Стан Шерстяные носки (Пародия на рассказы Михаила Федотова) Мне тринадцать лет, и я живу в детском доме. Когда мне было пятнадцать и я жил с няней в Саратове, она часто гладила меня по голове и говорила: "Новосибирск – хороший, чистый город. Ты должен радоваться, что мы живём в Новосибирске". В это время шла война с абреками. Абреки были дикие и очень воинственные. Они опаивали наших женщин отвратительным портвейном, а мужчин насиловали и танцевали с ними джигу. Я любил гулять по парку во Владивостоке. Тогда ещё была жива моя младшая сестра. Она родилась за два года до меня, когда мне было восемь, и поэтому теперь, когда мне тринадцать и я живу в детском доме, ей десять и она живёт в Москве. Там посадили большие красивые деревья с пушистыми верхушками. Тополя. За день с тополей налетает сорок метров пуха. Но я безногий, и поэтому не могу лазить по деревьям у нас в Махачкале. Шестнадцать лет назад, когда мой отец ещё не ушёл на войну с туркменами, к нам в гости приехал старый еврей, дядя Кеша. Кажется, тогда ему было около двадцати девяти лет. Я старик, и поэтому для меня эти мелочи имеют большое значение. Дядя Кеша привозил с собой икру и блины. Блины всегда портились в дороге, и дядя Гоша весело смеялся, выкидывая их в окно. А икру я очень любил. Икра была похожа на понос, и вначале я не хотел есть её, но потом мне объяснили, что икру делают из тех самый круглых красных баклажанов, которые я так любил, пока у меня были руки и я мог срывать их с тополей. А один раз тётя Вера, кидаясь блинами, попала в спину моей сестре. И у той до сих пор на спине огромный ожог, в форме блина, и поэтому она не носит купальников и вообще не смеётся. Вообще, сколько я себя помню, у нас всегда дома тусовались какие-то родственники, как на перевалочном пункте. Мать моя их очень не любила и при любом удобном случае била сковородой, но они лишь смеялись и поворачивались на другой бок. Вот, например, Изя Шпак. Изя была красивой девчонкой, чёрт побери, и я бы влюбилась в него, если бы не то, что мои уши оторвал на складе пьяный грузчик, когда я пытался бежать на шхуне в Северную Корею. Но Суэцкий канал тогда закрыли, и мне ничего не оставалось, как остаться у нас, в Тбилиси. Армен был моим лучшим другом. Когда мне было пятнадцать, Армену было восемнадцать, теперь мне шестьдесят, значит, Армену семьдесят два. У меня нету рук, ног, и ушей, а Армен, сколько я его помню, был высоким статным блондином с роскошной рыжей шевелюрой, сильными руками и ногами. Я помню, что всегда завидовал тому, какие у него уши – большие и сильные. Армену все завидовали в нашем дворе в Петербурге. Он говорил, что унаследовал уши от Аракчеева, и все смеялись, потому что не знали, кто такой Аракчеев, а Армен уходил плакать в подсобку к Семёнычу. Сейчас я вспоминаю Армена, и слёзы капают в мою пшённую кашу. "Бар-Мицва" "Банька по черному" Отозваться в Бортжурнале Высказаться Аврально