Вот уже около года я уделяю некоторое время наблюдению за творчеством весьма интересного человека. Я ничего не знаю об этом человеке, да и он подчеркнуто стремится к тому, чтобы о нем знали как можно меньше. Мой пионерский задор так и толкает меня расстегнуть матовую пуговку на заветном детском кармашке и достать оттуда картонный лейбл с надписью "Неуловимый Джо", но моя же комсомольская совесть давно позашивала все кармашки с лейблами суровыми нитками. Нет, нет и еще раз нет, мама учила меня уважать человеческий труд, особенно большой и тяжелый. Все мы, сапиенсы с непарными хромосомами, любим большое и гордимся тяжелым. Так что – прочь ерничество, прочь ехидство, вызванное искусственно подогреваемым интересом и роковыми фотографиями! – в конце концов, не первая Клара Гасуль, не первый Жорж Санд, не первая Черубина де Габриак выпускает книжку, лепит натруженными руками личную писательскую судьбу и вдумчиво смотрит на нас со своей фотографии с задней страницы переплета. Дай бог, не последняя! Пусть плодится и множится благородное племя мистификаторов, обскурантов и скромных тружеников клавиатуры – какая разница, кто написал, если мы видим, что написано?

…Есть, дорогой Хиронаги, есть заразница. Автор "Кромешника" ненавязчиво дал понять, что ему уже остонадоели вопросы об автобиографичности романа. Я не берусь точно цитировать формулировку, но настроение таково. Полноте, дражайший! Достали ли? Не в этом ли и состоит Ваша игра? И не напоминает ли она Вам порой многотрудный процесс построения куличиков с применением песочка, ведерка и лопаточки? Что, как не большая песочница – все эти искусственные миры, создание и трудоемкую полуискусственную культивацию которых мы все наблюдаем? Детский сад, тюрьма, интернет – как все это схоже друг с другом по степени оторванности от реальной жизни, как все внутри их наивно и грязно, если не убирают взрослые, как просто быть внутри них Плаксой, Санчесом, Хиронаги и Стылым, как тянет ботать по фене и думать о смерти… Не надо косить под Колобка. Под него уже целый стог накошено. Бабушка, Дедушка, Волк и "Медведь Оскаленный" уже давно играют в ту же самую ролевушечку и дружно всплескивают руками, водя вокруг Вас хоровод, и только рыжая Лиса не дремлет. Японская лиса-оборотень неустанно вострит отравленные зубы, чтобы кусать за задницы сидельцев "крыток", которые наверняка заучивают "Кромешника" наизусть и плавунцов "сетей", для которых любой толстый роман интернетного автора, вышедший на бумаге, такая же победа, какой для моего дедушки была автомашина "Жигули". Так. Это я сказал.

Что же хочется сказать об авторе, читая роман? Немногое хочется сказать. Мне всегда бывает неловко, когда авторское "я" проглядывает в написанной прозе слишком явно. Когда из-за страдания героя просвечивает личная авторская болячка, причем просвечивает так ярко, что каждую ее корочку видно невооруженным глазом. Мне всегда неудобно и стыдно такое читать. Если же подобный эффект сопровождается кокетливым занавесочным синдромом "меня тут нет", описанным выше, мне становится стыдно еще и за себя. Создается полное впечатление, что я подглядываю за человеком, с помощью словесности справляющим свои большие и малые психологические нужды. Может, недаром в подземелье у героя "Кромешника" Стива Ларея унитаз не был обнесен стенами?..

Следуя правилу любого психоаналитика, призывающего заглянуть, в первую очередь, в себя, замечу, что мне как интернетному серферу крайне симпатичен сам демонический О'Санчес. Человек. Я тщательно разглядел его фотографии в Лито и на Гондоле и обнаружил, что он действительно внешне похож на своего героя. Он хорошо сложен и не нажил пивного живота. У него горькая складка вокруг губ и пронзительный взгляд, который должен разить наповал. Преимущественно, дам. В его имейле есть буквы "gek". Ну и куда нам от него деваться, читая роман, от О'Санчеса?.. И, главное, зачем? Если затем, зачем я думаю, то это дешевого стоит.

Давайте-ка я, молодой ученик самурая, в качестве несложного упражнения по психоанализу, оставленного мне на дом, попробую раскрутить автора через его книгу и сетевое присутствие.

Самоощущение: Одиночество. Все вокруг суки, особенно государство. Любое. Всегда. Везде. Государство – пахан-беспредельщик, противостоять ему может только честный урка.

Самооценка: Слегка завышенная, с опасностью перерастания в сильно завышенную при добровольной помощи рулинета.

Творческий прогноз: "Нечисть" объемом в половину "Кромешника", затем римейк "Дантова ада" в гибриде с "Одним днем Ивана Денисовича" или долгий творческий затык. Место интернетного лит.гуру навсегда уходит к зомби Ширяна Баянова.

Реакция на эту рецензию: Плохо подавляемые черные чувства к рецензенту. Демонстрация безразличия.

Теперь же, когда мы ученическим движением скальпеля вырезали из "Кромешника" такой козырь, как неловко проанонсированный в своей интригующей недосягаемости автор, оторвем нафиг остроумно выполненную обложку второго издания и возьмемся за книгу.

Книга велика и поначалу довольно плохо идет, что должно отпугнуть человека, готового читать фолианты подобного объема потому, что они живенько написаны. "ЗАТО, – скажут мне поклонники Санчеса, – зато в ней много раздумий о вечном". Я открою вам секрет. Прочитайте столь нелюбимый мною отрывок в "ВиМ", где князь Вячеслав Тихонов буровит взглядом кучевые облака над Аустерлицем, и подмешайте туда свою собственную подростковую рефлексию, особенно, если была она у вас болезненной (и именно поэтому успешно подзабылась), и вы немедленно получите половину раздумий о вечном из "Кромешника". Что же является второй составляющей содержимого этого флакона? Не буду вас обманывать – аналогичные раздумья ваших друзей того же возрастного периода. Причем эти друзья, если вы вспомните, учились хуже вас. Обидно, да? Немного. Но это ничего. Есть другие "зато".

Я устыдился. Не люблю конфликтов между симпатией и злостью, это недостойно самурая, даже его ничтожного ученика. Но именно подобный конфликт начинает снедать меня, когда я думаю об О'Санчесе. Вы скажете: "Да от…орвись ты от Санчеса, переходи к книге". Да не дают они – О'Санчес с его героем – мне этого сделать, хотя мне чуть стыдно за себя и за свою неспособность воспарить духом. Какой-то пар над горшком, а не парение.

Мне жалко героя "Кромешника". Не унижающе, а по-человечески жалко. Как глупого старшего брата. Мне жалко, что он ничего не смог из себя сделать. Он, нарисованный таким умным, ищущим, одаренным массой психофизических талантов, аналитическими способностями, – и ничего не сумел. Всю жизнь промечтал снова услышать музыку, под которую ему виделись танцующие кавалеры и дамы на лужайке, и рассказывал своим мелким бесам "Трех мушкетеров", как Ежов, кажется, который так и не дорос до более взрослой литературы. Да я все понимаю про отшибленную смолоду душу, про битие умом о вселенские загадки жизни и смерти, только… (открою тайну, я полазил Яндексом и нашел некоторые рецензии на "Кромешника") не говорите вы мне, ради бога, что "Кромешник – это Люцифер" только потому, что он поселился в подземелье и скор на расправу. Выводить из этих факторов Кромешникову подсознанку – все равно, что выводить ее из того, что он, скажем, шатен, а объем бицепса у него 32 см. Кто-то тщательно рисует словами портрет своего героя. А кто-то придумает, что он больше жизни любит ромштексы и всегда запивает еду кока-колой – это добрый старый прием, умные женщины им пользуются, чтобы возлюбленные каждый раз при виде ромштексов или кока-колы с нежной улыбкой вздрагивали, вспоминая о них. Но для читателя эти ромштексы с кока-колой несут приблизительно такую же информативно-эмоциональную ценность, как цвет выходных носочков у соседки сотрудника главного героя. Ничего не прибавляет это к образу, не делает его ни человечнее, ни ближе – никак.

Бедняга Санчесов Кромешник заключен в скорлупу, в которую упрятал его автор – ромштексы, быстрая реакция, "портачка медведь оскаленный", склонность мочить наркопушеров, настояние на определенном обращении к себе ("Товарищ Сталин", блин)… За что, Санчес? За что Вы нагружаете героя всем тем, что не понимаете в жизни, – положим, этого никто не понимает, но у Вас этот идейный и изобразительный хаос пальпируем, да что там пальпируем – он видим, им разит, от него рябит в глазах, и не кровавыми мальчиками, а чем-то, что зачастую складывается в скучную, перенавороченную картину. Кто-то вспоминает Босха? Я вспоминаю ирландское рагу.

В который уж по счету раз, как учила нас училка английского языка, разложу я плюсики и минусики на две кучки, уподобляясь Робинзону Крузо. Корабль разбился – это плохо. Есть острый ножик – это хорошо. Шторм был – это плохо. На острове есть фрукты – хорошо. Ну и т.д.

Объем раздутый – это плохо. Ненужных персонажей переизбыток – в ту же кучку. Сюжетные линии начаты и брошены, или запутаны так, что совершенно невозможно уследить, кто кого везет. Язык зачастую гуляет, синтаксис хромает, выскакивают тавтологии и создается впечатление, что текст если и перечитывался, то лишь с целью получить от него фетишистское наслаждение, а не пройтись каленым железом редактуры по его жировым складкам, угрям, прыщам и родимым пятнам. Тут мы имеем противоречие – суровый и лаконичный автор, инфернальный герой и вдруг – аморфный тестообразный океан вокруг них. Приключения не настолько хорошо прописаны, насколько задуманы, многие абзацы, начав, не дочитываешь, сразу видя, о чем они. Рассуждения "о жизни" и политике (см. чеканную формулировку С.Саканского "за жизнь попи*деть") раздражают. За пивом (ну, или колой) – еще туда-сюда, сам могу, когда собеседник расслабится, но, как говорит одна моя родственница, "ради Бога и Христа", – не в романе же, который, как бы, куда-то взялся нас вести. В чем соль-то? Что все суки сверху донизу? Так неужели эту старую истину надо доказывать так долго?

Квинтэссенция этой беспомощности – маршевое декларирование "Я – отрицаю – мудрость!" Типа, мы должны в страхе задуматься – "А что же тогда, вместо мудрости? Сейчас, ну вот сейчас автор нам разъяснит!" Ни фига, дорогие граждане, не разъяснит. Отрицает, вот и все. Как в том анекдоте про грузина и помидоры.

Все. Все впустую, и мудрость никому еще не помогала. А, так вот оно как? Ну, тогда, брат, наливай по третьей… [сопли, слезы…]

Государство Бабилон, город Иневия и прочие топонимические примочки и имена – стайл. В розовую кучку с плюсами. Это мне было в жилу, кабы, опять же, не перебор. Но топонимия прописана любовно, филигранненько. Хотя, открою вам секрет, лично я еще до "Кромешника" брался писать нечто, долженствовавшее происходить на подобном выдуманном континенте. К чему это я? Я брался, а Санчес – написал. Молодец О'Санчес, а Хиронаги плачет. С другой стороны, Платон со своей Атлантидой и Профессор с Нуменором был первее, ну да это не суть.

...Данный памфлет – не рецензия, не глубокий анализ и не работа литературного критика, это памфлет, и только, читательская реакция на имеющийся комплексный перформанс автора и его глыбы. Мы с Клюквасом в подобном стиле и Бальмонта, и Бунина, и Чехова на этих гостеприимных палубах обижали. Я так и вижу автора, который говорит о себе слова типа "я ищу своего читателя" и "…'Кромешник' принадлежит литературе…"

И ведь все верно. "Кромешник" принадлежит литературе. Но несмотря на его физические бумажные объемы – литературе сетевой, с ее паханами, "крытками", "гревом" своим – правильным и послушным сидельцам и мазохистскими попытками попеременно то подмахивать государству, то рвать на себе кожаную тельняшку, когда любви от него бывает недостаточно. Но это сказка уже не про О'Санчеса, а про его вселенскую метафору. А Санчес тем временем, действительно, принадлежит литературе. Конкретно – рулинету.

Да. Еще одно наблюдение. О'Санчесу не дает покоя идея старения не по годам. Либо ему в детстве-юности пришлось несладко, и жизнь заставила постареть образом жизни и измениться лицом, оставшись внутри… [дописать по вкусу или по его отсутствию], навсегда подарив эту идею молодого по возрасту внешне состарившегося человека, то ли это навязчивая метафора обратности происходящего – молодые стары душой, старые молоды, давно и не нами замечено, но идея из "Кромешника" прилежно повторяется в "Нечисти".

Еще одна вещь меня расстраивает во всем этом унылом мачизме. Отсутствие нормальных женских персонажей с одной стороны (хотя идеал автора – брюнетка без заколок, но с европейской улыбкой просматривается) и упорное подчеркивание своей правильности с другой. Так и хочется написать от лица создателя "Кромешника":

"Ну и что, что Уайльд – великий писатель, а Фредди Меркьюри – великий рок-музыкант?! Зато я не педик!"

Совершенно расстроенный
Хиронаги