Теплый Стан Джек Иванович Таусани (Приключения Эмиля Каштанова и Андрея Малянова) 3. Ужин – Каштанов, – сказал я, понемножечку восстанавливая самообладание, – тебе когда-нибудь говорили, насколько ты деликатен? – Нет, – сказал Каштанов серьезно. – Приблизительно как столярный набор, – сказал я злорадно. – Погнули, погнули… – Но это еще не все! – сказал Каштанов, потирая здоровую руку о забинтованную (знак крайнего возбуждения). – Подожди, я пойду, возьму себе еды. – Иди, – сказал я. У меня был стресс. Я не представлял себе, зачем нормальному человеку может понадобиться гнуть ванну кому-то, кого он в жизни не видел. Еще я не понимал, как можно погнуть ванну, изготовленную из дельта-усиленного титана с коэффициентом прочности 31. Вокруг сновали люди, обеспокоенные, очевидно, только одним – процессом получения еды. В Маршэ своеобразная система – при входе тебе дают талончик, ты подходишь с этим талончиком к разнообразным прилавкам и выбираешь себе еду. Каштанов со своим талончиком пробежал мимо меня раз, наверное, десять. С каждым разом гора еды на его подносе вырастала все выше и выше, пока, наконец, сгибаясь под тяжестью провизии, он не вернулся к столу. – Тебе этого хватит на ближайшие двадцать минут? – спросил я. Каштанов был ужасно, просто до изнеможения худ, и ел при этом за целую бригаду рабочих с отбойными молотками. – Да, – серьезно ответил Эмиль и принялся есть. – Ты что ешь? – гневно воскликнул я. – Э-ээ… – задумался Каштанов. – Кажется, это Бами Горенг, но я не уверен. – Я не про то, – возмутился я. – Как ты можешь есть, когда всё новенькое у тебя, а я вынужден ждать?! – А-а, – сказал Каштанов медленно. – Понятно, – и продолжил нагло жевать. – Черт с тобой, золотая рыбка, – сказал я устало. – Пойду тоже наберу себе чего-нибудь. Походив немножко и вернувшись к столу, я с негодованием отметил, что еды на моём подносе было едва ли меньше, чем на каштановском; правда, тот уже съел добрых три четверти своих припасов. – Насытился? – справился я. – Давай, делись. – Да, – сказал Каштанов с лёгким хрюком. – Так вот, ты даже не можешь себе представить, что сегодня произошло у нас в институте. – Что же? – поинтересовался я. Мне на ум почему-то лезли одни гнутые ванны. Они, перебирая ржавыми суставчатыми ногами, смотрели на меня и слезились посредством смесителей. Я потряс головой и приготовился слушать Каштанова. – Ты же знаешь принцип работы двигателей Орманна? – спросил Каштанов. – Уж как-нибудь, – сварливо отозвался я. – Локализация эн-мерного участка риманова пси-пространства, не пропускающего гравитацию. Собственно физическая величина "Орманн" описывает параметры такого участка. – Ага. Молодец, – хмыкнул Каштанов и укусил булочку. – А ты знаешь, что такое локальный надлом гравитационного вектора? – Нет, – сказал я угрюмо. – Неудивительно, – прокомментировал Каштанов. – Этим занимаются всего два института в мире, один в Конго, а другой в штате Массачусетс. Разработки чисто теоретические, но суть в том, что в пределах заданных границ меняется направление гравитации. Уловил разницу? Она не нейтрализуется пси-пространством, а меняется, причем произвольным образом. Вся проблема в том, что в теории это осуществимо, но у нас не хватает вычислительных мощностей для того, чтобы определить, как именно это делается. Проблема сводится к обобщению м-теории на шестнадцать измерений, да еще и с неэйнштейновскими разрывами. В общем, существующая аппаратура позволяет вычислить результат за четыреста тринадцать лет. – А я-то что могу сделать? У меня такое впечатление, – ответил я невежливо, – что ты, как какой-нибудь уличный проповедник, сейчас попросишь у меня двадцать рублей на нужды науки. – Ха! – торжествующе воскликнул Каштанов, вскочил, огляделся, и опять сел. – Прихожу я сегодня в институт, – сказал он, – и что я вижу, не заходя внутрь? На полу ничего нет – ни ковра, ни светильников, ни нашего вахтёра за столом. Всё куда-то пропало. И тут, – он замялся, – ну вот представь себе дверь, да, по обрезу? Дверной косяк представляешь? – Никогда не мог представить себе косяк, – пробормотал я, – особенно дверной. Продолжай, продолжай. – Так вот, – восхищенно сказал Каштанов и проглотил нечто, печально напоминающее червяка, – я вдруг вижу, как сбоку высовывается лицо, причем параллельно земле, и так грустно на меня смотрит. Я думаю, что-то здесь неладно, и хотел уже зайти, как вдруг этот, с лицом, как закричит: "НЕТ!" Я еле успел остановиться. Заглядываю – осторожно, не заходя, – и вижу, что сам этот человек висит на какой-то лестнице, которая, опять же, прибита к стене, параллельно земле. Но больше того! На другой стене стоит стол, за ним спокойно сидит вахтер, и с ним кто-торазговаривает. – Тоже стоя на стене, – покачал головой я. – ДА! – закричал Каштанов с безумной улыбкой. – Ты случайно косяками не балуешься? – спросил я с подозрением. – Только, знаешь, не дверными? – Да ну тебя, костяная голова, – обиделся Каштанов. – Что я тебя сюда позвал, разыгрывать? Я попытался поверить, но не смог. – А что у тебя с рукой? – спросил я, чтобы оттянуть время (хотя зачем мне это было нужно, я представлял слабо). – А до этого мы дойдем в своё время, – ответил Каштанов сумбурно и, вооружившись зубочисткой, по локоть засунул себе в рот руку. – Шахерезада Степановна, – прокомментировал я и принялся жадно есть. В промежутках между нырянием в тарелку я с укоризной смотрел на Каштанова. А тот все молчал. – Ну, что, не надумался? – переведя дух, сказал я и отпил Gosser'а. – Да, – очнулся Каштанов, извлекая изо рта зубочистку, – так вот. Я спрашиваю человека, который вылез, говорю, а что случилось-то? Он говорит, а ты заходи, я объясню. Я ему, ну а как заходить-то? Он мне говорит, а ты так осторожно на землю ляг, – тут Каштанов начал дико смеяться, даже ржать, – и ногу перекинь через косяк, сбоку так, и заползай. В общем, как я ни старался, упал-таки на стену. – Куда упал? – не понял я. – На стену? – Ну да, да, – нетерпеливо повторил Каштанов, – я же тебе говорю, на стену! Все сидели на стене, она стала как пол, вот и я на нее упал. Результат – трещина лучевой кости. Гипс. – Каштанов, – собравшись с силами, сказал я, – давай, ты переведешь дух, а потом честно мне скажешь, что всю эту катавасию затеял ты – и с шезлонгами, и с Карбонадовичем, и со скачками, и с ванной. Да? – Я духу уже перевел, – отреагировал Каштанов тут же, – на целый маленький интернат хватило бы. Андрей, я не шучу. Просто все это очень глупо и смешно. – Ага, – пробормотал я и тут же поверил. – Ага. Тогда продолжай. – В общем, не буду тебе рассказывать, как мы ходили по стенам и карабкались по перилам, – сказал Каштанов, – и как погибла куча аппаратуры, свалившись со столов на стены и банально разбившись. Кое-как мы сориентировались, начали работать на стенах – хотя, сам понимаешь, страшно, непонятно, что происходит. В любой момент можем назад упасть. Поэтому стулья ставили на стену боком, буквально у самого пола, и столы с аппаратурой так же. Потом стали выяснять, когда это произошло, я ведь вчера ушел с работы в час ночи, и всё было в порядке. Оказалось, один мужик (из отдела неустойчивого равновесия) уже был на месте в пять утра – у него там какой-то проект надо представлять индийцам, и времени было в обрез. Он говорит, это случилось в шесть сорок один. Он упал на стену и решил, что у него инфаркт, но потом понял, что все, остальное вроде не изменилось. Попытался ходить туда-сюда по стене – и точно, сместилась гравитация. А ребята уже потом назвали это по правилам, локальный надлом. – Ну, хорошо, – сказал я, помедлив, – может быть, это какая-нибудь аномалия? – Да, мы тоже так вначале решили, – ответил Каштанов и опустошил свою кружку пива. – Но потом позвонил Джек Иванович Таусани, и мы поняли, что ошибались. Значит, звонок. С коммутатора передают на меня. Приятный баритон, только немного никакой, без оттенков. Говорит: это Эмиль Каштанов? Я говорю: да. Он: вас беспокоит Джек Иванович Таусани. Я быстренько так прикинул, – если Каштанов говорит, что быстренько прикинул, значит, он провел в уме операцию, на которую обычному смертному требуется полчаса-час, – я никакого Таусани не знаю, мне о нём никто не говорил, в справочниках такого не встречается, статей такой не писал. Я быстренько подсаживаюсь к компьютеру и думаю, ну, дружочек, сейчас мы тебя вычислим. А сам тем временем говорю, очень вежливо: простите моё любопытство, но вы, должно быть, финн? А он и отвечает, тоже очень вежливо, – тут я почему-то напрягся, – вообще-то, говорит, если бы я предусмотрительно не забил ваш прокси-сервер холостыми пакетами, вы бы узнали, что Таусани на полинезийском означает "радостный звук", наподобие пения птицы. Я смотрю – правда. Сеть не работает. Тут Каштанов почему-то пришел в совершенно неадекватный восторг и принялся размахивать руками. – Представляешь, старик, – опять закричал он на меня радостно, – он нам сервак забил! – Ну и что тебя так радует? – хмуро откликнулся я. Меня положительно не устраивала вездесущесть Джека Ивановича. – Так вот, – продолжал Каштанов, – я говорю, ну, хорошо, кто вы и чего хотите? Он говорит: удобно ли вам на стене? Я говорю, мы – нация, пережившая блокаду. Он отвечает: намек понял. Я, говорит, хочу услышать вашего друга и сослуживца, Андрея Карповича Малянова. Я говорю, а он мне и не сослуживец вовсе. Таусани этот отвечает, что, мол, мне это безразлично, а нужен его контакт. – Слушай, Каштанов, – потерял терпение я, – кончай излагать диалоги. Чем все закончилось? – Ну, – совершенно не обидевшись, сказал Каштанов, – я ему ничего не дал, хотя он и угрожал перевернуть весь институт вверх дном (правда, умолчал о том, как он это делает, хитрый, иезуит). Я сказал, ну, перевернете, а дальше что? Я тем более не дам. Но он, сволочь, на моём компьютере нашел твой адрес.Потом сопоставил и выяснил телефон. – А чего ему надо-то? – спросил я. – Не знаю, – сказал Каштанов. – Он ничего не сказал. Лабораторию так и не вернул в нормальный вид. Работаем, как дураки, на стенах. В течение следующего получаса разговора с Каштановым я выяснил, что, во-первых, Джек Иванович Таусани (или его подручные) высадили все стекла в Каштановской квартире, во-вторых, погнули мою многострадальную ванну, в-третьих, оставили предупреждение – написали маленькую записочку в стиле "выходи, Малянов, а то хуже будет". Я упал духом. В мои планы не входило состязаться во всемогуществе с людьми, которые поворачивали с ног на голову силы притяжения и входили без ключа в запертые квартиры. Но это было еще полбеды. Я не мог понять, чем же я так приглянулся этому ужасному Таусани, что он принялся преследовать меня по всему городу. А настойчивые звонки – ради чего они были, если не ради образца моего голоса? А голос мой зачем понадобился страшному Таусани? Мы встали и пошли к кассам. Расплатились и вышли на улицу. Оживленно жестикулируя, Каштанов начал рассказывать о чем-то, стоя лицом к бывшему Центральному Телеграфу, а теперь – Третьему Информационному Центру. Мне же было не до экскурсов в историю Москвы. С верху Тверской на меня двигался один из моих двойников. Только этот чем-то неуловимо отличался от всех остальных. Тверже держался на ногах. Был хорошо пострижен. Был одет не по принципу "красные носки, красная рубашка", а в безукоризненном, даже где-то несовременном, стиле; особенно в глаза бросалась трость. Что еще за франт, подумал я. Они же все должны были погибнуть. Но я, конечно, знал, кто это. Человек подошел к нам и похлопал Каштанова по плечу. Была в его манере поведения некоторая запанибратскость, которой нельзя было от него ожидать, судя лишь по одному виду. – Эмиль Каштанов? – спросил он довольно вежливо, да еще и моим голосом. – Джек Иванович Таусани. Андрей Малянов? Джек Иванович Таусани. Хочу сразу предупредить вас, Андрей, чтобы позднее не показаться невежливым, что, в зависимости от результатов небольшого эксперимента, который в данный момент проводят мои помощники, я могу вас убить или оставить в живых. Сердце мое ушло в пятки. Я никогда не относился к людям, способным с клюшкой наголо наброситься на бульдозер и отбить у него добычу. Пока я собирался с мыслями, Каштанов ответил Таусани: – Джек Иванович, а вам не кажется, что мы с Андреем с легкостью, как было принято говорить на Руси, набьем вам морду? – Тц-тц, – отметил мой близнец, качая головой (его это предложение явно ничуть не смутило) – а я-то думал, что вы, Эмиль, лучше разбираетесь в соответствиях видимого и невидимого. Но позвольте мне объяснить ситуацию. В данный момент, Андрей Карпович, существуют двое нас, из которых один – вы, полноценный Андрей Карпович Малянов, с историей, знакомыми, квартирой, раздельным санузлом, сданными бутылками и своим голосом, а другой – я, Джек Иванович Таусани, полукарикатурная фигура. Такого быть не должно. Должен остаться только один. – Был такой сериал, "Горец", – начал было Каштанов, но Таусани поднял руку, и Эмиль вдруг замолчал. – Позвольте, Эмиль, я закончу, – сказал он. – Так вот… если мой финальный эксперимент удался, то благодарите судьбу, Андрей. Если нет – не благодарите. – И что же это за эксперимент? – справился я. Кажется, голос мой не дрожал. – Я уже овладел пространством и гравитацией, – ответил Таусани. – Поэтому последний эксперимент я ставлю над временем. Эксперимент, который был недоступен самому Штарху! Раздался звонок мобильного телефона, и Таусани ответил. – Да? – сказал он. – Да? – в голосе его будто бы послышалась радость, и мне стало интересно, чем она была вызвана. – Хорошо. – Ну что же, – он сделал театральную паузу, и кишки мои, и без того не самые прямые, завязались в узел. – До свидания, Андрей Карпович. До свидания, – и тут я с изумлением обнаружил, что Джек Таусани плачет. – Я отправляюсь назад во времени – не в глупое будущее, нет! В то время, когда все было странно и непонятно! Мне только что сообщили, что мой эксперимент увенчался успехом, и тахионные разрывы пространственно-временного континуума двусторонне обратимы! Он бросился мне на шею и обнял меня; потом проделал ту же процедуру с Каштановым, который опять онемел, но в этот раз от удивления. После этого Таусани, стуча по асфальту тростью, удалился быстрым шагом. – Как он будет называться в этом новом времени, интересно? – спросил я, чтобы унять дрожь в коленках. – Не может же он ходить с этим идиотским именем, Джек Иванович Таусани. – Ну, выберет себе какое-нибудь другое, не менее затейливое, – предположил Каштанов. – Например, Антон Карлович Клюквас. Я захохотал. Гора свалилась у меня с плеч, и я вдруг вспомнил, что к завтрашнему дню должен приготовить бизнес-план, который еще даже не начинал. – Ладно, Каштанов, – сказал я, – я побегу. Спасибо тебе за заботу. Увидимся. – Хм, – сказал Каштанов задумчиво, – а куда ж мы денемся? Только хочется надеяться, что мы больше не увидимся с импульсивным Джеком Ивановичем, чудо-детищем Синтезатора. Пускай бы он, прежде чем отбудет, восстановил у нас нормальную гравитацию. – Мне почему-то кажется, так и произойдет, – ответил я. – Я пойду, мне еще работать. – А я пойду, посмотрю на Кремль, – сказал Каштанов. Кстати, так сложилось, что у нас с Каштановым были одинаковые пальто. И вот, одинаково подняв воротники, мы разошлись – он пошел вниз, а я – вверх. Но не очень-то быстро. Я не торопился догонять Джека Ивановича Таусани, с которым нас так стремительно развела судьба. Продолжение приключений следует Таусани-1 Источник картинок – сайт The Victorian Gentleman Взбесившийся синтезатор (начало приключения Каштанова и Малянова) Собрание сочинений Стана на Яхте Высказаться Аврально