Нергомакс размышляет
Немного оправившись от потрясения, Нергомакс подошёл к ближайшему креслу, аккуратно расстелил на нём плащ меховой стороной (была зима) вверх, и уложил на нём Лиха. Руки его тряслись, и он опасался выронить щенка. Затем он вознамерился найти Метакора, но запутался (он давно уже не был в замке), и, пройдя насквозь трофейную залу, свернул направо, а не налево. Приоткрыв тяжелую дубовую дверь, Нергомакс ожидал увидеть Метакора, сидящего за столом, но вместо этого увидел оружие, развешанное на стенах, валяющееся кучами по углам, даже свисающее с потолка. Похоже было, что кто-то совсем недавно здесь что-то искал, так как пыли в воздухе было предостаточно, Нергомакс даже чихнул пару раз, – но вот на оружии ее не было вовсе. Нергомакс понял, что Айше и Эшхерехейе, видимо, действительно ушли навсегда, а Эшхерехейе, как истинный воитель, взял с собой всё необходимое, ведь ему не суждено было вернуться домой.
Странно, но эта мысль не особенно расстроила Нергомакса: он уже приготовился к самому худшему. Гарантор честно признавал: с таким Дисбалансом он еще не сталкивался. Он не знал, что делать: в прошлом самое страшное нарушение равновесия было вызвано бунтом Гумзы Карнасского, и даже тогда Нергомакс еле ушел живым! Теперь он просто боялся признаться себе в том, что может произойти. Нергомакс настолько глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как сел на пол. В руках у него оказался какой-то старый заржавевший изогнутый кинжал, который он машинально проверял на остроту, проводя вдоль лезвия пальцем. Нергомакс знал одно: Метакор и его родители должны, чего бы это ни стоило, находиться в одном мире. Только Эшхерехейе и Айше могли хотя бы частично нейтрализовать чудовищные отрицательные эманации, исходящие от их сына. Он понял, что источник дисбаланса – именно принц Метакор: никто иной в земле Леса не обладал достаточным энергетическим потенциалом.
Нергомакс положил голову на руки и задумался: почему же, всё-таки, так получилось? Как могло случиться, что сын великой кудесницы и великого воина стал, причём совершенно без своего ведома, настолько отрицателен, что даже суперсовершенный индикатор Нергомакса зашкаливало? И внезапно Нергомакс понял, что произошло. Он понял механику процесса, сделавшего Метакора таким. И это ужаснуло его, потому что никогда прежде Нергомакс не сталкивался с силами (не человеческими, не божественными, а, судя по всему, универсальными), настолько превосходящими его собственные. Нергомакс уверился: Метакор был не просто абсолютно негативен. Если бы шкала Толтокмаря-Корлацета была проградуирована до ста (хотя вряд ли Корлацет, надстроивший шкалу Толтокмаря, изначально настроенную на шестнадцать единиц, мог подумать, что отрицательность в пятьдесят единиц существует не только в теории), всё равно она не смогла бы отразить всю степень негативности Метакора. Метакор был каналом, через который в измерение Леса откуда-то постоянно нагнеталась негативная энергия. Он был не абсолютно негативен, он был бесконечно негативен.
Нергомаксу стало страшно. Но теперь он хотя бы мог поздравить себя с открытием: он догадался, что в происшедшем с Метакором виновен Гумза Карнасский, и его печально знаменитое Проклятие, которое он произнес, стоя на палубе Белого Корабля. Из всех магических явлений земли Леса только Белый Корабль был столь же загадочен, сколь необъясним. Его наблюдали, кажется, всего четыре или пять раз, из них три – в Лимбе. Ни разу до Гумзы Карнасского ни одно существо не вступало в непосредственный контакт с Кораблём. Нергомакс понял, что, если ему удастся как-то (как?..) помочь Метакору, восстановить его природное равновесие сил и энергетических потоков, он сможет поставить себе памятник в столице Леса и спокойно умереть. Однако было у него опасение, что последовательность событий будет несколько иной.
Тут Куратор спохватился. Не надо было оставлять Метакора одного, хотя Нергомаксу и было немного страшно находиться с ним в одной комнате… в одном замке. Но Нергомакс знал и еще кое-что: пока отрицательная энергия прокачивается через Метакора без его сознательного соучастия, можно не волноваться. До поры, до времени. Времени мало. Времени нет. Нергомакс еще раз напомнил себе о своём принципе: всегда действуй так, как будто времени больше не осталось. Отдохнешь потом. Отдыхать будет приятнее.
Нергомакс машинально заткнул кинжал себе за пояс и оглядел оружейную в поисках чего-нибудь интересного. А потом вздохнул и вышел, аккуратно притворив за собой дверь: Эшхерехейе всё равно взял с собой всё, представляющее наибольшую ценность, но кто знает? В замке еще поселятся. Не надо, чтобы его ограбили сразу после ухода хозяев.
Немного расслабившись, Гарантор почувствовал, что откуда-то тянет жареным. Пахло вкусно, и у голодного Нергомакса свело желудок. Тогда Куратор, всегда гордившийся своим обонянием, по запаху свернул налево, пересекая трофейную залу, на миг задержался возле щенка, но потом решил не тревожить его: Лих спал так, как будто до этого не спал вообще никогда; бросил еще взгляд на голову Гумзы Карнасского, пощупал толстый, ворсистый ковёр, одобрительно покачал головой и свернул направо.
Дверь на кухню была открыта настежь. Внутри, прямо у камина, спиной к двери, сидел Метакор и сосредоточенно крутил что-то над огнём. Было совершенно очевидно, что вот это самое как раз и испускало аппетитный запах, пронизавший весь замок. Нергомакс подвинул дубовый табурет и сел на него, молча глядя на Метакора. Мальчик был ему симпатичен, Куратору было жаль его, и это чувство вдвойне усиливалось неспособностью Нергомакса помочь принцу.
– Метакор! – окликнул его Нергомакс. – А почему ты, собственно, сам жаришь птицу?
– А что же она, сама влезет на вертел и зажарится? – спросил Метакор, не поворачиваясь.
– Я не это имел в виду, – терпеливо сказал достойный Нергомакс. – Ведь есть же слуги?
– Есть, – сказал Метакор. – Обычно. А сейчас – нет.
– А где же они? – сказал Нергомакс.
– Вроде это вы у нас специализируетесь по местонахождениям исчезнувших людей, – сказал Метакор насмешливо, чуть повернув голову. – Откуда же мне-то знать?
– Слушай, мальчик, – сказал Нергомакс, – дело немного серьезнее, чем ты думаешь. Я понимаю, что мои вопросы и действия раздражают тебя, но, пожалуйста, попытайся мне помочь.
– Знаете, что меня всегда удивляло? – так, как будто он не услышал тирады Нергомакса, спросил Метакор. – То, что люди говорят обычно: "я понимаю, тебя раздражает…". Ну, так если понимаешь, не делай. Куда уж проще.
Последнее предложение было произнесено Метакором не как вопрос, а как руководство к действию. Нергомакс понял, что ему придётся выложить карты. Это было настолько неожиданное понимание, что Нергомакс очень глубоко вздохнул. Вздох был очень спонтанен, и Метакор повернулся. Вопреки своим предчувствиям, Нергомакс увидел у него на красивом лице довольно приятную улыбку. Ожидал он, по своей впечатлительности, перекошенную ухмылкой рожицу.
– Одна – вам, половина – мне, – сказал Метакор. – Со вчерашней охоты осталось только полторы куропатки. Хватит вам? Я-то тоже не завтракал.
– Да хватит, – сказал Нергомакс. Мысли его были заняты уж никак не куропатками.
– Послушайте, Курантор, – сказал Метакор неожиданно мягко, – я ведь знаю, что вы думаете. Что я невежливый, невоспитанный ребенок, - покряхтывая от жара, он снял куропаток и прямо так, на вертеле, протянул Нергомаксу. Тот поблагодарил, – но поставьте вы себя на моё место? – Нергомакс подумал, что, наверное, с большим удовольствием был бы на месте Метакора, чем на своём, теперешнем. – Кстати, где собака? Лих?
– Спит, – сказал Нергомакс. – Он всегда спит?
– А вы что делали, когда вам было полтора месяца? – спросил Метакор с улыбкой. – Кирпичные стены клали? Подождите, я ему дам куропатку.
Метакор вышел, через некоторое время из соседней комнаты послышались звуки принюхивания и облизывания. Вскоре он вернулся. В руке у него была маленькая косточка.
– Ну, он и ест! – в голосе Метакора послышалось восхищение. – Но что же теперь буду есть я?
– Да возьми мою, – сказал быстро Нергомакс. – Я не очень хочу есть.
– Конечно, – сказал Метакор. – Другого ответа я от вас и не ожидал. Но здесь где-то есть варенье. Ешьте свою дичь. И рассказывайте, что произошло. Я в порядке.
|
