––––– Причал ––––– Просто ––––– Ритмы ––––– Мостки ––––– Брызги ––––– Аврал


Pero
Торричеллиева пустота
(Из цикла "Наука и Жизнь. Драмы Познания").

Галилео ГалилейЭванджелиста Торричелли

Действующие лица:

Галилео Галилей, профессор математики Флорентийской академии, 77 лет,
Слуга Галилея, агент Инквизиции,
Эванджелиста Торричелли, секретарь Галилея, 33 года.
Вилла Арчетри, близ Флоренции, Тоскана. 15 ноября 1641 года. Галилей живет здесь последние 8 лет, после того как по приговору Инквизиции за нарушение запрета о пропаганде еретического учения Коперника он был приговорен к пожизненному заключению, замененному по милостивому решению Папы Урбана 8-го на домашний арест с разрешением узнику самому выбрать место заключения.
Уже три года, как Галилей слеп.
Большая комната с камином. В камине горит огонь, перед камином стоит кресло, в котором мы видим сидящего Галилея. Он выглядит уставшим, чуть дремлет. За стрельчатым окном сгущаются сумерки. Через приоткрытую дверь комнаты слышен шум уходящей компании. Шум стихает. В комнату входит Слуга, закрывая за собой дверь.

Слуга: Все, синьор профессор, они ушли. Ох, и непоседливый народ эти цеховики. Ну приняли их в солидном доме, так веди себя тихо и прилично. А эти вечно нашумят, нашаркают, убирай за ними. Что прикажете подать, синьор профессор?

Галилей: Ничего не надо. Устал я. Марию позови.

Слуга: Марию? Но... Простите, синьор профессор, ваша дочь, сестра Мария, уже 7 лет как умерла.

Галилей (после полуминутной паузы): Укрой меня получше и можешь идти. Пока ничего не нужно.

Слуга (уходит, бормоча): Так, 4 человека, фонтанный цех, два часа разговор.

Галилей: Да, иди, иди. Пиши свое донесение. Кому оно теперь нужно, твое донесение. Что я теперь могу, кому я страшен? Старый, слепой, почти неподвижный. Ни прочитать, ни написать, ни голос повысить. Ах, Мария, Мария, зачем же ты так рано ушла к своему Богу? Он мог бы еще немного подождать, ничего бы с ним не случилось. Немного больше вечности, немного меньше. Ему-то какая разница?

Входит Торричелли.

Торричелли: Учитель, извините, я не присутствовал при самом конце вашей беседы. Но, позвольте сказать, что я просто потрясен. Вы так быстро, просто моментально, разобрались в их фонтанных проблемах. Ну прямо как будто сами всю жизнь строили фонтаны во Флоренции.

Галилей: Дело не хитрое. И гидравлику я издавна люблю.

Торричелли: Да, Учитель, я помню, ваши первые научные работы были посвящены как раз проблемам гидравлики.

Галилей: Очень любопытно это. Одно дело в лаборатории модельки строить, а совсем другое – вот как у них, сифон многометровый, резервуар огромный, система подачи воды, система отвода, и все это должно быть спрятано от глаз, но доступно для ремонтов. А еще же и дренаж при возможных утечках предусмотреть надо.

Торричелли: Так в чем же у них проблема, Учитель?
Галилей: Проблема в том, что сифон у них не тянет. Воду через препятствия всегда при помощи сифонов поднимают. Если гибкую трубу наполнить водой и опрокинуть ее одним концом в резервуар, а потом перекинуть через стену, то вода по трубе потечет и из другого конца вытекать будет.

Торричелли: Это что же получается, Учитель, воду можно заставить вверх течь?

Галилей: Да, можно. Только надо не забыть ее потом обратно спустить. Чтобы вода по такой изогнутой трубе перетекала из одного бассейна в другой, то этот другой бассейн должен иметь уровень воды меньший, чем первый. Тогда соединительную трубу можно даже и через стену перекинуть. Это называется сифон. Я же тебе рассказывал. Ты опять забыл?

Торричелли: А что же у них во Флоренции не работает? Ведь конструкция совсем простая.
Галилей: Они очень высоко хотят воду поднять. У них стена между резервуарами очень высокая, больше 10 метров. А вода не идет, не хочет подниматься. До 10 метров поднимается, а выше – нет. Они никогда такого не видели, чтобы сифон отказывался работать. Они и в Рим писали и в Венецию, но помочь никто не может.
Торричелли: Учитель, вы говорили, что труба сифона первоначально вся заполнена водой. Но если с одного конца вода подниматься не хочет, то из другого-то конца все равно выливается?

Галилей: Конечно, из нижнего конца вода все равно выливается.

Торричелли: Что же в трубе получается? В один конец не вливается, но из другого выливается. Пустота в трубе получается.

Галилей: Да, так получается. Когда столб воды рвется на две части, то между ними должна возникнуть пустота.
Торричелли: Я не понимаю, Учитель. Сколько раз мне в Университете говорили: нет пустоты, природа боится пустоты. Да и фонтанщики несколько раз в разговоре упоминали: «природа боится пустоты».
Галилей (про себя, слегка отключаясь): Как же, боится она. А вокруг меня что? Куда ушла моя жизнь? Семья, университет, студенты, герцогский двор, придворные, коллеги. Где все это? Пустота вокруг меня. Мария Челеста, моя Мария, ушла от меня к своему Богу. Где все мои ученики? Исчез Барберини, превратившись в Папу Урбана. Исчез молодой Вивиани. Говорил, что вернется, но нет его. Я написал книги о том, что я любил и о чем мне удалось узнать, и о чем мне хотелось рассказать другим. Книги где-то вокруг меня, я могу их взять в руки, но не могу их прочесть. Один вот Торричелли остался. Подумать только, он унаследует мою кафедру в Академии, унаследует мое дело. О, Боже, как Ты страшно наказываешь меня. Наказываешь пустотой! Неужели мало Тебе разгрома всего, что я сделал, мало кошмара двух процессов и всех отречений, исторгнутых из моей груди? Зачем Ты наслал на меня слепоту и пустоту? Ведь я всего лишь хотел понять Тебя, понять как Ты устроил мир. Разве есть более благородная, более возвышенная, более интересная задача, чем пытаться понять Божий промысел? Чем же я прогневил Тебя, Господи?

Торричелли: Учитель?

Галилей: О чем это я?
Торричелли: Вы говорили о пустоте, возникающей в трубе сифона, если сифон выше 10 метров. Да, я помню, они говорят: «Природа боится пустоты». А вы им: «Ну значит она ее боится только до высоты 10 метров. А выше – не боится». Ха-ха! Вот они оторопели.
Галилей: А ведь действительно, так и есть. Там возникает пустота. Пустота в трубе сифона между двумя столбами воды. А что если поймать пустоту?

Торричелли: Учитель?
Галилей: Да, поймать ее. Закроем трубу с одного конца. Это будет как бы хвост того второго, утекающего водяного столба. Мы наполним трубу всю водой и опрокинем ее одним концом в бассейн. Если правда то, что фонтанщики говорили, вода должна только на 10 метров подниматься над уровнем в бассейне. Если наша труба будет длиннее, чем 10 метров, то между концом трубы и водяным столбом в трубе будет именно пустота. Пойманная пустота. Ручная пустота. Прирученная. Созданная человеческими руками пустота. Эванджелиста, давай попробуем!

Торричелли: Учитель?
Галилей: Ну это же так просто. Берем длинную трубу, закупоренную с одного конца, заливаем водой и опрокидываем ее вертикально в бассейн. Это надо обязательно попробовать.
Торричелли: Учитель, где же мы возьмем десятиметровую трубу? Кто будет ее поднимать? Тут только слона из цирка нанимать. А закупоривать трубу как? Досками забить?
Галилей: 10 метров. Это, конечно, многовато. Тут нам одним не справиться. А что если взять не воду, а что-нибудь другое? Потяжелее. Тогда и высота сократится. О, точно. Эванджелиста, надо взять живое серебро. Вот в такие моменты Архимед кричал: «Эврика!»

Торричелли: Меркуриево серебро?
Галилей: Да, меркуриево серебро, ртуть. Она же почти в 14 раз тяжелее, чем вода. Размер будет не 10 метров, а меньше метра. Тут все получится. Эванджелиста, нам понадобится стеклянная трубка в метр длиной, ртути порядка трех литров, и сосуд, вроде чаши, куда опрокидывать станем.

Торричелли: Учитель, да где же мы ртуть возьмем? Целых три литра! У нас в хозяйстве, я думаю, даже поллитра не найдется.
Галилей (он устал от вспышки и потихоньку затухает): Так зачем же у нас в хозяйстве? В Академию иди. Там у алхимиков ртути должно быть хоть залейся.

Торричелли: А трубку где я возьму?
Галилей: Да там же и возьмешь. На месте не найдешь, стеклодуву закажи. Эх, где мои силы, где мои ноги, где мои глаза? Давно бы уже все сделано было, и трубку бы сделали и ртути достали. Эванджелиста, да пошевеливайся же ты. Я еще хочу сам все это увидеть. Нет, о чем это я? Не смогу увидеть. Присутствовать при этом хочу.

Торричелли: Учитель, я записал, что надо. Трубка стеклянная, 1 метр. Ртуть, три литра. Чаша. Достаточно?

Галилей: Да, должно быть достаточно.
Торричелли: Хорошо. Во Флоренцию я должен попасть в конце следующей недели. Тогда и в Академию наверно успею заскочить.
Галилей: Как, в конце следующей недели? Чего тут ждать? У нас такое открытие в руках! Ведь мы же можем сделать пустоту. Ты подумай только, пустоту! Никто в мире никогда не делал, Аристотель не делал, мы сделаем. Чего ты ждешь?
Торричелли: Учитель, надо же повозку приготовить, возницу найти. Не будем же мы ради какой-то стекляшки лошадь гонять. Ну я пойду, посмотрю, что можно сделать.

Торричелли уходит.
Галилей: Что за увалень, что за лентяй. А нет никого больше. Никого нет вокруг. Пустота. Хоть этот еще есть. Хоть как-то я могу его погонять. Может и привезет еще ртути и трубку, тогда и проверим. А если не привезет? Вдруг я был с ним недостаточно учтив и он обиделся и уйдет? Уйдет, как уходили другие. Вот сейчас вышел за дверь и не вернется больше никогда. И останется пустота. Торричеллиева пустота.
Сумерки за окном уже перешли в полную темноту. Галилей роняет голову на спинку кресла и устало засыпает. В комнате и во всем доме стоит полная тишина. Давайте и мы не будем мешать и тихонько выйдем.
Эпилог.
Галилей умер 8 января 1642 года. У его смертного одра находился молодой студент Винченцо Вивиани. В следующем, 1643, году Торричелли осуществил опыт, приведший к открытию рукотворного вакуума и обессмертивший его имя.

Прежде:
Пизанская история
А всё-таки они падают
Отозваться в Бортжурнале
Высказаться Аврально