––––– Причал ––––– Просто ––––– Ритмы ––––– Мостки ––––– Брызги ––––– Аврал


Татьяна Калашникова
Салазки и коньки или
История несостоявшейся матери
(сказка для взрослых)

Ребеночек

1.

Могло такое вот случиться…
Хотите – верьте. Нет – так нет.
Я залетела как-то птицей
на удивительный обед.
Присела к краешку застолья.
Застольe, странно, – на полу.
Скатёрка ветхая с дырою
и вензелями на углу
была раздложена опрятно
там, где когда-то стол стоял
и благородный канделябр
огнями яркими играл.
Посередине чинно старый
позеленевший самовар
пыхтел. Стучали громко ставни.
За дверью ветер завывал.
Два блюдца, уцелевших чудом,
один надщербленный стакан.
И лунный луч, пробившись скудно
сквозь щели ставен, догорал.
У скромного ночного пира
без чаш хрустальных, без вина
расположились двое мирно,
из приглашённых – я одна.

2.

Гостеприимно наполняя
стакан горячим свежим чаем
и предлагая, ясно, мне,
как гостье, кушанье отведать,
беседу начали оне
с того, чтоб кто есть кто поведать:

– Позвольте нам себя представить
вперед всего. Салазки – я.

– Коньки, изволите ли видеть.

– Мы – в общем старые друзья.

– Мы здесь частенько заседаем
у самовара по ночам.
Болтаем тихо, вспоминаем
о добром времени за чаем,
когда без устали, печали
хозяйку милую катали.

– И как же славно было нам!

– Смешной забавною девчуркой,
проказницей была она.
Отец, добряк, любил дочурку.
А мать и нянюшка сполна
её заботой окружали,
ласкали, нежили, играли…

– А мы катали и катали…
Зима окончилась. Весна
пришла могучим половодьем.
Лёд треснул, снег с холмов сошёл.
Она по детской пёстрой моде
была одета, и ещё
косички мать ей заплетала
по-деревенски вперекрёст.
А девочка тогда мечтала
о лентах из небесных звёзд.

– Да-да, я помню, как в чулане
нас навестив в дождливый день,
на старом вытертом диване
потоку предавшись мечтаний,
она вздыхала в темноте.
Потом поведала секретно
чуть слышно, сев поближе к нам
и пальчик приложив к устам,
свой самый замысел заветный:
"Однажды теплой ночью звёздной
я выкрадусь через окно.
Не улыбайтесь, я серьёзно.
Пойду к реке. Там есть бревно
большое. Сяду поудобней
и буду терпеливо ждать,
когда Ночной Владыка добрый
мне станет звёздочки бросать.
Я звёзды соберу в корзинку.
Домой, и спать. А поутру
венок для свадьбы и накидку
из звёзд ажурно соберу.
Когда я вырасту… красивой,
как фея добрая во сне,
Небесного Владыки сын
за мной прискачет на коне".

Коньки

3.

– Потом она всё подрастала.
Мечтать о принце перестала.
Но звездопад ждала, как прежде.
В какой мечте? С какой надеждой?
Нас навещала же всё реже.
Тоскуя о зиме, о стуже,
о снежных горках и катках,
про все события снаружи,
подслушав сплетни паука
и рыжей земляной ропухи,
мы узнавали иногда.

– Тогда ещё ходили слухи,
что с нашей девочкой беда.
Вздыхала мать, вздыхала няня:
"Опять закрылась у себя.
Задумчива. Молчит упрямо.
И свечи жжёт средь бела дня".

– А наша милая хозяйка,
запершись в комнате одна,
за книгой книгу поглощала,
писала что-то. Знай поди-ка,
зачем огонь свечи унылой
в который раз изображала
то кистью, то пером гусиным
без устали, порой без сна.

– И незаметно ночью тёмной
через окно, как стихнет дом,
голубка выпорхнет проворно,
и в сад или к реке бегом.
Несётся, словно опоздает
на встречу в полуночный час.
Бежит и тихо напевает
не то куплет, не то романс.

– Ей, кажется, как раз пятнадцать
тогда исполнилось. Порой
она стеснялась раздеваться
при матери, бывала злой
без всякой видимой причины,
смеялась часто невпопад,
звала лакея дурачиной.
А по ночам ходила в сад.

4.

– В саду она и повстречала
(не ночью, дело было днём)
его. Прекрасное начало
заманчивой игры с огнём.
Он был постарше, похитрее,
не из богатых женихов,
но честный малый, в прохиндеи
зачислить было бы грехом.

– Приятен был, а вот красавцем
не наречёшь. Но, в общем, млад.
Мы слышали, как будто двадцать
четыре было в аккурат.

– Она влюбилась без оглядки.
В её-то юные года…
Но открываться не спешила.
"Я, – дескать, – милый, не решила".
Была разумна и горда.
Но как ты ни сопротивляйся
любви, она своё возьмёт.
Не прячься зря, не притворяйся.
Сначала рысью понесёт
горячка страсти неудержной,
потом разгонится в галоп.
И поцелуй, вначале нежный,
чрез миг уже проймёт до стоп.
Там дрожь и шёпот, всё такое…
Вы знаете, как у людей.
Потом лишаются покоя
в плену у сладостных идей…
Ну вобщем, это вам не ново, –
всему на свете свой черед.
Есть время дела, время слова,
а иногда наоборот.

– Я перебью вас, друг мой добрый.
Мы точно подошли сейчас
к моей счастливейшей сугробной
зиме. То – был последний раз,
когда так весело, задорно
мы все втроём неслись с горы.
Она смеялась бесподобно
в восторге скоростной игры.
А он, прижавшись посильнее
к своей голубке, согревал
ей ушко ласковою песней
любовных слов и целовал
затылок, еле приоткрытый
под прядью вьющихся волос,
и аромат вдыхал палитры
из запахов реки и роз.
Зиме конец. Опять дороги
холодной грязью развезло.
В такое время лучше ноги
держать в тепле. А, всё равно.
То людям важно. Ну а нам
в чулане равно, где лежать.
Хоть посреди, хоть по углам.
Не стоит даже продолжать.

5.

– Вернёмся же опять к рассказу.
Хозяйка наша – уж не та,
что прежде. За её проказы
поддать бы доброго кнута.
А мать её – сама наивность, –
ни сном, ни духом ни о чём.
Всё в церкви плакала, молилась,
утратив мужнино плечо.

– В июле наш кормилец помер.
Чахотка. Вот вам и весна.
Простыл бедняга в час недобрый.
Свалила хворь и… унесла.

– Дочь, правда, горевала тоже.
Ну а беда приходит в дом,
так не одна, а с чем-то схожим,
с другим несчастием вдвоём.

– Ох-ох! Бедняжка доигралась.
Итог их сладостных утех –
беременна. Она скрывала
от матери свой стыд и грех.
Свеча горела вновь средь ночи,
но не за тем, чтоб рисовать.
Старалась тихо, что есть мочи,
в подушку милая рыдать.

– Но скроешь разве же такое?
Подавлена, бледна, больна.
И мать почуяла лихое.
Сидела с нею допоздна
в беседе откровенной тяжкой.
То сердится, а то всплакнёт.
Потом решила: "Что ж, милашка,
пусть в жёны он тебя берёт!"
"Ах, мама! Мама, как же в жёны?!
Да рано мне, и уж не люб
он стал теперь. В нём всё чужое!
Помру с тоски! Иль удавлюсь!"

– А что же рыцарь наш влюблённый?
Так рыцарь, нечего пенять,
Сказал: "Возьму, конечно, в жёны."
И вот уже почти что зять.
До церемонии неделя.
Ночь звёздной выдалась. Оне
вдвоём мечтательно сидели
на том же у реки бревне.
И звездопад. Неужто вправду
она, голубка, дождалась?!
И как всё сходно, – прямо к свадьбе
намечено звезде упасть.
Он шепчет: "Это не случайно.
Звезда летит. Сей миг лови.
Давай задумаем желанья.
Моё – прожить с тобой в любви."
Она задумалась, вздыхая,
и загадала: "Ну уж нет!
Пусть всем, кого я пожелаю,
на мне сойдётся клином свет".
Сказала прямо. Он не в духе
довольно долго пребывал.
Она же с няней к повитухе
бегом и бремя сорвала.
О свадьбе речи быть не может.
Расстались, правда, по добру.
Он – не подлец. Пусть Бог поможет
ему и в сердце, и в миру.

Салазки

6.

– Она немного погрустила.
Тут смерть отца, да и урок
серьёзный в жизни получила.
Но миновал и этот срок.

– Пришла пора, о той, что дева
потом не раз ещё вздохнёт.
Она – божественно красива.
И кавалеров не сочтёт.
Балы, визиты, охи-вздохи
под сенью парковых аллей.
А женихи-то все неплохи.
И мать ей: "Дочка, поскорей
уж присмотри себе супруга,
чтоб при деньгах и уважал.
Любовь любовью, но без друга,
поверь, не стоит жизнь гроша."
А дочь ей всё: "Не бойся, мама.
Я не глупа. Теперь себе
я знаю цену. И не стану
вслепую следовать судьбе".

– За годом год. Вот ей уж двадцать.
Её отказам нет числа.
Привычкой стало наслаждаться
чужой любовью. А игра
со страстью пылких ухажёров
была забавна ей и всласть.
Кого-то выгонит с позором,
потом вернёт. И этим власть
свою ему и всем покажет.
Мол: "Где со мной тягаться вам?!
Пускай мне кто-нибудь укажет
того, кому я по зубам!"

7.

– Но не бывает так, чтоб долго
всё только радость без забот.
Вот светит Солнце, а потом-то
приходит сумерек черёд.
Смерть разодела в траур чёрный
хозяйку нашу, зеркала,
перекрестилась и проворно
мать вместе с няней забрала.
Девица горько убивалась.
Утратив спесь, лишившись сил,
одна, как перст, она осталась.
Балов ей блеск теперь не мил.
И вновь свеча в ночи мерцает,
свидетель слёз – дрожащий свет.
А горе первый оставляет
на лбу её глубокий след.

– И как с хозяйством управляться?
Прислуга, дом, да и счета.
Здесь вывод прост: одной остаться, –
грозят разлад и нищета.

– А тут вдовец из местной знати,
приличный очень господин,
ей предложил женою стать.
Мол: "Вы – одна, и я – один."
Умён чертовски, справедливым
среди людей давно слывёт,
солидный, строгий, но учтивый.
Она согласие даёт.
Ну а оставить дом свой отчий
не захотела. И супруг
пошёл навстречу ей, хоть очень
был недоволен сменой слуг.
Потом продать его именье
она просила. После ей
казалось правильным решенье,
что время заводить детей.

– Хозяин новый всё сердился
на то, что всё не по его.
Потом, как будто бы, смирился.
А про детей так ничего
не говорил. Она же, ясно:
"Голубчик, право же, пора.
Ты уж не молод. Как прекрасно,
когда играет детвора
в саду, а после у камина
сыночку книгу почитать.
А если девочка, как мило
ей ленты в волосы вплетать."
Молчит в ответ, а то уводит
в другую тему разговор.
Проходит год, другой проходит.
Детей всё нет. А он с тех пор
переменился. Стал суровым…

– Да не суров, он был жесток.
Она к нему всё с добрым словом.
А он в ответ: "Тебе урок
я преподам. Молчи и слушай,
коль бог умом не наделил.
Глаза не пяль свои на мужа.
Смотреть противно, нету сил!
Ты всё о детях, словно квочка,
кудахчешь в день, сопливишь в ночь:
"Пошли мне, Господи, сыночка!
Иль, Господи, пошли мне дочь!"
Сама того не понимаешь,
да и понять-то не дано,
кого ты, дура, нарожаешь?!
Таких, как ты сама? Смешно!"

– Она рыдает. Постарела.
И трубку принялась курить.
Являлась к нам, когда хотела
хоть с кем-нибудь поговорить.
Присядет на диване старом
и причитает: "Как же быть?!
На что теперь похожа стала
пустая жизнь моя? Любить?
Кого? Детишек нет. Жестокий
муж ненавистен. Проклят будь
тот день недобрый и далёкий,
когда, вступив на этот путь,
я обрекла, того не зная,
себя на слёзы через день.
Забыть о том, что я живая?!
Живая? Нет. Одна лишь тень
моя по дому тихо бродит,
вздыхает, курит и в окно
глядит. И так вот день проходит, –
печаль, обиды, всё – одно".

– С таким, конечно, настроеньем
святой иль грешник – не жилец.
У Бога испросив прощенья…

– Её мучениям конец.

– А барин наш, убитый горем,
увидев труп своей жены,
ушёл к себе. Прилег. И помер.
Перед несчастьем все – равны.

***

Мораль сей сказки очевидна:
Любите же, пока вы живы.
и участь ваша незавидна,
коль вы жестоки и спесивы.- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Отозваться в Бортжурнале
Высказаться Аврально