––––– Причал ––––– Просто ––––– Ритмы ––––– Мостки ––––– Брызги ––––– Аврал


Тор Один
Квартира № 78. (Лёля Коншина)*

Лёля Коншина

Комната № 78

...Квартира, как потом оказалось, из трех комнат, с тремя, соответственно, входами. А пока, пройдя мимо двух, окажешься перед вознесенной на ладонь от пола нижней кромкой высокой двухстворчатой белой двери. Все старые дореволюционные вещи – толстотельные, обрамленные и солидные, создавали ложное чувство защищенности, какой-то скрытости. Здесь и обретались Коншины.
Глава, вернее, тело – массивный, тучный и сопящий при движении по коридору Коншин, подобен был локомотиву, но останавливался он не в депо, а в сортире, где и задержался однажды уж невыносимо долго. Так что пришлось заглянуть в "зекалку" – прорезанную в двери щель. Висел он на ладно связанном ремне, притороченном к влажной проржавленной, с коленом, трубе. Через эту же "зекалку" ножичком откинули крючок, сняли пятипудового бывшего владельца ювелирного и, раз-два, взяли, с трудом и потом отнесли его, бедолагу, до дома – до хаты. Правда, ступенька перед дверью послужила причиной шишки у него на затылке. Немножко выронили.
А так, даже очень ничего все вышло: он по-прежнему пропыхтивал, ни с кем не здороваясь, до своего любимого сортира и, уж больше не задерживаясь, возвращался во свои свояси. Золото стало причиной прихода трех решительных и находчивых чекистов-гебистов, решивших, что у бывшего ювелира кое-что осталось. Золото. Находчивость без сообразительности не дала результата, не дала золота.
Дочерей Милу и Лёлю с куклой на руках отправили на время эксцесса к соседям. Отец семейства 79 Алексей, буйноголовый и голубоглазый, напоил девчушек чаем, и они завихрились, забылись в играх с разговорчиками и пришептываниями с почти ровесниками – старшей Лерой и Митей. Гебисты ушли, шурша кожей курток. Мила с Лёлей тоже нехотя возвернулись до дома. Алексей отнес домой к девочкам их тяжелую куклу. Золото. Алексей никогда не брал чужого.
Мать иха, Эльвира Рудольфовна, длиннющая и худая, изредка появлялась в коридоре в верхней одежде, на улицу или с улицы. А пока началась война. Немцев, людей-человеков немецкого происхождения, выселяли из Москвы. В Казахстан. Семья, вернее четыре-я: Коншин, евойная жена Эльвира и доченьки-дочурки: длинная верста Милка, колченогая, вся в маменьку, и милая, аккуратненькая, голубеньглазая, золотоволосая, певучая Лёля. Юлело-Лель-Лёленька, никого прелестней в мире во все века не было, да и быть не могло. Живая жизнь. Пока еще. Приветливая Лёля частенько беседовала с Митькой. Он был театрал, и не проходило недели, чтобы он не посетил какой-либо из близлежащих храмов искусств. К обоюдному удовольствию они весело обсуждали спектакли, тем более что Лёля была в курсе всех постановок и обладала прекрасной музыкальной памятью. Шутя и деланно заигрывая, она вопрошала: "На кого мы сегодня похожи?" Митька и вправду обладал неизъяснимым свойством быть похожим сразу на очень многих людей. То вдруг к нему бросается незнакомая женщина с криком "сыночек!", то пол-улицы здоровается с милыми улыбками, а то и с расспросами пристанут. На сегодня Лёля решила, что Митька олицетворяет Максима, что ни на есть, Горького, а вчера он был копия, ну сам Лермонтов.

...Еще до окончания войны Леля одна вернулась в Москву, поступила в юридический, немного поучилась. Потом ее вызвали куда надо и приказали возвернуться в неродной Казахстан, где толстотельный папенька уж частично приобщился к неплодородной целинной земле. Леля, моя непревзойдимая, в аудитории, забравшись на парту, а затем и на стул, просунула свою милую головку через-сквозь петлю, закрепленную в светильнике, и сиганула шажком в темень неизвестного. Вынули, пожурили и предложили доказать свою лояльность обещанием информации о нелояльностях.
После она вызамужалась за Нюму. Их семья не немецкая, не какая-то иностранная, а вполне и вхуде их: жили не хуже остальных людей. Сытый Нюма поял красотку-славяночку немецкого происхождения. Надолго ли?.. Как-то на вечеринке, нажравшись и напившись, компания расходилась-разгулялась, разболталась-расхохмилась и, соревнуясь, стала травить политические анекдоты. Информация о нелояльном. Ленинская премия – 10 лет для всей кодлы. А в аккуратном пузике у Лели уж вызрел нюмин Выпер-дыш. Ох... Как о них писать-рассказывать, когда знаешь, чем дело кончится? Так что Выпер. Оставим его лет на десять-пятнадцать, пусть поживет, построит планы… Окончив десятилетку, Выпер на велике рванул домой за клёвыми звукозаписями для выпускной тусовки. На Колхозной с разгона ударился виском о торчащий костыль-рычаг борта грузовика и отправился в небо над целиной, рассказать дедушке Коншину о земной юдоли.
Лёля легла на кушетку, поставила на животик тазик с теплой водой и резанула бритвочкой по запястью, опустив в тазик ладошку. Теряя сознание, слабо застонала, а восковая ладошка соскользнула, потянув за собой тазик со ставшей алой святой водой. Проходившая мимо Мама перед ступенькой задержалась, услышав стон. Конечно крик, переходящий в визг, суета, маята, скорая помощь-03... Вернулась Лёля и зажила по-прежнему, только, видимо, работать стала.
Сослуживец появился и поселился. Двухметроворостый, угрюмый и заносчивый. Гера-Убийца, мать его… не знаю как зовут. Знаю, что работала она в распределителе, мать его… А посему жили они вкусно и сыто.
...Ну так, Убийца-гебист: по городу в темных очках бродит и делает вид, что ему все безразлично. По коридору Убийца как законный Лелин муж вышагивал размеренно и точно, вбивая каблуками головки гвоздей, торчащих из стертых дореволюционных половых досок коридора. Так, что во всех комнатах знали: по коридору шел он, дознатель, топтун и фланер. Леля, видимо, тоже при деле была. Дали им новую квартиру где-то в новостройке аж на шестом, а может и на девятом этаже. Но до этого еще одно происшествие. С фронта вернулся ее дядя, дядя Вова. Сувенирчик привез – пиздолетик махонький, дамский. Лёля и стрельнула себе под левую грудку, на сантиметр промахнулась. В мире случайного нет, только проявления необходимости. Опять-таки Мама оказалась перед ступенькой, опять усышала сдавленный стон. Вскрик, взвизг. Васька Ахматов, за ступенькой справа первая дверь, выскочил, выпрыгнул, не тормозя плечом, вышиб дверь. На той же кушетке, вся в кровях, белокожая и прекрасная стонала Леля, Лелечка. Опять 02. Опять скорая, опять больница. Потом вернулась, забыв в палате соседскую серебряную ложечку. Казалось, вернулось все в коридоры свои...

...Итак, Лёля с Убийцей съехали, им дали где-то в новом районе квартиру. Квартира новая, просторная. Мебели пока мало, но остальное – все, как надо. Зажили, душа от души. Только вот стала Леля получать подкидные записки, мол, никому ты, суицидка, не нужна, вешалась-стрелялась, резалась по венам, осталось только с моста вниз головушкой буйной, все равно тебя муж, Гера-Убийца, не любит. Весна была, "цвели дрова и пели лошади, как птицы". Лёля мыла раму. Синь неба и бель облаков. Пела песенку, насвистывала мелодийку. Убийца подошел, толкнул ее с подоконника, пошел в прихожую, взял ведро. Вышел на лестницу и долго возился у мусоропровода – пока народ снизу не добрался до их шестого или девятого этажа. Ввалились, разгуделись, раззвонились. То ли 01, то ли 02, или 03. И милиция здесь, и документик проверили и так вежливенько возвернули. Все-таки дознаватель-досматриватель. Когда Лёля летела, время остановилось, к ней приблизились двое. Один – Сережа, с буйной златоволосой головой, другой Михаил Аф, тоже светлошевелюрный, только постарше, подхватили они ее душеньку и улетели куда-то к Маргарите Николаевне. Приезжала из дальних казахских степей постаревшая, но такая же худая и длинная сестра Лёлина Мила. Поплакалась у Зубровых, и рассказала конец этой истории. О том, как содрали с мостовой перемешанное с халатиком Лёлино тельце и в закрытом домике зарыли в землю – поглубже от людских злодеяний.


В гости к Мишке Шкаликову, в квартиру № 80-А
В гости к Прошкиным, в квартиру № 80
* Отрывок из Глоссария "Коридор". Текст приводится с сокращениями.
** Рисунок (с) Автора


Высказаться Аврально