь должен же быть сторож. А то люди-то всякие бывают, мало ли кто забредет. Хотя к нам редко кто забредает и вообще мимо проходит. Потому как – глушь. Но – редко-то оно редко, а вот на днях появился мужичок, не то, чтобы молодой, но меня помоложе будет. Игорем звать. Волосы короткие, и борода такая же. Не просто появился, а на лыжах пришел, да еще и жить у нас остался. Устал я, говорит, от города, хочу жизнь на природе доживать. А зима, надо сказать, дай Бог стоит. Того и гляди, уши отмерзнут. А снегу-то, иной раз откапывать кого приходится, чтобы дверь открылась. Сколько же прошел-то он так вот, пешком, можно сказать?

Ну, Настасья его сразу же приютила, понятное дело – он за постой деньги большие предлагал, да потом и без мужика она совсем. Что она, баба, одна может? Ни за дровами толком сходить, ни забор подправить. А летом, значит, дом он себе строить собрался. Ну, смотрим мы, ясное дело – мужик он хороший.

И вот значит через пару деньков, когда пообжился он, пошли мы к нему знакомиться по толку. Вот тут-то все и началось, как он на крыльцо вышел. Не пью я, говорит. Мужики аж челюсти отвесили. Как не пьешь? Шутишь что ли? Да нет, говорит, не пью вот, и все. Как же это нас обидело, в особенности Ивана!

А я вам прямо скажу – кто Ивана обидит, пускай часы свои последние считает. Иван, он цепь колодезную руками рвет. В том году в лес он пьяный ушел, а под утро вернулся с головой лося. Оторвал, стало быть.

Да, Иван шуток шутить не станет. И, потому как мужик он конкретный, телогрейку с себя скинул, и так прямо Игорю этому и говорит: "Порву тебя, сука". Настасья визжать тут начала, изо всех домов народ повыбегал, кто раньше не вышел. А мужик новый – ничего, и глазом не моргнул. Тоже тулуп с себя снял. Ну давай, говорит, коли по плечу тебе такое дело. И с крыльца спускается. Тут уже все бабы орать начали, что ж это делается, разнимите их, убьет же он его. Разнимите! А ты поди сама, да разними. Или скажи Ивану чего поперек слова, когда он чего собрался. А Иван стоит, огромный, кулаки сжал. И как Игорь с крыльца-то сошел, так кинулся на него.

А мужик-то не так прост оказался, даром что худощавый такой – поднырнул он хитро под Иваново плечо, да и встал у того за спиной. Иван опять рванулся – и опять Игорь избежал смерти неминуемой. Долго так продолжаться не может, думаю, да и разозлит он только Ивана. Но тут он всех наших поразил. Давай, говорит, по-честному. Ты меня бьешь, а потом я тебя. Вот и выясним все.

Ну, думаю, спятил мужик. На смерть верную идет. А Иван и отвечает ему: "коли так, не гоже мне тебя, хилого, первым бить. А то честно не получится – не встать тебе после удара моего". Это он не со зла, это он предупредил честно. Так что, говорит, бей. Я сразу понял, что у него уважение к Игорю появилось. Тут уж все замолчали. Игорь спорить не стал. Встал напротив Ивана, ноги согнул немного, да как крикнет. И при этом Ивана в живот и ударил. Может мне, конечно, показалось, но Иван чуть пошатнулся, да и дыхание у него вроде как сбилось. Раз вдохнул, два вдохнул. И с размаху Игорю по дых ручищей своей. Бабы ахнули разом. Игоря отбросило эдак метра на два, сквозь зубы выдохнул, да согнулся немного. Но не упал даже! Иван замер и, наверное, с минуту молчал. А потом говорит: "Ну ты, мужик, силен. Вот уважаю". И как обнимет Игоря. Я уж думал, что не одно, так другое – не свалил ударом, так задушит теперь в объятиях своих ненароком. Но ничего, Игорь на объятия ответил, и руку Ивану пожал. И такая пьянка началась!

Пошли мы, значит, ко мне в дом, Славка принес бутыль самогону, за что и был впущен, жена моя закуси всякой наготовила, Настасья через какое-то время пирог принесла – в общем, изобилие невиданное. А Игорь, хоть и не пил, но с нами сидел да разговаривал. Что уж тут поделаешь, ведь не бывает, чтобы человек, и совсем без изъяну.

Просидели мы с час где-то, прежде чем темнеть начало. А еще метель такая поднялась, из окна не высунься. Ну, баб-то мы по домам отправили, жену я с Настасьей выпроводил, все одно Игорь у меня ночевать останется, и завели разговор по душам. И вот значит, как уж мы слушать-то настроились, после двух литров самогону, Игорь нам и рассказывает:

– Ты не подумай, Иван, что я вот так просто удар твой выдержал. Я таких людей, как ты, если честно, в первый раз встречаю.

– Да ты не скромничай, Игорь, – Иван отвечает, – я ж тоже первый раз вижу, чтобы я кого наземь не свалил с удара.

– Ну так я ж не совсем простой человек. Я каратэ двенадцать лет занимался.

– А, знаем-знаем, это китайцы придумали, – вставил я.

– Ну, не китайцы, а тогдашние окинавцы, теперешние японцы. Хотя, китайцы тоже руку приложили. Ну да не в этом дело. Вот я благодаря тренировкам ежедневным удар твой снес, а ты, Иван, от природы силы невиданной. Моего-то удара ведь тоже давно никто так просто не выдерживал.

Иван расплылся в улыбке. Ясное дело, приятно, когда хвалят, да еще и по делу. А Игорь продолжал:

– Я уже лет восемь последних, пока из города не ушел, преподавал каратэ. И не пью-то собственно из-за этого, чтобы форму не терять. Жалко только группу последнюю бросать было, у них только-только все получаться начинало.

– А чего ж бросил-то, и каратэ свое, и из города ушел? – уже заплетающимся языком осведомился Славка.

– От города устал я очень. С детства хотел в деревне жить. Тут и воздух чище, и к природе ближе.

– Это ты правильно говоришь, – одобрил Иван, – люди у нас тут в основном все сердечные, добрые.

– Да, это я уж вижу. А что касается каратэ, так тут я даже не знаю. Может быть, все с того дня началось, когда я учителя своего победил. Понимаете, вот был я помоложе, только в секцию записался. Учитель для нас был, – сверхсуществом каким-то. Неуязвимым и непобедимым. Вот как на меня мои ученики смотрели. А потом вот – раз, и однажды победил я его. И что тут в голове моей началось. Как же так, он ведь лет на десять больше меня занимается. Это же он меня всему научил! А тут вот на тебе. Значит, не гарантируют тренировки победу. И, значит, любой из учеников когда-нибудь меня так же побить сможет. Ну и понимаете, не мог я дальше людей учить тому, в чем сам не уверен. Такие вот дела.

– А я тебе знаешь, чего скажу, – говорю, – главное не каратэ-маратэ, а чтобы человек был хороший, понимаешь? Вот как мы с вами.

За сказанное немедленно было выпито по стакану. А потом еще по стакану, после чего Славка прилег поспать под столом. Ну, посидели мы еще с часок, поговорили. Я про жизнь свою тоже вставил кой чего. Я хоть хвастать и не стану, а много чего повидал, так что есть чего рассказать.

И вот не помню, сколько прошло, а только неожиданно дверь открылась входная. "Пошли вон, дурехи", – кричим. Нам-то из комнаты не видно, кто там.

И тут в комнату мужик вваливается. Не наш мужик. Борода седая, длинная. Босиком и без шапки. И без вещей. Я говорю, – "Ты чего ж, так прям и пришел?". Кивает, да, мол. А сам дрожит весь, аж слышно как зубы клацают. Усадили мы его за стол, влили насильно, потому как он, видать, от холода, не соображал ничего, самогону стакан. Заодно пару стаканов влил в себя Иван. Валенки дали. И сидим, молчим. Ждем, что он скажет. Это ведь не каждый день человек несколько километров босиком по морозу ходит.

Он как отогрелся, так сразу и спрашивает: "А кто тут у вас Игорь?"

– Ну, я, – Игорь удивленно говорит, – а ты-то кто? Я тебя не знаю.

– Это ты пока не знаешь, а я вот тебя знаю.

– Слушай, мужик, ты проспись, отдохни, а завтра мы с тобой обо всем и поговорим.

– Да некогда мне отдыхать, – чуть не кричит тот, – нам с тобой надо мир от гибели спасать.

Тут я понял, что уже не совсем хорошо суть разговора понимаю. "Ща, мужики, я мигом", – говорю, – "я подышу пойду". Они там чего-то еще говорили, когда я из избы вышел. Ночь стояла – загляденье. Ветер стих, небо все звездами усыпано. А я стою, значит, смотрю по сторонам и любуюсь.

А следов-то я сразу и не заметил, а как заметил, чуть с крыльца не упал. Прямо перед избой на снегу – четко видны следы, ведущие к крыльцу. А шли они из колодца. Ей-богу. Я тогда еще подумал – это что же, я напился как свинья, или гость наш и впрямь из колодца вылез. Что, впрочем, не более удивительно, чем, если б он пешком пришел. Тогда понятно, почему он без шапки, зачем ему там, в колодце, шапка? Нет, думаю, надо разобраться. Подошел к колодцу, заглянул.

Ну, точно, перебрал я. Почудилось, будто из колодца вылез такой зеленый кто-то, с огромной головой. И глазищи огромные. Посмотрел на меня, и к дому потопал. Чего дальше той ночью было я и не помню.